Сторожка у Буруканских перекатов

5. Разлад

Утром следующего дня они разговаривали так, будто не было ничего, что угрожало бы их дружбе. Но Колчанов заметил — профессор старается избегать напоминаний о вчерашнем. Только на пути из столовой в райком партии Сафьянов спросил коротко:

— Ну как, подумал?

— Все время думаю, Николай Николаевич, — столь же лаконично отвечал Колчанов.

— И как решил?

— Еще не знаю.

— М-да…

Больше профессор не промолвил ни слова.

Они явились в райком первыми из приглашенных. Но уже через пять минут в кабинет ввалились сразу человек десять — председатель местного рыболовецкого колхоза со своими бригадирами, директор рыбозавода с начальником лова, районный рыбинспектор с помощником, Лида Гаркавая.

К десяти часам утра кабинет секретаря был уже полон народа.

Сафьянов немало был удивлен, когда понял, что весь этот люд собран единственно для встречи с ним, московским гостем.

— Я думаю, товарищи не обидятся на меня, — говорил Званцев, открывая встречу, — что мы отнимаем у них часть выходного дня. Но мы решили воспользоваться присутствием у нас уважаемого Николая Николаевича Сафьянова, крупного ученого-ихтиолога, и окончательно решить кое-какие назревшие вопросы. Николай Николаевич, попрошу вас разъяснить с точки зрения науки, как нам лучше вести рыбное хозяйство, а попутно проинформировать нас, какую помощь могут оказать нам в этом деле ученые, в частности экспедиция, которую вы возглавляете.

Нет необходимости приводить здесь выступление профессора Сафьянова полностью, хотя слушали его так, что ни единый шорох не отвлекал внимания на протяжении всей речи. Но кое-что представляет в ней несомненный интерес.

— «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее — наша задача». Этими крылатыми словами Ивана Владимировича Мичурина я бы хотел начать, — говорил профессор, разложив по столу свои бумаги. — Великий Карл Маркс писал, что плодородие вовсе не есть такое уж природное качество почвы, как это может показаться: оно тесно связано с современными общественными отношениями… Водная среда подобна почве. Она может быть хорошо удобренной и плодородной и, наоборот, истощенной и бесплодной. В прямой зависимости от этого находится состояние урожая, в данном случае промысловых рыб. Амур, как рыбацкая нива, богат и плодороден. Напомню лишний раз, что в Амуре насчитывается больше ста видов рыб. Ни одна другая река в нашей стране не имеет столь богатого видового состава ихтиофауны. Но давайте представим себе такую картину. Вы посадили на своем огороде картофель. Через полтора — два месяца появились клубни. Не дождавшись, пока они вырастут и созреют, вы начинаете подкапывать их. Подкапываете до самой осени. И вот наступил срок сбора урожая. Богатый урожай вы соберете? Едва ли. Вы съели его почти в зародыше. Так почему же вы думаете, — повысил голос профессор и нацелил свой длинный палец, словно ствол маузера, прямо на председателя колхоза Севастьянова, — почему вы думаете, что иначе обстоит в рыболовецком деле? Я категорически подчеркиваю, что мы нерационально используем наши рыбные ресурсы. Где пудовые щуки, сомы и сазаны, где полуторакилограммовые караси, где полупудовые толстолобы? Я вас спрашиваю? — сердито оглядывая присутствующих, — кричал профессор. — Их нет!

— Есть, но мало, — робко бросил кто-то реплику из угла.

— Так дальше эксплуатировать наши водоемы нельзя! — Сафьянов стукнул кулаком по столу. — Слава богу, на Амуре пока процесс самовоспроизводства промысловых рыб идет в благоприятных условиях и достаточно интенсивно. На многих реках дело обстоит гораздо хуже. И если мы не изменим положения в самое ближайшее время, то может кончиться тем, что некому будет производить посев на подводных полях…

Сафьянов привел многочисленные примеры того, как из года в год уменьшаются размеры промысловых рыб, доставляемых рыбаками на рыбообрабатывающие базы, как сокращается в общих уловах количество наиболее ценных видов — сазана, толстолоба, желтощека, как все большее распространение получают сорные рыбы, такие, как косатка, горчак, гольян, чебак, которые либо истребляют икру промысловых рыб, либо являются их конкурентами в питании.

— Вы ничего не сказали о заездках! — крикнул кто-то от дверей. — Они явились главной причиной подрыва основных запасов!

— Раз вы хорошо знаете об этом, стало быть, мне не к чему говорить о заездках, — отпарировал профессор. Помолчав, добавил: — Заездки относятся к прошлому, а я говорю о проблемах нынешнего дня. А проблем в рыбном хозяйстве назрело сегодня столько, что их надо начинать решать немедленно, если мы не хотим оказаться у разбитого корыта. Конечно, они решаются и вами — промысловиками и нами — учеными. Но решаются недостаточно продуманно, а главное неэффективно. Я хочу выделить из них пока две наиболее насущные, требующие безотлагательного решения. Это — регулирование промысла и вопросы воспроизводства промысловых рыб. Правда, есть еще одна проблема, которую вы сами воспринимаете с болью, — проблема лососевых. На протяжении почти столетия кета питала все население сел, лежащих между Хабаровском и Николаевском-на-Амуре, давала ему работу и материальные блага, тогда как все остальное — промысел частика, сельское хозяйство — носило характер подспорья. Теперь кета почти выпала как объект трудовых занятий населения и как основной традиционный продукт питания. Но я сейчас не буду говорить об этой проблеме: она должна решаться в общегосударственном масштабе.

