Почти четверть минуты я не знал, что делать и думать. Смотрел оторопело на своего соседа и ничего не понимал. Затем выплюнул таблетку в ладонь и бросил на пол.
— Это действительно «Граводиум»! — усмехнулся Хропотов. — Напрасно вы так. Я не собирался вас ни травить, ни опаивать.
— Что вы тут делаете⁈ — выдавил я, наконец.
— Обязательно расскажу. Когда взлетим, ладно?
— Вы следили за мной?
— Конечно.
— Давно?
— С тех пор, как вам сделали операцию. Это моя работа — приглядывать за тем, что представляет ценность.
— Хотите сказать, вы мой телохранитель? — я иронически усмехнулся, хотя ни капли веселья не чувствовал.
— Не совсем, — ответил Хропотов спокойно. — Скорее, куратор.
— Что вам нужно?
— Зачем вы летите в Сидней?
— Это моё дело. Я на больничном.
— Вы должны находиться в клинике.
— Я себя отлично чувствую. Нянька мне не нужна.
— Ну, разумеется. А помощь?
— В чём?
— Да бросьте! — усмехнулся Хропотов. — Я из контрразведки. Вы стали чьей-то марионеткой, лейтенант. Вас это устраивает?
— Нет.
— Поэтому вы и летите в Австралию, я прав? Можете не отвечать.
— Я думал, вы командуете ВС Московского округа.
— Официально — да. На самом деле, это прикрытие.
— Почему вы живы?
— Потому что меня не было в машине. Думаете, я бы уцелел, если бы в меня впилился грузовик?
— Едва ли. А как же водитель?
— Это была кукла. Просто марионетка на дистанционном управлении. Мы использует таких, чтобы вводить врага в заблуждение.
— Чем я заслужил ваше внимание?
— Мы поняли, что вами интересуется… некая сторона. Чтобы убедиться в своей правоте, послали вам голопанель. За вами следят, Адитумов, и эти люди решили, что мне есть, что вам сказать. Попытались убрать. Так нам стало ясно, что вами занялись. Простой приём, но всегда срабатывает! — разведчик коротко хохотнул.
— О ком вы говорите?
Хропотов явно имеет в виду людей, влезших в моё тело и взломавших мой мозг. Возможно, у него есть ответы на все мои вопросы. Или хотя бы на некоторые.
— О военных, разумеется. О клике Таросова. Разве вы ещё не поняли?
— Была мысль.
— Вы пропали некоторое время назад. Всего на сутки, в свой выходной. Что скажете об этом?
— Да, — признался я, понимая, что отпираться бесполезно, — Меня похищали. Не помню ничего, что с этим связано.
— Не знаете, что с вами делали? Кто? Где?
Я отрицательно покачал головой.
— Если бы знал…
— Так мы и поняли. Вы пытаетесь восстановить события, и я вам помогу.
— Почему?
— Потому что моя работа предотвращать… инциденты. И сейчас вы — часть одного из них. Ещё когда начались массовые заражения киборгов, мы поняли, что кто-то затеял большую игру. За вами следили, и после вашего исчезновения нам стало ясно, что это неспроста. Вы просто исчезли — а это не под силу Экзорцисту, уж извините. У вас иная подготовка.
— Согласен. Значит, вы не знаете, что со мной?
— Увы, нет. Но надеюсь, вы поможете мне разобраться.
— Я лечу в Австралию как раз для этого.
— Берёте меня в команду? — Хропотов улыбнулся одними губами.
— У меня есть выбор?
— Как всегда и у всех.
— Расскажите, что происходит. У вас же должны быть предположения.
— Всё дело в следующем году, — немного помолчав, ответил разведчик.
— А что с ним не так?
— Наступает год Чёрного дракона, как вы знаете.
— И что?
— Правление Мафусаилов подходит к концу. Эпоха перелома.
— Они останутся во главе страны, просто станут машинами. Не вижу ничего радикального в подобной перемене.
— Нет⁈ — Хропотов удивлённо поднял брови. — Совсем?
— Да к чему вы клоните⁈ — не выдержал я.
— Нами станут править машины, лейтенант! Не люди.
— А-а, вы об этом.
— Кажется, вы не придаётся этому значение?
— Я не разделяю паранойи тех, кто боится восстания компьютеров. По-моему, это из сферы фантастики.
