Сторожка у Буруканских перекатов

26. Веркин триумф

С той поры не проходило дня, чтобы девушки не привозили на бивуак двух — трех крупных тайменей и нескольких ленков, пойманных на «мышь». Трудно сказать, у кого теперь было больше рыбацкого азарта — у Верки или у Васены. Тайменями «заразились» и Тамара Вельды с Лизуткой Калинкиной, хотя такого успеха они пока не имели.

В дни наибольшего рыбацкого триумфа Верки и Васены бригада закончила строительство зимовья. На прибрежном обрывчике среди могучих старых тополей выросла просторная охотничья избушка. Неотесанные бревна, зеленые пряди мха в пазах, крытая берестой крыша и три подслеповатых окна без наличников придавали ей довольно экзотический вид. Пол и потолок были настланы из расколотых бревен, из них же поставили и перегородки, разделившие избушку на кухню-прихожую, лабораторию и спальню.

Ребята, строившие под руководством Петра Григорьевича избушку, с нетерпением ожидали завершения работ — Веркины и Васенины таймени не давали им покоя ни днем, ни ночью. Ведь за это время Шурка Толпыга дважды отвозил на Чогор в ледник по полной лодке превосходной рыбы, пойманной одними девушками, а больше — Веркой и Васеной.

Так стихийно возникло состязание между девушками и ребятами: кто больше поймает тайменей. Этому предшествовала форменная охота на полевок и летяг. Кроме того, по инициативе Шурки Толпыги ребята наделали себе еще и блесен из консервных банок, одна искуснее другой.

…Бурукан! Поистине это нехоженая целина среди могучей и удивительно колоритной дальневосточной природы. Если не считать лесозаготовителей, которые работали здесь около двадцати лет назад, он был от века необитаем. Подобно другим таежным рекам, несет он свои холодные прозрачные воды в Амур, собирая их в западных отрогах Центрального Сихотэ-Алиня. Вода — родина всего живого. Не потому ли так льнет к ней все многообразное население тайги — пернатые и четвероногие? Птицы вьют гнезда и выводят птенцов в прибрежных зарослях; здесь же в дуплах старых деревьев нашли себе приют белка, бурундук, соболь, куница, колонок, летяга; в глухом буреломе укладывается на зимнюю спячку медведь; в кедраче и дубняках пасутся стада диких кабанов. А по вечерам, когда сумерки окутают таежную глухомань, на галечники речки или к светлоструйным ключам выходят на водопой осторожные изюбры, косули и чуткая, стремительная, как птица, кабарожка.

Можно найти некоторую аналогию в жизни обитателей тайги и водной среды, в их характере, в том, как они приспособились к окружающим условиям. Если маленький и шустрый гольян, обитающий в заводях и протоках, напоминает бурундука, чебачок — колонка, а хариус своей красотой, осторожностью и стремительностью — соболя, то ленка можно сравнить с вездесущей росомахой, а тайменя по характеру — с медведем. Таймень — хозяин таежных рек. Он не имеет себе здесь равных или достойных соперников в могуществе и способностях добывать пропитание. Он охотится не только за всеми рыбами, обитающими в таежной реке, но не прочь воспользоваться и зазевавшейся птицей — уткой, аляпкой или трясогузкой, подкараулить переплывающих речку мышей, белку или даже колонка. Вот почему он, может быть, так самоуверенно ведет себя, а промысел его там, где он водится в изрядных количествах, — поистине увлекательнейшее занятие.

И то, что Верка, пусть случайно, первая открыла для себя, а потом и для всей бригады этот чудесный промысел, несомненно будет записано летописцем Гошей Драпковым как блистательная победа девушки, потому что до подхода первых гонцов кеты к Сысоевскому ключу, — а это было в первой декаде сентября, — бригада отправила на Чогор около ста центнеров ценнейшей рыбы, выполнив почти полтора месячных плана.

Когда в окрестностях бивуака крупные таймени перестали попадаться, молодые рыбаки на мотоботе стали забираться на двадцать — тридцать километров вверх по Бурукану, открывая все новые и новые скопления ленка и тайменя.

