Странные и удивительные мы

Глава 22

После обеда я хотела снова взять велосипед на прокат и прогуляться по красивым прибрежным городкам, рассыпанным вдоль побережья озера Гарда. Вместо этого мы решили спуститься к узкому пляжу с белыми под цвет ракушек лежаками и зонтиками, отбрасывающими тенистые пятна на воду. Лежа на животе, я растянулась на шезлонге и свесила ступни, мои икры и бедра буквально впитывают солнечные лучи.

Напротив нас эффектная пара — двое мужчин сорока пяти лет. Один из них в очках «Рей-Бен» увлеченно погрузился в детектив, другой крепко спал. Чуть поодаль женщина в белых шортах и темно-синем топе без бретелей держала за руку неуверенно шагающего малыша. Вот она подхватила его на руки и обняла, а мальчик звонко рассмеялся.

Наблюдая за сценкой, я вспомнила короткий четырехминутный фильм с моим участием, который бабушка любила частенько пересматривать. Дело было на свадьбе кузена Энтони и его давней подружки Гарриет. Мне почти два года, но я все еще не умела ходить.

— Чего только не перепробовала Кристин, чтобы уговорить тебя передвигать ноги, но ты упорно желала перемещаться только на попе, — рассказывала бабушка. — Ей так надоело отвечать на вопросы, почему ты не ходишь. А кто-то даже посоветовал пойти к доктору. «С моей дочерью все в порядке, — настаивала она. — Она пойдет, когда придет время». И под песню группы Madness «It Must be Love» мама двигалась по-пустому танцполу. Сначала она держала меня на руках, затем тихонько опускала на пол, придерживая. Мы танцевали. Отбросив светлые волны волос, мама смеялась, видя, как я из стороны в сторону покачиваю бедрами. Улыбаясь, она постепенно убрала руки. С широко-раскрытыми глазами, покачиваясь, я впервые твердо стояла на ногах, уверенная в неминуемой катастрофе. Мама что-то шептала мне: тихие слова ободрения, что она рядом и что я не нуждаюсь в ней прямо сейчас. Самые громкие аплодисменты в жизни я получила тогда, сделав четыре несмелых шага. Победа с триумфом на попе. В следующий момент подхватив на руки, мама целовала мои волосы, а я смеялась, почти задыхаясь от восторга.

— Bravo ragazzo!^[30]

Аплодисменты мальчику, шагающему по пристани, вернули меня из моих воспоминаний к реальности. Не в силах удержаться от улыбок умиления я повернулась к Эду. С тех пор как мы пришли сюда, он все в той же позе всматривался в горизонт, изредка бросая взгляды на телефон. Пищали входящие сообщения с работы, но большинство из них от Джулии.

— Как быть? — спросила я, показывая газетную вырезку. — Есть идеи?

— Что?

— Какие мысли по поводу статьи?

— Надо подумать, — ответил он, все еще погруженный в свой мир.

Молчание не тяготило нас. Эд — один из немногих людей, с кем мне комфортно и в тишине. Но сейчас все иначе, в воздухе чувствовалось тягостное настроение.

Я решила написать Халиду.

У тебя все в порядке? Есть что-то новенькое?

И получила немедленный ответ.

Ничего глобального, все нормально. Вчерашние результаты чуть лучше предыдущих. Я отправлю тебе отчет сегодня☺.

Внутри меня зародилась надежда, но я ее подавила. Оптимист по природе, я сомневалась, пока не получу доказательств, поэтому рано делать какие-то выводы. Убрав телефон и положив лицо на предплечье, я закрыла глаза. Поток сознания тут же закрутил и унес меня.

Я думала о предстоящей большой конференции по кистозному фиброзу в Балтиморе. Воображала себя на сцене с презентацией, охватывающей весь спектр научных открытий, клинических исследований и мер по охране здоровья. Любой в зале увидит, насколько я увлечена исследованием. Результаты скажут сами за себя. Одобрение начнется как легкая рябь воды, затем будет нарастать, и, наконец, разразится грохотом восторженных аплодисментов.

Картинка быстро рассеялась, когда я подумала о пятилетнем Роуэне Арчере, самом младшем пациенте клинического отделения больницы «Альдер-Хей Чилдренс Хоспитал». Наблюдение за ним — это отдельная программа проекта по генной инженерии. За последние пять месяцев нашего общения, я знала весь репертуар его детских шуток, и каждый раз таяла, наблюдая, как горят смешинки в его карих глазах.

