Столкновение в Вихре

- Да, я согласен с этим, - ответил Чарльз кивком головы. - Но также говорят, что публика много потеряла, не видев Терренса Грандчестера в качестве актера, но и выиграла больше, восприняв Терренса Грандчестера как драматурга. Кроме того, я должен признать, что верно то, о чем говорят касательно Вашего фиглярского качества. Когда Вы пишете сценарии, мы удивляемся больше пояснительным уровнем в каждой новой постановке.

- Спасибо, Эллис, Вы всегда будете одним из моих любимых зрителей, - ответил актер, зная, что слова журналиста были искренними.

- Тогда, могли бы Вы рассказать, почему Ваш интерес к литературе оказался сильнее, чем игра на сцене? - спросил репортер, вновь возвращаясь к вопросам.

- Нет, - ответил мужчина, становясь серьезным. - Но верно то, что мне бы хотелось, чтобы у меня было больше времени писать, но это решение было принято вне зависимости от этого. Это был скорее мотив иного характера.

- Можно узнать, какого? - спросил Эллис, и Грандчестер молчал несколько секунд, думая, должен ли он отвечать на этот вопрос.

- Эти мотивы были связаны с моей семьей, - сказал он, в конце концов. – Мои постоянные поездки слишком отдалили меня от дома, и это принесло раскол в мою семью. Самым худшим было понять, что на моих сыновьях Дилане и Альбене мое отсутствие слишком отразилось, дошло даже до того, что Альбен уже не узнавал меня, когда я приезжал домой. Ему тогда было около года. А с другой стороны, Дилан стал раздражительным и далеким. Мне повезло, что я вовремя это понял и исправил свою ошибку. После этого решения, Бог наградил нас Бланш, чего большего мы могли бы просить?

- Я полагаю, Ваша жена была этим очень довольна. Немногие мужчины готовы пожертвовать своей карьерой ради семьи, - прокомментировал Чарльз.

- Она заслуживает это, и даже большего. Я бы никогда не простил себе, если бы отдалился от жены и детей... Тогда я понял, что без них не существует и половины человека, которого Вы видите сейчас...

Мысли Терренса вновь покинули разговор, перемещаясь на пять лет назад... В его жизни все казалось совершенным. Ему едва исполнилось 26 лет, но его актерская слава уже закрепилась за ним. Ему принадлежало 40% Стрэтфордской компании, и он имел право участвовать в принятии решений: в выборе постановок и в найме актеров. Все это давало ему внутренние силы продолжать свою деятельность в Нью-Йорке. Другими словами, им восхищались и его опасались, так как он мог способствовать развитию или разрушению карьеры многих людей. К дополнению его карьера драматурга начала приносить большие дивиденды, и даже если бы ему этого не хватало, он мог рассчитывать на наследство, полученное от отца, за которым продолжал присматривать Стюард. В действительности, семья Терренса Грандчестера никогда бы не умерла с голода.

Но репутация, деньги и власть были не единственными, что придавало ему завидное положение. Он женился на наследнице одной из самых богатых семей в стране, которая была красива не только, но и любила его до безумия, и подарила ему двух здоровых сыновей. В итоге, у него было здоровье, власть, привлекательность, стабильное положение и блестящее будущее, как было не позавидовать ему?

Под спокойным и ослепительным видом репутации и престижа, зарождались скрытые и опасные угрозы. Первая из которых была Марджори Дилоу, одна из актрис, работавшая в Стрэтфорде, и у которой было желание побыстрее продвинуться в театральном мире, но не с помощью своих актерских талантов. Второй угрозой был Натан Бауэр, ирландский актер, который в те дни переехал жить в Нью-Йорк и заработал неожиданную репутацию не только актера, но и профессионального соблазнителя...

Терренс познакомился с Бауэром на празднике, организованным Робертом Хэтуэем по случаю его пятидесятого дня рождения, и с первых минут этого знакомства у него появилось сильное чувство тревоги. Разговаривая с группой своих коллег, Терренс заметил Бауэра, который, не отрывая глаз, смотрел в другую часть зала. По выражению его лица, было нетрудно догадаться, что этот человек раздевает взглядом какую-то красивую женщину, привлекшую его внимание. Самым большим ужасом для актера было понять, что женщина, на которую смотрел Бауэр, была ни больше, ни меньше, его женой. И с тех самых пор у аристократа появилось безрассудное желание придушить своего коллегу. Однако он мог выразить это лишь своим неудовольствием.

Но со временем это желание притупилось, так как его мысли были заняты другим: накопить энное состояние, чтобы гарантировать наследство своему младшему сыну, и которое было бы равным наследству старшего.

Дилан унаследует состояние и титул герцога, который принадлежал его отцу, и, следовательно, его будущее предрешено. Терренс хотел, чтобы у Альбена было такое же положение. Он переменился, так как раньше финансовые вопросы не имели для него столь большого значения, но отцовство заставило изменить его мнение по этому поводу, и он не мог избежать чувства тревоги за будущее своей семьи. Это заставило его предпринять много поездок по всей стране в свободное время от выступлений на Бродвее.

Роберт Хэтуэй занимался только художественным руководством группы, а его молодой компаньон принимал решения относительно заключений договоров за пределами Нью-Йорка. Успех компании был таким ослепительным, что остальные актеры не жаловались на бешеный ритм работы, который им навязали. Казалось, эта популярность сплотила всех их в единое целое.

Но к несчастью, этот год был не из лучших для ведущей актрисы компании, Карен Клейс, которая была более чем расстроена. Хотя девушка пыталась продолжать свою всегда неутомимую и рутинную работу, природа взяла свое, и ей пришлось остаться в Нью-Йорке, так как через несколько месяцев ей предстояло рожать. В это время люди узнали новое имя: у Марджори Дилоу, наконец, появилась возможность воплотить свои планы в реальность, когда Роберт Хэтуэй предложил ей заменить Карен, несмотря на то, что Терренс был не очень убежден в таланте начинающей актрисы. Но, в конце концов, мнение Роберта было принято, и Дилоу заменила Карен во всех спектаклях, которые давались в тот год.

С этого момента прошло не слишком много времени, когда пресса начала комментировать предполагаемые отношения известного актера с начинающей звездой. Терренс следовал своей привычке и игнорировал эти сплетни, надеясь, что и его жена сделает то же самое. Эта тема не затрагивалась даже в течение его недолгого пребывания дома. Однако миссис Грандчестер начала чувствовать в своем сердце урон, хотя и пыталась не обращать внимания на эти россказни.

В очередное отсутствие Терренса, слухи о его связи с актрисой стали разрастаться, и присутствие Натана Бауэра все ухудшило. Однажды октябрьским вечером Кенди вновь случайно встретила ирландского актера, когда гуляла со своими сыновьями в парке недалеко от дома. С тех пор, между ними завязалась дружба, и об этом неуместный свидетель рассказал в то время отсутствующему мужу.

Возможно, эти события не послужили бы конфликту между ними. Но, в конце концов, бомба взорвалась в начале декабря, когда Терренс вернулся в Нью-Йорк, чтобы отдохнуть несколько дней перед Рождественским туром. Они разговаривали на повышенных тонах, и во время этого разговора наговорили друг другу вещи, которых на самом деле не чувствовали, но которые служили доказательством изменения их отношений.

Терренс требовал от своей жены прекратить дружбу с Бауэром, которую он считал несвойственной и недостойной репутации своей жены, и как всегда из-за своего либерального и независимого духа, он поддался тому, чтобы высказать ей свое негодование. Недоверие, которое она почувствовала в словах своего мужа, заставило ее сказать то, что она никогда и не думала говорить: требовать объяснения слухов о его связи с Марджори Дилоу. Ясное дело, конфликт лишь усилился; упомянув об этом, и сказав много чего, Терренс ушел из дома, а Кендис закрылась у себя спальне. Одна ее часть хотела бежать за мужем, но ее гордость заставила ее остаться дома.

Терренс хорошо помнил, что та ночь была холодной, и дорога в Форт Ли была покрыта льдом, но для него, кажется, это не имело никакого значения. Единственным его намерением было пересечь Вашингтонский мост и побыстрее добраться до дома Бауэра в Манхэттене, чтобы вылить свою неудачу и гнев на голову ирландца. Было удачей то, что в нескольких метров от Хадсона, его автомобиль остановился из-за нехватки бензина.

Он громко выругался и повалился на руль. Ему казалось, что нечто очень похожее он уже пережил раньше, но не мог отчетливо вспомнить, когда или где. Одно было верным - что этот огонь, который сжигал его грудь, имел одно единственное название: ревность. Никто во всем мире не мог пробудить такую интенсивную и болезненную ревность, кроме Кенди. Никому, кроме нее, было не под силу вселить в него страх и заставить почувствовать это так сильно; прошло уже много времени, как он забыл об этом, благодаря восхитительным и стабильным годам семейной жизни. Однако, было достаточно всего одной нескромности со стороны третьего мужчины, как вся его спокойная жизнь перевернулась с ног на голову.

Осенний холод начал заполнять салон автомобиля, помогая водителю немного охладить свой пыл и понять то, что он натворил. Он вышел из машины и отступая перед своим первым импульсом найти Бауэра, направился обратно в форт Ли. В течение той длинной и холодной прогулки его злость сменилась раскаяньем и страхом, вспомнив все то, что он сказал своей жене. Как могло такое случиться, что он наговорил ей столько глупостей? Но уже было слишком поздно, чтобы исправить урон, который уже точно они нанесли друг другу... Он ускорил шаг, спрашивая себя, как ему вести себя перед своей женой.

Он зашел в дом, когда уже рассвело. Терренс благодарил небо, что слуги больше не жили в этом доме, потому что для него было бы мучительно, если бы они видели его отчаянье, когда он открыл дверь спальни и не увидел там своей спящей жены, как ожидал. Вместо нее, там лежала лишь лаконичная записка:

Терренс,

Я думаю, что расстояние, которое было между нами в этот год, причинило нам боль, которой я не хотела допускать. Я боюсь, что если эта ситуация не изменится, она может затронуть наших детей. Бог знает, это последнее, чего я желала бы. Мне кажется, что будет лучше, чтобы мы некоторое время пожили вдали друг от друга и поразмышляли над тем, что мы будем делать с нашими жизнями, начиная с этого момента. Пожалуйста, не ищи нас. И не беспокойся о Дилане и Альбене. Им будет хорошо со мной.

Кендис.

Прочитав эту записку, все то, что поддерживало тонкое равновесие его жизни, разом исчезло. Казалось, что темнота, в которой он жил в прошлом, и практически забытая за пять лет эмоциональной стабильности, неожиданно возвратилась, одерживая верх.

Как никогда раньше Терренс понял, что благословенное счастье словно крылья бабочки: могут сохранять насекомого всю жизнь, но могут быть и уничтожены бессознательной рукой. Получив такой удар, он просидел без какого-либо движения несколько часов. Как может отреагировать человек, когда понимает, что его жена его оставила? Если бы Альберт Одри или Арманд Граубнер были рядом, то, несомненно, он бы отправился к ним, но миллионер в то время был в Англии, утишая Рейчел Линтон после смерти ее отца, а Граубнер был в Лионе. Тысячи миль отделяли его от двух его лучших друзей. Он был один в этой ситуации, в которую бессознательно попал.

Однако, не все, чему жизнь научила его, было забыто в те дни благополучия. По крайней мере, он понял, что не надо быть слишком непокорным, чтобы признать свои ошибки. И поскольку его разум и сердце поняли всю серьезность ситуации, у него не было права оставить все на своих местах, ничего не исправляя.

- Что ты сделал такого, чего не сделали другие? - спросил его Арчибальд пару лет назад, когда молодой миллионер хотел завоевать любовь женщины, которую любил.

- Я попросил прощения! - было простым ответом актера.

Если тогда он смог попросить прощения, то и сейчас Терренс был готов сделать это снова.

Конечно, у него осталось желание свернуть шею Натану Бауэру, так как он был уверен, что предполагаемая дружба между ирландским актером и Кенди была не больше чем хитрость со стороны Натана, чтобы соблазнить женщину, которая ему понравилась, как только попалась ему на глаза. У Бауэра была репутация Казановы, и Терренс прекрасно знал, что его жена была сокровищем, вызывающим зависть, и мужчины хотели приобрести эту драгоценность. С другой стороны, молодой актер был уверен в порядочности своей жены, но он боялся, что дружба с Бауэром породит россказни на Бродвее.

Это была основная причина скандала, но, уже успокоившись, Терренс признал, что в своих словах преступил границы дозволенного. В глубине души ему было стыдно, поскольку он осудил свою жену из-за ее дружбы с Бауэром, и очень обеспокоенным тем, что Кенди бросила ему в лицо про слухи, ходившие о его связи с Марджори Дилоу.

- Марджори Дилоу! - раздраженно бросил он, переключая рычаг скорости. - Проклятые репортеры и язык мой подложили мне свинью! Я должен был быть более осторожным с Марджори!..

- Я полагаю, было непросто сбавить ритм Вашей работы, когда у Вас был такой успех, - предположил Эллис, возвращая Терренса из воспоминаний.

- По правде говоря, я не прилагал особо больших усилий, - немедленно ответил актер, скрывая эмоции, которые разбудили в нем воспоминания, своим умением контролировать каждый свой жест. - Верно одно: то, что мое долгое отсутствие в течение более одного года являлось утомительным, неудовлетворительным и... отдаляло меня от моей семьи. Тогда я счел нужным прекратить эти изматывающие поездки и наслаждаться своей семьей, Вы понимаете Эллис?

- Думаю, что да... - ответил Чарльз с понимающей улыбкой. - Но будучи энергичным человеком, коим Вы, несомненно, являетесь, Ваш разум не стал отдыхать, а наоборот, на свет появился очень плодовитый писатель. Я задам Вам вопрос, который возможно будем немного глупым: откуда Вы берете идеи для Ваших работ? Вы всегда удивляете нас такими жизненными темами.