Однажды Верка и Владик рыбачили в устье какого-то безымянного ключа километрах в двадцати от бивуака. Остальные удильщики поразбрелись окрест — кто вверх по ключу, кто переехал на ту сторону Бурукана. До этого Верка все просила Владика рассказать что-нибудь интересное: она любила слушать его рассказы, почерпнутые преимущественно из книг, с них-то, собственно, и началась их дружба, а потом и любовь. Убедившись, однако, что поблизости никого нет, Верка, как бы между прочим, спросила:

— Владик, скажи, пожалуйста, что за человек Шурка Толпыга? Я вроде давным-давно его знаю, а никак не могу понять его характера…

— Шурка-то? — Владик осторожно вел против течения блесну, не спуская с нее глаз. — Это очень хороший и действительно своеобразный парень. По-моему, он в будущем станет отличным охотоведом или рыбоводом. Ведь ты же знаешь, он с детства бродит с ружьем по тайге или пропадает на рыбалке. Есть у нас такие люди — «ушибленные» тайгой. Я думаю, что никто у нас в бригаде так превосходно не знает тайги, вообще нашей природы, как он, даже лучше, наверное, чем Петр Григорьевич. Правда, он немного молчалив, немного грубоват, но очень хороший парень. Культуры ему еще не хватает, а так он очень любознателен…

— А скажи, Владик, он кого-нибудь любит? — тем же наивнейшим голосом спрашивала Верка. — Я это спрашиваю потому, что никогда не видела его ни с одной девушкой. И потом, он вроде бы смелый, а начнет кто из девчат шутить с ним, сразу краснеет и робеет…

— Вот уж чего не знаю, того не знаю.

— Как же это ты так, Владик: комсорг, а не знаешь? — обратила свой хитроумный вопрос в шутку Верка. — Неужели он тебе никогда ничего не говорил? Вы же друзья.

— Несешь ты, Верка, какую-то ахинею.

— А он Васену не любит, не знаешь? — заговорщически спросила Верка.

— Но откуда я знаю? Что ты пристала ко мне с этими вопросами?

— Владик, не обижайся. Я не для праздного любопытства спрашиваю, — честно сказала Верка, переходя на полушепот. — Я хочу открыть тебе, как комсоргу бригады, один секрет: Васена ужасно влюблена в Шурку. Она вся исстрадалась по нему. Только ты смотри, ни слова никому об этом! Васена призналась мне в этом под большим секретом, а я обещала ей никому не говорить…

— Так зачем же сказала мне?

— А затем, Владик, что ты единственный, от которого у меня нет никаких секретов.

Но Владик, по-видимому, не слышал этих слов — у него взялась на блесну какая-то рыба. Он ловко вывел ее к берегу, а потом сильным рывком выкинул на галечник. Это оказался ленок. Посадив его на кукан, Владик снова забросил удочку и сказал, словно раздумывая вслух:

— А между прочим, по-моему, Шурка тоже неравнодушен к Васене… Я это приметил еще зимой, когда мы с ним вместе дежурили однажды по кухне. Он так усердствовал, помогая Васене, что мне это показалось подозрительным…

— Владечка, миленький, — Верка подошла к Владику, бесцеремонно обняла его за шею и громко чмокнула в щеку. — Ну сделай доброе дело, выведай у него — любит он Васену или нет? А? Мне жалко Васену, она же такая славная девушка. Сделаешь? — Она ласково посмотрела ему в глаза.

— Ну ладно, Вера, — Владик осторожно отстранил ее. — Иди рыбачь, а то как бы кто не нагрянул…

После этого разговора Верка не давала покоя Владику, все допытывалась — беседовал ли он с Шуркой. Наконец через два дня Владик пригласил Верку пройтись на Сысоевский ключ и там сообщил о своем разговоре с Шуркой.

— И что же ты теперь будешь делать, хитрая сводня? — спросил он, ехидно улыбаясь.

— Я и сама не знаю, Владик, — со вздохом сказала Верка и очень естественно пригорюнилась.

Пожалуй, даже самый искусный психолог не догадался бы сейчас, глядя на Верку, что у нее давно уже готов свой план. Если и создавалась видимость, что она ломает над чем-то голову, то это были поиски способа: как втянуть Владика в разработанную ею «операцию» и как заставить его играть в этом деле главную роль.

— Владечка, а ты хочешь, чтобы Шурка и Васена стали такими же друзьями, как и мы? — совершенно невинным тоном спросила она.

— Хм… Что ж, это была бы ладная пара, — согласился он, беспечно бросая камешки в воду. — Оба они настоящие комсомольцы, скромные, честные и трудолюбивые.

