Столкновение в Вихре

Кенди следовала за Ивом и внутренне решила, что они танцуют в последний раз в их жизни. Ее доброе сердце было опечалено перспективой, зная, что она близка к тому, чтобы потерять друга. Их ноги продолжали следовать шагам, пока в скрипках не умерла последняя нота. Кенди увидела эту же открытую улыбку на лице Ива лишь несколько лет позднее.

- Знаешь, я хотела бы выйти глотнуть свежего воздуха, - попросила Кенди Ива, когда музыка начала играть новый вальс. Она действительно искала возможность поговорить с молодым человеком наедине, не обращая внимания на то, что он тоже пытается найти шанс сказать ей, что у него на сердце.

Они вышли из зала на балкон. Снаружи свет звезд таял в фонарях спящего города, и поскольку Ив закрыл за ними дверь, шум вечеринки уменьшился, оставляя их наедине с вечерней тишиной.

Какое-то мгновение они оба молчали. Ни один не осмеливался начать разговор, которого они почему-то боялись, хотя у каждого были свои причины.

- Ив, я хочу поблагодарить тебя за приглашение, - вымолвила она, заговаривая первой. - Я действительно хорошо провела время, - добавила она искренне.

- Если кто и должен благодарить тебя за честь быть удостоенным твоей компании, так это я, - ответил он, преданно глядя на нее.

Она ответила застенчивой улыбкой, и затем снова смущающая тишина разрослась между ними, но Кенди помнила совет Жюльен и еще раз собрала смелость, чтобы продолжить.

- Я хочу сказать тебе кое-что, - в унисон проговорили они, удивив друг друга совпадением.

Мужчина и женщина чуть посмеялись над этим, прежде чем смогли продолжить разговор.

- Сначала леди, не так ли? - сказала она, пытаясь взять инициативу.

- Верно, - согласился Ив. - Но на сей раз я хотел бы поменяться ролями и начать говорить первым. Не возражаешь?

Кенди в течение бесконечной секунды стояла безмолвной. В глубине души она боялась намерений Ива и хотела избежать бесполезного признания в любви, которое только причинило бы боль им обоим. Но глаза молодого человека умоляли так сильно, что она не смогла отказать ему в просьбе.

- Начинай, - уступила она.

Лицо молодого человека засияло при свете звезд, и он попытался набраться смелости открыть свое сердце.

- Кенди, - начал он. - Прошел почти год с момента нашего разговора в парке. Тогда я обещал быть твоим другом и терпеливо ждать, несмотря на сильные чувства, которые я испытываю к тебе. Все это время я держал это обещание, но теперь некоторые обстоятельства вынуждают меня снова затронуть эту тему. Я думаю, что это правильный момент, чтобы определить наши отношения.

Кенди задохнулась, когда поняла, что не ошиблась в предположениях. Поэтому она поспешила остановить признание.

- Точно, - прервала она самым приятным тоном, пока ее глаза были прикованы к полу. - Я думаю, что настало время все прояснить между тобой и мной, Ив.

- Тогда, похоже, что мы начинаем думать одинаково, - ответил он с застенчивой улыбкой, ища в темноте руку девушки, опиравшуюся на перила, и нежно беря в свою.

- Боюсь, что это не так, - спокойно сказала Кенди, инстинктивным жестом высвобождая свою руку из руки Ива. - Ив, я полагаю, что уже знаю то, что ты собираешься мне сказать, и нет никакой необходимости в подобном признании.

- Есть кое-что, чего ты не знаешь, Кенди, - сказал он нервно. - Я получил распоряжение присоединиться к полевому госпиталю в Аррас, я должен уехать через пару дней, и перед моим отъездом я хотел бы знать, будет ли ждать меня любящая невеста. И конечно, я надеюсь, что этой женщиной будет никто иная, как ты. Это сделало бы меня самым счастливым человеком на Земле.

Кенди отвела глаза, не в силах взглянуть в лицо молодому человеку. Во всей своей жизни ей никогда не приходилось бывать в подобной ситуации. Она помнила время, когда Арчи почти признался в своих чувствах к ней в Академии Святого Павла, но тогда они были лишь подростками, и обстоятельства не позволили мальчику закончить его признания. Несколькими годами позже Нил объявил в открытую о своей любви к ней, но глубокое отвращение, которое она испытывала к своему врагу детства, не позволяло ей чувствовать что-либо, помимо жалости. Ситуация с Ивом была иной, она думала, что теперь она взрослая женщина, слушающая предложение руки и сердца от дорогого поклонника, и она знала, что должна была отказать и следовательно разбить сердце молодого человека, теряя также и его дружбу.

- Ив, ты замечательный человек, - сказала она почти неслышно. - Я восхищаюсь тобой, и ты мне дорог, но я боюсь, что мое сердце не может вознаградить твои чувства, - заключила она, желая, чтобы земля разверзлась под ее ногами и поглотила ее.

- Но моя любовь к тебе так сильна, что могла бы покрыть этот недостаток, пока твое сердце не научилось бы любить меня, - отчаянно умолял он, чувствуя безнадежность.

Кенди подняла очаровательные глаза, уже полные слез, которые заставляли ее зеленые зрачки блестеть в лунном свете.

- Бесполезно, мой дорогой друг, - хрипло прошептала она. - Мое сердце было заперто почти четыре года, и ключ находится в руке кого-то другого. Я много раз пыталась открыть его, но оно просто не повиновалось моим приказам.

Ив поднял лицо к небу, делая невероятные усилия, чтобы скрыть слезы, которые наводнили его глаза и боль, проникающую в каждую его черту. Кенди обратила внимание, как мышца на его виске напряглась со сдержанным волнением.

- Грандчестер, не так ли? - резко произнес он.

- Ив, не надо так, - попросила Кенди, не желая давать дальнейших объяснений.

- Он - тот, кто завоевал твое сердце. Не так ли, Кенди? - снова спросил он, почти простонав от боли. - Пожалуйста, Кенди, мне нужно знать правду!

Блондинка снова понурила голову и повернулась спиной, чтобы скрыть расстройство на лице, она сделала несколько шагов по балкону. Затем она остановилась и с руками, скрещенными на груди, она призналась:

- Да, я люблю его, - честно признала она. - Я давно любила его. Иногда я думаю, что я приехала во Францию, чтобы убежать из его памяти, но судьба настаивает, чтобы он стоял на моем пути, - объяснила она. - Я бы очень хотела, чтобы у нас с тобой все было по-другому, Ив.

К сожалению, я не могу управлять своими чувствами к нему, - печально закончила Кенди.

- Он, должно быть, очень везучий, - хрипло проговорил Ив. - Я надеюсь, он сможет сделать тебя счастливой, как ты заслуживаешь, Кенди.

Слезы Кенди, наконец, покатились по ее прекрасным щекам, освещенные лунными искрами. Ситуация для нее становилась чрезвычайно болезненной.

- Не пойми меня неправильно, Ив, - попыталась она разъяснить. - Я люблю Терри, это правда, но это не означает, что у него ответные чувства. Однажды он был влюблен в меня, но это было в прошлом. Теперь мы только старые приятели, и можем остаться таковыми до конца наших дней.

Однако, то, что он чувствует или не чувствует ко мне, не изменит моих собственных чувств. Теперь я знаю, что всегда буду любить его до самого последнего дня моего существования, - грустно вздохнула она.

- Я не верю, что он безразличен к тебе, Кенди, - искренне сказал Ив. - Как мужчина, я могу понять чувства Грандчестера к тебе, и даже притом, что я бы очень хотел сказать тебе противоположное, если я хочу быть честным с тобой и с самим собой, я должен признать, что он определенно выглядит очень влюбленным в тебя.

Некоторым образом, я чувствовал это с самого первого дня, когда увидел его, ночью, когда ты вернулась с фронта... Так или иначе, для меня результат всегда одинаковый. Похоже, любовь отказала мне в благосклонности, - закончил он уныло.

Сердце Кенди вздрогнуло от комментария Ива, и ее характерный заботливый дух отчаянно пытался найти слова утешения для человека, чье сердце она только что против своей воли разбила.

- Ив, я знаю, что все, что я могу тебе теперь сказать, может прозвучать пусто и бессмысленно, - начала она. - Я понимаю твою боль, потому что я была в подобных ситуациях раньше, и хорошо знаю, каково это, когда сердце разбито. Тем не менее, любовь не всегда будет отворачиваться от тебя…

Ты замечательный человек, и я уверена, что много женщин хотели бы быть любимыми тобой и искренне любили бы тебя ответно. Это лишь вопрос времени.

Молодой человек посмотрел на Кенди с грустной улыбкой.

- Меня не заботят все эти женщины, о которых ты говоришь, Кенди, - подумал он. - Я бы хотел, чтобы именно ты могла бы любить меня ответно.

- Спасибо, мой друг, - сказал он, прилагая усилия, чтобы сдерживать слезы. - Теперь я полагаю, что ты хотела бы вернуться в больницу, - предложил он, не глядя в глаза Кенди.

- Думаю, что это было бы наилучшим решением, - ответила она.

Миссис Кенвуд была на своем регулярном патруле, когда она поняла, что одна из кроватей пустует. Однако, поскольку это была кровать Терри, она ничуть не волновалась . Пациент, в конце концов, почти поправился, и небольшая ночная прогулка не причинила бы вреда. Кроме того, это был не первый раз, когда он делал что-то подобное, и старая леди это знала.

- Такой молодой, и страдает от бессоницы! - думала она. - О, бедное дитя!

И после этого размышления она продолжила проверять других пациентов.

- Уже заполночь! - думал он. - Какого рожна она пытается доказать?

Молодой человек шел по темному коридору твердыми и длинными шагами, ясно свидетельствующими о его физическом выздоровлении, но также и его нервозности. Он оставил позади палаты и операционные и шел в проход, который вел к общежитиям персонала. Он хорошо знал, куда направляется, потому что в предыдущие месяцы он приходил тем же путем несколько раз поздними вечерними часами. Он брел к ее комнате, прислонялся лбом к деревянной двери ее спальни и представлял, как следует ритму биению ее сердца, пока она спит. Он привык оставаться в безмолвии бесконечный момент, ощущая чувствами души ее сущность, ее тепло, ее вкус и звук ее дыхания.

Все же, этим вечером его экспедиция была не столь же приятна, как раньше. С каждым новым шагом температура его тела повышалась, а его разум бередили неясные мысли. Временами Терренс Грандчестер ненавидел себя. Его дурной характер, его неуверенность, замаскированная под высокомерие, неизлеченные внутренние раны, его враждебность и страстное средце всегда доставляли ему много хлопот, и даже при том, что его работа заключалась в том, чтобы управлять и симулировать эмоции, всякий раз, когда дело касалось Кендис Уайт, его самообладание испарялось, и его чувства хаотически овладевали его действиями.

И он был там, слоняющийся кругами по коридору, который вел в комнату Кенди, нетерпеливо поглядывая на настенные часы, и сверля взглядом оконные стекла, не появился ли вдалеке автомобиль.

- Что я здесь делаю? - говорил он себе, когда его разумная часть пыталась выбраться на поверхность. - Я что, имею право вмешиваться в ее личную жизнь? Кто я для нее? Просто друг. Кто-то, кого она любила однажды, но позже покинувший ее, чтобы дать обещание жениться другой женщине. Что я значу для нее теперь? Возможно только память о некотором моменте ее прошлого, которое она не хочет вспоминать. Тогда, как смею я быть здесь, ожидая здесь, как обманутый муж? - но секунду спустя, как его воинственная часть возразила: - А как насчет ее взглядов? Как насчет всех тех моментов за эти месяцы, когда я держал ее руку, и она ее не убирала? А цветок в вазе каждый день, закаты, которые мы делили в саду, ее озабоченность моими отношениями с матерью и тысяча подробностей, которые заставили расцвести мои надежды? Нет! Ей не отвертеться от тех запутанных знаков, которые она посылает мне! Она обязана мне объяснить!

И так он продолжал ходить кругами, споря с собой, должен ли он остаться или уйти, и терзаясь болезненными предположениями о том, что в это время могли делать Кенди и Ив.

Внезапный порыв пронесся сквозь ночь, предвещая неизбежный дождь. Машина остановилась прямо перед общежитиями персонала. Как только шум двигателя затих, новое неприятное молчание воцарилось меж молодым доктором и блондинкой. Они оба знали, что настало время для их последнего прощания, и ни один из них понятия не имел, как выйти из болезненной ситуации. Не говоря ни слова, Ив открыл дверцу водительского места, вышел из автомобиля и обошел его, чтобы открыть дверь Кенди. Девушка приняла руку, которую он предложил ей, но как только она оказалась снаружи и попыталась высвободить свою руку из руки молодого человека, она поняла, что он не отпускал ее.

- Ты бы могла пересматривать свое решение? - спросил он в последней попытке, искренне заглядывая в зеленые омуты молодой женщины.

- Пожалуйста, Ив. Мы уже это обсудили, - смущенно ответила она.

- Я понимаю. Извини, - с горечью прошептал он. - Я увижу тебя перед отъездом?

- Не думаю, - отвечала она, а ее глаза были прикованы к мостовой. - Я буду работать в операционной два дня, и полагаю, ты будешь собираться. Верно?

- Да, верно. Я могу лишь зайти попрощаться со своими пациентами и вручить отчет, но я предполагаю, что ты будешь занята, - печально намекнул он, все еще не желая отпускать руку молодой женщины. - Так что... я полагаю, что это...

- Да.

- Кенди... хочешь?.. - он колебался, поскольку его сердце разрывалось между бескорыстной любовью к девушке и владеющей страстью, - хочешь, я поговорю с Грандчестером как мужчина с мужчиной? Возможно, я позволю ему узнать...

- Нет, пожалуйста! - перебила она, встревоженная. - Если есть что-то, что нужно сказать, это только между Терри и мной... Возможно, в конце концов, он просто уедет, как и ты, и я буду продолжать жить своей жизнью, как всегда делала, - сказала она, высвобождая, наконец, руку из сильной хватки молодого человека.

Девушка подняла подол юбки, поворачиваясь спиной и удаляясь, но через несколько шагов, она остановилась и вернулась к молодому человеку.