Лицо Терренса расслабилось еще больше, и, усаживаясь в кресле поудобнее, он начал спокойно отвечать на вопрос.

- Я всегда любил наблюдать за людьми. И мои истории - в действительности не моя личная заслуга. Они появляются от людей, с которыми пересекалась моя дорога и мои чувства.

- В Вашей последней работе «По другую сторону Атлантического океана» Вы описываете историю человека, который живет, одержимый воспоминанием безответной страсти, и которая доводит его почти до самоубийства. Вы писали о каком-то определенном человеке, которого в Вашем произведении зовут Джулес?

- Да, но на самом деле, эта история посвящена двум мужчинам, которых я знал, и имена которых не могу раскрыть, - ответил актер с движением правой руки. - Я написал это в определенной степени... Скажем так... в сопоставлении. Кого-то взял отсюда, кого-то оттуда, и остальное придумал сам.

- А они были, стали такими же счастливыми как Джулес в конце? - спросил заинтригованный Эллис.

- Без страха ошибиться, могу сказать, что да, - заверил его Терренс, думая об Иве, которого он видел в прошлом году. Время всегда было самым лучшим лекарством для души, и благодаря ему доктор забыл все свои прошлые любовные неудачи, и время также помогло ему открыть глаза и увидеть привязанность женщины, молча любившей его в течение нескольких лет. Терренс все еще помнил то прощание в грязном вагоне поезда, среди снаряжений и боеприпасов. В том случае актер знал, что, несмотря на улыбку, которую Ив пытался изобразить, было еще болезненное ощущение потери, которая скрывалась за спокойным лицом врача.

Иногда, в моменты полного спокойствия, когда он смотрел на лицо своей жены, спящей рядом с ним, он много раз спрашивал себя, какая была бы ее жизнь, если бы на его месте оказался Ив или Арчибальд, и были бы они счастливы видеть Кендис в своей постели. В эти мгновения Терренс не переставал изумляться тому, что сердце девушки выбрало его, несмотря на его импульсивный характер. Он был благородным человеком, и не мог избежать чувства сожаления к своим старым соперникам. Со временем актер пришел к выводу, что судьба хотела компенсировать недостатки в его детстве даром ответной любви. И также в глубине души, актер надеялся, что магнат и врач найдут хотя бы маленькую часть счастья, которое было у него.

Все же наши надежды сбылись, и оба юноши возместили убытки прошлых неудач. После войны Ив оставил армию и посвятил себя работе в городской больнице Парижа. Ему потребовалось много усилий, чтобы не впасть в депрессию, которая появилась, когда сражения закончились, и ему пришлось столкнуться с реальностью: все его братья и друзья уже были женаты, только он был одиноким. Удачно сложилось то, что помощь подоспела от самого неожиданного человека.

Жизнь показала ему, что любовь ожидает нас на неожиданных поворотах, но мы все равно будем пытаться игнорировать ее. Медленно, почни незаметно, робкая компания хорошей подруги превратилась в самое лучшее лекарство, чтобы вылечить все его раны, и в одно прекрасное утро Ив проснулся и понял, что в его сердце уже не было боли. Но должно было пройти много времени, прежде чем молодой доктор понял, что в его груди зарождалась новая любовь.

В 1924 году Пол Гамильтон умер от хронического алкоголизма. Вдова оказалась свободна от своего беспечного мужа и решила написать своей дочери, Флэмми, прося ее вернуться в Америку. Миссис Гамильтон думала, что причиной ухода Флэмми был ее отец, и так как он умер, девушка могла чувствовать себя более комфортно и вернуться в Чикаго, чтобы жить вместе со своей семьей.

Прошло уже десять лет с того момента, когда Флэмми покинула Соединенные Штаты, чтобы работать военной медсестрой во Франции, и предложение ее матери - вернуться в Чикаго - очень удивило ее. Это не входило в ее планы, но в этот день в первый раз ностальгия заполнила ее сердце, и она начала обдумывать это предложение. Девушка приняла решение остаться в Европе до окончания войны, потому что в глубине души лелеяла надежду, что все-таки сможет завоевать привязанность молодого доктора, но годы шли, и хотя она могла похвастаться, что завоевала доверие и дружбу Ива Бонно, но казалось, что он видит в ней лишь хорошую подругу.

Флэмми смотрелась в зеркало и чувствовала себя старухой. Хотя благодаря влиянию Жюльен, Флэмми научилась украшать свою внешность, но ей было очень грустно, так как, сколько бы она ни старалась, ей все равно не удастся соперничать с красотой ее давней подруги из школы медсестер. И как кажется, Ив не был готов довольствоваться меньшим, так что, в конце концов, Флэмми решила, что пришло время вновь увидеть озеро Мичиган.

Любопытно было наблюдать, как спавшее пламя в сердце Ива началось разгораться, когда девушка рассказала ему о своем решении вернуться на родину.

Ив остался бесстрастным и едва произнес единственный комментарий по этому поводу. После этого разговора Флэмми не видела своего друга в течение целой недели, за которую она надеялась, что юноша попытается отговорить ее от этого решения, но этого не произошло. Однако Флэмми продолжала оставаться такой же гордой как раньше, и, глотая слезы, готовилась к отъезду.

Брюнетка думала, что дни в Аргонском лесу были самыми ужасными, которые Ив мог припомнить. Но вдруг все то, что он считал разумным и верным, превратилось в сумасшествие, он чувствовал себя в таком состоянии, потому что его хорошая подруга далеко уезжала? Грустно, возможно да... Включая меланхолию, но почему это так раздражало? В эти дни Ив впервые почувствовал, что его жизнь потеряет смысл, Флэмми Гамильтон не будет с ним рядом, и тогда он, наконец, понял, что был влюблен в нее. Эти странные чувства, которые он ощущал в последнее время, находясь рядом с ней. Прошло довольно много времени, прежде чем они перестали быть просто дружескими, но его защита не позволяла ему понять это.

Однако, смущение, которое уже определенно существовало, начало порождать новые страхи: как сказать своей лучшей подруге, что ты влюблен в нее? С ним уже происходило это раньше, и последнее, что бы ему хотелось получить, это новый отказ. Флэмми всегда казалась такой независимой от мужчин... Так что Ив сдался перед своей трусостью и позволил Флэмми уехать, ничего не говоря, и она, в свою очередь, остереглась раскрыть ему свои чувства, несмотря на настойчивость Жюльен все же рассказать ему.

После отъезда Флэмми Иву стало очень плохо. Его мать подумала, что в этот раз ее сын точно сойдет с ума. Но это расстояние между ними сыграло свою роль; юноша изменился, и сначала его страх перешел в отчаяние, а потом он все обретал свою потерянную смелость.

Итак, в один из летних вечеров в Чикаго Флэмми убиралась в своей только что снятой квартире. Кто-то позвонил в дверь, и девушка отложила в сторону фартук, направилась открывать дверь, и как же она была удивлена, когда по другую сторону порога узрела Ива Бонно, который смотрел на нее так, будто она была самой красивой женщиной на свете. После этого им не потребовалось лишних слов. С естественностью, которая была уже очевидна, они отдались тому чувству, которое долгое время жило в их сердцах. Когда были произнесены самые простые объяснения, Ив обнял Флэмми и в первый раз поцеловал ее, во время этой ласки, спрашивая себя, почему он ждал столько времени, чтобы начать жить заново. С того дня Ив и Флэмми стали восполнять если не потерянные годы, то, по крайней мере, упущенную страсть.

Через некоторое время они поженились. Не забывая о своей лучшей подруге, несмотря на годы и расстояние, Флэмми пригласила Грандчестеров на скромное бракосочетание. Для Кенди, которая никогда не переставала молиться за Флэмми и Ива, тот день стал праздником, таким же важным, как и дни свадеб Энни и Патти. Сначала блондинка боялась встречи с Ивом, не видев его с той злосчастной ночи, но, увидев счастливое лицо молодого доктора, Кенди, наконец, смогла вздохнуть с облегчением, так как некоторым образом все еще чувствовала себя виноватой, не ответив на чувства своего друга. Наконец, она вновь смогла прямо смотреть в серые глаза Ива, не опуская взгляда, и понимая, что это взгляд просто хорошего друга.

Некоторое время спустя, Ив расскажет Терри, что происходило с его жизнью после войны, и актер возьмет кое-что из жизни молодого доктора, и что-то, о чем рассказывал ему Арчи. Так появится произведение «По другую сторону Атлантического океана» и переполнит театры всей страны.

Разговор между Терренсом и репортером продолжался еще долго, молодой актер подробно отвечал на вопросы Эллиса, который со временем и с приобретенным опытом превратился в истинного мастера своего дела.

Немного утомившись сидеть в одной комнате, аристократ предложил журналисту показать свой дом, продолжая разговор. Очарованный Эллис рассматривал большую коллекцию книг, имеющуюся у актера в библиотеке, и экзотические вещи, которые он хранил под стеклянной витриной, украшавшие это место. Те, что не были собранными самими Грандчестерами в различных поездках, были подарками Альберта Одри и плодом непрерывных путешествий миллионера.

- Это маска племени Ватуси, - сказал Терренс, показывая репортеру большую маску и объясняя, как пользовались ею древние предки этого племени.- Умерший тесть Альберта был опытным географом и антропологом. Он прожил много лет в Африке. И именно там Альберт познакомился с Линтоном.

- Понятно... Но я не... Я могу спросить у Вас, что здесь делает это? - спросил Чарльз, указывая на старую чашку из дешевого фарфора, которая выглядела очень обычной посреди такой экзотической коллекции.

Терренс загадочно улыбнулся, беря в руки эту чашку. Она была действительно старая, с тусклой картинкой, и очень отличалась от красивых вещей, привезенных из центральной Мексики и церемониальных бочонков племени шайеннов.

- Это, Эллис, маленькое напоминание, - ответил молодой актер, тихо вздохнув. - Вы видите эту простую и малопривлекательную чашку? Каждый раз, когда я смотрю на нее, она всегда напоминает мне, что истинно ценные вещи в жизни человека нельзя купить ни за какие деньги... Хотя они требуют много усилий, чтобы сохранить их. Это подарок одной старой дамы, которая преподала мне один из важнейших уроков в моей жизни, - закончил объяснять молодой человек.

Разум Терренса вновь вернулся на несколько лет назад к моменту, в котором он, отчаявшись, отправился в единственное место, которое пришло ему в голову, где могут находиться его жена и дети. Он был таким расстроенным, что даже не стал брать билет на поезд, а взял один из своих автомобилей и недолго думая, отправился в длинное путешествие в Индиану. Он ехал, не обращая внимания на окружающий мир, лишь понимая, что сердце спрашивало его, чего самого существенного не хватает ему, чтобы продолжать жить?

Несколько часов спустя, перед его глазами открылась заснеженная дорога, окруженная столетним лесом. Дорога окружала долину и терялась за холмом на вершине, на которой можно было разглядеть старую ель суровой красоты. Свернув на повороте, он, наконец, смог увидеть вдали дом, к которому он направлялся.

Он загнал машину под навес около дома и нервно вышел из автомобиля. На пороге стояла пожилая женщина, одетая в шерстяное платье до щиколоток. За металлическими очками ее уже усталые глаза с сочувствием смотрели на молодого человека, который, несмотря на отросшую за несколько дней щетину, огромных черных кругов под глазами и душевного волнения в его движениях, не потерял своего высокомерия.

- Терренс, сынок, мы тебя ждали, - поприветствовала его пожилая женщина, когда он подошел к ней.

- Она...? - задыхаясь, спросил он, забыв поприветствовать даму, которую он не видел с прошлого лета.

- Пойдем, сынок, проходи в дом! После поговорим, - ответила она ему, и он не мог ослушаться.

Мисс Пони открыла дверь, и тепло очага с запахами старой древесины, специй, ванили и консервированных фруктов наполнили ощущения молодого человека. Дети высыпали в коридор, приветствуя только что приехавшего актера. Пожилая женщина повела его в зал, но перед тем, как войти в комнату, еще одна женщина с тысячью морщинок на лице вышла встретить посетителя.

- Терри, мальчик мой! - произнесла пожилая женщина с ослепительной улыбкой.

- Бабушка Марта, как Вы? - приветствовал ее Терренс, хотя и не хотел разговаривать с ней в этот момент. Он боялся ее прямолинейной искренности, которой всегда славилась миссис О’Брайен.

- Здоровье мое в последнее время ухудшилось, но если сравнивать с тобой, то я уверена, что ты себя чувствуешь намного лучше! - сказала Марта, держа кувшин в руке и не реагируя на знаки, которые мисс Пони посылала ей, чтобы та попридержала свои комментарии.

- Что я могу ответить на это, Марта? Вы все знаете. Но поверьте мне, я выгляжу намного лучше, чем чувствую себя, - ответил актер, не в состоянии противостоять этой женщине.

- Это очень плохо, сынок... Но я полагаю, что ты здесь, потому что хочешь все исправить? - спросила пожилая дама, подмигнув ему и похлопав его по руке, так как Терренс был слишком высоким для нее, и она не могла достать до его плеча.

- Да, - пробормотал Терренс, стараясь контролировать свои эмоции.

- Тогда иди с мисс Пони, уверена, ты узнаешь много чего нового. Не падай духом, мой мальчик. Нет ничего настолько тяжелого... Мы, старики, это знаем! А сейчас, если вы меня извините, я оставлю вас, - сказав это, она исчезла в коридоре.

Терренс продолжал смотреть на Марту, пока она исчезала из виду, и ему казалось, что только вчера он помог ей тайком проникнуть в колледж. «Хоть бы все было так просто, как тогда!» подумал он, и потом молча последовал за мисс Пони.

Пожилая дама заставила его снять пальто, взамен дала ему чашку горячего какао и пригласила его сесть рядом с ней около камина. Несколько минут стояла тишина, пока Терренс отчаянно искал слова, как объяснить даме то, что произошло. Ему было очень трудно сосредоточиться, когда в каждом углу этого дома чувствовалось присутствие Кенди, как будто все стены были пропитаны ее смехом и ее живой сущностью.

