Странные и удивительные мы

Глава 27

Наблюдая за итальянской мамой с малышом в окружении многочисленных родственников, я задумалась, а как отец справлялся один. Жизнь любого родителя-одиночки трудна. Но особенно тяжела для человека, который вынужден взять на себя роль отца и матери одновременно, пытаясь справиться с горечью потери.

Поначалу папа растерялся: готовка школьных обедов, встречи с учителями, спортивная форма, школьные праздники, ночевки у подружек… Он был достаточно современным человеком, но подозреваю, что именно мама взяла бы на себя детские заботы.

Спустя два года после ее смерти, несмотря на героические усилия правильно организовать жизнь между работой и домом, я всегда, если отцовская рабочая смена выпадала на день, оставалась последней в продленке. Запыхавшись, он появлялся с мокрой головой после быстрого душа, необходимого, чтобы смыть кровь, клопов, канцерогены, химикаты — все то, с чем ему приходилось иметь дело на работе.

Помню одним вечером миссис Эдвардс, учительница продленки, посмотрев на часы, процедила папе сквозь зубы:

— 17:34! В школе запрещено оставаться после пяти. Наша страховка не покрывает дополнительное время.

Она также попросила его заплатить за проведенное время с ребенком в связи с опозданием. Он зазвенел мелочью в кармане, вытащил пару фунтов и протянул их со словами:

— Спасибо огромное, миссис Эдвардс. На дороге М6 произошла довольно опасная утечка химикатов, но не буду утомлять вас деталями.

Миссис Эдвардс не желала слушать детали, она хотела два фунта.

— Спасибо, мистер Калпеппер, — раздраженно произнесла учительница, но папа твердо решил не исправлять ошибку в его имени.

Когда мы вышли, он прижал меня к себе так крепко, словно наши объятия — лучшее, что произошло с ним за день. Мы поспешили в машину, где я заняла переднее сиденье.

— Почему моя фамилия не Хадсон, как у тебя?

— Потому что, когда ты родилась, мы с твоей мамой еще не были женаты, — ответил он, заводя машину. — Она проделала тяжелую работу, вынашивая тебя в животе, и мы подумали, будет справедливо, если ты возьмешь ее фамилию, а не мою. И потом, Калпеппер — очень красивая фамилия, не правда ли?

— Но бабушка и дедушка — Калпеппер, как и я, а ты сам по себе, ни с кем не делишь имя.

— Я не против. Хотя бабушка не всегда была Калпеппер. Ее фамилия до замужества Смит.

И тут я кое-что вспомнила.

— О, сегодня в обед меня наказали.

— За что?

— У нас была музыка, но в портфеле не оказалось диктофона.

Папа прикрыл глаза.

— Ох, прости, милая. Я забыл. Ты должна была сказать учителю, что это моя вина.

— Он бы мне не поверил. Я села позади Дебби Джонсона и играла с колпачком синего фломастера, но мистер Джонс увидел меня и назвал наглой девчонкой.

Отец нахмурился.

— Это слишком.

Мне понравились его слова.

— Я тоже так подумала. Почему бы тебе не пойти и не уволить его?

Папа рассмеялся.

— Я отправлю ему записку с извинениями за диктофон. — И взглянув на меня, спросил: — А почему ты расплела косички?

— Они… расплелись на физкультуре, поэтому я завязала их в хвостик, — соврала я.

На самом деле, я расплела их сразу же, как только папа привез меня в школу, чтобы избежать еще одного унизительного дня девочки с «худшей прической в школе». Отец уже два года заплетал косички, но у него все равно выходило плохо. Я не хотела его обижать, надеясь, что у него все-таки получится. Ведь получилось с маминым лаком, например. Сначала мои пальцы ног выглядели так, как будто их покусала собака, но потом у папы получилось их красить лучше.

— Жаль. Утром косы выглядели что надо.

— Хм, — я решила сменить тему. — Тебе надо подписать разрешение, чтобы я могла поехать с классом в музей в конце четверти. И заплатить один фунт пятьдесят центов за транспорт. Еще нам надо взять с собой полезную еду для перекуса. Колбаски нельзя, так сказала миссис Хастингс. Так что больше мне их не клади.

Папа вздохнул.

— А еще нужны родители, которые смогут поехать на экскурсию. Ты сможешь?

— Нет, дорогая. Я не смогу поменяться с коллегой.

— Да, конечно. — Я посмотрела в окно. — Пап?

— Да.

— Ты можешь купить мне спортивные шорты побольше? Каждый раз, когда я делаю «колесо», мои ноги синеют.

— Хорошо.

— А еще, ты не мог бы на завтра сделать бутерброды в форме розочек?

— Что?

— Мама Мадлен Браун делает бутерброды в форме разных цветов, нарциссов или роз, например.

— Не уверен, имеются ли у меня такие же художественные способности, как у мамы Мадлен Браун.

Я так и думала.

— А в форме лодочки ты сможешь?

— Скорее всего, нет.

— А звезды? Медвежонка?

— Может треугольники? — предложил он.