- Друг мой, - произнесла она трогательно, - мне действительно жаль, что я причинила тебе такую боль. Мне бы хотелось, чтобы у нас все было по-другому, Ив... Ты сможешь когда-нибудь простить меня за все, что я тебе сделала?

- Нечего прощать, Кенди, - ответил он искренне. - Вини только судьбу или удачу, или эту бессмысленную войну... Я знаю, ты никогда не хотела причинить мне боль.

Кенди вздохнула, не находя слов.

- Прощай, мой друг, и, пожалуйста, береги себя на фронте, - сказала она, подавая руку.

Молодой человек взял тонкую женскую ручку, наклонившись туловищем к девушке и запечатлел глубокий поцелуй на ее пальцах в перчатке, который задержался на несколько секунд, как последний украденный контакт с женщиной, которая никогда не будет принадлежать ему. Лишь секунду спустя его губы отделились от руки Кенди, а несколько капель дождя упали моросящим дождем.

- До свидания, Кенди. Я буду молиться о твоем счастье, - сказал он, выпуская девушку и провожая ее глазами, пока она не исчезла за задней дверью больницы. Он мог не увидеть ее снова в течение долгих лет.

Капли дождя начали падать настойчивее, а Ив оставался под теплым летним ливнем, позволяя ему смыть его боль. Через некоторое время, он, наконец, пошевелился и сел в автомобиль, который исчез под нарастающим дождем.

Как только она попала внутрь старого здания, молодая женщина поняла, что еще раз кто-то дорогой для нее уходит из ее жизни. Она не была влюблена в Ива, но терять друга было ужасно больно. Она не могла не пролить слезу, которую поспешила вытереть вышитым носовым платком, хранившимся внутри перчатки. Снаружи все усиливался проливной дождь.

Пара переливающихся синих глаз с отчаянием наблюдала за печальной сценой прощания Ива и Кенди. Но на расстоянии, не зная слов, которые были сказаны, и с рассудком, затуманенным ревностью, молодой человек в коридоре, расценил ее по-своему. Сердце Терри, сгорающее в пламени, считало минуты, пока Ив держал руку Кенди, воображая нежности, которые он мог говорить ей, и думая, что каждый раз, когда молодая женщина склоняет голову, то это потому, что она поглощена комплиментами молодого врача. Затем она отделилась, отойдя на несколько метров, только чтобы вернуться к мужчине, стоящему рядом с автомобилем. И когда он склонился к ней, голубая кровь Терри достигла точки кипения, не имея смелости быть свидетелем, как кто-то другой, а не он сам, целовал женщину его жизни. Он отвернулся от окна, а по его щеке покатилась слеза. Он не видел, как Ив просто поцеловал руку Кенди, и после этого она просто побежала в больницу.

Кенди медленно поднималась по лестнице, в ее ногах была тяжесть, как и на сердце. Она могла лишь думать о том, чтобы добраться до своей комнаты, чтобы освободиться от тисков корсета, принять холодный душ и прыгнуть в свою кровать, чтобы найти во сне облегчение своим горестям. Однако, она поняла, что ее желанный отдых будет невозможен, как только она с удивлением обнаружила фигуру Терри, стоящую в коридоре и ожидающую ее.

Молодой человек, испытавший все страсти истерзанного сердца за одну ночь, потерял последние остатки разума, когда, наконец, увидел прекрасную тюремщицу своей души, идущую к нему. Он пробежался глазами по красиво очерченному силуэту, обернутому в зеленый шелк платья с прямой юбкой и коротким шлейфом. Его уши ощущали мягкий шум ее накрахмаленной нижней юбки с каждым шагом, который она делала к нему, и когда она приблизилась, он заметил смелый вырез, подчеркнутый драпировкой ленты темно- зеленого шелка, что открывал просвет двух нежных сливочных плеч и соблазнительной груди, которые заставили его пульс забиться быстрее. Внутри Терри проклял портного за игру с его мужскими тревогами в момент, когда последнее, что он хотел, это растаять перед женщиной, которая приговорила его ночь.

Затем он подумал, что такой же эффект, которое возымело на него открытое платье, наверняка чувствовал и Ив, и все мужчины на празднике, и этой единственной мысли было достаточно, чтобы повергнуть его в самое ужасное из его настроений.

- Мисс Одри хорошо провела время? - с горькой иронией поинтересовался он. - Но что за глупый вопрос, разумеется, да. В конце концов, уже 2 часа ночи!

Кенди удивленными глазами взглянула на мужчину. Что он говорил? Он что, упрекал ее за время, в которое она пришла? Он что, ждал ее здесь, чтобы отругать ее, будто он ей отец? Это было последней каплей! Борьба с Терри после смущающих моментов, которые она пережила с Ивом, собиралась быть вершиной на айсберге ужасного вечера!

- Пожалуйста, Терри, - попросила она, пытаясь избежать нового спора с молодым человеком. - У меня был трудный день, и я не хочу ссориться с тобой теперь, - заключила она, минуя его.

- А кто спорит, дорогая? - ответил он, идя позади нее, не желая избавлять ее от своей мести. - Я только поинтересовался, повеселилась ли ты, танцуя с этим чертовым лягушатником, или он наступал на твои маленькие ножки?

- Я не буду отвечать на этот глупый и невежливый комментарий, - надменно ответила она, не сбавляя шага.

- Возможно, леди должна беспокоиться о своей репутации, - насмешливо продолжал он. - Выходить без сопровождения не совсем в американском стиле. Интересно, что бы сказало Ваше консервативное семейство, прознав, какой либеральной Вы стали здесь во Франции!

- Ха! - усмехнулась Кенди, не останавливаясь на своем пути. - Не ирония ли это, как джентльмен может раскрыть свои способности, чтобы бесстыдно завоевать привязанность многих женщин, принимая во внимание, что леди должна остаться чистой и незапятнанной, всегда охраняемый старой компаньонкой! Брось, Терри, давай не будем! Это двадцатый век!

- О, я и забыл, что леди еще и феминистка! - настаивал он, не желая уходить. - Но не столь радикальная, чтобы отказаться от лести, когда она исходит от мужчины, не так ли? Разве он не сказал Вам тысячу раз, как поразительно красиво Вы выглядите сегодня? Я уверен, что Вашему Эго это весьма понравилось. Скажи мне, Кенди, тебе так нравится сводить мужчин с ума? Ты получаешь удовольствие, играя с этим нелепым французским доктором?

Молодая леди, наконец, достигнувшая двери своей комнаты, молча встала, явно задетая резкими комментариями Терри.

- Как смеешь ты, из всех людей, говорить мне такое? - упрекнула она его с воспламеняющимся гневом в глубине зеленых глаз. - Ты хорошо меня знаешь, и должен понимать, что я бы никогда не стала играть с чувствами Ива! - защищалась она, стоя перед молодым человеком.

- Значит, ты играешь с моими, дрянная девчонка! - ответил он демоном ревности, проникшим в его разум и тело.

С этого момента молодой человек более не был хозяином своих действий. Управляемый яростью, он неистово схватил девушку за плечи, яростно борясь с дрожью, пробежавшей по его телу, которая была вызвана контактом с ее мягкой кожей, и толкая ее, пока он не загнал ее в угол к стене. Он прислонил ладони к стене, по одной на каждую сторону, так что молодая женщина оказалась в клетке, где прутьями служили его руки.

Кенди не двигалась, внезапные движения молодого человека застали ее врасплох. Его близость заставляла ее уменьшиться по сравнению с ее стражем против ее собственной воли. Таким он и был, с манящими глазами, горящими синим и зеленым огнем, с возбужденным дыханием, проникающим запахом корицы в ее ноздри, и самым худшим было то, что, возможно из-за ночной жары, мужчина был без рубашки, и она свободно могла восхищаться его прекрасно сложенными грудью и плечами.

- Мне конец! - было последней связной мыслью, которую она могла сформулировать, злясь на себя за слабость, и желая также взять контроль над ситуацией, так как, похоже, управлял здесь он.

Однако, ничто не могло быть дальше от действительности. Терри был также потерян, как и Кенди, побежденный чарами молодой женщины, которые казались еще более искушающими вблизи.

- Это так, Кенди? - тихо спросил он. - Ты играешь с моими чувствами?

- Терри, я... - пробормотала она, и ее сердце перевернулось, когда он взял ее за подбородок так, чтобы она могла смотреть прямо в его глаза.

Мужчина наклонил лицо ниже, и Кенди отозвалась, полузакрыв глаза. Она была под какими-то чарами, которые не позволяли ей думать. Шум ливня снаружи и их частое дыхание было единственным, что они оба могли слышать.

Он же смотрел на ее розовые губы, источающие земляничный аромат, который он попробовал только однажды. Но затем, память о сцене, которую минуту назад он видел из окна, снова уколола его.

- О, Кенди, - сказал он неистово, - как я хочу навсегда стереть с твоих губ каждый французский поцелуй, который ты получила этим вечером.

Затем его видение почернело! Острая боль на щеке от руки молодой женщины, ударившей его по лицу, пробудила его от транса. Девушка с глазами, полными слез, и душой, полной негодования, воспользовалась его замешательством, чтобы освободиться из его ловушки, и юркнула в свою комнату. Вскоре молодой человек остался один в коридоре, расстроенный прерванным желанием нерожденного поцелуя и с сердцем, разбитым новым отказом. Но хуже всего было то, что он понимал, что все испортил его длинный язык.

В своей комнате Кенди бросилась к кровати, где разразилась горючими слезами.

- Как ты мог это сказать? - всхлипывала она. - Когда единственный, кого я когда-либо целовала, это ты. Несносный болван!

Крики Кенди потонули в шуме бури. Небо проливало дождь потоками по Парижу до конца ночи.

Следующим утром было 30-ое августа. Терри всю ночь не спал ни минуты и чувствовал себя самым жалким человеком на Земле. Он знал, что он не увидит Кенди почти два дня, потому что раньше - перед ссорой, конечно - она сказала ему, что будет работать полный рабочий день в хирургии. Так что его отчаяние было еще сильнее. Он думал о том, чтобы зайти в комнату Кенди вечером, чтобы принести извинения, но позже он изменил свое решение. Для него было очевидным, что он проиграл битву. Принимая во внимание, что у Кенди была сцена нежного прощания с Ивом прошлой ночью, он же лишь выиграл унизительную оплеуху. Могло ли быть яснее, что французский доктор все-таки победил его?

С другой стороны, Ив Бонно не показывался целый день. Доктор, заменяющий его, не объяснил, что случилось с его молодым коллегой, а Терри не спрашивал. Итак, день прошел медленно и мучительно. Ничто не могло быть хуже, чем тишина и неопределенность, думал молодой человек, но на следующий день он выяснил, что на самом деле были вещи и похуже.

В этот день Терри получил письмо с печатью армии США. Сообщение просто предписывало ему, как и ожидалось, присоединиться к его взводу в Вердене. Письмо содержало также билет на ранний утренний поезд 2-го сентября. Молодому человеку предоставили два дня на сборы, начиная с 31-го августа, другими словами, начиная с этого самого дня, ему полагалось, не мешкая, покинуть больницу.

Итак, спустя три месяца его время подошло к концу, и казалось, что он позорно растратил шанс всех его жизни. С грузом сожалений на плечах Терри собирал свое имущество и как только он снял повязки с торса, он медленно начал облачаться в свою униформу. Сменная медсестра принесла ему несколько документов, которые он был должен подписать прежде, чем выйти из больницы, и он осмелился спросить про Кенди. Медсестра могла лишь сообщить ему, что она помогала при операции, поскольку это был трудный случай, она наверняка еще долго будет занята.

Молодой человек коротко попрощался с другими пациентами из палаты и в конце, после того, как оглядел место, которое было его жилищем почти три месяца, и чувства той же боли в сердце, которую он испытал, когда покидал Академию Святого Павла, шестью годами раньше, он оставил палату. Однако, когда он шел уже по коридорам, он увидел издали внутренний садик и вишневое дерево. Он приостановился, и в его памяти снова возникли моменты, которыми он наслаждался с женщиной, которую любил. Терри понял, что за все время, которое он провел в Париже, он так и не набрался смелости, чтобы сказать ей, что он чувствует.

- Ты трус и слабак! - сказал он себе. - И ты вот так уедешь? Ты снова упустишь ее, не попытавшись, по крайней мере хоть раз? - требовал его внутренний голос. - Какая польза, если и так ясно, что она предпочла его? - спорил он сам с собой. - Ты говоришь так из-за того, что ты видел или полагал, что видел... но ты ведь никогда не спрашивал ее прямо, не так ли? - упреком отвечал голос. - Разве не стоит попытаться быть искренним и открывать ей свое сердце? Что ты теряешь? - продолжал голос. - Я могу нарваться лишь на новое оскорбление, а я сыт по горло ее отказом, - сказал он. - Тогда убегай пусть твоя гордость будет твоим вечным компаньоном! - прекратил голос.

Последняя мысль исчезла в разуме молодого человека, отзываясь эхом вновь и вновь.

Разве не была Кенди единственной женщиной, которую он когда-либо любил?.. Которую он смог когда-либо полюбить? Терри взял сумку решительно направился в сад.

Он сел на скамью, которую он несколько раз делил с Кенди, и вытащив кожаную папку, он начал писать письмо. Мужская рука твердо работала некоторое время, пока страница не была вся исписана. В конце он подписал письмо и положил в конверт.

Для Терри не составило труда найти Жюльен Буссени. Женщина была удивлена, когда увидела молодого человека, одетого в униформу и с сумкой на плече.

- Мадам, - сказал он. - Как видите, сегодня я покидаю больницу. Я получил приказ.

- Вот так? Я хотела сказать, так неожиданно? - спросила ошеломленная женщина.

- Ну, все мы знали, что это могло случиться в любой день, но я не хочу уезжать, не поговорив с Кенди последний раз, - сказал он. - Я полагаю, Вы понимаете, что я имею в виду, мадам.

- Да, мистер Грандчестер, я понимаю, - согласилась женщина.

- Тогда, пожалуйста, передайте ей это письмо. Это важно. На самом деле, мадам, вся моя жизнь теперь зависит от этого письма, - попросил он, вручая письмо в руки женщины.

- В таком случае, мистер Грандчестер, - ответила она, - Вы можете быть уверены, что леди получит ваше послание.