Далеко не с профессорским тактом Сафьянов устроил разнос руководителям рыболовецкого колхоза и рыбозавода за нарушение правил рыболовства.

— Вы живете одним днем! — кричал он на них. — Вы рубите сук, на котором сидите! Вы забываете о том, что рыбу ловить нужно не только вам, но и вашим детям, внукам и правнукам.

Примеры, которые он приводил, были убийственные: массовый облов нерестилищ сазана, карася, щуки, нежелание искать и облавливать скопления сорной рыбы и многое, многое другое.

Заключительная часть речи профессора — о воспроизводстве промысловых рыб — носила мирный и спокойный характер, если не считать единственной вспышки гнева, когда он говорил о случаях массового замора молоди в отшнуровавшихся озерах и безразличном отношении к этому бедствию руководителей рыболовецких предприятий.

— Ведь все знают об этом! — возмущался профессор. — У всех на глазах гибнет ваше же богатство, но никто не удосужится выпустить малька в Амур во время летнего обсыхания озер или сделать отдушины во льду во время зимнего замора.

— Для этого созданы рыбоводно-мелиоративные станции! — обидчиво крикнул председатель колхоза. — Вот их и критикуйте вместе с рыбводом.

— Но вы же сами говорили мне как-то, товарищ Севастьянов, что это мертворожденные организации. Не так ли? — Сафьянов долго ждал ответа, но председатель колхоза промолчал.

О создании нерестово-выростного хозяйства на озере Чогор Сафьянов ничего не сказал нового. Он одобрил инициативу райкома партии, обещал предоставить все материалы по Чогору, особенно накопленные Колчановым за последнее время, и на этом закончил свою довольно длинную речь.

— Николай Николаевич, а как насчет помощи нам со стороны ученых? — спросил секретарь райкома, когда профессор стал складывать в объемистый портфель свои бумаги. — Я имею в виду просьбу оставить Алексея Петровича Колчанова руководить нерестово-выростным хозяйством.

— Я уже говорил вам, Иван Тимофеевич, что Колчанову предстоит большая и серьезная работа над обобщением материалов, собранных им на Чогоре и Бурукане, — объяснил Сафьянов. — Но почему вы не хотите направить туда Лидию Сергеевну Гаркавую? — Он с недоумением посмотрел на секретаря райкома. — Она ведь тоже ихтиолог, к тому же почти три года проработала на рыбоводно-мелиоративной станции, хорошо знает обстановку в районе и на озере Чогор.

— Товарищ Гаркавая у нас хороший вожак молодежи, Николай Николаевич, — заметил секретарь райкома, — а это тоже немаловажное дело.

— Нет, Колчанов не должен отвлекаться вопросами воспроизводства рыбных запасов, — категорически ответил Сафьянов. — Нам тоже нужны хорошие кадры для науки, без которой, как вы знаете, практика слепа. Я уже договорился в Хабаровске, что на летний период включаю Алексея Петровича в состав экспедиции.

— А как сам Алексей Петрович смотрит на это? — секретарь райкома, улыбаясь, повернулся в сторону Колчанова.

Колчанов смутился, кровь бросилась в его коричневые скулы, густо покраснели уши.

— Разрешите, — пробормотал он смущенно и совсем без надобности стал поправлять галстук.

— Слово предоставляется товарищу Колчанову. Можно говорить с места, Алексей Петрович.

Колчанов не любил долгих вступительных объяснений. Он сразу заговорил о том, что его более всего волновало, — об исследованиях института на озере Чогор и Бурукане. Заключая выступление, Колчанов повернулся к профессору Сафьянову:

— И вот, Николай Николаевич, продумав все и тщательно взвесив, я решил, что здесь смогу принести больше пользы, чем у вас в экспедиции, а затем в лаборатории института. Во-первых, в это лето я намерен продолжить свои опыты по гибридизации некоторых видов рыб и исследование условий нереста наиболее ценных промысловых пород — сазана и карася. Во-вторых — и это самое главное — осенью в порядке производственного опыта заложить на Бурукане несколько аппаратов Вальгаева, которые должны заменить дорогостоящие рыборазводные заводы. Я уверен, что этому аппарату принадлежит будущее в деле воспроизводства лососевых, поэтому прошу вас, Николай Николаевич, оставить меня на озере Чогор и не включать в свою экспедицию.

Сначала несколько хлопков, а потом настоящий гром аплодисментов заглушил его последние слова. Лицо Сафьянова стало багровым — кажется, никто и никогда не наносил еще такого удара его самолюбию ученого, как это сделал Колчанов.

— В таком случае, дорогой Алексей Петрович, — желчно сказал Сафьянов, — я складываю с себя обязанности шефа и руководителя вашей диссертации.

— Но иначе я не могу поступить, Николай Николаевич, — стоял на своем Колчанов. — Проблемы частиковых озера Чогор и лосося реки Бурукан нужно решать в комплексе и именно местными силами, а не в общегосударственном масштабе, как вы утверждаете, Николай Николаевич, по отношению к воспроизводству лососевых. И я как молодой специалист считаю себя не вправе оставаться в стороне от решения этой сложной, не терпящей отлагательства проблемы.

Встреча работников Средне-Амурского с профессором Сафьяновым закончилась далеко за полдень. Загадочным для всех осталось поведение профессора. У большинства участников встречи создалось впечатление, что он не одобряет на деле мероприятий, направленных на воспроизводство рыбных запасов Амура. Одна Лида Гаркавая хорошо знала всю подоплеку столь странного поведения представителя большой науки: в нем боролись уязвленное самолюбие избалованного почетом и уважением ученого и поистине отеческая привязанность к своему молодому ученику…