Незадолго до моего отъезда в Италию Роуэна привезли на последние анализы. Его мама Дон отвела меня в сторону и рассказала, что в то утро мальчик кашлял целый час, пока она одевала его, давала лекарства и ингалятор. Вы бы ни за что не догадались об этом, глядя как ребенок бодро и весело прыгнул на край больничной койки. Я приложила электрод к его запястью, чтобы начать процедуру.

— Как поживает мой любимый пациент? — начала я разговор.

— Я хочу что-то сказать. — Он буквально лопался от нетерпения.

Сделав шаг назад, я подыграла.

— Не может быть! Ты женишься?

Он разразился хохотом.

— НЕТ!

— Ну, тогда, дай отгадаю. Ты только что сдал на права?

— НЕТ!

— Ты вовсе не пятилетний мальчик, а… Шпион?

Он покачал головой, а затем усмехнулся самой широкой и сладкой улыбкой, на какую только был способен, демонстрируя при этом выпавший нижний резец, который шатался с Пасхи.

— О, нет! Ты его все-таки потерял! Мои поздравления! — Я пожала ему руку. — Тот зуб прорывался выйти наружу с тех самых пор, как мы познакомилась. Ты заслужил наклейку. Все наклейки!

Я отдала три листа детских наклеек, и малыш залился смехом. Его мама с красными кругами вокруг глаз широко улыбалась.

— Теперь нужно успокоиться, — мягко произнес консультант мистер Эткинсон.

— Простите. Это моя вина.

Но он кивнул с благодарностью за то, что я помогла ребенку расслабиться и забыть о неприятной процедуре, вместо того чтобы отрывать плачущего ребенка от маминых коленей, как это было в первое время. Теперь мальчик храбро лежал, не дергаясь, пока через зонд в его носоглотку вводили разные растворы, которые ему потом нужно проглотить.

В следующие двадцать минут я сидела, болтая с мамой и сыном и одновременно наблюдая за медоборудованием. К сожалению, положительных результатов не было, хотя Роуэн находился на лечении уже пять месяцев. Я была совершенно подавлена. После, отпустив мальчика, прижимающего наклейки, меня охватила волна решительности. Может не сейчас, но однажды данное лечение обязательно поможет.

***

Я не помнила, как уснула и сколько спала, но проснувшись, почувствовала прилипшую к щеке страницу книги. Эд испарился, но его вещи лежали рядом. Отпив неприятно теплую воду из бутылки, я оглядела пристань, воду, набережную и пляж — его нигде не было. И хотя мне нестерпимо хотелось в номер, чтобы освежиться, я решила подождать друга. Попыталась почитать, но под опьяняющей жарой тяжело концентрироваться. Я набрала Эда и тут же увидела под полотенцем его телефон. Снова открыла книгу и заставила себя продолжить чтение, но спустя двадцать минут беспокойство возросло, и решила на ломаном итальянском расспросить пару в нескольких метрах от меня.

— Escusi… mio amico^[31]… Вы не видели, куда он пошел?

Я выразительно пожимала плечами, смотрела грустными глазами, чувствуя себя актрисой театра пантомимы.

Мужчины указали на дорожку через пляж, которая вела к высоким скалистым обрывам.

— È andato lassù, — произнес мужчина. — Ээ… дорожка Un vecchio sentiero dietro a quegli alberi. Non so se sia che sicuro però.^[32]

— Grazie.

Я поблагодарила их, подхватила вещи Эда и направилась к скале. Легкими брызгами орошая пространство на побережье играли дети. Вдоль дорожки росли дикие цветы и душистые травы. Подъем действительно рискованно крутой, а моя обувь неподходящая, но когда я добралась до пика, у меня перехватило дух. Передо мной открылся невероятный, утопающий в зелени пейзаж — элегантные каменные здания всех оттенков итальянского мороженого и высокие кипарисы, словно гигантские перья над землей дополняли картину.

И тут я увидела его. Черный силуэт с широкими развернутыми назад плечами на самом краю обрыва напротив солнца. Я почувствовала: что-то помимо известных мне проблем терзает сердце мужчины. Какая-то мучительная тайна.