- Спасибо, мадам, - любезно сказал он. - Я надеюсь, что Ваш муж скоро вернется к Вам, и я желаю Вам самого лучшего, - добавил он, протягивая руку Жюльен.

- Вам тоже, мистер Грандчестер, - ответила она с улыбкой.

Мужчина выпустил руку женщины и удалился.

Ив Бонно много думал о разговоре с Терренсом. Он знал, что Кенди бы этого не одобрила, но он чувствовал, что ему было нужно увидеть своего соперника перед отъездом в Аррас и сказать ему, что он признает свое поражение. Это было почти вопросом чести.

Ив не хотел уезжать как трус. К сожалению, когда он прибыл в больницу в полдень, он узнал, что Грандчестер уже освободил место. Он задался вопросом, пришли ли актер и Кенди, наконец, к пониманию, но поскольку он не мог повидаться с блондинкой, ему пришлось уехать, не зная, что с ними случилось. Его поезд ушел из Парижа в 8 часов тем же вечером.

Когда Кенди вернулась в свою комнату этой ночью, все ее тело ломило. Она непрерывно работала в течение двух дней. Более половины пациентов, прооперированных за все это время, умерло во время операции. Ее расстройство было абсолютно! Но это было не единственным, что ее огорчало.

Последняя ссора с Терри в праздничную ночь опустошила ее полностью. Она не знала, злиться или чувствовать себя виноватой.

Ревность Терри той ночью была настолько очевидна, что она была уверена, он чувствовал к ней нечто большее, чем дружба... но его комментарии были настолько оскорбительны для молодой женщины, что она все еще чувствовала обиду, и в то же время, она сожалела о своей яростной реакции.

Ее чувства к Терренсу никогда не испытывали недостатка в сложностях. Когда она добралась до комнаты, она хотела лишь крепко уснуть и забыть о своих проблемах, по крайней мере, на несколько часов.

Кенди не знал, что события собирались заставить ее встретиться со своей судьбой вместо того, чтобы укрыться от нее во сне. Сверху на кровати она нашла письмо с хорошо знакомым почерком. Когда она узнала уверенные строчки, ее сердце скакнуло в груди. Нервными пальцами она порвала конверт и начала читать:

31-е августа 1918г.

Моя дорогая Кенди,

Письмо не самое верное средство, чтобы выразить мои сожаления о своем поведении. Я обязан принести тебе официальные и личные извинения, и надеюсь, что ты будешь столь любезна, чтобы дать мне эту возможность, хотя я знаю, что не заслуживаю ее. Я осмеливаюсь только просить об этом, потому что я уверен, что у тебя благородное сердце.

Как ты должна уже знать ко времени, когда читаете эти строки, я уже вышел из больницы. Этим утром я получил приказ присоединиться к моему взводу на севере, и уеду через пару дней, но перед отъездом я бы очень хотел увидеть тебя, чтобы сказать, как мне стыдно за то, как я поступил с тобой. Я настаиваю, что такие вещи должны быть сказаны лично.

Я знаю, что завтра у тебя выходной, как всякий раз, когда ты работаешь двойную смену в хирургии. Я понимаю, что для меня очень претенциозно ожидать, что ты могла бы посвятить мне часть твоего времени в свой свободный день, но так как послезавтра я уезжаю, нет никакого другого момента, когда бы я смог встретиться и поговорить с тобой. Мне нужно так много тебе сказать, Кенди, не только мои скромные извинения, но и многое другое, что я не смог сказать тебе за все эти месяцы. Возможно, это будет устаревшим или бесполезным, но я должен это сделать. Пожалуйста, прошу тебя, дай мне возможность поговорить с тобой.

Тем не менее, если ты решишь, что уже достаточно терпела меня, я пойму и приму, что потерял твою дружбу навсегда. Если это так, винить следует только меня. Так или иначе, я буду всегда благословлять мою судьбу за милость встречи с тобой, и лелеять память о тебе до конца моих дней.

Напротив если ты все еще веришь, что этот твой старый друг заслуживает последнего шанса, пожалуйста, моя дорогая Кенди, встреться со мной завтра в полдень, в Люксембургском саду. Я буду ждать тебя около центрального фонтана перед Дворцом.

Если ты не встретишься со мной, я отнесусь с уважением к твоему решению и никогда больше не побеспокою тебя всю оставшуюся жизнь. Даю слово.

Всегда твой,

Терренс Г. Грандчестер.

Глава 13

«Жаворонок и соловей»

Как я люблю тебя? Считай.

Во-первых, я люблю тебя

Как простирается душа

До самой кромки Бытия.

Как светят солнце и свеча

На ежедневный хлеб-и-соль.

И как от страсти трепеща

Тиран восходит на престол.

Я потеряла много вер

Пока за солнышком брела.

Как запечатаный конверт

Простая жизнь моя была.

И если Смерть придет за мной

И если я пойду за ней,

То после Смерти буду я

Любить тебя еще сильней.

Элизабет Баррет Браунинг

Кенди села на постели, царапая губы письмом, которое она прочитала в сотый раз. Она закрыла глаза, а ее чувства осаждали ее изнуренную душу. Странно, все беспокойства, страхи и обиды, терзавшие ее предыдущие два дня, были отодвинуты на второй план. Внезапно, единственное, что имело для нее значение, была уверенность, что Терренс покидает Париж, чтобы встретиться со смертью на Западном фронте...

- Послезавтра,.. - думала она с трясущимися руками, - послезавтра ты будешь далеко! Уже через два дня ты будешь опять захоронен в одном из этих ужасных темных траншеях, ожидая своей очереди быть посланным на огневую линию.

Кенди не могла избежать мрачных видений и леденящих звуков, наводнивших ее разум, а ее лицо начали омывать слезы. Она помнила свой собственный опыт вечера, когда умер Дюваль, звук взрывов, крики раненых и ужасающий вид окровавленного тела Терри в ночь, когда его доставили в больницу.

- Боже Всемогущий! Я знала, что это произойдет,.. но в глубине души я надеялась,.. я молила Тебя, Господи, множество раз, чтобы закончилась эта война, чтобы его не послали в этот ад... А теперь, - продолжала она между тихими всхлипываниями, - ...а теперь он возвращается туда... Как мне жить, зная, что он, моя душа, снова рискует своей драгоценной жизнью?

Молодая женщина развернула бумагу еще раз и перечитала последние строчки...

- «Пожалуйста, моя дорогая Кенди, встреться со мной завтра в полдень, в Люксембургском Саду. Я буду ждать тебя около центрального фонтана перед Дворцом».

- Он хочет увидеть меня! - взволнованно повторила она себе. - Терри хочет увидеть меня прежде, чем уедет!.. Но, что мне надо сделать, когда я увижу его перед собой? Что я скажу после того, что случилось между нами той ночью?

Париж разделен рекой Сеной, которая была естественной границей между двумя разными областями, двумя лицами Парижа. Мир дел и ночной жизни находится на правом берегу («rive droite»), принимая во внимание, что левая сторона традиционно известна как Латинский квартал («Quartier Latin»), дом Сорбонны, художников и интеллектуалов. Студенты и мечтатели, Шопен и Лист, Бодлер и Пикассо - лишь некоторые из героев, населявших когда-то «rive gauche» (левый берег). Жемчужина в сердце этой Парижской версии Академии Платона - Люксембургский дворец, красивое роскошное здание, окруженное большим садом, который был свидетелем четырех столетий французской истории.

Люксембургский сад был перестроен Марией Медичи в начале XVII столетия. Это огромная территория протяженностью 224 500 квадратных метров вокруг дворца, который первоначально покрывал большую область, но с годами перенес некоторое число ампутаций. Несмотря на эти изменения, сад не потерял в красоте. Люксембургский сад сначала был открыт публике Принцем Гастоном Орлеанским, в XVIII веке. Даже при том, что после той даты были периоды, когда двери сада были закрыты для простых посетителей, в настоящее время и с XIX столетия это один из самых дорогих парков в городе, одна из наиболее важных вех французской столицы, изящная площадка для многих детей, место встречи для влюбленных, обычный прогулочный путь для студентов и сценарий величайшего романа Виктора Гюго.

Направо бульвар Святого Мишеля; налево Святого Гайнемера; позади, Святого Важирара и прямо перед ним, Святого Августа Комте. Сорбонна находится кварталом далее. Это местонахождение исторического места, украшенное самым большим многоугольным фонтаном, в котором маленькие посетители традиционно развлекаются игрушечными парусными шлюпками. Красивые тротуары окружены деревьями и изящными статуями, тихие и освежающие местечки, где люди могут посидеть на решетке эпохи Ренессанса, на уединенной скамейке, или рядом с фонтаном, - это и даже больше - Люксембургский Сад.

С каждым шагом, который она ступала, складки ее юбки со вставками текли в белой иллюзии льна и органзы. Украшенные белым бантом, ее волосы покрывали ее спину золотыми спиралями, которые отражали солнечный свет, а иногда редкий летний ветерок заставлял завиток пробегать по ее щекам. На ее лице читалась нервозность, поскольку ее зеленые зрачки сфокусировались на еще расплывчатом пятне в конце длинной тропинки, которую она переходила.

Кенди сдавила дрожащими пальцами свою белую сумочку, вспоминая разговор, который она выдержала с Жюльен прошлой ночью, пытаясь придать себе немного храбрости и зная что с каждым шагом она была все ближе к центральному фонтану.

- Что мне теперь делать, Жюли? - печально спросила женщина помладше.

- Разве ты не любишь его? - ответила брюнетка вопросом на вопрос.

- Всем своим сердцем, - было незамедлительным ответом Кенди.

- А разве не очевидно, что и он любит тебя? - снова спросила Жюльен.

- Он никогда этого не говорил... хотя... в тот вечер он был таким ревнивым - задумчиво пробормотала блондинка.

- Тогда я не вижу смысла, почему ты должна спрашивать, что тебе делать, - улыбнулась женщина постарше.

- Я боюсь, Жюли, - призналась молодая женщина. - Я не знаю, что говорить, как реагировать.

Жюльен улыбнулась, нежно беря руку Кенди, чтобы придать ей храбрости.

- Не думай об этом, - шепнула она с заговорщицкой искоркой в глазах. - Следуй своему сердцу, Кенди, просто следуй своему сердцу. Каждый стук подскажет тебе то, что нужно сделать, когда настанет момент.

- Я так волнуюсь, что не могу верно соотнести здесь свои мысли, - сказала девушка, указывая на голову с нервным смешком.

- Тогда доверься мне, и я скажу, что тебе нужно сделать сейчас, - объяснила женщина постарше.

- Что?

- Выпей это, - мягко приказала Жюльен, давая Кенди чашку, которую она предварительно оставила покоиться на прикроватном столике. - Это поможет тебе уснуть. Завтра ты красиво оденешься и пойдешь на свидание. Предоставь любви довершить остальное.

Кенди последовала совету подруги, и когда чай возымел ожидаемый эффект, той ночью она провалилась в сон без сновидений.

- Предоставь любви довершить остальное... предоставь любви довершить остальное, - мысленно повторяла Кенди, пока шла по парку.

Поскольку была суббота, было много народу, особенно матерей и нянь с маленькими детьми. Она миновала детей, бегающих по саду, а ее сердце билось быстрее такими громкими ударами, что она думала, что их слышно в каждом углу огромного сада и даже в дворцовых палатах. Внезапно она поняла, что уже пришла на нужное место. Она увидела огромный фонтан и задалась вопросом, где именно мог он быть. Она оглядела удивительный размер многоугольного памятника и множество людей, сидящих и гуляющих вокруг него. Пожалуй, ей было нужно пройти сотни метров прежде, чем она могла бы различить Терренса среди остальных посетителей.

Однако, внезапная догадка велела ей некоторое время не двигаться и лишь позволить голосам в душе подсказать, где он находился. Несколько секунд она тихо стояла, и потом начала идти, будто внутренняя сила вела ее к ее назначению. Она не боролась, чтобы найти его. Он был там, стоящий с его характерным галантным видом, широкими плечами, которые заставляли ее чувствовать себя маленькой, и потаптывающей правой ногой.

- Он становится отчаянным, - мягко улыбнувшись, предположила она. Она осталась неподвижной на некоторое время, любуясь его фигурой, и в этот самый момент она забыла о последнем остатке обиды за слова, сказанные пару ночей ранее.

Его глаза затерялись на водной поверхности, следуя за одним из игрушечных парусников, оставляющих волновой след на прозрачной воде. Все, кто видел молодого человека, одетого в темно-зеленую униформу, неподвижно стоящего около фонтана, мог подумать, что это еще одна статуя в парке, таким собранным и спокойным он казался. Никто не мог почувствовать ужасное смятение внутри него.

Он нервничал. Силы Небесные! Он действительно волновался гораздо больше, чем на премьере. Придет ли она? А если нет? Как тогда ему продолжать жить? Его грудь бурлила как котел, и его тело подсознательно жаждало облегчения потоптаться по вымощенной дорожке. Если она собиралась прийти, она запаздывала,.. но возможно она только что решила не ходить,.. ожидание было мучительным.

Острая боль на секунду резанула его грудь, и потом в его ноздри сразу проник аромат роз. Терри знал, что его сердце опознало присутствие Кенди за его спиной. Еще боящийся обмануться, он отказался повернуться и увидеть, была ли она действительно там.

- Привет, - сказал приятный голос, и он знал, что сердце не солгало.

Молодой человек медленно повернулся, и когда он увидел перед собой молодую леди небольшого росточка, его глаза затерялись в белизне ее фигуры, но он не мог молвить и слова. Девушка заметила его сильное напряжение и ободрила его улыбкой, которая творила с мужчиной чудеса.

- Привет, Кенди, - ответил он, улыбаясь в ответ, поскольку обрел самообладание, по крайней мере, частично. - Я… я так рад, что ты пришла.

- Ну, я у меня не было других планов на сегодня... Так что... я сказала себе, что было бы неплохо принять приглашение одного солдата, - небрежно ответила она в попытке ослабить натянутую атмосферу.

- Спасибо, - было его единственным ответом, но Кенди поняла, что он сказал это от всего сердца.