- Я полагаю, ты приехал сюда искать Кенди? - спросила, наконец, дама, становясь серьезной, но, не теряя материнского выражения лица.

- Да, - ответил он, не осмелившись сказать большего.

- Если бы на моем месте оказался другой человек, то он бы сказал, что ты опоздал, - сказала она, и ее сердце сжалось, увидев лицо Терренса.

- Вы хотите сказать, что она была здесь, но уехала? - с беспокойством спросил он, вставая. - Скажите мне, куда она поехала. Я должен поговорить с ней как можно раньше.

- Сынок, пожалуйста, - попросила мисс Пони, - я прошу тебя выслушать сначала все то, что я должна сказать тебе, прежде чем сделать любую другую вещь.

Терренс опустил глаза и с неким раздражением согласился. Они снова сели, и пожилая мадам сделала большой вдох, прежде чем начать.

- Терренс, я сказала тебе, что другой бы тебе сказал, что ты опоздал, но мне кажется, что ты приехал в самый подходящий момент, - начала она объяснять. - Я не думаю, что ты уже готов увидеть Кенди. Сначала необходимо, чтобы мы поговорили. Обещай мне, что ты терпеливо выслушаешь меня. И когда мы закончим, я скажу тебе, где они - она и твои дети, и ты сможешь поехать к ним. Ты согласен?

Молодой актер молча ответил кивком головы, и старая дала ему еще одну большую чашку с какао.

- Несколько лет назад, когда ты в первый раз посетил нас, это был морозный день, как этот, ты помнишь? Тогда мы спросили у тебя, что связывает тебя с Кенди, но я уже знала ответ до того, как ты начал объяснять. Было достаточно лишь посмотреть на тебя, чтобы понять, что ты любил ее той любовью, которой любят лишь самых дорогих людей, и с силой, которой любят в первый раз... Что-то подсказало мне тогда, что эта любовь была далека от простой юношеской иллюзии. Время и судьба взялись и не смогли изменить этого, - сказала дама со спокойной улыбкой. - Я уверена, что Кенди рассказывала тебе, что по иронии судьбы, она вернулась в этот дом из Англии всего лишь несколько минут спустя, после твоего ухода.

- Да, - повторно ответил он, помня тот случай.

- Однако, возможно, она упустила одну деталь, которая не скрылась от меня. Перед тем, как добраться до дома, Кенди встретила Джимми Картрайта, и он ей рассказал, кто был в этот момент с нами. Ты должен был видеть, как она вбежала в эту дверь, крича твое имя, - говорила мисс Пони, указывая на порог комнаты. - Она была далеко от дома столько месяцев, но ни меня, ни сестру Марию она даже не поприветствовала. А, наоборот, с горящими щеками и со сбивчивым дыханием, единственное, что она делала – взволнованно спрашивала нас, где ты.

Она взяла ту же чашку, которую держишь сейчас ты, и из которой ты пил тогда, только несколько минут раньше. Ощущая оставшееся от тебя тепло, она интуитивно почувствовала, что ты не мог быть далеко, и, не говоря больше ни слова, она выбежала тебя искать. Излишне говорить, что разочарование не могло быть больше, когда она не смогла найти тебя! Надо было быть сделанной из камня, чтобы не чувствовать себя потрясенной ее грустью. Так я и догадалась, что моя шаловливая девочка превратилась в женщину, и ты был причиной этой перемены.

Сейчас приезжаешь ты, и тоже забываешь поприветствовать меня, и только спрашиваешь, где она... Кенди, со своей стороны, ничего не сказала, когда появилась здесь три дня назад, но мне и так было ясно, что твое отсутствие способно украсть ее радость пребывания в этом месте, которое было ее детским очагом. Сынок, у тебя нет причин сомневаться в любви, которая объединяет вас двоих, - уверенно заявила она, беря руку актера, который молча смотрел на нее. - Как мать многих, я видела различные истории любви, которая рождалась и росла в этом доме, но ни одна из них не была такой волнующей и красивой как ваша.

Однако, даже большая любовь, возникшая на небесах, нуждается в защите... И это можно сделать только здесь, на земле. Не надейся, что это произойдет, если ты отсутствуешь столько времени дома. Любовь семьи - нежный цветок, требующий тщательной заботы. Если ты не заботишься о нем, то вокруг него прорастают сорняки. Сын, зависть - плохой советник и, несомненно, многие злые сердца будут стараться, чтобы ты и Кенди серьезно ссорились. Вы хотите, чтобы выиграли те, кто завидует вашему счастью?

То, что ты сделал, не было мудрым... И также не было мудро со стороны Кенди реагировать таким образом, как она это сделала. Сестра Мария и я ни на секунду не поддерживали то, что она нам сказала - что она ушла из дома после разговора с тобой. Не имеет значения, какие серьезные проблемы у вас возникли, убегать - не способ их решить. Сестра Мария уже заставила Кенди увидеть свои ошибки. А что касается моих советов тебе, которые только с годами и опытом я поняла....

Терренс продолжал внимательно слушать мисс Пони, и чем больше она говорила, тем больше ему казалось, что его душа получала обратно потерянное за прошедшие дни спокойствие.

В то же время, он прокручивал у себя в голове прошлые месяцы, и в то время, пока мисс Пони продолжала говорить, Терренс ясно смог распознать каждое из бесстыдных решений, которые он принял, и которые, несомненно, привели его брак в опасную точку.

Терренс этой же ночью хотел вернуться в свой дом в Нью-Джерси, так как две матери Кенди заставили ее направиться и обдумать там все. Но три хорошие женщины, управляющие домом, не позволили ему сделать то, что он желал. А наоборот, практически вынудили нормально поужинать в первый раз за последние дни, принять теплую ванну, и дали ему выпить что-то, из-за чего он провалился в сон на целых двенадцать часов.

На следующее утро, взяв с собой старую фарфоровую чашку, он направился домой.

- Ужин готов, - объявил женский голос, способный затронуть все скрытые струны в душе Терренса. - Я предлагаю нашему гостю присоединиться к нам, - добавила миссис Грандчестер, обхватывая рукой талию своего мужа.

- Я согласен с тобой, любовь моя, - улыбнулся молодой человек, отвечая объятию. - Эллис, нам было бы очень приятно, если бы Вы согласились поужинать с нами, конечно, если у Вас нет лучшего приглашения этим вечером, - предложил актер.

- Другого лучшего предложения, чем домашняя еда? Никакого, мистер Грандчестер. У закоренелого холостяка, как я, не бывает лучшего приглашения, - ответил улыбающийся Эллис.

В душе репортер радовался не только возможности поужинать что-то отличающегося от его ежедневного меню, но и возможности взять интервью у Леди Грандчестер которое ни одному из его коллег не удалось взять до сих пор.

Эллис смог еще лучше осмотреть дом Грандчестеров, пока хозяйка дома вела их в столовую, обставленную просто, но со вкусом. Посуда из немецкого фарфора и в центре стола ваза с желтыми розами, наполняющими атмосферу благоуханием. Эллис сидел по правую руку от гостеприимного хозяина, и через несколько минут в столовую вошел слуга, предлагающий всем аперитив. Через несколько секунд, они услышали торопливые шаги с лестницы, и секунду спустя пред ними предстали три выдающиеся личности.

У самого старшего мальчика были тонкие черты лица, и в каждой линии и каждом жесте можно было заметить сильное сходство с владельцем дома. Ребенок, которому было девять лет, непринужденно приблизился к Эллису и предложил ему руку, глядя на него такой же парой огромных глаз, как у его отца.

- Вы, должно быть, мистер Чарльз Эллис, - сказал ребенок с серьезностью, которая позабавила взрослых. – Меня зовут Терренс Дилан Грандчестер, уважаемый мистер Эллис.

- Приятно познакомиться, молодой человек, - ответил Эллис, продолжая формальную игру мальчика и пожимая его руку.

- А я Альбен Грандчестер, - сказал ребенок, стоявший рядом с Диланом, привлекая внимание Эллиса, чьи темные глаза встретились с другой парой глаз, в которых сочетались глаза старшего брата, отца и знаменитой бабушки, также хорошо знакомую Эллису. Однако, у этого мальчика было иные черты лица. В его личике было что-то светлое: несколько веснушек на носу и кудрявые золотистые волосы, которые и отличали его от брата. - Вы - мистер, который сидит в ложе рядом с нашим и очень много пишет во время спектаклей, правда? - спросил малыш с недоверчивостью, свойственной для его шести лет.

- Да. Тогда мы еще не были знакомы, я полагаю, - улыбнулся Эллис и ребенок возвратил ему улыбку, доказывая, что хотя у него были не все зубы, это не доставляло ему неудобств. Несомненно, его улыбка была самой открытой и доверчивой, которую Эллис когда-либо видел. Что-то напоминало в ней хозяйку этого дома.

Эллис почувствовал, что кто-то дергает его за брюки и, посмотрев влево, он увидел малышку, которая открыла ему дверь в тот день.

- Ты слышишь? Ты слышишь? - повторяла малышка, пока Эллис удивлялся огромным темно-зеленым глазам, смотрящим на него сиянием шаловливого светлячка. - Я Бланш. Ты помнишь меня?.. А ты - Чак, правда?

- Извините, пожалуйста, мою сестру, мистер Эллис! - поторопился сказать Дилан, исполняя роль старшего брата и знающего хорошие манеры, - Она еще маленькая, и забывает, как надо обращаться к взрослым.

- Не надо извиняться, молодой человек, - немедленно ответил Эллис, лаская Бланш по щеке. - Я сам попросил у твоей сестры, чтобы она меня так называла, когда мы познакомились, и это распространяется и на Вас двоих, - сказал репортер двум мальчикам, на что они ответили улыбкой одобрения.

- Хорошо, всё! - сказала миссис Грандчестер, входя в столовую и помогая слуге подать суп. - Пора ужинать, рассаживайтесь по своим местам.

Словно по звуку боевого горна, после внушительного приказа, малыши сели на свои места, и ужин начался.

Трапеза прошла среди приятных взрывов детской изобретательности и всегда интересных рассказов Лорда Грандчестера. Эллис продолжал прислушиваться к словам актера, но его разум, в свою очередь, быстро работал, наблюдая за Кендис и ее детьми, пока та руководила оркестром ужина и обслуживала сегодняшнего гостя. Было очевидно, что требовалась поразительная координация, чтобы контролировать столько вещей одновременно, не теряя из виду беспокойные движения трех малышей.

- Я могу задать Вам вопрос, Кенди? - спросил репортер, не сумев удержаться.

- Давай, Чарльз, - ответила дама, подзывая служанку и прося ее подлить еще лимонада во все стаканы.

- Как Вам удается контролировать столько вещей одновременно? - спросил он с искренним удивлением.

- Я контролирую? - в ответ спросила девушка с маленьким смешком. - Я не думаю, Чарльз!

- Ну, я был единственным сыном в семье, и мне кажется, что уже достаточно сложно заниматься единственным ребенком..., а троими, должно быть, очень трудным заданием.

- А-а, Вы имеете в виду моих детей! - поняла девушка, глядя на трех малышей с материнской гордостью. - Это не совсем так, мои матери воспитывали сотни детей. Когда я была еще маленькой, в доме уже было десять детей.

- Ваши две матери? - спросил смущенный Эллис, поскольку не знал, что женщина была сиротой.

- Кенди имеет в виду двух дам, которые управляют приютом, где она выросла, - пояснил Терренс, прочитав вопрос на лице репортера.

- О-о, извините! - оправдывался Чарльз, огорченный, что затронул столь личную тему за столом. - Я не хотел расспрашивать Вас на эту тему.

- Не извиняйтесь, - ответила Кенди с улыбкой. – Будучи далеко от того, чтобы стыдиться своего происхождения, я чувствую себя более чем гордой тем, что воспитывалась в Доме Пони. Наши дети знают, откуда родом их мать, и понимают, что в этом нет ничего плохого. Даже наоборот, я считаю, что мне повезло, что моя жизнь в дорогом мне доме была далека от жизни Оливера Твиста. Я получила много любви и доброты, хотя, конечно, у нас были денежные затруднения, но об этом не думаешь, когда рядом с тобой дорогие тебе люди.

- Я согласен с Вами, - прокомментировал Эллис, и воодушевленный искренностью молодой хозяйки, он осмелился продолжить вопросы. - Сколько лет Вы прожили в доме Пони перед тем, как Вас приняли в семью Одри?

- Я прожила первые двенадцать лет в этом доме, и потом меня взяла под опеку семья Леган, и с ними я прожила около года. Однако они меня никогда не собирались удочерять, а только взяли к себе как компаньонку для их младшей дочери. А в тринадцать лет меня приняли в семью Одри, - ответила дама.

- Это, должно быть, было очень значительной переменой для Вас? - предположил журналист.

- Огромной! Но не такой, как Вы предполагаете, - ответила Кенди, мысленно переносясь в прошлое и тем самым оправдывая надежды Эллиса. - Несомненно, роскошь и удобства ослепляют того, у кого раньше ничего этого не было, но по-настоящему трудным было столкнуться с миром правил и разных привычек. Я долгое время чувствовала себя птицей, загнанной в золотую клетку. Если бы не мои названные кузены, я умерла бы со скуки.

- Вы говорите, кузены? - воодушевленно спросил Чарльз, поняв, что добился того, чего раньше не удавалось никому.

- Да, сыновья сестры Уильяма Альберта Одри, человека, который меня удочерил. Я уверена, Вы слышали о нем, будучи репортером.

- О, да, конечно. Полемический господин Одри. Однако, мне кажется невероятным, что такой молодой человек, да еще неженатый, принял решение удочерить осиротевшую девушку.

- У Альберта всегда было золотое сердце, - объяснила дама с осветившимся лицом. - Мы познакомились с ним во время одного происшествия. Он спас меня, когда я упала в реку, около поместья Леганов, и он сразу понравился мне.