И Верка пошла в подготовленную ею атаку — она честно раскрыла Владику свой хитроумный план.

А вскоре представился великолепный случай для претворения этого плана в жизнь.

Было воскресенье. После завтрака ребята разбрелись кто куда; Колчанов с Петром Григорьевичем уехали на Чогор — туда должен был прийти катер за рыбой и подъехать Вальгаев, чтобы участвовать в закладке икры в инкубаторы.

У Васены было свободное время. Она сидела в лаборатории за своим любимым занятием — у микроскопа. С недавних пор она пристрастилась к энтомологии, прочитав несколько книжек, которые были оставлены Прониной. Теперь она не переставала собирать всяких жучков, букашек и прочих насекомых и подолгу рассматривала их под микроскопом.

Только Верка была занята по горло. Она спрашивала, кто куда идет, советовала, где можно полюбоваться чем-нибудь диковинным — старой елью, коловертью на Бурукане, или указывала, в каком направлении идти, и говорила, что видела там много дикого винограда и лимонника. Ей нужно было, чтобы на бивуаке никого не осталось, кроме нее, Васены, Владика и Шурки Толпыги. И когда она увидела, что Шурка тоже собирается куда-то с ружьем, она всплеснула руками и воскликнула:

— Шурка, ты посмотри-ка на себя, какой ты ужасно небритый! Так тебя ни одна девушка ни в жизнь не полюбит. И как тебе не стыдно!

Толпыга смутился, провел ладонью по щекам и с удивительной покорностью согласился, что он действительно оброс. Наверняка Шурке было далеко не безразлично — полюбит его девушка или нет.

Когда к нему в палатку пришел Владик (все ребята жили в общей большой палатке), Толпыга уже наводил бритву на ремне.

— А ты чего здесь собрался бриться? — спросил Владик. — Пойдем в комнату Алексея Петровича, там зеркало хорошее и стулья есть. Кстати, я побрею тебя, а ты — меня.

Вскоре Владик мылил подбородок Толпыги и говорил:

— У тебя борода тоже жесткая, как у меня. Мне бриться — прямо пытка.

— На хорошей почве — хорошая растительность, — шутил Толпыга, подставляя подбородок под помазок и выпячивая острый, смуглый кадык.

Когда одна щека уже была выбрита, Владик вдруг спросил:

— Вот ты, Шурка, говоришь, что тебе нравится Васена. Я тоже по уши влюбился в Веру. А за что тебе нравится Васена?

— Ну как — за что? — удивился Шурка. — За красоту. — Он помолчал, потом, пока Владик вытирал бритву, скороговоркой объяснил: — Понимаешь, она мне нравилась с самого детства. Такая тихая, скромная и простая. А очень умная девушка. Понимаешь? — слово «понимаешь» он повторял обычно тогда, когда ему трудно было что-то объяснить.

— А ты говорил ей об этом? — с укоризной спросил Владик.

— Не умею я, понимаешь. — Шурка сокрушенно вздохнул. — Вот иной раз думаю: пойду, отзову прогуляться и скажу, а когда до дела доходит, у меня начинают, понимаешь, поджилки дрожать.

Владик рассмеялся:

— Видно, плохо любишь, если тянешь. Гляди, кто-нибудь уведет ее у тебя из-под носа.

— Да? Надо, понимаешь, что-то делать, — покорно согласился Шурка. Дождавшись, пока Владик выбрил ему подбородок, он усмехнулся, сказал: — Знаешь, чего я боюсь? Выслушает, посмеется и даст от ворот поворот. Вот будет обидно. А мне больше никого не надо…

Потом он брил Владика, прикусывая нижнюю губу и посапывая. Когда дело было закончено, Владик предложил:

— Отнеси зеркало в лабораторию, оно оттуда.

Дверь в лабораторию вела из кухни-прихожей. Едва открыл Толпыга ее, как сразу же и остановился; там у микроскопа сидела Васена… Отступать было поздно, и Толпыга смело перешагнул порожек. Лицо его полыхало румянцем.

— Слышала?.. — опуская глаза, тихо спросил он.

— Слышала, Шура, все слышала…

Только теперь Толпыга увидел на ее глазах слезы.

— Ты чего, Васена? — с испугом спросил он, — Я тебя обидел?

— Нет, Шура…

Она решительно встала и смело подошла к нему. Лицо ее сияло счастьем и было такое светлое, такое бесконечно дорогое Шуркиному сердцу…