- Теперь не мог бы ты рассказать мне, какие планы у тебя на прогулку? - спросила она с оживленным выражением на лице, чувствуя себя более непринужденно в присутствии мужчины. Знакомое тепло начало согревать ее душу при его близости.

- Э-э... я… я хотел бы знать, - пробормотал он, - хочешь ли ты прогуляться по саду. Это красивое место, и есть много мест, которые стоит увидеть. Ты была здесь раньше?

- Да, я ходила сюда с Жюли и... и другими друзьями, - Кенди уклонилась от упоминания Ива, - но мы были здесь случайно и недолго, так что я немногое видела.

- Тогда позволь мне показать тебе все здесь, - предложил он. - Я говорил тебе, что, когда мне было двенадцать, мой отец послал меня сюда на летние курсы?

- Нет, никогда, - ответила она удивленно. - Это было хорошо с его стороны.

- Должен признать, что сначала я не хотел приезжать, - объяснил он. - В то время я был слишком обижен из-за невнимания своего отца, но теперь я благодарен ему за опыт. Я приходил в это место несколько раз в течение того лета.

- Должно быть, это так волнующе! - отозвалась молодая женщина. - Твои учителя были очень добры, что приводили тебя сюда.

- О нет, не они, - признался Терри, обретая свою дьявольскую улыбку впервые за три дня. - Я обычно приходил сюда сам, - добавил он, хитрым знаком почесывая виски.

- Ты хочешь сказать, что сбегал! - обвиняюще догадалась Кенди.

- Если хочешь, можешь назвать и так... Скорее, я привык все исследовать сам.

Кенди весело рассмеялась, и солнце взошло для Терри. Пара начала ходить вокруг фонтана прогулочным шагом.

- Сколько лет прошло с тех пор, как мы вот так вот гуляли вместе, Кенди? - думал Терри, пока они прогуливались вокруг дворцовых газонов, полных разными цветами. - Времена, которые мы проводили в зоопарке "Голубая Река"... Те беззаботные дни так далеко... и все же, твоя улыбка такая же ослепительная, как была тогда, такая же полная света и свежей сладости. Что же в тебе такого, Кендис Уайт, что всякий раз, когда я рядом с тобой, мощный поток энергии наполняет меня с ног до головы? Ты добавляешь света в мою сумрачную картину, создавая из нее прекрасное сочетание света и тени.

Они продолжали гулять, болтать о тысяче пустячных вещей, и смеяться над глупейшими мелочами, пока их ноги вели их по проходу, усаженному деревьями.

- Только ты знаешь, как заставить меня так чувствовать, Терри, - говорила себе Кенди, притворяясь полностью поглощенной рассматриванием Статуи Пана. - Будто я и не чувствовала страха или одиночества, будто недостающая часть внутри меня нашла, наконец, свое место, и сокровенное тепло укрыло мое сердце, защищая меня от суровой зимы. Ты костер, который греет мою душу.

Они продолжали прогулку, пока не достигли статуи Марии Медичи, и решили отдохнуть на ближайшей скамейке.

- Это место так замечательно, - с волнением сказала девушка. - Каждый дюйм полон красоты и гармонии! А посмотри на вон те дубы. Разве они не великолепны?

- Скажи мне, Кенди, - попросил молодой человек, удивленный энтузиазмом девушки, - как ты умудряешься сохранять способность всему удивляться?

- Никак… просто этот мир настолько удивителен! - улыбаясь, отвечала она. - Куда бы я ни повернулась, я нахожу миллион причин восхищаться и благодарить Бога за жизнь. Разве ты не чувствуешь то же самое, Терри?

- Ну, моя способность ценить вещи заглушается урчанием в моем желудке! - указал он, подмигивая. - Ты не голодна?

- Теперь, когда ты это говоришь, - ответила она, - я думаю, что было бы замечательно перекусить.

- Тогда я тебя приглашаю. Я знаю бистро неподалеку отсюда, где вкусно готовят, - предложил он.

- Ты рискуешь меня приглашать? - пошутила она. - Знаешь, мой аппетит и я могут привести тебя к банкротству.

- Я рискну, - сказал он с улыбкой и, вставая, предложил свою руку молодой леди.

Секунду Кенди колебалась, но, наконец, приняла галантный жест, поместив руку на его локоть, несмотря на электрические разряды, пробежавшие по ее мышцам при первом контакте. Вскоре они шли к Восточным Воротам, чтобы пройти Бульвар Святого Мишеля.

Полуденное солнце омывало «rive gauche», отражаясь светом на красных и белых тентах ресторанчиков и баров вдоль бульвара. В другое время настоящие орды молодежи, в основном студентов, переполнили бы места, чтобы перекусить в это время дня. Но в это лето многие из тех студентов покинули Париж, чтобы пополнить французские войска на Западном фронте. Так что однажды преуспевающие рестораны были фактически пусты, и служащие томились от скуки.

Терри привел Кенди в одно из тех небольшого бистро вдоль бульвара Святого Мишеля с железными стульями, окрашенными в яркие цвета, и безупречно белыми скатертями.

Столы были расставлены внутри и снаружи ресторана, на каждом стояла синяя хрустальная ваза с красной розой, чтобы украсить атмосферу, а во внутренней части молодой человек время от времени играл на старом фортепиано, чтобы сделать обед более приятным. Молодая пара выбрала столик внутри бистро, и несмотря на шутки Кенди о своем аппетите, она заказала лишь легкую закуску.

Терри положил лицо на левую руку локтем на стол, а другой лениво водил вилкой, слишком поглощенный белокурой женщиной перед ним, чтобы обратить внимание на еду на тарелке. Девушка, прекрасно осведомленная об испытующем взгляде на нее молодого человека, пыталась сосредоточиться на своей тарелке, мерно поедая пищу, полностью фокусируясь главами на салате, будто он был самым привлекательным в мире. Затем, когда она, наконец, осмелилась поднять глаза, она нашла пару синих огней, нацеленных на нее настойчивым светом.

- Кенди, - произнес он, наконец, нарушая тишину, и молодая женщина ощутила, что ее сердце остановилась от звука его голоса, - мне очень жаль, - только и сказал он.

- Прошу прощения? - переспросила она, отставляя тарелку в сторону, все еще не веря тому, что она ясно расслышала.

- Я сказал, мне очень жаль, - повторил молодой человек с серьезным выражением в прекрасных чертах. - Я попросил тебя встретиться сегодня со мной, потому что хотел принести извинения за свое поведение в тот вечер.

- И... - выдавила она.

- И потому я приношу извинения, Кенди, - сказал он, и повинуясь бессмертной привычке, он поймал руку Кенди. - Я ужасно сожалею об ужасных вещах, которые наговорил... Я даже не имею права проводить это время вместе с тобой. Возможно, ты не должна была приходить вообще, так, чтобы я действительно получил то, что заслуживал... - хриплым голосом произнес он, и она чувствовала, как его рука нервно ее стиснула. - Но мне так повезло, что ты пришли… Спасибо тебе, Кенди!

- Я принимаю твои извинения, Терри, - ответила она, не в силах смотреть прямо ему в глаза. - Я тоже была не слишком любезна… Давайте больше не будем говорить об этом. Просто представим, что этого не было, и мы снова все те же хорошие друзья, какими всегда были.

- Да... Хорошие друзья,.. как всегда, - пробормотал он, обращая свой взгляд к человеку, игравшему на пианино в углу ресторана, а в это время пальцы актера начали слегка поглаживать тыльную часть ладони Кенди. Контакт с ее кожей и ее примиряющие слова были столь ободряющи, что он мало-помалу возвратил свою обычную смелость.

Тишина воцарилась лишь на краткое время; ни мужчина, ни женщина не размыкали губ, чтобы заговорить, а музыкант в углу закончил свою песню. Молодой артист взял бокал вина, который как обычно, послал ему владелец бистро, и немного отдохнул. Другой молодой человек, сидящий за столом рядом с Кенди и Терри, неожиданно встал и подошел к пианисту. Оба мужчины, похоже, хорошо знали друг друга и говорили оживленно, как знакомые. В другом углу бистро завтракала пара средних лет, а в нескольких метрах от них человек в форме потягивал пиво. Официанты болтали между собой, пытаясь одолеть скуку, делясь шутками и анекдотами. Затем пианист встал и обратился к поредевшей аудитории.

- Дорогие друзья, - заговорил он неофициальным тоном. - Здесь присутствует мой приятель Жак Превер, который, как некоторые из вас уже знают, написал следующую из своих прекрасных поэм, и я осмелился написать музыку, чтобы получилась песня. Я надеюсь, что вам понравится, и вы вспомните ее, когда Жак станет известным поэтом. Потому что, поверьте мне, я не сомневаюсь, что когда-нибудь он станет знаменитым.

Молодой пианист сел напротив инструмента и искусными пальцами начал ласкать клавиши из слоновой кости. Каскад печальных нот полился из старых фортепианных аккордов и наводнил помещение, достигнув ушей Кенди. Приятная и грустная мелодия песни заставила ее сосредоточить внимание на словах, но, несмотря на год, который она прожила во Франции, ее ухо еще не было столь натренировано, чтобы понимать их.

- Красивая музыка, - тихо прошептала она. - Какая жалость, что я не очень хорошо понимаю текст, - призналась она. - Но я уверена, поэма, которая вдохновила такую песню, должно быть, также прекрасна.

- Так и есть, - ответил Терри, все еще держа руку блондинки. - Хотя и очень грустная.

- О чем там говорится?

- Ну, похоже, что поэт говорит о прошлой любви, которую он все еще не может забыть. Ты хочешь, чтобы я перевел ее для тебя? - спросил он, утопая синими глазами в ее омутах.

- Пожалуйста.

- Дай-ка послушать… он говорит:

Я хочу, чтобы ты вспомнила

О днях, когда мы были друзьями,

В то время жизнь была прекрасней,

И солнце горячее, чем сегодня.

Облетают опавшие листья,

Вместе с воспоминаниями и сожалениями,

Северный ветер уносит их

В холодную ночь забвения,

Видишь, я не забыл

Песню, что пела ты мне.

Кенди слушала слова Терри, и в это время ее сердце на секунду замерло. Казалось, каждая строка в поэме поразительно точно передавала ее собственные чувства словами, которые она не могла высказать.

- Как печально, - прошептала она и почувствовала, что ее рука загорелась от касания молодого человека.

- Дальше еще. Слушай, теперь он поет припев:

Это песня, что признает нас лишь вместе,

Ты любила меня, а я тебя,

И мы были единым целым,

Ты, что любила меня, и я, что любил тебя.

Но жизнь разделяет тех, кто любит друг друга,

Так спокойно, без единого звука,

И море стирает следы на песке

Тех влюбленных, кого разлучили.

Последние ноты умерли в фортепиано, а Терри оставался безмолвным. В прошлом его душа так много плакала с тем же раскаянием, отображенным в поэме, что он не мог не поразиться совпадению. Он смотрел на молодого поэта, который сидел с равнодушным видом в углу и курил сигарету. Он был еще подростком и был, наверное, столь же молод, как Терри в тот зимний вечер, когда потерял женщину своей жизни... Но теперь он был здесь и держал ее руку и простой факт того, что она пришла на встречу, придал ему силы.

- Кенди, - позвал он ее, поскольку к нему в голову пришла идея, - есть обещание, которое ты мне дала, и которое еще не исполнила.

- Что, правда? - спросила она, возвращаясь из своего внутреннего мира.

- Да, ты сказала, что потанцуешь со мной, когда мои раны заживут, ради старых времен. Помнишь?

- Кажется, да, - с застенчивой улыбкой ответила она.

- Тогда... Ты потанцуешь со мной сейчас?

- Здесь? - удивилась она, недоверчиво оглядываясь.

- Почему нет? Есть зал для танцев, музыка, ты и я. Что еще тебе нужно? - спросил он с озорной усмешкой, и секундой позже более серьезным тоном добавил: - Завтра я буду далеко, и Бог знает, когда ты сможешь сдержать свое слово, если не сделаешь этого сейчас.

Кенди ощутила укол в грудь, когда он упомянул о своем близком отъезде, и затем чувство смущения танцем с Терренсем на виду у немногочисленной ресторанной публики перестало иметь значение. Хотя она не отвечала.

- Я полагаю, ты не хочешь запятнать честь Одри. Альберту бы это не понравилось, - подмигнул он ей, видя, что она хранила молчание.

- Нет, конечно, - ответила она, наконец. - Я согласна.

Терри встал и подошел к отдыхающему пианисту.

- Excusez moi, monsieur, - обратился он к мужчине. - Voudriez vous jouer une autre fois la chanson de votre ami? [Простите, сэр. Не могли бы Вы еще раз сыграть песню Вашего друга?]

- Pour la belle dame qui est avec vous monsieur, - с улыбкой ответил пианист, - Moi, je jouerais jusqu'а la fin du monde,[Для прекрасной дамы, которая рядом с Вами, монсеньер, я бы играл до скончания века] - заключил он и без лишних комментариев заиграл, глядя, как пара встала и начала танцевать.

Стоило хрипловатому, но мелодичному голосу музыканта снова зазвучать, на волшебный момент Кенди забыла о всей ужасной нервозности, которая истязала ее сердце каждый раз, когда она была близко к Терренсу. Он придерживал ее, пока их тела медленно двигались под мягкую песню, и она ощущала, как его дыхание ласкает ее виски. Сладкое тепло прокралось по их коже, проникая в каждую пору до самых глубин их сердец. Такое не происходит, если человеческая душа полностью не открыта, как их души в тот момент.

- Теперь я понимаю другую часть песни, - прошептал Терри Кенди на ухо.

- Что там говорится? - спросила она во вздохе, а переполняющее осознание объятий молодого человека заставляло дрожать ее позвоночник.

- Там говорится:

Улетают опавшие листья,

Вместе с воспоминаниями и сожалениями,

Но моя любовь, молчаливая и преданная,

Всегда улыбается и благодарит жизнь.

Я так любил тебя, ты была так красива!

Как же ты хочешь, чтоб забыл я тебя?

В то время жизнь была прекраснее,

И солнце горячее, чем сегодня.

Ты была моим милым другом,

Но остались лишь сожаленья

И песня, что пела ты мне.

Я всегда, всегда буду слушать ее.