Мои кузены, которые тогда еще были моими друзьями, написали ему письмо, в котором просили его удочерить меня, чтобы мы могли жить вместе. Альберт подумал, что это было хорошим способом мне помочь и обеспечить лучшее образование, нежели в доме Леганов, так я и согласилась.

- Говорят, что у Вас с мистером Одри очень дружеские отношения, - прокомментировал Эллис.

- И это правда. Альберт был для меня намного больше, чем опекуном. Я не могу сказать, что он вел себя как мой отец, потому что между нами была дружба, и я всегда считала его своим старшим братом. Он самый лучший друг моего мужа и крестный отец всех наших детей, - закончила она удовлетворенным тоном.

- И он самый лучший дядя в мире, - осмелился вмешаться в разговор Дилан, посмотрев на мать, ища ее ободрения. Молодая мать улыбнулась, и это воодушевило мальчика продолжить. - Вы не представляете, где только дядя Альберт не был! Папа подарил мне карту, где я просматриваю дорогу дяди Альберта, и когда он приезжает к нам, я спрашиваю у него все, что он увидел в каждом из этих мест.

- Уверен, он рассказывает очень захватывающие истории, - предположил Эллис, обращаясь к детям.

- О, да! Почти такие же захватывающие, как у нашего отца! - спонтанно ответил Альбен, и его старший брат поддержал его.

Разговор еще долго продолжался, касаясь тигров Бенгальского залива, панических бегств антилоп в пустыне Кении, пигмеев, чудес египетских пирамид, фонтанов Тадж-Махал и тысячи других чарующих вещей, которые дядя Альберт привозил в подарок своим племянникам каждый раз, когда возвращался из путешествия. Было очевидным, что мистер Одри был вторым мужчиной, к которому дети Грандчестеров питали полнейшее восхищение.

Когда настало время десерта, хозяйка дома дала малышам тарелочки с лакомством, чтобы они поели его в другом месте, пока слуга менял скатерть. Дети простились с гостем, прежде чем покинуть столовую. И когда очередь дошла до малышки Бланш, она искоса глянула на родителей, и увидев, что они не следили за ней, она предприняла последнюю попытку. Девочка сигналом руки позвала Эллиса, который склонил к ней голову. Он полагал, что малышка хотела поцеловать его, но секунду спустя ему пришлось сдерживать смех, когда малышка сказала ему на ухо:

- Эй! Я предоставила тебе своего папу на весь вечер, - прошептала девочка. - Ты мне должен конфеты, когда ты их принесешь?

- Бланш! - твердо произнес ее отец, когда обратил внимание на то, что делала девочка. - Прекрати сейчас же или не получишь десерт!

Напуганная малышка развернулась на пятках и встретилась с суровым взглядом своего отца, Бланш не смогла долго выдерживать его взгляд и опустила глаза. С опущенной головой девочка вышла из столовой.

Когда все дети вышли, взрослые одновременно засмеялись.

Мужчины ненадолго остались одни, но после Леди Грандчестер вновь появилась в столовой в сопровождении слуги, который нес чай и сок для гостя.

- Скажите мне, Кенди, - решился продолжить Эллис, когда дама вновь села за стол, - как получилось, что девушка, которую приняли в такую знатную семью, и которая могла располагать таким состоянием, приняла решение стать медсестрой?

- У меня был не один хороший пример, - немедля ответила Кенди. - Я выросла с двумя женщинами, которые показали мне, что забота о ближнем – это искра, придающая смысл жизни. Потом я познакомилась с Альбертом, от которого я узнала, что каждый человек должен искать свою дорогу в жизни, не обращая внимание, что подумают остальные; в конце концов, в школе медсестер я познакомилась с удивительной женщиной, которая не только научила меня искусству медсестры, но и умению поддержать людей, которые долго лежат в больнице.

- Говорят, после Вашего решения стать медсестрой Вы отказались от поддержки Одри, - продолжил Эллис.

- Да, это правда. Я убежала из колледжа, где училась. И по правде говоря, я не знала, чем буду заниматься в дальнейшем. Но через некоторое время, я решила, что хочу изучать медицину, но делать это самостоятельно, - ответила женщина, неторопливо отпивая из чашки жасминовый чай, который подал Эдвард. - Я уверена, что если бы я спросила у них разрешения, они бы никогда не поддержали меня.

- Но мистер Одри поддержал Ваше решение, ведь так? - спросил Чарльз, немного смущенно.

- Да, но это произошло намного позднее... В то время, когда я приняла это решение, Альберта не было в Америке. Он тогда в первый раз путешествовал в Африку, и он даже понятия не имел, чем я занимаюсь.

- Тогда от кого Вы получили поддержку, чтобы поступить в школу медсестер? - спрашивал Эллис, еще более заинтригованный.

- От двух своих матерей; они рекомендовали меня директрисе школы медсестер, мисс Мэри Джейн. И так у меня появилась возможность учиться и работать, чтобы оплачивать свои расходы.

- Не может быть! Никогда бы не подумал! - воскликнул Эллис, очарованный историей молодой дамы. - Но все же я кое-чего не понимаю... Вы сказали, что перед тем, как начать изучать медицину, семья Одри отправила Вас в колледж, из которого Вы убежали. Меня изумляет Ваша смелость, ведь Вы тогда были очень молоды.

- Мне было пятнадцать лет, и когда я убежала из колледжа, у меня в кармане не было и цента, когда я пересекала Атлантический океан, - серьезно ответила молодая хозяйка. - Сейчас я не понимаю, как осмелилась проделать такое.

Упоминание об Атлантическом океане мигом заставило разум Эллиса заработать, и он немедленно соединил всю ранее полученную от актера информацию с этой.

- Не могу в это поверить! - воскликнул удивленный репортер. - Вы убежали из того же колледжа, в котором познакомились с мистером Грандчестером и вернулись самостоятельно в Америку без денег!

Слова Эллиса удивили девушку, которая бросила быстрый взгляд на своего мужа. Пара обменялась незаметными словами на немом языке, который могли понять только они, и потом вновь продолжая разговор с ничего не заметившим журналистом.

- Если Вы мне позволите, - продолжил Эллис, думая, что будет лучше объяснить ей, откуда у него эта информация, - Ваш муж рассказал мне, что Вы познакомились друг с другом в этом колледже, но он не сказал, что Вы также ушли оттуда, как и он.

- Я должна признать, что не все примеры в моем отрочестве были достойны подражания, - ответила она шутливым тоном, вновь обретая уверенность, которую потеряла на мгновение, подумав, что сказала то, что не должна была говорить.

- Большое спасибо, мадам! - сказал ее муж. - Видите ли, Эллис, я думал, что она нуждалась в заботе своей состоятельной семьи, а она решает, что хочет жить самостоятельно. Никогда не стоит пытаться понять женщин, потому что это непостижимо.

Троица посмеялась над комментарием и продолжила беседовать о деталях того путешествия в Америку, которые читатель достаточно хорошо знает.

- А сейчас расскажите, Кенди, что заставило Вас пойти в армию? - допытывался Эллис. - Это решение достаточно сложное для мужчины, а для женщины, я полагаю, оно должно быть намного труднее.

Кенди отставила чашку с чаем в сторону и склоня немного голову, думала над ответом и из-за этого в столовой несколько минут стояла тишина.

- По правде говоря, я приняла это решение импульсивно, - ответила женщина некоторое время спустя. - Я думаю, что большинство важных решений в своей жизни я приняла также. В действительности, я теряла немного.

- Теряла немного? - сказал удивленный Эллис. - Как богатая наследница, Вы могли бы помогать деньгами Армии и Красному Кресту, а не ехать работать медсестрой на войну. Я бы сказал, Вы очень многим рисковали.

- Возможно, я неправильно ответила Вам, Чарльз, - спокойно начала говорить дама. - Не было ничего, что бы удерживало меня в Америке. Никого, кто бы зависел от меня напрямую. Одна из моих лучших подруг собиралась выйти замуж за моего кузена Арчибальда, другая жила рядом со своей семьей в сотне миль отсюда, Альберт был занят семейным бизнесом, у двух моих матерей была ответственность за детей в Доме Пони... В конце концов, у всех была своя собственная жизнь и ответственность. И я подумала, что буду полезнее раненому солдату, нуждающемуся в руке помощи. Раненым, мистер Эллис, в такие моменты не так нужны деньги, как улыбка и слова утешения. Я думаю, что поэтому мне было легко принять такое решение. Время показало, что это было самым важным решением, которое я приняла, - заключила девушка, беря мужнину руку. Взгляд, которым девушка посмотрела на своего супруга, был таким красноречивым, что репортеру не было нужды задавать дальнейшие вопросы на эту тему.

- Мне кажется, я понимаю, что Вы хотите сказать, Кенди, - прокомментировал Чарльз, улыбаясь. - Сейчас, разговаривая с Вами, мне кажется, что репутация мятежницы и феминистки, которую Вам приписывают, верна лишь частично.

- Люди так говорят? - спросила девушка, позабавленная словами журналиста. - Я уверяю Вас, что я была бунтаркой лишь из-за простого удовольствия идти против всех. Ведь столько всего, что навязывает нам общество, не кажется мне обоснованным, и я должна была слепо подчиниться им? У меня была возможность убедиться, что даже дети самых почетных семей не оправдывают ожиданий.

Разум Кенди перенесся в прошлое. В ее голове замелькали изображения тех дней, когда она жила в доме Элизы и Нила, время, проведенное в колледже Святого Павла, годы, за которые дети Леганов превратились в значительные фигуры Чикаго, и потом, словно мимолетные звезды, стали исчезать в пронзительном и мучительном падении.

После ее свадьбы с Терренсом Грандчестером у Кенди было очень мало возможностей увидеть Леганов. Альберт путешествовал, а Арчи руководил семейным состоянием. Консорциум Одри полностью отделился от компании «Леган & Леган», так что встречи между двумя семьями происходили реже.

Мадам Элрой пару раз скандалила с Арчибальдом, и он оставил чикагский особняк и переехал жить в один из загородных коттеджей Альберта на берегу озера. Когда-то тетушка принимала там своих племянников, Элизу и Нила, которые всегда доставляли ей удовольствие своими постоянными визитами. Однако, дни, когда мадам Элрой организовывала большие праздники для объединения семьи, остались в прошлом. Так что возможность вновь объединить семьи Одри и Леган постепенно уменьшалась до единственного значительного события: день рождения мадам Элрой, который Сара Леган всегда праздновала. Конечно, это была традиция, которой всегда следовали.

И по этой причине миссис Леган преодолевала свое отвращение и приглашала могущественного кузена Арчибальда, еще более ненавистного и эксцентричного Уильяма Альберта и эту ужасную пару с помпезным именем - Грандчестер. Конечно же, приглашение герцога и герцогини на праздник давало большое преимущество и привлекало внимание прессы, которая продолжала неутомимо следить за шагами знаменитого актера. Но выносить присутствие высокомерного англичанина и его жены, которая из девчонки с конюшни превратилась в аристократку, было, несомненно, ужасно для тщеславной дамы и ее двоих детей, однако они переносили это со стоицизмом ради их доброго имени.

Но почему же Одри и Грандчестеры все же приходили на этот формальный праздник, хотя им не очень-то хотелось присутствовать на нем? Частично, из-за уважения к мадам Элрой, которая, несмотря на свои мимолетные вспышки гнева и продолжительные упреки, все еще оставалась патриархом семьи, и частично потому, что это событие давало возможность развлечься за счет кузенов Леганов. Каждый из них находил что-то особенно заметное, чтобы посмеяться.

Арчибальд получал некое злобное удовольствие, наблюдая за плохо скрываемой завистью его дяди, который не добился роста для своего предприятия после отделения консорциума Одри. Чем больше бедняга пытался доказать свою полезность, нечто, еще ему непонятное, препятствовало развитию его дела. Арчи несколько раз слышал, что его дядя начал дискредитировать Одри, когда узнал, что все семейные компании перешли под руководство молодого Корнуолла. Через несколько лет всем стало понятно, что дурные слухи, исходившие от мистера Легана, были фальшивыми. Так что Арчибальд во время этого праздника по поводу рождения мадам Элрой смотрел в глаза своего дяди с высокомерной победой и молчаливо доказывал ему свое превосходство.

Альберт, со своей стороны, не мог противиться искушению бросить вызов тетушке Элрой, придя на праздник в неформальной одежде, блестяще отделанной под бронзу, что мадам Элрой всегда называла дурновкусием, критикуя французов, осмеливающихся соперничать с мнениями ортодоксальных гостей. Она так и не смогла понять своего племянника, но все же ей было ясно, что она не сможет сломить его волю, и ей не оставалось ничего, кроме как молчать. Так что Альберт получал удовольствие, шокируя своим видом тетю и Леганов, которые, в свою очередь, не имели никакого права критиковать его.

Терренс же, из-за дружбы с Альбертом, своей репутации и физической привлекательности, мог позволить себе говорить все, что пожелает. Но было еще что-то, что Кенди не очень понимала, но было очевидным, что ее муж стремился присутствовать на таких вечерах и быть особенно нежным с нею на публике. Только годы спустя, девушка поняла, что ее муж вел себя мстительно и зло, получая восторженное удовольствие, демонстрируя красоту и привязанность своей жены перед Нилом Леганом и наблюдая, как бедный неудачник бледнеет от зависти и ревности.

И в конце концов, Кенди уже не боялась колкостей Элизы по поводу ее бедного происхождения. Если даже в своем детстве и отрочестве девушка никогда не боялась злых высказываний рыжеволосой, то сейчас в зрелом возрасте, уже с полностью сформировавшимся характером и с уверенностью, которую дает женщине только любовь и стабильный брак, Кенди было неважно, что Элиза могла бы сделать или сказать.

Итак, контакт между Кенди и тщеславными Леганами свелся к этим кратким встречам, которые продолжались несколько лет до тех пор, пока фарс, который они поддерживали, не исчез.