— Отлично! Но… У меня уже были треугольники. — Я тут же нахмурилась.

Отец вздохнул.

— Пап?

— Что?

— Я тебя люблю.

Он посмотрел на меня и погладил по голове.

— Я тоже тебя люблю. Давай по дороге купим еду в Fish and chip?

Мы покупаем еду в Fish and chip, когда у папы нет времени на готовку. Такие вечера — мои любимые, мини-версия замечательной суматохи нашего существования. Домой мы приехали через час после начала работы отопления и, уютно устроившись на диване, развернули свертки и коробки с едой, чувствуя аппетитные запахи уксуса и соли. Покончив с едой, папа взял гитару и стал наигрывать песню «Нет солнца» Билли Уизерс. В те дни я не понимала болезненного смысла меланхоличных строк. Мне просто нравилось, как папины пальцы мягко перебирали струны, наполняя пространство вокруг нас музыкой.

***

Только намного позже, уже достаточно повзрослев, я поняла, что отец после смерти мамы едва выходил в люди для развлечений. При ее жизни они часто ходили на концерты. Мама любила музыку, и по словам бабушки, у нее была обширная и ценная коллекция записей, начиная от первых альбомов Принса до «17 секунд» группы The Cure. После того, как по субботам она начала работать в аптеке и тратить все деньги на музыку, коллекция значительно расширилась. Вместе с папой они вживую видели десятки популярных групп того времени: The Smiths, Erasure, Transvision Vamp. А между концертами ходили в бары с друзьями, с Салли и Тимом с соседней улицы, с дядей Питером и тетей Сарой.

Бабушка частенько присматривала за мной, чтобы у папы была возможность выйти, но ничего, кроме прежнего общения со старыми друзьями, не происходило. Пегги говорила, что для папы больше удовольствий нет. К тому же, он предпочитал тратить деньги на погашение кредита и на отпуск.

Временами отец встречался со Стивом и Марком — друзьями, с которыми раньше проводил свободные от работы пятничные вечера в соседнем пабе за пивом и картами. Примерно каждые два месяца они приходили к нам с упаковками светлого пива и шоколадками Yorkie для меня. Мне нравились их вечера за просмотром футбола по ТВ, даже если я не могла заснуть из-за их криков. И хотя в моем присутствии они никогда не матерились, но как только я уходила к себе, давали волю словам, которые Пегги называла «альтернативной речью». Благодаря этим вечерам я значительно расширила свой словарь, хотя отец и просил их говорить тише. Но главным образом мне нравились их встречи потому, что после таких вечеров его отличное настроение длилось несколько дней, словно папа вспоминал, что он обычный живой человек.

В девять лет поняла, что у отца не было поддержки. Когда он болел или простужался, никого не было рядом, чтобы помочь. Родители — это команда, поддерживающая друг друга: когда один болен, другой берет на себя его обязанности. У папы были только мои дедушка с бабушкой, которые в любой момент были готовы помочь. Но у Пегги была своя жизнь, полная забот, и это не считая того, что ее собственная мама — моя прабабушка — жила в доме для престарелых, медленно умирая от Альцгеймера. Она навещала ее несколько раз в неделю после работы. А отец просил ее о помощи только в самых крайних случаях, как будто боялся прослыть плохим родителем.

Как-то он спросил, знаю ли я «правду жизни».

— Да! — уверенно ответила я.

Отец был потрясен.

— Хорошо, — сдержанно проговорил он. — Тогда расскажи мне все, что ты знаешь! Я дополню.

— Ладненько. Итак, самое крупное млекопитающее на земле — слон.

— Что?

— Также, в отличие от людей, коровы и лошади спят стоя.

— Я не думаю, что…

— Тропические джунгли Амазонки производят половину мирового запаса кислорода.

— Элли, когда я спросил тебя о правде жизни, я имел в виду другое.

— А что? Это тоже правда. Я тебе могу показать книгу «Удивительные научные факты», если хочешь.

Но речь шла не только о деликатных вещах. Я помню, как в школе произошел инцидент, когда учительница физкультуры миссис Бенсон подумала, что я сломала челюсть. Луиза Уотсон не проверила, есть ли другие ученики поблизости, перед тем как сделать сальто. Ее ступня ударила меня по губам, и как результат — потеря крови, заставившая Серену Ахмед упасть в обморок.

Было много суеты: школьная администрация звонила и звонила папе на работу, но не могла дозвониться, поэтому миссис Бенсон повезла меня в больницу, оставив ему сообщение. Мы приехали туда как раз одновременно с папой, испуганным и взъерошенным. В минуту, когда Миссис Бенсон объясняла ситуацию, женщина в регистратуре спросила его.

— Вы отец?

Папа был в таком состоянии, что не смог ответить на вопрос.

— Что, простите?

— Я просто хочу, чтобы вы подтвердили, что вы отец?

— О, прошу прошения.

Мы все ждали ответа, но папа молчал.

— Да, он отец, — наконец ответила миссис Бенсон, избавив нас всех от неловкости.