- Я думаю, что хорошо понимаю, что он хочет сказать последней частью, - осмелилась она сказать, тронутая словами, которые напомнили ей другую песню, которую она хранила в красном уголке ее памяти.

- Скажи мне, - прошептал он.

- Полагаю, что он говорит, что всегда будет помнить ту песню в своем сердце, поскольку он лелеет свою любовь к ней, - отвечала она, высвобождаясь из объятий Терри, и голос певца умолк вместе с нотами пианино.

Молодая пара вернулась к столику, а пианист темными глазами проследил за ними, завидуя солдату, которому принадлежала любовь этой женщины. Ибо, видите ли, для молодого музыканта было очевидно, что она любила его каждой частичкой ее души. Блондинка и солдат снова сели за столик и в тишине довершили еду, пока их пульс медленно оправлялся от сладкого возбуждения, которое вызвала в них обоих физическая близость, повысившийся от музыки и слов поэмы.

Кенди отставила свою тарелку, и ее малахитовые зрачки блуждали по улице, которая была видна в окна бистро. В это время проехал грузовик с солдатами с британским флагом, и молодая женщина снова вспомнила о мучительной истине исторического момента, который они переживали.

- Во сколько ты завтра уезжаешь? - спросила она, пытаясь сдержать слезы, которые она уже чувствовала в душе, потягивая вино.

- В девять, - ответил он бесстрастным голосом.

- Я бы хотела увидеть тебя, - прошептала она, все еще глядя в окно.

- Но к этому времени ты уже будешь на работе, - возразил он, пытаясь встретить ее зеленый взгляд.

- Я постараюсь, не волнуйся, - небрежно ответила блондинка, прилагая невероятные усилия, чтобы держать себя в руках.

- У меня есть идея получше, - осмелился предложить Терри, нервно сминая салфетку в правой руке. - Не могла бы ты провести остаток полдня со мной?

Молодая женщина повернула голову и наконец встретилась с огромными синими лагунами, которые смотрели на нее с искренним светом. Его глаза умоляли, и она поняла, что человек вроде него нечасто делал такое.

- Я была бы не против, - сказала она, и он наградил ее одной из своих редких улыбок.

Летом в Париже всегда толпы туристов, но с началом войны древние улицы не были запружены посетителями, как обычно. Обычно лодки, катающие туристов по Сене и вокруг островов, в субботний полдень полны людей, но этот день этим очаровательным удовольствием наслаждались лишь несколько пассажиров.

Молодая женщина с длинными вьющимися волосами обеими руками держалась за перила лодки, часть ее стройного тела высунулась из лодки, а ее глаза смотрели на белую каменную отделку над поверхностью реки. Молодой солдат рядом с ней казался весьма увлечен живой болтовней девушки. Слева от них величественный вид готических линий Нотр-Дама различался все яснее по мере приближения лодки к "Ile de la cite", один из двух островов в середине реки, на которой этот известный собор и построен.

Белокурая девушка болтала без остановки. Будто поток слов, рожденных где-то в ее крошечном естестве, вырвался наружу. Ее глаза отражали детскую наивность наряду с синими тенями Сены, но кое-что в ее сверкающем выражении также говорило умному наблюдателю, что она смотрела на мужчину рядом с ней не так, как смотрел бы ребенок. С другой стороны, солдат внимал своей болтливой спутнице, и время от времени отвечал несколькими словами или дразнящим комментарием, который всегда приводил к забавной гримаске, которую корчила блондинка. Они оба составляли такой гармоничный вид, что любая чувствительная душа только бы радовалась, глядя на них.

- Альберт ответил на мое письмо. Я говорил тебе? - небрежно спросил Терри.

- Нет, не говорил! Что он пишет? - возбужденно спросила Кенди.

- Он казался очень довольным, что я написал ему. Он сказал, что он был рад, что со мной все хорошо после операции и даже поделился со мной кое-какими своими планами. Ясно, что он - все еще благоразумный и добрый человек, которого я однажды встретил, - объяснял молодой человек.

- Разве это не хорошо поддерживать связь со своими друзьями? - спросила она, покидая перила и садясь на скамейку поблизости.

- Да, должен признать, - ответил он, следуя за ней и садясь рядом с девушкой. - Я бы не сделал этого, если бы не ты, спасибо.

- О, вовсе нет, - возражала она. - Я хорошо знаю, как ободряют хорошие вести из дома, когда ты далеко.

- Ты скучаешь по ним. Не так ли? - шепотом спросил он.

Кенди с руками, закинутыми за шею, глядя на речные волны, шумно вздохнула.

- Да, конечно, - признала она. - Я здесь уже больше года. Это самое долгое время, когда я когда-либо была далеко от дома за целую жизнь.

- И разумеется, это не было круизом, но тяжелой работой. Я знаю это, потому что видел своими собственными глазами, - подтвердил он, и в его голосе звучало глубокое восхищение женщиной перед ним.

- Но я не жалуюсь, - поспешила она объяснить. - Я встретила здесь много замечательных людей и получила шанс помириться с Флэмми.

- Она сильно изменилась с того времени, как я увидел ее в Чикаго. Я помню, она могла убить одним своим взглядом и уж точно не из-за красоты, - с усмешкой прокомментировал Терри.

- Ты жестокий! - парировала Кенди. - Она замечательная медсестра, и ты должен восхищаться ей. Я очень горжусь, что я ее подруга.

- Я уверен, что она всегда была хорошей медсестрой, но раньше она была еще хуже Нэнси, а теперь она..., как бы это выразиться? …Менее страшная?

- Ты никогда не перестанешь, не так ли? - засмеялась Кенди. - Все равно я рада, что еще раз повстречалась здесь с Флэмми... и еще Жюли, и конечно доктор Дюваль. Без него меня бы здесь с тобой не было... - печальным тоном добавила она.

- Доктор, который спас тебе жизнь, не так ли? - уточнил Терри, внутренне чувствуя, что он в долгу перед человеком, которого никогда не встречал. - Я тоже обязан ему своей жизнью, ведь он спас ее, - подумал он.

- Да. Я бы хотела, чтобы вы встретились с ним, Терри. Он был одним из самых замечательных людей, которых я когда-либо знала, - пылко сказала она.

- Уверен в этом. Я думаю, ты права, несмотря на всю боль и смерть, эта война принесла кое-что хорошее, - продолжил он. - Если бы не она, я бы не смог увидеть тебя снова... - прошептал он.

Девушка потупила глаза, снова ощущая в груди ту нервозность, когда танцевала с Терри в бистро. Она сменила тему.

- Ну, Сена - это не озеро Мичиган, - хихикнула она. - Но она тоже красивая.

- У тебя так много воспоминаний, связанных с этим озером? - полюбопытствовал он.

- Очень много, Терри, это мое детство, моя юность, рассвет моей жизни. Люди, которые были однажды так важны для меня, теперь далеко, там, где я не могу их увидеть, потому что это место за пределами этого мира. Их память всегда будет связана с этим озером. К примеру, когда я встретила Стира, он прокатил меня до дома Лока, и его автомобиль сломался прямо на мосту над озером. Мы оба упали в воду, вымокли до нитки, получили несколько ушибов и очень повеселились, - сказала девушка с грустной улыбкой.

- Ты никогда мне этого не рассказывала, - заинтересовался он.

- Теперь ты знаешь. Еще я встретила Альберта около озера, и Арчи, и... - она резко остановилась.

- И Энтони, - закончил предложение молодой человек, догадываясь об этом не без намека ревности. Независимо от того, что могло произойти между ним и блондинкой, Энтони был воспоминанием, которое он не мог стереть из сердца девушки. Он знал это, и наиболее разумная часть его сердца принимало это со стоицизмом, но его инстинктивная сторона еще хранила обиду на жизнь, ибо он хотел бы быть единственным в сердце Кенди. Хотя Энтони не был его главным предметом беспокойства в настоящем. Было другое имя, которое не было упомянуто за целый день, которое было большей опасностью.

- Да, Энтони, - не отпиралась девушка, но беседу не продолжала, хорошо зная, что чувствовал Терри к несчастному мальчику, которого она однажды полюбила во время своего отрочества.

- Знаешь, Кенди, - произнес Терри, глядя на реку, - я бы хотел, чтобы когда-нибудь я смог бы созерцать озеро Мичиган вместе с тобой.

Она повернула глаза и увидела молодого человека, а он погрузил свои синие зрачки в глубины Сены. Она пришла в восхищение от вида его совершенного профиля и испустила задушенный вздох.

- Я бы тоже этого хотела, - простодушно сказала она и не прибавила более комментария. Однако, для Терри этого было достаточно, чтобы ободриться.

"Посмотри. Это самый древний цвет Мира.

Оттенок Неба и Воды..."

Спокойный шепот Терри принес мне ветерок,

Что только что пронесся.

Мы долго смотрим в одну и ту же сторону,

Вместо того, чтоб смотреть друг на друга.

Может, он не говорил ни слова,

Но я услышала мечту, словно звук безмятежной ноты.

"Взгляни, Кенди. Это оттенок Неба и Воды,

Самый древний в Мире цвет..."

Киоко Мизуки

Улочки рядом с рекой Сена называется "набережные", и все они составляют длинный бульвар, разбитый мостами, которые соединяют два берега.

Когда лодка завершила плавание, она оставила пассажиров на Набережной Августин, и молодая пара шла по этой авеню, пока не дошли до моста Святого Мишеля, который соединяет Латинский квартал с "Островом цен". Было тридцать минут шестого, и постепенно цвета заката начинали окрашивать горизонт. Терри и Кенди смотрели на реку, опираясь на каменные перила моста. В нескольких метрах от них уличный музыкант начал играть на своем инструменте за несколько монет, пока его дочурка играла с мячом около него.

Кенди глядела на небо, когда она ощутила, что большой красный мяч ударился о ее ноги. Молодая женщина повернулась, чтобы посмотреть, что случилось, и она встретилась с парой необычайно больших черных глаз, которые смотрели на нее с наивным любопытством. Кенди наклонилась и присела на корточки, беря мяч в руки.

- C'est toi? [Это твой?] - спросил Кенди с одной из ее ослепительных улыбок.

- Oui, - подтвердила девчушка лет трех-четырех.

Кенди протянула руки к ребенку, чтобы отдать ей мяч, и не могла удержаться от естественного искушения коснуться мягких щечек. Глазищи ребенка взирали на ее с испуганным восторгом, как если бы они увидели неземное видение.

- Comment tu t'appelles? [Как тебя зовут?] - спросила Кенди, движимая материнским импульсом.

- Жанина... - сказала девочка, удивительно хорошо выговаривая слоги.

С искренней доверчивостью, присущей лишь маленьким детям, девочка потянула за один из белокурых локонов Кенди и весело улыбнулась, когда заметила, что кудряшки снова завились, когда она отпустила их. Так Кенди поняла, что девочка была изумлена ее волосами, которые она нашла особенно забавными. Обе, девочка и женщина, хихикнули, развеселенные обоюдным открытием.

- Я уверен, что она будет нежной и любящей матерью, - думал Терри, молча созерцавший сцену. - Хотел бы я, чтобы ее дети были также и моими.

- Жанина! Жанина! - позвал мужчина с органом, и девочка немедленно убежала к отцу.

Кенди встала, глядя, как уходила малышка, держа отца за руку. Прежде, чем она полностью исчезла за изгибом моста, ребенок повернулся и помахал рукой Кенди. Блондинка с улыбкой помахала в ответ.

- Она симпатичная, - прокомментировала Кенди, когда девчушка скрылась из виду.

Терри ответил только легкой улыбкой и продолжал смотреть в горизонт. Долгое время они оба хранили молчание, пока закат продолжал окрашивать свое ежедневный шедевр. Тем не менее, очевидное спокойствие на лице молодого человека было только маской, скрывающей его возбужденные мысли. Существовал вопрос, который болел у него в сердце, и он знал, что он исчерпал запас времени,.. если он собирался спрашивать, вопрос должен был быть изложен немедля.

- Знаешь, Кенди, - начал он с колотящимся сердцем.

- Да, Терри, - отозвалась она.

- Я по-своему сожалею, что я вышел из больницы, не повидав последний раз Бонно. Боюсь, что я не смог поблагодарить его как положено, - искренне прокомментировал Терри... Что ж, он наконец упомянул имя своего соперника... теперь дело зависело только от удачи.

- Ив больше не в Париже, - грустно ответила Кенди, - его послали на Север в тот самый день, когда ты вышел из больницы.

- О, правда? - спросил Терри, ошеломленный новостью. - И... я полагаю, ты из-за этого не очень счастлива, - предположил он, задетый обеспокоенным лицом Кенди, когда она упомянула про отъезд Ива.

Последние слова медленными волнами откликались в ушах Кенди. Она поняла, что вопрос Терри затрагивал больше чем он хотел позволить увидеть… Но… Что ей полагалось ответить?

- Меня не делает счастливой то, что друг рискует своей жизнью на фронте, - сказала она, в конце концов, не знаю, правильные ли подобрала слова.

- Наверное, ты..., будешь скучать по нему, - осмелился он спросить.

- Ну... - она чуть колебалась, - да... - и притихла. Она упрекнула себя за неспособность закончить предложение, которое додумала, - не так сильно, как по тебе, Терри, - но почему-то слова застряли в горле.

Они вновь умолкли. Женщина, сожалеющая о недостатке храбрости; мужчина, начинающий думать, что он все-таки побежден французским врачом.

Наступало время, когда огни заката достигли пика своей красоты в оргии цвета и блеска, и последние лучи солнца таяли с первыми мерцающими лучами вечерней звезды. Души Кенди и Терри были очарованы волшебством момента. Их взгляды затерялись на синей глади реки, которая, казалось, встречалась с синим фоном в небе в далекой точке на горизонте. Это был самый старинный цвет мироздания, окрашивающий Париж в радужные тона благодаря величайшему художнику - вселенной.

- Красиво... самый древний цвет мира... просто красиво, - подумала она, и в этот момент ее мысленные слова пробежали по невидимой нити, что объединяла ее собственное сердце с сердцем Терри.

- Да, это удивительно красиво, - вслух ответил он, и секунду спустя оба с удивленным испугом посмотрели друг на друга. Они ничего не говорили, но поняли, что в этот миг они снова, третий раз в жизни, ощутили ту таинственную связь, которая объединила их бессмертной силой.