Элиза Леган приложила много сил, чтобы стать дамой высшего света, как и ее мать. Однако она только смогла превратиться в очень дорогую распутную женщину. Отчаянно стараясь пробиться в красивый мир, о котором она так мечтала, она переходила из постели в постель с семнадцати лет и до дня, когда один из ее любовников под угрозой смерти потребовал от нее верности.

Для ее большому сожалению, ее любовник не был из высшего общества, в котором она хотела оказаться и приобрести статус замужней женщины, а имел скромное происхождения и сомнительное занятие, в которое был вовлечен ее брат в годы войны.

Баззи, несомненно, был видным мужчиной, и Элизу привлекло его изящество с той первой ночи, когда он пришел к Нилу, чтобы вручить пакет опия. Через некоторое время он превратился в одного из ее любимых "друзей", и она звала его каждый раз, когда хотела провести незабываемую ночь, потому что молодой человек был особенно хорош в качестве любовника.

К несчастью, Баззи влюбился в молодую миллионершу, и через несколько лет любовных отношений он потребовал от нее, чтобы она не ложилась в постель ни с каким другим мужчиной, кроме него. Элиза, у которой были планы выйти замуж за человека ее же класса, не включали связь с преступником, но через некоторое время она получила первое предупреждение. Одна их служанок умерла в бассейне дома Леганов в Чикаго, и у брата с сестрой не было сомнений, кто является автором этого убийства.

Тем не менее, ни один из них не осмелился заикнуться о полиции, потому что они были слишком связаны с бизнесом Баззи. Нил подделывал бухгалтерские книги отцовского предприятия, вычитая довольно большие суммы, чтобы оплачивать свои расходы: опий, выпивку и азартные игры. Так что у Элизы не оставалось большего выбора, кроме как ублажать своего любовника и оставаться незамужней женщиной, несмотря на постоянные замечания ее матери, которая не переставала напоминать ей, что у ненавистных Кенди и Энни были уже свои семьи и дети, в то время как она постепенно превращалась в старую деву.

Эта ситуация длилась еще долгое время, до тех пор, пока брат с сестрой не захотели больше подчиняться капризам Баззи, который превратился в жестокого вымогателя, требуя у них все больше денег взамен на опий и молчание. Так что они приняли решение объединиться с соперником и врагом Баззи. Однако этот неудачный заговор был раскрыт до того, как новый союзник мог избавиться от Баззи.

Молодой гангстер убил своего соперника и потом разработал план мести для своей любовницы и ее брата. Он отказался от всех методов, которые обычно предпринимают мужчины в таких случаях. В конце концов, это было не простым раздором между "семьями", а уроком для распутной парочки, которая думала, что может шутить с ним. Для них надо было придумать что-то, что причинило бы им больше боли, чем потеря жизни из-за физических пыток.

Так что Баззи сделал вид, что ничего не понял и продолжил свои отношения с Леганами в течение еще одного года. Брат с сестрой, со своей стороны, сначала дрожали от страха, думая, что любовник Элизы убьет их, но, увидев, что время проходит, а Баззи, кажется, не о чем не догадывается, они решили все оставить на своих местах.

В таком положении Нил продолжал подписывать долговые расписки, подделывать документы и продавать недвижимость за спиной своего отца, чтобы оплачивать свою беспутную жизнь. Молодой миллионер не замечал, как Баззи начал присваивать себе состояние Леганов, постепенно улаживая детали свой мести. Когда все уже было готово, молодой гангстер сделал свой первый выход, послав мистеру Легану анонимное письмо, и рассказав в нем в мельчайших подробностях и с несколькими фотографиями в качестве доказательств, какой образ жизни вели его дети за его спиной.

Высокомерный мистер Леган перенес инфаркт, получив это известие и по рекомендации врача уехал в особняк Одри на несколько дней, чтобы отдохнуть. Все, казалось, способствовало выздоровлению магната, но он, наоборот, умер на следующей неделе. Подозревали, что смерть мистера Легана не была естественной, но для подтверждения не было никаких доказательств.

В конце концов, смерть мистера Легана привела к ужасным последствиям семейного состояния, так как стоимость акции компании «Леган & Леган» катастрофически уменьшалась. Нил, который всегда был крайне неловок в бизнесе, закончил тем, что начал распродавать по дешевке уже малые толики богатства, которое получил в наследство, и менее чем через шесть месяцев после смерти своего отца, ему пришлось объявить о банкротстве семьи.

Арчибальд следовал тому, что он однажды сказал: он наблюдал за падением своего кузена с полным безразличием. Он не ударил палец о палец, даже когда Нил просил предоставить ему ссуды, чтобы избежать банкротства.

- Я не желаю, чтобы ты использовал деньги семьи Одри, чтобы финансировать свое распутство, - было ответом высокомерного Корнуолла. - Я очень хорошо проинформирован о твоей связи с организованной преступностью этого города. И доказательства, которые я собрал против тебя, могли бы гарантировать тебе несколько лет тюрьмы.

Так что у Нила не оставалось выбора, кроме как продать оставшуюся у него собственность, чтобы рассчитаться с долгами перед Баззи и акционерами компании «Леган & Леган». Однако, у Леганов еще оставалось одно средство, чтобы исправить свое финансовое положение: деньги мадам Элрой. Но к их неудаче, месть Баззи зашла еще дальше. Он преподнес на блюдечке информацию о жизни Элизы Леган журналисту, который, сохраняя в тайне имя Баззи и его компаньонов, выставил недозволенные связи мисс Леган на всеобщее обозрение. После того, как статья вышла в свет, мадам Элрой больше не хотела видеть своих племянников до конца своих дней. Осознав, как она ошибалась, она раскаялась перед Арчибальдом, который в то время был уже женат на Энни Брайтон, которую, в конце концов, она приняла.

Это стало пределом потери доверия и несчастья Леганов, которым пришлось продать свой особняк в Лейквуде, единственную оставшуюся у них собственность, и жить на скромные выплаты из фонда, которым владел Уильям Альберт, и выдаваемых после прочтения завещания мистера Легана. Там, вдали от блестящих времен, с парой слуг, которых было недостаточно, чтобы поддерживать огромный дом, Элиза и Нил должны были противостоять жестокому экономическому миру, впервые в жизни. Но Кенди не знала, что самое худшее случится во время большой Депрессии, которая произойдет спустя год после разговора с Чарльзом Эллисом.

- Я понимаю Вас, Кенди, - ответил Эллис, продолжая разговор и заставляя девушку оставить воспоминания о несчастных Леганах. - Но, будучи всегда такой самостоятельной, как Вы себя чувствуете в роли жены и хозяйки дома? - осмелился спросить журналист, воспользовавшись тем, что актер ненадолго вышел из столовой, чтобы ответить на телефонный звонок.

- Вы хотите спросить, почему, если я "такая феминистка" как говорят люди, решила уйти с работы, когда родилась моя дочь Бланш? - уточнила Кенди с шаловливой улыбкой.

- Да. Что-то вроде этого, - ответил Эллис, загнанный в тупик искренностью молодой дамы.

- Я могу сказать, мистер Эллис, что всегда уважала феминизм, - начала объяснять она с блеском во взгляде, - и не из-за того, что женщинам удалось занять достойное положение, которое монополизировали мужчины, а потому что каждая женщина получила свободу выбора деятельности, которой она бы хотела заниматься, будь то университетская, исполнительная, научная или материнская. Когда-то я выбрала работу медсестры, вопреки мнению остальных. Каждый день моей жизни, которую я посвятила этой работе, был важным, и приносил глубочайшее удовлетворение, но пришло время, когда обязанности жены и матери потребовали большей отдачи. Особенно, с рождением Бланш, мне стало намного труднее поддерживать баланс между работой медсестры и материнством. Так что я решила, по крайней мере, на несколько лет оставить свою работу в больнице и быть только матерью. Это было независимое решение, и я не жалею о нем. Наоборот, я очень счастлива быть рядом со своими детьми и проводить с ними их детство.

- И я полагаю, эта мысль показалась господину Грандчестеру более чем хорошей, - предположил Эллис.

- Будучи эгоистом, как и все мужчины, я не мог желать большего, чем иметь свою чудесную жену только для себя, - прокомментировал актер, который в этот момент вошел в столовую.

Кенди повернулась к Терренсу и погладила его руку, которую он положил ей на плечо как теплый ответ на его замечание.

- "Эгоистичный и ревнивый", - подумала девушка, смеясь в душе, но потом немедленно сказала, что не могла упрекать своего мужа в недостатке, который был и у нее в некоторой степени.

Прошло уже пять с того ужасного ночного кошмара, и хотя она уже не видела никакой опасности, иногда, взглянув на чашку, которую ее муж хранил под стеклянной витриной в библиотеке, она вспоминала тот урок и свои торжественные клятвы больше не повторять тех же ошибок, которые чуть не разрушили ее семью.

И для нее все было очень трудно. Несмотря на то, что Кенди старалась не придавать большого значения длительному отсутствию Терри, но оно заставило ее чувствовать себя все более и более одинокой. После восстановления эмоционального и физического здоровья Патти Стивенсон, Кенди вернулась домой, и ее меланхолия захватила ее целиком.

Когда ее двое малышей, трехлетний Дилан и семимесячный Альбен, засыпали, девушка молча гуляла по дому, ища в стенах молчаливый след человека, которого любила. Но дни шли, а поездки продлевались, и голос Терри в ушах Кенди становился все более далеким.

Много раз она хотела взять ручку с бумагой и написать ему письмо, строки которого говорили бы: возвращайся, я без тебя с ума схожу. Но потом она закрывала глаза и видела улыбающееся лицо Терри, когда публика неистово аплодировала ему после представления. Кенди знала, что ее мужу нравилось переживать тысячи жизней на сцене, и также знала, что ему это было необходимо как воздух и вода. Она бы не была собой, если бы злоупотребляла его любовью, вынуждая его отказаться от своей мечты и грез.

Если это была цена за то, чтобы видеть его счастливым, то она готова была ее заплатить. Несомненно это причиняло ей боль, но гораздо большую боль и сильную печаль она испытала, когда пресса начала распространять слухи о Терренсе и его новой коллеге, Марджори Дилоу.

Тогда все действительно стало еще хуже. Старые раны, открывшиеся в первый раз тогда, когда Кенди пришлось смириться с пониманием, что любимый человек должен был предпочесть обязанность любви, и неожиданно она вновь почувствовала эту боль.

С другой стороны, Кенди каждый день все больше волновалась из-за своих детей. Было очевидно, что Терренс отсутствует в значимые моменты первого года жизни Альбена, а Дилан из живого ребенка превратился в молчаливого и жеманного. Кенди тогда не знала, что больше должно волновать ее: факт того, что ребенок не признает ни голос, ни лицо своего отца, или то, в какой манере был отвергнут ее первенец.

Терренс приехал домой на пару дней отдохнуть от поездки, которая была предпринята в первые три дня декабря. Вернувшись ночью домой, он сразу начал разговор о Бауэре. Тон, которым он требовал разорвать дружбу с Бауэром, зажег ревность самой Кенди. Что плохого в том, чтобы немного прогуляться с другом? Что такого было в том, чтобы выпить с другом чашку чая в каком-нибудь кафе Манхэттена? Как Терренс мог упрекать ее в том, что она ищет хоть какую-нибудь компанию на стороне, если он все время проводит в поездках? Какое право он имеет требовать объяснений ее дружбы с Бауэром, когда сам не сделал ни единого комментария относительно его связи Марджори Дилоу? Вышеупомянутое, несомненно, причиняло большую боль, которая привела девушку к тому, чтобы она сказала самые ужасные вещи, которые заставили Терренса той ночью уйти из дома.

Однако ее гордость и негодование выиграли сражение, когда несколько минут спустя, после ухода разгневанного аристократа, сильная боль пронзила сердце девушки перед порогом спальни. Кенди отрыла дверь и увидела стоящего там маленького Дилана, который вытирал слезы рукавом пижамы.

- Почему папа кричал? – всхлипывал мальчик. - Он что, больше нас не любит?

Сердце Кенди разрывалось на части, пока она прижимала ребенка к груди и пыталась придумать объяснение, чтобы скрыть от него, что произошло этой ночью. И таким образом девушка приняла решение покинуть Нью-Йорк и бежать в единственное место, где, она думала, найдет покой и силы, которые, кажется, покинули ее.

Не откладывая, она собрала свою и детскую одежду, одела малышей и написала записку, которую ее муж прочитает на следующее утро.

Это путешествие напомнило ей другое путешествие, которое у нее уже было такой же заснеженной ночью. Сейчас, как в прошлом, то же имя обжигало ее сердце мучительной болью, но в то же время ситуация была другая. В прошлом Терренс, разумеется, был ее большой любовью, ее мечтой, но сейчас рядом с ней спал Дилан, и на ее коленях лежал Альбен, и Кенди знала, что Терренс значит для нее гораздо больше, чем раньше.

Пять лет супружеской жизни не проходят для женщины впустую. Конечно, сейчас было слишком много обыденности, совместных грез и планов, и физическая близость, и духовная связь, и можно было подумать, все вот так закончится. Но с другой стороны, она не хотела, чтобы ее дети лишний раз волновались. Сейчас она не могла поддаться депрессии, как раньше, так как у нее были две жизни, которые зависели от ее действий. Не в состоянии увидеть просвет в этой запутанной ситуации, Кенди ждала, что, добравшись до Дома Пони, она найдет две пары рук, которые примут ее с той же любовью и поддержкой, как и всегда. Однако это было совсем не так.

Объяснив сложившуюся ситуацию двум дамам, которые вырастили ее, она с удивлением увидела, что ее любимые лица застыли в неодобрении. Даже мисс Пони, которая всегда была более снисходительна к ней, не осмелилась утешить ее. Наоборот, две женщины стали очень серьезными и секунды спустя тягостного молчания сказали блондинке, что им надо все обсудить перед тем, как решить эту проблему. И они попросили Кенди оставить их наедине, и девушка подчинилась, снова чувствуя себя маленькой девочкой, которая должна ждать, когда родители решают, какое наказание ей дадут за совершенные проделки.

