Сторожка у Буруканских перекатов

16. Каждый познается по-своему

Во вторник утром экспедиционный катер «Кристалл» снялся с якоря на озере Чогор и взял курс на Нижнюю протоку, в направлении Амура. Утро стояло солнечное, но ветреное, с холодной синью неба, с редкими перистыми облачками, вытянутыми вдоль Амура.

Колчанов не покидал палубы. Ему не хотелось тесниться в маленьком кубрике, который он занимал вместе с неприветливым Хлудковым. На другом конце палубы оживленно болтали и смеялись Шурка Толпыга и Верка Лобзякова.

Вскоре Шаман-коса осталась позади. Амур неприветливо встретил экспедицию: по его простору гуляли крутые встречные волны, с гулом бились о борт катера, там и тут вспыхивали беляки. Колчанов, закутавшись в плащ-накидку, бездумно любовался могучей рекой. Много раз видел он эти тальниковые острова, протоки и старицы необъятной поймы, синие ярусы сопок по горизонту и частокол тайги на прибрежных увалах и каждый раз находил что-нибудь новое, не открытое доселе. Вода уже опять шла на убыль; слева совсем обсох небольшой островок с редкими купами зеленого застарелого тальника и отцветающей черемухи. Трава на островке выглядела бархатисто-зеленой. Колчанов знал: там есть озера, заливы, по которым в солнечные дни нагуливают жир сазаны и караси. У него не было возможности тщательно обследовать весь остров, как и старицу, которая уходит в левобережную часть поймы. Теперь, с аквалангом, это будет возможно. Когда-то, по-видимому сравнительно недавно, там, где сейчас старица, проходило главное русло Амура. Но потом на повороте стала расти песчаная коса, появился остров, его заселили тальниковые дебри, и Амур оказался бессильным против преграды, созданной им самим; он повернул вправо, смыл там песчаные косы и острова и проложил новую дорогу — привольную, широкую…

Колчанов почувствовал, что за его спиной кто-то остановился. Оглянувшись, увидел Хлудкова — высокого, тонконогого, в узких трико, в глубоко надвинутой на глаза мятой шляпе.

— Вы что же, Алексей Петрович, дрогнете здесь, а не заходите в кубрик? — спросил он и, как показалось Колчанову, насмешливо посмотрел на него.

— Да вот, любуюсь…

— Сколько же лет можно все любоваться? — усмехнулся Хлудков. — Вы уже, наверное, сто раз видели здесь каждый кустик?

Колчанову понравилось это явное намерение Хлудкова завязать разговор.

— Это правда, Геннадий Федорович, — Колчанов всем корпусом повернулся к Хлудкову; тот присел рядом на скамейке. — И тем не менее порой мне кажется, что лучшего уголка природы, чем здесь, не существует на земле вообще.

Хлудков назидательно заметил:

— Ученый не может ограничивать себя лишь одним уголком природы. В этом таится угроза оказаться на всю жизнь провинциалом.

Эта манера поучать, замеченная Колчановым у Хлудкова еще с первого дня их знакомства, немного задела молодого ихтиолога: уж слишком Хлудков высокого мнения о себе. Спорить с ним не хотелось, и Колчанов отделался лишь репликой:

— В этом еще нужно разобраться.

И умолк. Молчал и Хлудков, неприятно посапывая длинным острым носом.

Впереди на широком правобережном увале показалось Средне-Амурское.

— В село будем заходить? — спросил Хлудков.

— А есть необходимость?

— Да, надо бы пополнить наши продовольственные запасы. До Болони еще далеко?

— Километров сто с небольшим, — ответил Колчанов. — Ну что ж, давайте зайдем. Только ненадолго.

— А там как управимся, — независимым тоном отвечал Хлудков.

Они подошли к селу около десяти часов утра. Пока Хлудков со студентами покупали продукты, Колчанов решил заглянуть к Гаркавой. Едва он появился в райкоме, как Лида засыпала его градом вопросов: что нового на нерестовиках, как Петр Григорьевич, как с изучением техники подводного плавания у ребят, что интересного найдено под водой… В заключение достала из стола пачку бумаг:

— Вот, удостоверения общественных инспекторов рыбоохраны. Пять ребятам, одно тебе.

— Толпыгину есть?

— Обязательно! Кстати, Алеша, мы тут советовались, не сделать ли его освобожденным инспектором?

— Что ж, он вполне подготовлен, — согласился Колчанов. — Но сейчас пока он у меня в экспедиции, лаборант. А удостоверение давай.

В первом часу дня «Кристалл» покинул Средне-Амурское. Заглянув в кубрик, Колчанов обнаружил на столике полдюжины бутылок коньяку. Вскоре вошел Хлудков.

— Что-то вы, Геннадий Федорович, будто на свадьбу набрали, — указал Колчанов на бутылки.

— Дорога длинная, все может случиться, — неопределенно отвечал тот. — Хотите? — Он взялся за бутылку.