На одном дыхании щедрое собрание дорогих образов отобразилось в памяти Терри. Он снова увидел «Королеву Мэри» в туманной ночи и свет двух зеленых изумрудов, глядевших на него с добротой, которую он никогда не видел прежде в незнакомце. Он помнил каждую тайную встречу, которую обычно сознательно искал в течение своих школьных дней. Он снова пережил моменты того жизнерадостного лета и снова чувствовал сладостное тепло объятий Кенди. Он испытал тоску, повторные разлуки, чувство полной потери и огромную боль сожалений. Он еще раз ощутил горько-сладкий вкус столкновения в снежную ночь, пробуждение в больничной комнате, экстаз каждого дня, проведенного рядом с женщиной, с которой его душа была магически соединена. И затем, он осознал, что собирался потерять ее навсегда,.. если не испытает последнее средство: правду ... но ужасный узел в горле снова не позволял ему говорить.

Они смотрели друг на друга, не в силах вымолвить и слова. Звуки прохожих заглушались стуком их сердец. Кенди чувствовала, что тяжесть на груди вторглась в ее виски, и у нее закружилась голова. Терри, в свою очередь, был парализован, будто во сне. Прежде, чем он мог этого избежать, единственная слезинка прокатилась по его щеке. И чудным образом, как если бы свежее ощущение влажности разбудило его, он нашел смелость, чтобы разомкнуть уста.

- Я был дураком, - пробормотал он.

От первого звука его голоса слезы Кенди нашли выход, и она повернула голову, ища воображаемую точку в небытие воды. Ее лицо дергалось от глубоких эмоций, бушующих внутри.

- Таким дураком, Кенди, - хрипло продолжал он. - Все эти годы, начиная с того кануна Нового Года, когда мы впервые встретились, каждая минута, каждый день, каждое время года, в каждом сне и в каждом биении моего сердца, о, Кенди, ты всегда была единственной, кого я когда-либо любил, - выговорил он, испуская глубокое рыдание.

Она снова повернулась, чтобы увидеть его, и на сей раз ее изумрудные глаза не могли избежать его синего взгляда. Хотя говорить она не могла.

- Теперь я знаю, что сделал ошибку всей моей жизни, когда отпустил тебя тем вечером в Нью-Йорке, - признался он, и его слова удивили ее.

- Ты сделал то, что было правильным, - наконец, заговорила она.

- Нет! - не согласился он твердым кивком. - Время показало, что я ошибался. Я получил жестокий урок, что не было моральным предавать мои чувства к тебе.

- Но ты был ей нужен, нужен! - повторяла она между всхлипываниями.

- Да, но я не мог дать ей то, что ей от меня было нужно. Потому что я уже отдал это тебе с первого раза, когда я положил на тебя глаз. Разве ты не видишь, что я знаю только то, как быть с тобой? Бесполезно отрицать это дольше. Я никогда, никогда не мог забыть о тебе, Кенди. Ты запечатана в моем сердце, память о тебе бежит в моих венах и пульсе. Ты и только ты, та, кого я всегда любил,.. даже если никогда не знал, как лучше показать это тебе.

- Терри! - задохнулась она и решила, что ее душа может выскользнуть наружу.

- Кенди, ты понятия не имеешь, как я пытался полюбить ее, но каждый раз я заглядывал себе в сердце, я мог только чувствовать мою любовь к тебе. Там во мне нет места другой любви, кроме любви к тебе. Не было правильным притворяться, что я мог бы быть для нее хорошим мужем, когда моя душа с давних времен уже обручена с твоей. Я должен был понять это, и когда еще было время, порвать с этой ложью и сражаться за любовь, которую мы разделили. Я был просто идиотом, и в течение прошедших дней я также ненамного был умнее. Вместо того, чтобы поведать тебе о том, что у меня вот здесь, - он коснулся груди, - я действовал как безмозглый идиот, полный ревности и гордости, - закончил он, понурив голову от стыда.

- Терри, пожалуйста, прекрати это, - умоляла она. - Если расстаться было ошибкой, тогда тоже несу ответственность. Ведь это я первая решила уехать. Если это мое решение лишь принесло тебе боль, то винить надо меня, - признала она. - Если эта разлука заставила тебя страдать вместо того, чтобы помочь тебе чувствовать себя лучше... тогда я причинила тебе боль, и я горько об этом сожалею! - закончила она с выражением сильнейшей печали на лице.

- Это не так, совсем не так, - поспешил заверить он, поднимая глаза. - Это я первый скрыл от тебя, что произошло... Я собирался все тебе рассказать, но мне не хватало смелости объяснить тебе, прежде чем ты сама все узнала... и потом я сделал только хуже, дав обещание брака женщине, которую я не мог полюбить. Я предал нашу любовь, я отказался от тебя... О, Кенди! Я прекрасно знаю, что одних слов недостаточно, чтобы компенсировать всю причиненную боль, но я должен просить у тебя прощения... Ты могла бы... Могла бы ты когда-нибудь простить меня, Кенди? - спросил он ее с серьезным взглядом.

Она стояла неподвижно в течение бесконечных секунд, и он почувствовал, что смерть подкрадывалась к его сердцу.

- Могла ли я хоть когда-нибудь держать обиду на тебя? - прошептала она, и луч надежды открыла ему двери.

- Кенди! - выдохнул он, и затем, с обретенной храбростью несколькими шагами приблизился к девушке. - Кенди, в тот вечер в больнице я видел ваше прощание с Ивом, и был уверен, что потерял тебя навсегда. На самом деле, даже сейчас я смирился, что я не соперник мужчине, который никогда не причинял тебе боли, как я... Я… Меня трясет от страха при мысли, что он уже занимает особое место в твоем сердце..., то место, которое однажды было моим, а я не знал, как его сберечь... Вчера, я был убежден, что изгнан оттуда навсегда, и все же что-то внутри говорило мне, что я должен был попытаться хоть однажды сказать тебе правду о моих неумирающих чувствах к тебе... Я знаю, что не заслуживаю, я знаю, что не должен говорить эти слова, но... Если... ты прощаешь меня... Возможно ли такое, что ты стерпишь это признание?.. Я знаю, что все, что у нас однажды было - уже не вернешь... Но, несмотря на мою тяжкую вину, я все также люблю тебя... сейчас и всегда...

- Терри... Я... - было все, что она могла издать, поскольку слова мужчины продолжали звучать в ее ушах, унося ее в волшебную сказку.

- Нет, не говори ничего, не сейчас... - попросил он. - Я открываю тебе свое сердце, но я не жду, что моя любовь будет вознаграждена. Если ты сейчас скажешь мне, что Ив завоевал твою привязанность, я полностью пойму... Но если ты все еще сомневаешься в своих чувствах, то Кенди, пожалуйста, скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал, чтобы вернуть твою любовь?.. Я сделаю все, что пожелаешь... Мог бы я... Если б я попытался... если бы я стал лучше... Мог бы я когда-нибудь ожидать, что ты вернешься? Могу ли я надеяться, что все еще могу вернуть тебя, несмотря на любовь Ива?

Кенди опустила голову, и Терри почувствовал, что сам ад разверзся у него под ногами, но это ощущение продлилось лишь до того момента, пока он не увидел, как девушка, все еще с опущенной головой, протянула к нему правую руку ладонью вверх. Затем она подняла лицо, полное слез, и не в силах произнести какой-либо звук, ее губы раскрылись, чтобы сказать одно простое слово, которое она снова и снова повторяла все месяцы, которые он провел в больнице, каждый раз, когда она помогала ему, но теперь оно приобрело новый глубокий смысл.

- Подойди, - произнесла она шепотом.

Молодой человек медленно двинулся к ней, все еще не веря значению жеста Кенди. Когда он подошел достаточно близко, она тепло приняла его, склоня голову к нему на грудь, в то время как его руки отыскали свое место на ее талии в нежном объятии. Несколько минут они молчали, тихо вкушая свою близость, а их тела медленно свыкались со сладостным теплом рук друг друга.

При первом контакте молодая женщина ясно чувствовала, как яркий румянец залил ее лицо, когда мужчина заключил ее в свои объятия. Но постепенно начальная стыдливость уступила другим чувствам, более сокровенным и глубоким. Наконец, после долгих лет тоски ее сердце отыскало путь домой. Для Кендис Уайт дом был прямо здесь, в руках мужчины, которого она любила, и потребовалось лишь несколько минут, чтобы это понять.

В тот момент девушка верила, что она могла бы провести столетия вот так, прикованной к телу Терренса, а его руки медленно водили по ее спине и волосам, а его коричное дыхание заполняло воздух, сохраняя щеку и шею теплыми. Она испустила вздох, и тут же осознала, что не сказала ему то, что было у нее в сердце.

- Терри, - позвала она его шепотом, все еще приникшая к его груди.

- М-м? - пробормотал он из приятного транса своих грез.

- Ты, кажется, задал мне вопрос, на который я еще не ответила, - продолжала она мурлыкать.

- Я уже знаю ответ..., хоть и едва могу в это поверить, - ответил он, шепча ей на ухо.

- Но эти вещи должны быть сказаны, - настаивала она.

- Тогда сделай это вот так, - сказал он, беря ее лицо в одну руку нежнейшим жестом и помогая ей заглянуть в его глаза. Он заглянул в два изумруда, которые осаждали его мечты с ранней юности, но прежде чем погрузиться в них, он наклонил голову, пока ее губы не приблизились к его уху. - Просто шепни слова мне на ухо так, чтобы только я мог их слышать, - попросил он.

Молодая женщина мягко улыбнулась, глубоко тронутая его просьбой. Она никогда никому не говорила слова «Я люблю тебя», хотя была влюблена не однажды. Кенди закрыла глаза, чтобы придать себе немного храбрости, но потом снова появился вечно присущий румянец, снова делая все усложняя.

- Я люблю тебя, я всегда тебя любила, - повторила она ему на ухо, и он почувствовал, что тропинки больше не существует. Казалось, для них обоих исчез целый мир, чтобы оставить лишь ощущения его рук, держащих ее, прижимая к себе ее тело, ее руки, мягко сцепленные на его шее, его лицо, зарывшееся в ее белокурые кудри, тепло их тел, биение их сердец, их слезы, бежавшие в тишине, лаванду и розы, тающие в воздухе, два голоса, повторяющие шепотом: я люблю тебя.

- Не было ни дня, ни ночи, - продолжала она шептать ему, не размыкая объятий, - ни рассвета, ни заката, чтобы я не думала о тебе все эти годы, Терри. Я пыталась забыть, я пыталась преодолеть эту любовь внутри меня. Эта любовь, я полагала, грешна, потому что я думала, что ты уже женился на ней. Я боролась с этой любовью, но она была сильнее меня. Ив только хороший друг, кто, к несчастью, влюбился в меня, но его чувства безответны, и в ночь, когда я пошла с ним на бал, я сказала ему правду. Теперь он знает, что ты - тот, кто в моем сердце. Никто другой на этой планете не смог бы когда-либо пробудить во мне чувства, которые пробудил ты в своей Кенди, которая твоя, и только твоя, кто никогда не переставала быть твоей, несмотря на время, несмотря ни на что. О Терри, мой Терри! - вымолвила она и остановилась, пряча лицо на его груди, не в силах сказать больше, потому что эмоции переполнили ее, и это было даже хорошо, потому что мужчина, который держал ее в своих руках, млел и больше не мог сопротивляться нежности.

Они стояли в объятиях друг друга бесконечный момент. Слишком переполненные звуком тысячи затворов, внезапно открывшихся в их сердцах, когда они наконец нашли в руках друг друга потерянный ключ их душ. При соприкосновении их тепла в их телах начал загораться ряд вспышек, и прежде, чем они могли понять природу этой тайны, поток старых и новых желаний стал требовать своего удовлетворения, и Терри был первым, кто был унесен волшебными чарами их близости.

Он сжал объятия, медленно откидывая голову назад, лаская щекой мягкую щеку Кенди, и глубоко вдыхая ее запах. Он взял ее лицо в правую руку и поднял ее подбородок так, чтобы они могли видеть друг друга в глазах. Кенди почувствовала дрожь своего тела под его глубоким взглядом, но по непонятной причине она его выдержала, утопая в синем сиянии глаз Терри. Он не говорил ни слова, но она поняла, что он собирался поцеловать ее прямо здесь, и она также знала, что на сей раз она его не отвергнет. Она так долго желала поцелуя с его губ, что не могла больше этого отрицать. Когда душа уже раскрыла тайны, кожа должна следовать за признанием.

Он медленно склонил голову, уменьшая расстояние, пока его кожа не ощутила теплый ветерок ее дыхания. Затем он закрыл глаза, и некоторое время стоял неподвижно. Он был так опьянен ею, что боялся, что она может исчезнуть, если он посмеет коснуться ее губ. Но природа была сильнее его опасений, и вскоре одержала верх над последним намеком на внутренние колебания. Он, наконец, закончил долгое путешествие, которое начал осенним утром, когда впервые покинул Лондон, а его губы снова встретились с ее после лет тоски и мучительной разлуки.

Кенди приняла ласку, изумленная нежностью, проявляемой при его первом касании. Краткие поцелуи осыпали ее губы со слегка влажным акцентом. Он едва задевал мягкую плоть ее рта, как если бы она была сотворена из пены или хрупкого фарфора. Оба тела начал охватывать ряд коротких электрических разрядов, а чувствительная оболочка их губ чуть ласкала друг друга. По причине, которой он не мог понять, Терри ощущал себя застенчивым ребенком, затерявшегося в чарах Кенди, но недостаточно смелый, чтобы излить на нее всю страсть, таящуюся на дне его сердца.

Неожиданно она удивилась сама себе, отвечая ему и нежное тепло их объятий переросло в разгорающийся огонь. Прежде, чем она могла это полностью понять, его поцелуй усилился, и она отозвалась, движимая женским инстинктом, наличие которого она игнорировала. Неосознанно она раскрыла губы, и он немедленно откликнулся поцелуем; не как подросток, однажды укравший ее поцелуй, но как мужчина, который желал ее долгие годы. Он жаждал свободно исследовать ее рот в сокровенном глубоком экстазе.