Этой ночью Кенди раздраженно плакала, стараясь сдерживать свои всхлипывания, дабы не разбудить малышей, которые спали в этой же комнате. Вдруг она почувствовала себя совсем одинокой, один на один с этой проблемой, когда даже две ее матери ничего не сказали ей после их первой беседы. Ей повезло, что Альбен этой ночью был немного беспокойным, потому что если бы не он, молодая мать всю ночь думала бы о своей проблеме. По крайней мере, она занималась некоторое время кормлением ребенка, и убаюкиванием его колыбельной песней до тех пор, пока малыш вновь не заснул, и на востоке не показался рассвет.

На следующее утро, мисс Пони забрала с собой малышей, чтобы они поиграли с детьми своего возраста, и оставила Кенди наедине с сестрой Марией. Блондинка полагала, что разговор предстоит из не легких, так как в избытке знала суровость религиозной женщины.

- Я полагаю, что ты уже догадалась, что ни мисс Пони, ни я не одобряем то, что, ты сделала, так, Кенди? - спросила монахиня, салясь в кресло- качалку.

- Да, хотя я этого не понимаю, - решилась ответить Кенди с блеском во взгляде, который монахиня очень хорошо знала. Она часто видела этот взгляд, когда веснушчатая малышка чувствовала себя несправедливо наказанной, и упрямо доказывала свою невиновность.

- Дочь моя, - сказала сестра Мария, беря руку девушки в свою, - возможно, ты думаешь, что тебе не следовало обращаться к нам за помощью, так как у нас никогда не было семейной жизни, и какой совет мы могли бы тебе дать, если у нас нет опыта в таких делах?

- Я этого не говорила, - поторопилась защититься Кенди, но быстро прикусила язык, так как прошлой ночью такая мысль приходила к ней в голову.

- Тогда я тебе скажу три отличные причины, - ответила сестра Мария, говоря так, будто Кенди ничего не ответила. - Первая: потому что мы - твои матери, и ни в каком другом месте ты не смогла бы найти соответствующей поддержки и искреннего совета, как в нашем доме; вторая: хотя мы никогда не были замужем, у нас есть то, чего нет у тебя, и это - мудрость и опыт решения человеческих проблем, который появился у нас еще до того, как ты появилась на свет.

И третье: потому что, несмотря на наше добровольное безразличие к мужчинам, мы не перестали быть женщинами. Мы понимаем, что творится в твоей душе, хотя никогда лично не оказывались в такой ситуации. Мы любим тебя и последнее, чего бы мы хотели, так это видеть тебя страдающей, дочка, но это не значит, что мы согласны с твоими решениями, когда они не очень мудрые.

- Но сестра Мария, может, мой муж не был несправедлив по отношению ко мне? Мы что, должны подвергать наших детей опасности эмоциональных переживания, продолжая жить вместе? - спросила Кенди, все еще не в силах понять монахиню.

- Ответ «да» на оба вопроса, - спокойно ответила женщина. - Но также верно и то, что ты отплатила за несправедливость и ревность своему мужу той же монетой, или твои действия были умеренными и примирительными?

Девушка не смогла выдержать прямой взгляд монахини. Пристыженная, она опустила глаза и сидела молча.

- Я полагаю, ты мне не отвечаешь, потому что твое сознание начало уже обвинять тебя. Однако, сейчас ты должна быть честной сама с собой: ты считаешь, что твоя ответная реакция на слова своего мужа лишь ухудшила ситуацию? - спросила женщина.

Кенди ответила лишь кивком головы.

- Дочь моя, я не хочу судить тебя строго, но моя задача состоит в том, чтобы заставить тебя посмотреть на вещи объективно, - объяснила монахиня, проводя рукой по белокурым волосам девушки, как она это часто делала, когда Кенди была еще девочкой. - Я не оправдываю ошибки твоего мужа, но также не могу игнорировать твои. Сейчас ты – мать, и я думаю, что это тебе поможет понять, почему мисс Пони, и я это делаем. На первое время сгодилось бы твое осознание того, почему отреагировала таким образом.

Женщина, надеялась, что сердце Кенди двигалось в правильном направлении.

- Я думаю, что... - бубнила Кенди. - Я чувствовала себя очень одинокой в последнее время, а он был... Возможно... Я немного разозлилась на него... И... возможно, я была такая же... ревнивая.

- Из-за чего ты думаешь, ты почувствовала себя так, дочь моя? - допытывалась сестра Мария, и Кенди почувствовала себя немного лучше, так как она, наконец, смогла освободиться от груза, который долго носила в себе.

- Много из-за чего! - разрыдалась Кенди, бросаясь в объятия монахини. – Он мне так нужен... Но я никогда ему этого не говорила, потому что не хотела вмешиваться в его карьеру. Я подумала, что смогу управлять детьми и домом, даже когда его не будет дома.

- Успокойся, дочь моя! Иногда, когда мы пытаемся защитить того, кого мы любим, мы совершаем ошибки, - ответила женщина, гладя Кенди по волосам. - У тебя было очень благородное желание поддерживать карьеру своего мужа, но в человеке должно быть все уравновешенно.

Когда Терренс женился на тебе, то у него появилась обязанность, которая стоит выше его работы, и если ты и дети нуждаетесь в этом, ему придется выполнять ее по первому требованию.

- Вы так думаете? - еще неуверенно спросила девушка, беря платок, который предложила ей монахиня.

- Кенди ты, когда-нибудь думала, почему ни мисс Пони, ни я никогда не были замужем? - спросила женщина, вонзая свой взгляд в глаза девушки.

- Да, я всегда думала, что это не слишком интересовало вас, - ответила Кенди, не совсем уверенная в своем ответе.

- Ты ошибаешься, - ответила монахиня с улыбкой. - Когда-то каждая из нас мечтала о собственной семье. Однако, в определенный момент в нашей жизни мы приняли решение оставить в стороне эти мечты, потому что поняли, что наряду с нашим желанием создать собственную семью, с мужем и детьми, о которых мы будет заботиться, мы также жаждали посвящать наши жизни заботе и о других.

Разумеется, нам было трудно сделать эту мечту явью, прежде всего из-за одиночества, которое с каждым годом только разрастается.

Тем не менее, я могу тебя заверить, что ни одна из нас не жалеет о сделанном выборе, так как наше желание заботиться о других сбылось, но мы бы не были справедливы к тому, за кого вышли бы замуж.

- Вы не были бы справедливы? - спросила блондинка, все еще не понимая слова монахини.

- То, чем мы занимаемся в Доме Пони, дочь моя, это двадцатичетырехчасовая работа, которую ты выполняешь каждый день в течение всего года. Ты думаешь, было бы справедливо для мужчины иметь жену, которая все время занята своей работой, и не уделяет ему должного внимания?

То же было бы и с детьми, ты так не думаешь? Тот, у кого есть особая миссия, не имеет места для брака в своей жизни, а тот, кто посвящает свою жизнь семье, должен оставить все остальное на втором плане. Ты и твой муж должны понять это, если не хотите потерять сокровище, которое приобрели в своем браке.

- Значит, Вы думаете, что я должна сказать Терри, что чувствовала себя одинокой? - осторожно спросила Кенди.

- Конечно, да! Ты не видишь, что расстояние отдалило вас друг от друга и даже ослабило доверие между вами. За все это время у тебя накопилась сильная обида на своего мужа, а он, со своей стороны, стал более ревнивым. Терренс, конечно, несет ответственность за возникновение этой ситуации, но и ты ничего ему не сказала о своих чувствах, а только отреагировала на его осуждение.

Он разжег огонь, а ты его раздула. Сейчас вам обоим надо погасить его, а вдалеке от него тебе одной это не удастся. Отдаляясь от него, ты только усугубляешь созданную вами ситуацию, в этом мисс Пони и я абсолютно уверены.

Кенди прекрасно помнила, что в тот момент она почувствовала себя такой виноватой, что хотела, чтобы земля разверзлась под ее ногами и поглотила ее, но твердая рука сестры Марии заставила ее понять что, равно как и раньше, она не могла позволить себе поддаться и убежать от трудностей.

И не было времени на жалобы, потому что ей предстояло многое исправлять. Они продолжали разговаривать, пока Марта не постучалась в дверь и напомнила, что была уже пора завтракать. Этим же самым вечером Кенди собрала свои вещи, чтобы на следующее утро вернуться домой.

Терренс откинулся на спинку кресла и, продолжая медленно пить чай, он молча наблюдал, как его жена непринужденно отвечала на вопросы репортера. За все время, что они были женаты, он ни разу не позволил, чтобы какой-нибудь журналист приблизился к его жене, так как он боялся, что любой из них мог использовать искренность Кенди, чтобы написать сенсационную статью, переиначивая слова девушки. Однако все изменилось, с одной стороны он всегда доверял Эллису, и с другой стороны он должен был признать, что миссис Грандчестер научилась быть женой известного актера на публике. Внутри себя он чувствовал, что его сердце наполнялось гордостью, когда он смотрел на свою жену.

"Подумать только, что я мог ее потерять!" - мысленно заметил он, и его воспоминания вновь унесли его в прошлое.

Покинув дом Пони, часы его путешествия казались ему вечностью. Проезжая маленький район в Огайо, по радио он услышал, что приближается снежная буря, которая продлится несколько дней. Ожидалось, что поезда и другой транспорт останутся парализованными на все это время. Если прогноз был верным, то это могло означать, что рождественские праздники ему придется проводить вдали от своей семьи. Это было не то, чего он хотел. Так что он решил ехать быстрее, чтобы как можно раньше попасть домой.

Он мчался и молился, чтобы буря не началась до того, как он доедет до Нью-Джерси. Он хорошо помнил свою радость, когда, наконец, увидел указатели, которые давали понять, что Форт Ли был уже недалеко. Хотя на горизонте было заметно, как сгущались темные облака, и маленькие снежинки начинали падать на землю.

Когда он добрался до Форт Ли, было ясно, что буря начнется через несколько минут. Надавив на газ, он свернул на Колумбус Драйв. К своему великому изумлению, подъезжая к дому, он увидел две фигуры в темных пальто, вышедших из автомобилей, припаркованных около дома, и направляющихся к главному входу здания. Сердце его неожиданно вздрогнуло, и он понял, что случилось что-то плохое.

Через несколько мгновений он понял, что одной из этих фигур была фигура Эдварда, его мажордома, а другая самой Кенди. Актер еще больше забеспокоился, когда, выйдя из машины, его жена с плачем бросилась к нему. Терренс знал, что его жену было не так просто напугать, но если она плакала, как сейчас, то произошло что-то действительно серьезное.

- Кенди! Что случилось? - спросил он, напуганный.

- Дилан, - ответила девушка между всхлипываниями. - Мы не можем его найти... Я думаю, что он сбежал... Я так боюсь, что буря вот-вот начнется, Бог мой, Терри, я не хочу думать, что произойдет с ним, если мы его вовремя не найдем!

- Ты уверена? Вы хорошо поискали в доме? Из-за чего он убежал? - спросил Терри, стараясь думать, что его сын не убегал.

- Я уверена, Терри. Его там нет... но из-за чего он убежал... Он был таким молчаливым в последнее время..., - остановилась она, плача, - прежде всего, с тех пор, как он услышал наш с тобою разговор, - решилась она закончить.

Терренс не знал об этом, и когда его жена рассказала ему, он так сильно побледнел, что его лицо стало похоже на лицо мертвеца. Потом все воспоминания помутнели. Расстроенный, он не очень хорошо помнил, как приказал Кенди остаться с Альбеном в доме, пока сам вместе с шофером и мажордомом направился искать ребенка. Три часа поисков были самыми тоскливыми во всей его жизни. Даже опыт, приобретенный во время войны, не мог сравниться со страхом, с которым он думал, что буря могла погубить взрослого человека за несколько минут, а что говорить о четырехлетнем ребенке.

Они искали на соседних улицах, в местах, куда Дилан обычно приходил играть с матерью, но все впустую. Тем временем буря усиливалась, и из-за этого поиски затруднялись. Через несколько часов дневное солнце должно было уступить место мрачной луне, и если они не смогут найти ребенка до наступления темноты, то вероятность вновь увидеть малыша была слишком маленькой.

В последней отчаявшейся попытке, трое мужчин разделились, несмотря на то, что это было опасно при такой погоде. Форт Ли в то время находился в полудеревенской местности, и дома находились более чем в ста метрах вдали друг от друга.

Единственное чувство, которое он тогда испытывал, была невыносимая вина, которая разрывала его душу на мелкие кусочки из-за того, что его сын был в опасности по его вине.

Одна часть его разума говорила ему, что он несет ответственность за странное поведение малыша, и что его сын никогда не сможет простить его. Но другая часть его разума решительно настаивала, что у него нет времени для самобичевания. Ему требовалось собрать все силы, чтобы сконцентрироваться на поисках.

Чудом переносясь в воспоминаниях, Терренс вспомнил последние счастливые моменты, проведенные с Диланом. Но это были воспоминания ни о прошлом Дне Благодарения, ни о Хэллоуине, ни даже о рождении его сына, а о прошедшем лете, когда он в перерыве между поездками повел ребенка ловить рыбу на одну из искусственных лагун, находившихся недалеко от их дома.

Они нашли превосходное место под деревянным мостом и пробыли там практически все утро. Несмотря на то, что Дилан был еще очень маленьким, он уже хорошо говорил и задавал множество вопросов обо всем.

- Папа, когда вновь выпадет снег? - спросил у него малыш.

- Еще нескоро. Сначала листья на деревьях должны пожелтеть и потом опасть, и только после этого пойдет снег, - ответил ему отец.

- Томми сказал, что его папа купит ему коньки на Рождество, - начал говорить Дилан, имея в виду старшего сына Стиветсонов, с которым познакомился в дни, когда его мать ухаживала за больной Патрицией.