— Да ведь скоро обед, там и выпьем.

— При студентах?! — лицо Хлудкова сделалось испуганным.

— Ну ладно, давайте тогда по одной, — подумав, согласился Колчанов.

Вмиг из тумбочки появился кусок балыка, булочка и два стакана.

— Николай Николаевич запрещал мне, — говорил Хлудков, приготавливая закуску, — а уж с вами, я думаю, мы найдем общий язык.

Колчанову не понравилась эта его самоуверенность, но он промолчал, не желая с первых шагов портить отношения с заместителем.

— Ну, за что же выпьем, Алексей Петрович? — спросил Хлудков, выжидательно поднимая стакан.

— Давайте за то, чтобы экспедиция наша вернулась не с пустыми руками, — добродушно посмеиваясь, отвечал Колчанов.

— Вы плохо думаете о нас, Алексей Петрович. В нашей экспедиции почти все отличники и все мастера подводного плавания. Давайте начнем тогда с главного — с доверия!

— Не возражаю — со взаимного!

Они церемонно чокнулись, высоко подняли стаканы.

Закусывали, сидя друг против друга на своих койках, почти упираясь один в другого коленями. Ели молча, старательно обсасывая балычьи шкурки.

— Вы впервые на Амуре, Геннадий Федорович? — первым заговорил Колчанов.

— Да, впервые, — ответил глуховато тот. — Откровенно говоря, я и не хотел ехать. Просто уступил настойчивости Николая Николаевича. Моя тема — осетровые юга Европейской части Союза.

— Ну что ж, тут есть кое-какие аналогии, — заметил Колчанов.

— Вот из-за них и настаивал Николай Николаевич на моей поездке. Мне нужна калуга.

— На устье Амгуни найдем ее.

— Ну что, еще по маленькой? По последней? — спросил Хлудков, стойко вперив холодные глаза в добродушное лицо Колчанова.

— Разве только чуть-чуть, — согласился Колчанов.

— Да я тоже редко пью больше одной дозы, — Хлудков взялся за бутылку.

Колчанов вспомнил, что сегодня еще не видел Пронину. Хотел было спросить, почему ее не видно нигде, но, подумав, что Хлудков втайне ревнует его к ней, промолчал. Тот однако сам заговорил о Прониной:

— Вчера вечером сильно повздорили с Надеждой Михайловной.

— Чего вы с ней не поделили? — спросил Колчанов с напускным безразличием.

Хлудков ответил не сразу. Закончив с копченым колтычком кеты, он тщательно вытер платочком рот, руки, закурил и только тогда сказал:

— Ужасно тяжелый человек.

— Надежда Михайловна?! — с искренним изумлением спросил Колчанов.

— О, кто ее не знает, считает ее ангелом, — проговорил Хлудков. — А на самом деле — фурия!

Он говорил это с неподдельной искренностью.

Колчанов молчал — его будто обухом оглушили. Он чувствовал себя очень скверно, как всякий, кому говорят плохо о любимом человеке. Все его представления о самом лучшем в человеке воплотились в Наде Прониной. Сейчас Колчанову хотелось обругать Хлудкова, но он тактично промолчал. Только лицо у него горело; легкий хмель вылетел из головы.

Хлудков сквозь клубы табачного дыма поглядывал на Колчанова. Потом вдруг решительно сказал:

— Алексей Петрович, давайте поговорим как мужчина с мужчиной. Вам нравится Надежда Михайловна?

Колчанов неопределенно пожал плечами. Он еще не настроился говорить с Хлудковым как «мужчина с мужчиной», потому что был слишком зол на него в эту минуту.

— Вижу и знаю, что нравится, — продолжал Хлудков. — Да, она умеет произвести впечатление, умеет очаровать. В этом отношении она — гений, — Хлудков все больше распалялся.

— Зачем вы мне говорите все это? — перебил его Колчанов.

— Дорогой Алексей Петрович, поймите меня правильно, — Хлудков положил ладонь на острое колено Колчанова. — Мной руководят лучшие намерения — я хочу помочь вам, предостеречь вас от роковой ошибки, потому что хорошо знаю Надежду Михайловну и хорошо понимаю вас. Я ведь все вижу: она вас хочет очаровать, влюбить в себя, если уже не влюбила. А все это делается потому, что вы стали начальником экспедиции. Не будь у вас этого чина, она наверняка не обратила бы на вас внимания. От Москвы до Чогора она пыталась проделать это со мной, как заместителем начальника экспедиции. Теперь у нее более солидный, более выгодный объект для атаки. И она повела…

Колчанов резко встал, проговорил сухо:

— Я больше не желаю слушать вас, Геннадий Федорович. Вы слишком плохо думаете о людях. Впредь прошу не говорить мне подобных гадостей о членах нашей экспедиции. — Он круто повернулся и вышел из кубрика.

Хлудков вскочил, попытался было остановить его, но, махнув рукой, снова сел, облокотился на колени и долго сидел в такой позе.