Она не оказала никакого сопротивления, даже когда ее последняя капля воздуха растворилась еще раньше. Кенди поняла, что он брал ее единым поцелуем, и этим страстным жестом он говорил ей, что он вернулся, чтобы потребовать всей ее души и тела. Тогда она знала, что была рождена ради этого золотого момента. Она была женщиной, ради которой он был рожден мужчиной.

Поцелуй, когда он даруется с истинной любовью, это искра, которая разжигает неконтролируемые потоки страсти. Потоки электрической энергии, бегущие сквозь человеческое тело, соединяя плоть с разумом и душой, кажется, пробуждают в наших венах, движущую силу природы. Вот что происходило в телах Кенди и Терри в тот момент, когда они подчинялись друг другу в том длящемся поцелуе. Внезапно Кенди перестала быть девушкой и стала женщиной, и как женщина, она поняла, что колеса страсти уже вращались внутри нее и не остановятся, пока они не утолят их взаимную жажду близкого объятия.

Терри, в свою очередь, не мог раздумывать, уже унесенный очаровывающим ощущением своего нового исследования тела Кенди. Что за невероятное блаженство его губ на ее губах, наслаждение вкусом ее увлажненного рта, дегустация ее земляничного запаха, все такого же, как в тот полдень, когда он впервые поцеловал ее! Что за необъятное удовольствие от каждой ее выпуклости и впадинки, прижатой к его напряженным мускулам! Что за сладостное ощущение ее подрагивающей кожи под его поцелуями, что следовали за влажным следом по ее шелковистым щекам до сливочной ямочки ее шеи! Он ощущал в восхищении, как своей жизни он не наслаждался такими сильными и приятными ощущениями. Это было своего рода опьянение, но даже глубже и гораздо сильнее, чем от любого вина.

Кенди хрипло вдохнула, когда почувствовала ласки Терри на шее, и новые ощущения наводнили ее тело. Но ее спонтанный стон заставил Терри откликнуться. Он вскоре пришел в чувство и понял, что они были все еще посередине улицы, а он уносил их обоих на край обрыва, откуда не будет возврата, если он сразу не остановится.

Он медленно оторвал губы от шеи Кенди, неохотно оставляя жемчужину, соблазнившую его своим вкусом. Он зарылся лицом в кудрях девушки и зашептал ей:

- Прости меня, любимая, - шептал он. - Я так сильно люблю тебя, что забыл, что мы находимся в общественном месте, а ты - леди... Мое единственное оправдание - это вся тоска, которую я перенес за эти годы. Кенди, ты была моей самой большой страстью, и теперь я едва могу поверить, что ты все еще меня любишь... Я просто... увлекся.

Блондинка отстранилась, пока не встретилась лицом к лицу с молодым человеком. Когда их глаза снова встретились, на ее лице была милая понимающая улыбка, которая ошеломила Терри своей зрелостью.

- Все хорошо, Терри, не за что просить прощения, - промурлыкала она, застенчиво опуская глаза. - Я… Мне тоже было нужно побыть... близко к тебе, - призналась она.

Терри наградил молодую женщину благодарным взглядом и расцепил объятия. Держа в своей руке руку Кенди, он стал прогуливаться. Девушка следовала за ним, пребывая в восторженной радости оттого, что идет рука об руку с человеком, которого любила. Они действительно не чувствовали земли под ногами.

Они удалились от моста и неторопливо прогуливались по авеню в полной тишине. Внезапно, слова показались ненужными. Тихий слух Сены, бежавшей своим мерным курсом, и шумы города таяли в подавляющей музыке их чувств. Он отпустил ее руки и обернул свою руку вокруг ее плеч. Она инстинктивно обвила его талию, и так они долго продолжали идти.

Но, в конце концов, часы собора отбили шесть часов, и так или иначе возвратили их из страны грез, в которой они пребывали в течение времени, которое не могли сосчитать. Это был тот таинственный момент дня, когда мы не можем сказать, село ли солнце только что или собирается взойти.

- Кенди, - произнес Терри, нарушая тишину - Завтра я должен буду... - он сделал паузу с намеком на колебание в голосе.

Слова Терри оглушили Кенди, принося новый горький вкус моменту, который был прекрасен до этих слов.

- Завтра ты уезжаешь на фронт, да? - хрипло спросила она.

- Да, - ответил он, - но я буду писать тебе каждый день, и когда эта война закончится...

- Молчи! - прервала она, прикладывая указательный палец к его губам. - Терри, эта война научила меня, что мы не можем ни на что рассчитывать, кроме как на сегодня... - и затем приумолкла, потому что темная тень пересекла ее прекрасные черты. - Не обещай ничего сейчас, только Бог знает, с чем мы столкнемся, как только ты уедешь.

Терри наблюдал, как ее глаза внезапно омрачились перспективой новых опасностей, с которыми он должен будет встретиться, как только он вернется на линию фронта.

Молодой человек почувствовал, как вздрогнуло его сердце прежде, чем ее увидел ее взволнованное лицо, и его разум начал отчаянно искать ответ, чтобы разрешить новую дилемму, перед которой они теперь стояли. Терри сжал руку Кенди в своей и повел ее на ближайшую скамейку, куда они оба и сели.

- Кенди, - начал он пугающим голосом, - я ясно понимаю, что в связи с теперешними условиями может показаться бесполезным давать тебе обещания,.. но, я думаю, что мне нужно... Я должен спросить тебя сейчас.

- Терри! - выдохнула она, не в состоянии вымолвить больше.

- Кендис Уайт, - продолжил он, с обожанием глядя ей в глаза и держа руки нервным жестом, - ты только что призналась, что все еще любишь меня. Могу я сделать вывод из твоих слов, что ты примешь мое обещание жениться? Удостоила ли бы ты меня такой чести?

- О, Терри! - с вздохом произнесла она, а две больших слезы пробежали по ее щекам. - Да, да, тысячу раз да! Бог знает, что быть твоей женой всегда было моей самой сокровенной мечтой... Но я не уверена, должны ли мы говорить сейчас об этом, когда наше будущее неопределенно. Я боюсь, Терри, я боюсь судьбы, которая всегда была неблагоприятна для нашей любви. Если с тобой что-то случится на фронте, я… я…

- Пожалуйста, перестань, - сказал он, не в силах сопротивляться, и погасил ее слова новыми горячими поцелуями, воспламененными значением в губах молодой женщины. - Не говори так, - бормотал он между одним и другим поцелуем. - Со мной все будет хорошо... но теперь... это твое признание в любви... это для меня... слишком... Я не могу принять... так много... счастья…

Затем он просто больше не мог говорить, снова выпивая вкус ее рта в углубляющемся поцелуе. Кенди с радостью его приняла. Ничто не могло быть лучше в мире, чем его близость. Они оставались прикованными к губам друг друга еще некоторое время, а Венера зажигала горизонт над Сеной. Когда они разделились, чтобы глотнуть воздуха, Терри поднял ее подбородок и оперся лбом на ее лоб.

- Послушай, - объяснял он. - Давай на сей раз перехитрим судьбу. Я был бы счастливейшим человеком на Земле, если бы сегодня ночью ты была в моих руках, но я хочу делать все правильно. Ты только что сказала, что выйдешь за меня. Тогда исполни свое обещание... Выйди за меня сегодня!

Глаза Кенди распахнулись, не вполне уверенные, хорошо ли она поняла, что он говорил.

- Но Терри, ты же знаешь, что это невозможно, - возразила она с опечаленными глазами. - Ты же новобранец, и это против военных законов, когда холостые призывники женятся во время войны. Плюс, даже если это было бы возможно, мы не сможем все подготовить для сегодняшнего вечера.

Лицо Терри расплылось в улыбке.

- Есть способ, - сказал он. - Я знаю кое-кого, кто может помочь нам в этом. Я только должен знать, хочешь ли этого ты.

- Ты уже знаешь, - ответила она.

- Но я хочу услышать это из твоих губ, - потребовал он с ослепительной улыбкой.

- Тогда, ответ - да, я согласна выйти за тебя замуж сегодня, если такое чудо может произойти.

- Может, - заверил он. - Теперь, подари мне еще один поцелуй, по которому я слишком изголодался, и теперь никак не насытюсь.

Карета остановилась у 35 улицы Фонтейн, Мулен Руж был примерно в паре кварталов от старого изящного дома в неоклассическом стиле, где они сели в такси. Они были только в сердце Монтмартра, центра ночной жизни на правом берегу. Молодой человек вышел из экипажа и вместо того, чтобы помочь молодой леди, взяв ее руку, он ухватил ее за талию, снимая, пока она снова не стояла на земле, а он крепко ее держал.

- Терри, прекрати! - отругала она его, в то время как он настойчиво целовал ее щеку и висок, но поскольку она еще и весело хихикала, мужчина не обращал внимания на нее слабые причитания.

- Это еще почему? - с вызовом и дьявольской усмешкой отвечал он, целуя мочку ее уха.

- Потому что мы уже добрались до нужного дома. Ты не собираешься постучать в дверь и посмотреть, есть ли там кто-нибудь? - поинтересовалась она, пытаясь выдержать щекотку.

- Хорошо, - подчинился он женскому здравому смыслу, - но даже не думай, что я перестану позже, - намекнул он, и она покраснела как свекла.

Молодой человек взял дверной молоток и уверенно постучал. Ожидание ответа мягкого мужского голоса не заняло долгое время, и дверные замки начали открываться. Мужчина в свои последние сорок открыл дверь, и как только молодая пара объяснила причину своего визита, слуга пригласил их войти.

Мужчина и женщина уселись в гостиной, сдержанно украшенной, и молодой человек держал руку девушки. Минутой позже в комнате появился высокий мужчина.

- Отец Граубнер. Благодарю за то, что приняли нас в Вашем доме, - сказал Терри, вставая, когда священник вошел.

- Видеть вас обоих - большое удовольствие, - отозвался мужчина с вопросительным выражением лица, - но это не мой дом. Я только гость. Это дом Епископа Бенуа, он курирует "Священное сердце" Базилики, недалеко отсюда.

- Я понимаю, красивая белая церковь на холме с тысячей ступенек, - прокомментировала Кенди, поскольку священник поприветствовал ее.

- Ну, моя молодая леди, - усмехнулся священник на замечание девушки. - На самом деле только 237 ступеней, но Вы сказали очень правильно, ибо человеку со слабым сердцем, как мое, эти ступеньки кажутся тысячей. Однако присаживайтесь, мои дорогие друзья. Не хотите ли что-нибудь выпить?

Пожилая женщина принесла немного вина для священника и чай для пары, и как только они остались одни, Терри объяснил истинную причину их визита. Пока молодой человек говорил, священник переводил свои темные глаза с лучистого выражения молодого человека к краснеющему лицу девушки и назад к молодому человеку.

Дело в том, что такой человек как Граубнер, опытный и хорошо знавший человеческую природу, не нуждался ни в каком объяснении; достаточно было посмотреть на лица пары и знать, в какое время они живут, чтобы понять, что произошло. Но Граубнер позволил Терри закончить его историю. Затем с очень серьезным выражением на лице он ответил:

- Дорогой друг, - произнес он, обращаясь к молодому актеру, - ты понимаешь, что вы просите меня сделать? Ты прекрасно знаешь, что поступать так против военных законов, и как священники, мы имеем строгие приказы повиноваться этим постановлениям.

- Мы понимаем, отче, - ответил Терри, - но Вы также знаете, что любовь - это более высокая власть.

- Вы просите, чтобы я ослушался свое начальство? - нахмурившись, спросил Граубнер.

- Не совсем, отче, - осмелилась сказать Кенди. - Мы просим, чтобы Вы забыли свои приказы на несколько минут... Я уверена, что никто бы и не заметил, - закончила она с улыбкой, которая расплавила бы и железо.

Мужчина постарше, не в силах больше скрывать свое веселье, некоторое время хохотал над комментариями девушки, а пара смотрела друг на друга, изумленная внезапным изменением настроения священника.

- Um Himmels Willen! - воскликнул Граубнер, сгибаясь от смеха. - Я... Теперь я понимаю, почему вы двое так влюблены друг в друга. Вы пара мятежников. Вы когда-нибудь думали о правилах, дети мои? - задался он вопросом между смешками. - Но... ладно... Иисус Христос был тоже мятежником... Так что Бог их благословляет.

- Значит ли это, что Вы согласны? - спросила пораженная Кенди.

- Конечно, согласен, дитя мое! - с улыбкой подтвердил священник. - На самом деле, я мог бы избавить вас от объяснений, я знал, что было причиной вашего посещения с момента, когда увидел ваши лица.

- Тогда Вы хорошо провели с нами время, - прокомментировал молодой человек со злобной улыбкой. - И никогда не думали отказать нам в этом одолжении... Вы были бы хорошим актером, отче.

- Я просто не мог ничего поделать, - ответил мужчина постарше. - Но, дорогой Терренс, ты отлично знаешь, что меня не особо волнуют приказы моих старших, когда они идут вразрез с моими принципами. Да вы имеете понятие, сколько венчаний я провел с начала войны?.. Я и счет потерял! - заключил он, и пара рассмеялась над озорством священника.

Епископ Бенуа был в Риме, с визитом к Римскому папе, так что Эрхарт Граубнер имел дом в своем полном распоряжении и на все необходимое время.

Дом был большой, удобный и со своей церквушкой.

В этом тихом и сокровенном месте, украшенном изящными ионическими колоннами, версальским паркетом на полу, двумя отдельными хрустальными вазами со свежими белыми нарциссами на алтаре и серебряном распятием как единственным религиозным знаком на голубых стенах, венчались Кендис и Терренс вечером 1-го сентября 1918 года.

Они были за тысячи миль от своей родины, никто из друзей или родственников не был приглашен, не было времени, чтобы купить роскошное свадебное платье для невесты, жених не был одет в смокинг, не было ни шафера, ни подружек невесты, или музыки или торта, а кольца были сначала ношены другой парой, женатой 25 годами ранее. Однако, молодой аристократ и его невеста казалось, не обращали никакого внимания на все эти несоответствия. Была только одна-единственная правда, которая имела значение, что та же самая судьба, которая заставила их разлучиться, наделала ошибки, позволяющие им вновь встретиться друг с другом в вихре войны, а любовь довершила остальное. Какие-либо соображения вне этого факта были бесполезны.