- И ты бы хотел, чтобы они были и у тебя? - спросил молодой отец с улыбкой, которую ребенок возвратил ему кивком головы. - Тогда мне кажется, что нам надо будет научиться кататься на коньках до этого времени, - заключил Терренс, чем вызвал у малыша взрыв радости.

Мост! Как же раньше это не пришло ему в голову? Эта мысль пришла сразу же вместе с воспоминаниями. И не теряя больше времени, Терренс направился к месту, где ловил рыбу с сыном прошлым летом, с надеждой найти Дилана под мостом, который был идеальным укрытием для маленького ребенка. Единственное, чего он в тот момент боялся, что лед лагуны еще не окреп. Если ребенок поскользнется, то упадет в ледяную воду и погибнет за считанные минуты.

Терренс остановил свой автомобиль около входа в парк и сквозь нарастающую бурю направился к озеру. Ему потребовалось несколько минут, чтобы разглядеть смутные очертания моста, и через несколько секунд он увидел фигурку, которая медленно двигалась по льду.

- Дилан! - крикнул он со всей силой, которую могли позволить его легкие, и ребенок, конечно, услышал его, поскольку обернулся. Но потом, неожиданно, малыш поспешил в противоположном направлении, как будто убегая от звавшего его голоса. Терри потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что его сын отвернулся и убегал от него.

Тем не менее, у него не оставалось больше времени ждать, когда он услышал шум, исходящий от лагуны. Терренсу был известен шум льда, когда тот начинал рушиться, и больше не думая не о чем другом, он побежал к тому месту, куда упал ребенок, в то же время понимая, что его кошмары становились реальностью.

То, что происходило потом, было лишь цепью отчаянных действий: бежать по льду, звать ребенка, рвать одежду, чтобы сделать из нее веревку, рисковать самому, окунаясь в ледяную воду, доставать ледяное тело малыша, бежать к машине и потом нестись к дому. В течение всего этого времени в его разуме не было никакой другой мысли, кроме как вовремя доехать и заставить малыша очнуться.

В конце концов, среди снежной бури появились очертания его дома. Еще не выйдя из машины, он увидел свою жену, выбегающую из дома с одеялом. Ему не надо было объяснять, так как Кенди, казалось, могла догадаться, что произошло, едва взглянув на мужа и сына. Убитая горем женщина, которая узнала, что ее ребенок исчез, быстро исчезла, уступая место девушке спокойной и уверенной в каждом своем движении. С той же уверенностью, с которой Кенди промывала раны Терренса, когда его раненного доставили в больницу Сен-Жак, девушка взяла своего сына на руки и перенесла в дом, где уже находился врач и две хорошо организованные служанки. Терренс упал в кресло, чувствуя себя полностью бесполезным, наблюдая за быстротой, с которой его жена давала распоряжения служанкам, чтобы быстрее согреть и привести в сознание малыша.

Тогда-то он и почувствовал эффект простуды, заработанной в этом приключении. Головная боль была настолько сильной, что ему казалось, что его голова взорвется, а глаза сильно жгло. Он закрыл веки и откинулся на спинку кресла, и через мгновение заснул до тех пор, пока не почувствовал, что кто-то тронул его за ногу. Смущенный, он открыл глаза и увидел свою жену, снимающую с него ботинки.

- Кенди? Ты не с Диланом? - смущенно спросил он.

- Было сделано все возможное. Доктор сказал, что надо переждать эту ночь и посмотреть, как он отреагирует. Но сейчас меня больше волнуешь ты, - спокойно сказала она, продолжая раздевать своего мужа. - Ты не заметил, что насквозь промок? Так-то Вы заботитесь о своем голосе, господин актер? - мягко упрекнула она его, и он удивился, что она стала той же, какой и раньше, еще до скандала.

- Ради Бога, Кенди, я могу сделать это и сам! - сказал он с робкой улыбкой, но потом снова вспомнил о сыне и опять спросил о нем. - Ты уверена, что с Диланом все будет хорошо?

Девушка опустила глаза, и он понял, что ребенок все еще был в опасности.

- Пожалуйста, Терри, - решилась она, наконец, заговорить, - вот сухая одежда и чай, чтобы ты согрелся. Мне не надо еще одного больного в доме, - заключила она, указывая на чашку чая на столике.

- Хорошо, но потом я хочу быть рядом с Диланом, - ответил он, и она не возражала.

Следующие часы были мучительно бессонными для семьи Грандчестер. Они оба сидели около кровати Дилана, не говоря ни слова, и улавливая каждое изменение в дыхании малыша и пытаясь сбить лихорадку, которая не хотела отступать. Терри тогда подумал, что у его жены уже была одна такая ночь, когда она заботилась о нем во Франции, и спросил себя, как женщины могли оставаться такими сдержанными в подобных случаях, несмотря на то, что были существами с такой хрупкой внешностью.

Рассвет уже настал, а Дилан так еще и не очнулся. Кенди принесла завтрак, но, не смотря на ее настойчивость, Терренс не притронулся к еде. Гренки, чай и омлет остывали на подносе, пока молодой отец притворялся, что читает книгу, но на самом деле наблюдая за ребенком. Снаружи буря усилилась, и только из-за падавшего света можно было отличить день от ночи. Все уже знали, что тем утром большие черные тучи не позволят появиться солнцу.

Наконец, к часу дня, когда Кенди нервными пальцами перебирала четки, и Терренс уставился в одну точку, Дилан слегка пошевелился и открыл глаза.

- Папа, - произнес он слабым голосом, посмотрев в сторону Терри, - ты не сердишься на меня?

Было бы излишне говорить, что для обоих родителей с этой фразой взошло солнце, и после первого радостного момента они заверили малыша, что никто на него не сердится, ибо знали, что причиной его побега было продолжительное отсутствие его отца. Кенди знала, что в другом случае Дилан был бы наказан за свое поведение, но после всего, что произошло, все плохие воспоминания остались забытыми.

На следующее утро здоровье ребенка было уже вне опасности, и тогда пришла очередь отца заболеть. Собрав все свои силы, Кенди начала заботиться одновременно о сыновьях и о муже, который, как все мужчины с отличным здоровьем, обычно не помнят о том, что когда-то болели. Так что ведра воды с солями, листьями эвкалипта и сиропы были перенесены из комнаты Динала в спальню родителей.

- Я же ничего не сделал хорошего! - воскликнул он, когда увидел свою жену с подносом, нагруженным горячим завтраком в то утро. - Ты беспокоишься обо мне, а я даже не попросил у тебя прощения за... За то, что произошло, - осмелился сказать он.

Кенди знала, что этот разговор неизбежен, и оставила поднос на столике, подготовившись извиняться самой, так как ее муж, похоже, был в настроении все обсудить.

- Я тоже не извинилась, - ответила она, уставившись на свой фартук, пока садилась на постель. - Я думаю, что я тоже виновата в произошедшем.

- Ш-ш-ш, - прошептал он, кладя палец на губы девушки, которая казалась ему самой красивой женщиной на свете в этом фартуке на простом платье. - Позволь мне сначала сказать, что я был настоящим идиотом, оставив тебя и детей одних на столько времени. И также, что я действовал неразумно, узнав о твоей дружбе с Бауэром. Я доверяю тебе, любовь моя, но моя ревность перешла все границы, когда я думал, что у него другие намерения... Когда дело касается тебя, я теряю голову... Однако... - пересиливая себя, добавил он, - я не буду возражать, чтобы он был твоим другом.

- Терри! Прости меня и ты, за то, как я отреагировала... Но я тебя уверяю, что между мной и Натаном ничего не было и нет. Я благодарю тебя за доверие, но я уже решила, что моя дружба с ним не имеет продолжения.

- Ты уверена? - спросил он, услышав последние слова своей жены.

- У меня было время подумать... И... Анализируя последние события, я обратила внимание на некоторые детали, которые раньше упускала из виду, - сказала девушка, и Терренс понял, что ему надо найти подходящие слова, чтобы она продолжила.

- Что ты хочешь сказать? - спросил Терри, вновь чувствуя, что что-то внутри него пылало больше, чем лихорадка.

Кенди наблюдала за выражением лица своего мужа и спрашивала себя, должна ли она продолжать? Одно мгновение она сомневалась между тем, чтобы не продолжать свое признание, и тем, чтобы рассказать правду. Лицо сестры Марии смотрело в ее памяти на нее с таким выражением, что она поняла, что она должна была сделать, хотя это была самая опасная альтернатива.

- Я хочу сказать, что, возвращаясь назад, я много думала о своей дружбе с Натаном, - начала она, не отрывая взгляда от вышивки на подушке. - Я должна признать, что, возможно... Только в некоторых случаях, я почувствовала на мгновение, что его интерес ко мне немного отличался от дружеского, и которого я никогда не чувствовала с другими своими друзьями. Но я не хотела придавать этому значения.

Девушка опустила глаза, думая, что ее муж подаст знаки неудовольствия. Но она решила, что расскажет все. В некоторой форме, она решила, что будет лучше противостоять подводным камням искренности, чем скрывать что-то от любимого человека. Однако, на удивление Кенди, молодой актер не произнес ни единого слова, а просто взял руку своей жены и похлопал, воодушевляя ее продолжать.

Девушка подняла взгляд и молча поблагодарила мужа за немой голос доверия. Тем не менее, в его глазах было заметно, что он старался всеми силами контролировать свои импульсы и продолжать спрашивать.

- Терри, я тебя уверяю, что со мной он никогда не распускал руки, - поторопилась она пояснить, - но существуют некоторые вещи, которые может чувствовать только женщина, и которые я также почувствовала, но не хотела воспринимать их, потому что мне нравилась его компания, и я не хотела потерять его дружбу... Прежде всего, из-за того, что я чувствовала себя очень одинокой, - закончила она шепотом.

- Я тебя понимаю, - ответил он хриплым голосом, и она поняла, какие усилия ему требовались, чтобы контролировать себя, и это больше всего изумило ее.

- И поэтому я решила, что больше не буду видеться с Натаном. Тебя беспокоит моя дружба с ним, и, возможно, он ждал от меня чего-то большего, чем я могу ему дать. Я думаю, это решение будет наилучшим для нас троих.

- Ты уверена? - спросил он, все еще сомневаясь в решении своей жены.

- Полностью! Если я должна выбирать между тобой и любым другим человеком в этом мире, решение для меня слишком легкое. Ты всегда выиграешь, даже у моей гордости, - ответила девушка, и одинокая слеза пробежала по ее щеке, достигая губ, на которых играла слабая улыбка.

Терренс медленно коснулся щеки своей жены, вытирая слезу нежным прикосновением. Казалось, прошло столько много времени с того первого раза, когда он сделал то же самое в медпункте колледжа, когда Кенди звала Энтони в своем бреду. Все очень изменилось с тех пор, но та девочка, уже превратившаяся в женщину, до сих пор заставляла его терять самоуверенность одной единственной слезой.

- Не надо, малышка, не плачь из-за этого. Просто давай забудем об этом, ты не против? - спросил он ее шепотом, раскрывая свои объятия.

Девушка не заставила его долго ждать. И как только ее лицо оказалось на груди Терри, мягкий аромат лаванды наполнил ее ощущения, принося смятение сокровенных воспоминаний. Неожиданно Кенди вновь почувствовала себя девочкой, обуянной страхом, пока лошадь неслась между деревьями. Тогда она в первый раз крепко прижалась к груди Терри, и по мере того, как мгла ее души исчезала, единственное ощущение властвовало над ее разумом: свойственный ему решительный и суровый дух, который постепенно проникал в ее душу вместе с незнакомыми чувствами.

Терренс приподнялся над подушкой, и она обняла его, ни слова не говоря, все еще сбитая с толку своими воспоминаниями. Она уткнулась носом ему в грудь и ясно почувствовала волнение в животе, которое мог вызвать только он. Тогда она вспомнила, когда в первый раз почувствовала этот самый жар, который поднимался изнутри, обжигая кожу. Годы научили девушку правильно истолковывать эти ощущения, которые были более важными и глубокими.

Кенди улыбнулась и слегка покраснела, вспоминая, что ее первая встреча с желанием появилась, когда она прижималась к груди Терри, тогда еще подростка, но тот, кто сейчас держал ее в своих руках, уже превратился во взрослого мужчину, а она, в свою очередь, уже не была испуганной и запутанной девчонкой пред теми тревожными внутренними спазмами. Сейчас она хорошо понимала сигналы, посылаемые ее телом, и в этот самый момент она также поняла, что была неправа когда думала, что сможет сдерживать себя, пока ее муж путешествовал.

- Кенди, - прошептал он, - мне кажется, что теперь моя очередь прояснить некоторые моменты. Хотя я начну с более раннего времени, которое не было ни простым, ни приятным.

Девушка вопросительно взглянула на него, и ответ, который она прочитала в его глазах, заставил ее испугаться того что, несомненно, было очень болезненным.

- Начинай, - ответила она, просто садясь с ним рядом.

- Я... Я должен был рассказать об это еще давным-давно, но не хотел... Я не знал, что бы произошло, если бы я рассказал тебе это, - заговорил он, и она поняла, что каждое слово давалось ему с трудом.

- Это имеет отношение к Марджори Дилоу? - спросила она, чувствуя, что сердце ее замерло в ожидании.

- И ко всем сплетням прессы, - подытожил он. - Мне надо было с самого начала что-то предпринять, но...

- Но что? - спросила она, еще более испугавшись того, что он мог ответить.

- Я не считал это правильным, - ответил он со вздохом раздражения.

- Правильным? Терри, пожалуйста, объясни мне, я не понимаю тебя, - напряженно потребовала она.