Несмотря на несоответствия, Граубнер никогда, за всю свою жизнь священника, не видел невесты красивее или жениха ослепительнее, чем те, что стояли перед ним этим вечером. Молодая блондинка купалась в тускнеющем свете люстр, которые заставляли ее золотые волосы и глубокие зеленые глаза сверкать бесчисленными блесками, а молодой человек рядом с ней, все еще слишком удивленный неожиданным благословением, не находил места, чтобы сосредоточить внимание, кроме как на белой нимфе, на которой он женился.

Церемония была краткой и скорее неофициальной, но была выгравирована в сердцах возлюбленных до конца их дней. Каждый жест, каждое слово, тишина и взгляды, которыми они обменивались в тот момент, когда произносили свои клятвы, никогда не будут забыты, даже если они проживут сотню лет... даже если смерть разлучит их.

- Я, Кендис Уайт Одри, обещаю любить тебя, Терренс Грэм Грандчестер, в бедности и богатстве, здравии и болезни, до конца своих дней и пока смерть не разлучит нас, - сказала она, а слезы катились по ее розовой щеке, и он должен был сделать большие усилия, чтобы удержаться от объятий в этот момент. Все же у него остались силы, чтобы подождать еще, чтобы произнести свои собственные клятвы.

- Я, Терренс Грэм Грандчестер, обещаю любить тебя, Кендис Уайт Одри, в бедности и богатстве, здравии и болезни, до конца своих дней и пока смерть не разлучит нас, - отвечал он, зная, что это были важнейшие строки, которые он произносил в своей жизни.

Молодая женщина посмотрела на Терри, понимая, что теперь все ее планы, надежды, жилище, имя и целая жизнь будут связаны и пропитаны высокомерным благородным человеком, которого она однажды встретила в Англии. Он, который стал ее закатом и рассветом, был наконец связан с ней так, как никто другой. Кенди тогда почувствовала, что большое приключение в ее жизни поистине началось.

- Тогда от имени Святой Церкви я объявляю вас мужем и женой, - сказал священник, и пара не дала ему времени сказать больше, потому что жених не дождался разрешения поцеловать свою невесту. Но отец Граубнер не жаловался.

Впервые целуя свою жену, Терренс чувствовал, что освободился от тяжелого груза, который его плечи несли в течение долгих лет. Наконец, в руках с женщиной, которую он любил, он нашел свой истинный дом и мог отдохнуть душой.

Во время войны обычное дело, что бедные люди становятся нищими, а те, кто однажды были богаты, делают несколько шагов вниз по социальной лестнице, и иногда сталкиваются с различными экономическими проблемами, которые ведут их к банкротству. Это был случай Мадам Жильбер. Ее муж, богатый коммерсант, умер 15 годами ранее начала войны, и без его управления их богатство, благосостояние Жильберов драматично уменьшилось после 1914 года. Так что Мадам Жильбер, будучи дамой оптимистичной, решила использовать свой большой дом в качестве гостиницы, чтобы заработать франки, которые не могло обеспечить наследство ее мужа.

Дом Жильберов был построен в XVII веке. Он был в «предреволюционном» стиле с лучами дуба на потолке и толстыми каменными стенами. Резиденция располагалась в сердце «Quartier Latin» прямо на улице Mесье Принца, недалеко от Люксембургского Сада. Место было тщательно убрано, удобно и очаровательно, и Терри случайно выбрал его днем, когда покинул больницу. Тогда он никак не мог себе представить, что это будет место, где он и его жена проведут свою брачную ночь.

Когда один из посетителей вошел в дом в сопровождении молодой белокурой женщины, Мадам Жильбер, которая была за регистрационным столиком, как обычно, не сделала ни единого комментария.

После пребывания в качестве владелицы гостиницы почти четыре года в течение войны, она привыкла к таким сценам, и приняла их, как есть, самым естественным образом. Тем не менее, когда она ощутила особую ауру, окружающую эту пару, она не могла не вздохнуть, припоминая былые дни, когда она была безумно влюблена, как молодая женщина, которая поднималась по лестницу с великолепным румянцем, покрывающим ее белые щеки.

- Сделай этот момент для нее прекрасным, Божья Матерь, - сказала женщина, перекрестившись.

Соловьи монастырского сада,

Как и все на Земле соловьи,

Говорят, что одна есть отрада

И что эта отрада - в любви...

И цветы монастырского луга

С лаской, свойственной только цветам,

Говорят, что одна есть заслуга:

Прикоснуться к любимым устам...

Монастырского леса озера,

Переполненные голубым,

Говорят, нет лазурнее взора,

Как у тех, кто влюблен и любим...

Игорь Северянин

Комната была почти темна, лишь робкая свеча на ночном столике освещала место, которое внезапно показалось таким теплым, когда она вошла. Я медленно закрыл дверь и секунду подождал, прежде чем повернуться к ней лицом.

В тусклом свете свечи я видел, как она освободила волосы от белого банта, который носила, позволяя золотому каскаду невозможных кудрей опуститься на спину. Я столько раз мечтал об этом моменте, но вид женщины предо мной был за пределами моих самых диких грез.

Я оглядела спальню, и все, что я могла увидеть, казалось просто совершенным. Место было теплое и удобное, здесь было выдвижное окно с приятным видом оживленных улиц, которое утром позволяет солнечным лучам проникать в спальню. Слева был кедровый письменный стол с букетом красных роз. Кровать была накрыта вязаным покрывалом, представляющим собой настоящее произведение искусства. Хотя я не могла оценить эти детали на первый взгляд, настолько волнующейся и испуганной я была. Я никогда не была так напугана и счастлива в одно и то же время, как ощущала я в этот момент.

Я подошла к окну, повернувшись к нему спиной. Я не могла не принимать во внимание то, что по существу собиралось произойти между нами этой ночью... но кроме элементарных знаний, полученных в школе медсестер, я была абсолютно наивна. Как полагается вести себя женщине в таких ситуациях? Как я могла встретиться с такой близостью, если даже его поцелуи заставляли млеть и таять мое тело?

Пытаясь найти облегчение своему запутавшемуся разуму, я ослабила бант, державший волосы. Секунду спустя я почувствовала его руки на своих плечах, заставлявшие меня повернуться к нему лицом, и более я размышлять не могла.

Я покрыл расстояние между нами, и мои руки опустились на ее плечи. Когда я смог посмотреть на ее лицо, я заметил, что она застенчиво потупила глаза. До меня дошло, что это будет ее самый первый раз, и даже когда мысль переполнила мое сердце огромной радостью, меня это также и чрезвычайно взволновало.

Я не хотел напугать эту молодую сирену, которую обожал и желал со школьных времен, и которая невероятной и счастливой волею судьбы была моей недавно венчанной женой.

Я наклонил ее лицо, беря ее за подбородок одной рукой, используя другую, чтобы обвить ее крошечную талию. Я одарил ее легким поцелуем и сопротивлялся всеми своими силами, чтобы продолжать и наконец выпустить сокровенные желания внутри себя.

- Маленькая девочка с веснушками, - ласково сказал я, - это может быть чудесным и неповторимым опытом для нас обоих. Не бойся, я позабочусь о тебе. Давай раскроем вместе секретные экстазы, которые любовь сохранила лишь для таких везучих созданий как ты и я, - шептал я ей на ухо.

Она подняла затопленные зеленые глаза, маленькие аквариумы, полные света и дрожащих теней, чтобы взглянуть в мои.

Когда я услышала его слова, я почувствовала, как мои страхи медленно растаяли от звука его голоса, который никогда не был так нежен, как в этот момент. Внезапно я поняла, что могу быть в безопасности в его объятиях. С этим новым доверием я взглянула в его синие глаза и поняла, что он тоже волновался.

- Со мной все будет хорошо, Терри, - молвила я своим самым мягким тоном, стараясь, чтобы он почувствовал себя более непринужденно, и потом, сама себе удивляясь, добавила: - Я хочу быть с тобой настолько, насколько ты хочешь быть со мной.

Ее милые слова заставили мою кровь почти взорваться, но я должен был хранить контроль над своими порывами, что требовали от меня взять ее прямо здесь и сейчас. Я знал, что должен быть терпеливым и нежным. Я просто слегка обнимал ее, а она покоилась головкой на моей груди. До меня доносилось ее тонкое дыхание, наполняющее мои чувства смесью роз и земляники.

Моя щека ощущала шелковистое касание ее золотых волос, и я желал больше чем когда-либо прежде приласкать эти непослушно кудрявые волосы. Возможность желать и утолять это желание в то же самое время было чем-то новым для меня, так что я, кажется, погрузился в ослепительный золотой лабиринт, столь же изумленный восхитительной гривой Кенди, как и девчушка на мосту.

- Я открою тебе секрет, - прошептал я, лаская ее длинные локоны, - когда я был подростком, иногда я верил, что ты была ненастоящей.

- Кем же я тогда была? Эльфом? - спросила она, хихикая на моей груди.

- Не-а... феей с невероятно кудрявыми белокурыми волосами, - объяснял я, и мои слова заставили ее поднять голову и взглянуть прямо мне в глаза. Она не говорила ни слова, но я знал, что ее глаза улыбались.

- Но потом, - продолжал я, - я понял, что ошибался.

- Так ты понял, что я была всего лишь девушкой... - заключила она.

- Неправильно, - ответил я, кладя указательный палец на ее носик. - Я понял, что ты была ангелом... моим ангелом, - сказал я, приглушая последние слова на ее губах, и заметил, что она начинала привыкать к моим поцелуям, ибо отзывалась почти немедленно.

- И он еще раз поцеловал меня... Который по счету был этот поцелуй? К этому времени я не могла сказать. Начиная с нашего второго поцелуя на мосту, он искал мои губы так много раз, что было невозможно перечесть... Однако, я поняла, что с каждой новой встречей с его тревожный ртом мое тело все более узнавало об этом человеке, кого я неожиданно приняла как своего мужа... Вскоре его ласки стали горячее, и я ощущала, как мое тело естественно отзывалась на его запросы. Я так затерялась среди его поцелуев в шею, что не заметила, как он начал расстегивать мое платье.

Начиная с нашего объятия на мосту Святого Мишеля, я не касался ее шеи, сознавая непреодолимое колдовство этой ласки и вечно боясь потерять контроль над своими импульсами. Но здесь, в середине полутемной комнате мы впервые наслаждались удовольствием полной близости. Что могло остановить меня от того, чтобы разделить с моей женой всю страсть, которую я сохранил только для нее?

Тогда мои руки добрались до пуговок на ее спине, и я, в конце концов, сделал вывод, что профессия портного была определенно недостойнейшей из всех.

Как умудрился кто-то выдумать платье с более чем двадцатью крошечными застежками? Несмотря на мое раздражение, я должен был признать, что глубоко наслаждался, зная, что вот-вот открою красоту, о которой всегда мечтал.

Как только я закончил с последней противной пуговицей, мои руки пробежали по ее спине, чувствуя тонкий материал ее комбинации и мягкую кожу, которая была непокрыта, пока не достиг шеи, которую еще дегустировал. Я ощущал, как дрожит ее тело, когда мои пальцы медленно опустили плечи платья, и она, наконец, осознала, что я почти снял с нее одежду.

- Я почувствовала, как его губы отделились от моего горла, и его глаза поднялись, чтобы взглянуть в мои. Я была загипнотизирована его зеленовато- синими глубинами до пункта, где моя обычная защита была крайне низкой. Я знала, что он всегда имел эту власть надо мной, но этой ночью он использовал свое соблазнительное оружие со всей своей мощью. Он пробежал руками по моим плечам, и я заметила, что он уже раздевал меня. Как если бы он ласкал меня, в то же самое время, как он заставлял мое платье медленно упасть к моим ногам.

Даже, когда я не была на самом деле нагой перед ним, я так стеснялась в этот миг, что каждая частичка моего тела казалась неудобно несовершенной в моих глазах. Тем не менее, первые ощущения смущения исчезли, как только он нежно заставил меня посмотреть прямо на него. И я могла прочесть в его глазах, что он не был разочарован. Но долгое путешествие за пределы скромности только начиналось. Он вел, и я знал, что последую за ним туда, куда бы он взял меня.

С большим недоверием я смотрела на него, а он держал мои руки, кладя их себе на грудь.

- Пожалуйста, сделай это для меня, - попросил он. Я знала, что он хотел, чтобы я расстегнула ему рубашку, и когда он увидел мое ошеломленное выражение, он ободрил меня той самой озорной улыбкой, которая всегда заводила меня. - Тебе ведь не впервой, моя милая медсестра, - пошутил он.

- Теперь это другое, - слабо возразила я.

- Действительно... но просто представь, что нет.

Я наблюдал, как она серьезно расстегивала каждую пуговицу на моей рубашке, всеми фибрами души наслаждаясь одним из самых эротических опытов, которые когда-либо у меня были. Вскоре я был наполовину обнажен, руководя ее ласками моего тела. Принимая ее застенчивые наступления на своей груди, я постигал, как профессионально она действовала все это время, пока заботилась обо мне. Я ощущал, что она также желала меня, но она была так очаровательно робка, что не могла избежать почти несходящего румянца. Странно, но ее застенчивость привнесла еще больше обольщения.

- Ты не представляешь, что ты со мной делаешь, Кенди, - хрипло простонал я. - Ты околдовала меня, женщина. Что за чары ты на меня наложила?

- Я просто любила тебя, Терри, - нежно ответила она, пока ее пальчики медленно скользили по моему торсу и плечам, заставляя меня вздрагивать от ее касаний, - всем моим сердцем. Ни единого дня за эти годы я никогда не переставала думать, мечтать о тебе.

На этом месте я не мог больше сдерживаться и сгреб ее в свои руки, сжимая ее соблазнительные изгибы и требуя ее влажного рта по новообретенному праву мужа.

Мы упали на кровать и покатились, пока я не оказался на ней, своим весом сминая ее нежное тело. Мои руки были свободны от преград, которые еще сдерживали их прежде и начали исследовать мягкие линии ее географии, запоминая и отмечая в моих чувствах то, что мои глаза уже заучили наизусть с первого дня, когда остановились на ней. Я желал Кенди с тех пор, как увидел ее в тумане.