- Хорошо. Это длинная история, но я постараюсь рассказать ее тебе, - сказал он, не меняя выражения беспокойства на лице. - Прежде всего, я хочу, чтобы ты знала, что в этих слухах лишь одно только верно - некоторое время назад, еще до того как мы узнали, что Карен ждет ребенка, Марджори... Она пыталась привлечь мое внимание. Я ограничился тем, что проигнорировал ее, но ее намеки становились все более ясными, и меня это начало сильно беспокоить, и все закончилось тем, что я унизил ее. Я боюсь, что мог перейти границы дозволенного... Или, может быть, я просто заслуженно наказал ее, - добавил он и не смог избежать среди этого неудобного признания момента, когда вспомнил настойчивость Марджори. - Она долго и много возмущалась, и пообещала мне, что я пожалею, что отверг ее. Конечно же, я не принял во внимание ее угрозы.

Кенди сидела молча. С одной стороны то, что Терренс только что рассказал ей, успокоило ее, но в свою очередь ее очень захотелось узнать, какие последствия ожидали ее мужа после его дерзкой выходки верности к ней.

- Прошло несколько месяцев, и Марджори, казалось, все забыла, - продолжил он. - Я подумал, что она поняла этот урок, но я ошибался. Однажды вечером, будучи в Нью-Йорке после представления, я вспомнил, что Роберт попросил меня, чтобы я забрал копии либретто, которые он хотел, чтобы я просмотрел. И я решил поехать в его контору, чтобы начать читать их. Я думал, что все уже разъехались по домам, и вошел в контору Роберта без стука, и сразу понял: то, чего Марджори не добилась от меня, она получила от Роберта. Она действительно была несчастьем для меня, - говорил он, и это воспоминание все еще причиняло ему беспокойство, - и я думаю, что она была еще худшим несчастьем для Роберта.

Кенди пребывала в изумлении. В своих мыслях она сразу же вспомнила о Нэнси Хэтуэй, которая по возрасту годилась ей в матери, стала ее хорошей подругой. Девушка грустно вздохнула, но не решилась прокомментировать.

- В этом случае я просто не знал, что делать или говорить, - продолжал он уже серьезным тоном, - так что я просто вышел из конторы, не говоря ни слова. На следующий день я думал, что Роберт все объяснит мне, но к моему еще большему разочарованию, он не сказал, что это было большой ошибкой, и что он готов ее исправить, а наоборот, я понял, что Марджори стала для него чем-то важным, и было очевидно, что он был готов сделать ради нее все что угодно, хотя и не собирался разводиться с Нэнси. По его реакции я понял, что было невозможно заставить его изменить свою позицию, и я ограничился тем, что уверил его, что не буду в это вмешиваться. Очевидно, он боялся, что ты и Нэнси хорошие подруги, и рано или поздно, ты бы ей рассказала об этом, если бы я не смолчал, так что мне пришлось пообещать Роберту, что я тебе ничего не расскажу об этом.

- Я тебя понимаю, но даже если бы я знала, я не думаю, что у меня бы повернулся язык рассказать Нэнси такое, - ответила девушка, все еще шокированная известием.

- Но это еще не все. На самом деле, это было началом разногласий между мной и Робертом относительно Марджори. Он начал давать ей все более важные роли, с чем я не соглашался, потому что она была не слишком хорошей актрисой, и вдобавок, еще начинающей, но предел настал тогда, когда он отдал ей место Карен в последних поездках.

Мы тогда поссорились из-за этого, и потом я уже догадался, что Марджори исполняет свои обещанные угрозы самым худшим способом - я отдалялся от одного из небольшого количества своих друзей, которые у меня были.

- И все это время ты ничего не предпринимал? - спросила девушка, изумляясь чувству верности своего мужа.

- У меня не было другого выбора, - ответил он, пожимая плечами. - Но дальше - больше. Я все еще не понимаю то, что когда роман между Робертом и Марджори стал уже очевиден, пресса начала писать о моей связи с нею. Иногда мне казалось, этот слух пустила сама Марджори, чтобы у нас с тобой начались проблемы.

- Ты так думаешь? - недоверчиво спросила Кенди, но потом, вспомнив все проделки Элизы, она замолчала.

- Я не уверен, - ответил он, - но верно то, что уже вторая статья с этими слухами попала ко мне в руки, когда мы ехали в Калифорнию. Тогда мы как раз завтракали вместе в поезде. Я помню, что мне не понравилась эта статья, и я продемонстрировал свое неудовольствие, думая, что и Роберт чувствовал то же самое, но для меня было удивлением, когда он одобрил статью.

- Но почему? - спросила заинтригованная девушка.

- Я тоже не понял его реакции, но потом он объяснил мне, что эти слухи выгораживали его, так как его жена начала уже что-то подозревать, а такие заметки уменьшили бы ее недоверие. Он также попросил меня не делать заявление по этому поводу. "Просто игнорируй эти россказни. Они тебя все равно не затронут, потому что твоей жене нечего бояться, а это поможет снять напряжение с Нэнси", - сказал он мне тогда, - и так как у нас уже было слишком много разногласий, я снова согласился хранить молчание, хотя мне и не хотелось этого делать.

- Я понимаю, что ситуация была деликатной, но... - запнулась девушка, понимая, что больше не могла молчать.

- Но ты не знала об этом, - закончил он за нее. - В тот момент я старался гнать от себя мысль о том, что я оставил тебя одну, но было ошибкой думать, что эти россказни не могли причинить тебе боль.

- Мне жаль, что я сомневалась в тебе, - грустно сказала она. - Если бы я доверяла тебе, то, возможно, не произошло бы то, что произошло.

- Нет, произошло бы, - ответил он, лаская щеку девушки. - Расстояние ослабляет доверие. С моей стороны было несправедливо думать, что ты смогла бы выдержать давление прессы, когда я был далеко от тебя. Я думаю, что здесь только я ответственен за все; ты могла бы простить меня? - спросил он, поднимая подбородок своей жены, чтобы смотреть прямо в ее глаза.

- Это неизбежно, - ответила она, и Терренс понял, что все уже забыто. Однако, он не хотел, чтобы этот урок остался совсем в прошлом.

- Я обещаю тебе одну вещь, веснушчатая, - добавил он через некоторое время, которое они просидели в тишине, не ослабляя объятий. - Это конец моим неистовым поездкам. Я больше не позволю, чтобы моя работа как-то затрагивала нашу семью. Кроме того, если быть честным, то я ненавижу столько времени быть вдали от Вас. Мне действительно было плохо без тебя, ночи были такими длинными и темными, дневной свет был не мил, и даже поэзия не успокаивала меня.

- Я чувствовала то же самое.

- Тогда почему ты мне не сказала? - удивленно спросил он.

- Потому что не хотела вмешиваться в твои мечты. Твоя карьера очень важна для тебя, и мне не хотелось соперничать с нею.

- Тебе не надо соперничать с нею, - немедля ответил он. - Ты и дети всегда будете для меня самым важным.

- Я подумала, что тебе... - смущенно запнулась она, - что тебе были необходимы все эти поездки, чтобы чувствовать себя счастливее. Я не хотела отнимать у тебя эту радость.

- Я люблю свою работу, но... - поторопился объяснить актер, - но если честно, то я возненавидел все это время, проведенное вдалеке от вас. Я много работал, чтобы заработать для вас больше денег.

- Денег?! Ты все это делал из-за денег? - переспросила ошеломленная Кенди. - Но у нас их больше, чем достаточно! Никогда, даже в самых безумных снах моего детства, я не мечтала так жить. Терри, ты раньше никогда не беспокоился о материальном достатке, почему вдруг сейчас это показалось тебе таким важным, чтобы пожертвовать своей семьей?

Услышав реакцию своей жены, Терренс начал с большей ясностью, чем раньше, понимать слова мисс Пони.

- Не спрашивай меня об этом, - стыдливо ответил он. - Возможно, мне не следовало этого делать, но я сделал это лишь из-за моей любви к вам. У меня появилась возможность, и я не хотел отказываться от нее. Я надеялся, что она позволит мне накопить определенный капитал для будущего Альбена, такой же, как и у Дилана.

Актер стыдливо опустил голову, но мягкое касание его жены заставило его понять, что в этом не было необходимости. Он поднял глаза и увидел улыбающийся взгляд девушки.

- Тебе не кажется, что мы были парой глупцов? - спросила она с улыбкой. - Мы оба рисковали самым ценным в нашей жизни из-за пустяков.

- Я тебе обещаю, что такого больше не произойдет, - уверил он ее, стискивая руку девушки. - Я усвоил этот урок самым ужасным способом... Подумать только, что я мог потерять тебя... И Дилана.

Кенди ответила ему объятием, и на этом эта неприятная глава в их жизни закрылась.

Эллис встал со стула и этим заставил Кенди вернуться из своих воспоминаний. Журналист поблагодарил Грандчестеров за гостеприимство и, пожав руку актера и его жены, простился с ними. Эдвард вышел, чтобы проводить гостя до двери, так что, бросив последний взгляд паре, Эллис последовал за мажордомом, проходя вновь мимо тех же комнат, которые сейчас были освещены лампами, разгоняющими темноту в доме.

Уже выйдя из дома, репортер обернулся, и издалека на него смотрели три улыбающихся и жизнерадостных лица из больших широких окон. Эллис помахал им рукой, прежде чем сесть в свой автомобиль и повернуть в город. По дороге он подумал, что, возможно, на его новой работе в Германии он сможет, наконец, найти подходящую женщину и жениться на ней. Ему уже давно пора.

Пока репортер направлялся в свое суровое ведомство в Манхэттене, Кенди выполняла свой неизбежный ночной ритуал. Она наблюдала за прислугой, которая приводила в порядок кухню и столовую, перед тем как уйти. И поскольку была пятница, Кенди рассчиталась за выполненную работу и простилась со всеми с уже привычной улыбкой. Когда в доме осталась только семья актера, девушка направилась в комнаты своих детей. Это было время для историй и ласк. Тридцать минут спустя, привычный гам в доме сменился мягкой летаргией, и молодая мать смогла, наконец, развязать ленту, которая поддерживала ее белокурые волосы, и, снимая туфли, войти в спальню, где ее муж читал книгу, ожидая ее.

Девушка села перед туалетным столиком и начала готовиться ко сну, расчесывая волосы. Пока она занималась собой, актер отложил книгу и стал наблюдать за женской церемонией, за которой наблюдал уже тысячи раз в течение десяти лет их совместной жизни. Он подумал тогда, что время почти не отразилось на его жене, и она осталась такой же красивой, как в первый день их встречи: от краткой линии носа до белокурых волос; от белоснежной кожи рук до беспокойного света ее глаз - все ему казалось чарующим. Ее окружало нечто, что продолжало привлекать его также сильно и разжигать его чувства, которые никто другой был не в силах в нем разжечь.

Визит Эллиса разбудил в нем воспоминания мрачных дней, но из всех этих дней было только одно, что доставляло ему чувство удовлетворенности - отказ Марджори Дилоу. Однако, даже хотя его жена простила его, но он сам никогда не сможет простить себя.

Он хорошо помнил тот день, когда Марджори перешла границы допустимого, и до определенной степени Терренс продолжал думать, что в том случае его резкость к Марджори была оправдана.

Надо было быть настоящим глупцом, чтобы не замечать открытое кокетничанье Марджори в течение их первой поездки. Но, уже сталкивающийся с подобными ситуациями, Терренс предпочел изобразить уже вошедшее в историю безразличие.

Однако, одним вечером после спектакля, Терренс провел довольно долго времени в разговоре с Робертом в его комнате и вернулся в свою уже перед рассветом. Он очень удивился, когда, войдя в свою комнату, застал там Дилоу.

- Что ты здесь делаешь? - немедленно спросил он.

- Я... я была немного взволнованной этим диалогом, который нам надо будет играть на сцене, и я подумала, что ты бы не отказался прорепетировать его, и пришла сюда, чтобы предложить сделать это завтра. Но поскольку тебя не было в комнате, я решила подождать тебя... Так как не могла уснуть, - сладко промурлыкала она.

- И поэтому ты зашла в мою комнату без разрешения? - спросил он, откровенно раздраженный, не только из-за ее наглости, но и из-за очевидных намерений Марджори, по которым она подкупила персонал гостиницы, чтобы войти в эту комнату.

- Тебя не должно беспокоить мое ребячество, - ответила она, медленно приближаясь к актеру. - Вместо того, чтобы портить себе настроение, мы могли бы найти способ хорошо провести время вместе... Так как ни ты, ни я, кажется, не хотим спать этой ночью, ты так не думаешь?

- Нет, я собираюсь лечь спать прямо сейчас, и тебе бы лучше сделать то же самое, - ответил он, стараясь контролировать свое раздражение.

Актриса снова улыбнулась, не собираясь сдаваться так легко. Заученными и быстрыми движениями она приблизилась к молодому человеку на расстояние вытянутой руки.

- Возможно, мне следует выразиться яснее. Не говори мне, Терренс, - прошептала она, - что мужчина как ты ничего не чувствует, когда рядом с ним такая женщина как я, и почему бы нам не воспользоваться тем, то что мы оба здесь, и не сделать то, в чем мы оба нуждаемся... Без обязательств, конечно.

И говоря это, девушка сделала шаг назад и одним движением руки развязала пояс своего халата из красного шелка. Халат упал на пол, обнажая красивое тело Марджори. Молодая актриса была одной из тех девушек, которые уже в четырнадцать лет знали о власти, которую имели над мужчинами.

- Твоя жена никогда об этом не узнает, - сказала она, решительно глядя на Терренса, и надеясь, что его реакция не заставит себя долго ждать, и также подумала, что все же смогла победить его. Спустя несколько секунд Терренс незаметно моргнул и твердыми шагами направился к постели.

- "Он сдался", - торжествующе подумала она.

Однако, к ее изумлению, Терренс раздражительно бросил на нее покрывало, постеленное на кровати.

- Ты замерзнешь, если не прикроешься, и еще тебе сейчас же придется покинуть мою комнату, если, конечно, ты не хочешь, чтобы я позвал служащих гостиницы, чтобы они тебя убрали, и я больше тебя не видел!