— Я тоже. Мы стремимся к тому, чтобы сохранить Мафусаилов. Дракон имеет два значения, лейтенант: с одной стороны, это мудрость, а с другой — Сатана. Правление Мафусаилов означает первое, их падение — второе. Потому что военные неизбежно погрузят наш мир в хаос.
— Зачем им это?
— Они боятся, — Хропотов пожал плечами. — Я знаю это, потому что много их повидал, пока служил генералом ВВС.
— Чего? — спросил я. — Чего они боятся?
— Машин. Опасности, которую они могут нести. Того, что не сумеют с ней справится. Я их понимаю: такова их работа. Но нам не нужна диктатура. Мафусаилы должны остаться во главе страны. Вы согласны?
— Вполне. Я не знал, что существует возможность…
— Того, что этого не произойдёт? — закончил за меня Хропотов. — Дело не в голосовании. Закон о продлении правлении Мафусаилов, разумеется, примут. Если не случится чего-то непредвиденного.
— Например?
Разведчик пожал плечами.
— Мало ли. Знали бы, не суетились бы.
— Чем могут быть опасны Мафусаилы? Это просто смешно!
— Согласен. Куда бы ни было помещено сознание, оно функционирует независимо от того, органическая или кремниевая основа его поддерживает. Да и кого считать человеком? Велика ли разница между биороботом, то есть хомо сапиенсом, и киборгом? Об этом слишком долго спорили, так что я думаю, все доводы вам известны.
Я кивнул. Уж к параноикам, боящимся восстания ИскИнов, я точно не относился.
— Нельзя сравнить мышление человека и машины уже хотя бы потому, что даже внутри вида оно сильно рознится. Почему дегенерат имеет право называться человеком, а искусственный интеллект, сочинивший симфонию к пятидесятилетию основания Дворца искусств, нет? Да и нужно ли быть существу похожим на человека, чтобы обладать личностью? Является ли хомо сапиенс эталоном? Думаю, с этим можно поспорить. Вы согласны?
— Ещё как!
— У меня своя теория. Возможно, несколько сентиментальная. В основе, по-моему, лежит любовь.
— Вы серьёзно?
— Вполне. Что вас удивляет?
— То, что я слышу это от вас.
Хропотов кивнул.
— Понимаю. Но я действительно так считаю. Посудите сами: кто вам субъективно дороже — комнатная собачка или неизвестный вам человек на другом конце света? Существо, бывшее вашим другом в течение многих лет, но лишённое интеллекта, подобного вашему, или тот, кого вы никогда не встречали? Неужели вам он дороже только потому, что немного похож на вас? Тоже ходит на двух ногах, имеет пять пальцев, голую кожу и так далее?
— У меня нет собаки, — ответил я.
— Ах да, у вас рыбки, — улыбнулся Хропотов. — Кто будет их кормить, пока вас нет? Сосед? Любовница? Коллега? А если вас убьют? Извините за вопрос.
— Ничего. Я уверен, моих рыбок кто-нибудь приберёт.
— Какой-нибудь редкий вид?
— Что-то в этом роде.
— Знаете, когда я был маленьким, за мной ходил гувернёр. Он жив до сих пор, но работает уже в другом доме. Иногда я навещаю его. Его смерть была бы для меня не меньшим потрясением, чем гибель одного из родителей. К счастью, оба живы, — Хропотов торопливо перекрестился. — Спаси, Господи! Я это к тому, что мы сами наделяем объекты ценностью — в зависимости от того, насколько они важны для нас. Я думаю, если робот стал вам родным, он, без сомнения, имеет право на то, чтобы к нему относились как к личности и живому организму. Пусть он и сделан из металла или пластика, а не органики.
— Зачем вы мне всё это говорите? Похоже на пропаганду.
— Хочу убедить вас помочь мне.
— Разве я отказывался?
— Есть согласие и согласие. Мне нужно добровольное сотрудничество, основанное на доверии.
— Продолжайте.
— На мою машину напал военный киборг. Он управлял грузовиком. Конечно, официально его списали месяц назад, но я отлично знаю, что так часто делают, чтобы держать про запас камикадзе. Им подправляют мозги, превращая в зомби. Это незаконно, но обвинить-то некого. Авалон тоже уничтожен военными — в этом нет сомнений.
— Может, это дело рук османских террористов, — предположил я. — Некоторые группировки ещё функционируют. Например, «Чёрный ятаган» или «Воины султана».
— Вы не хуже меня знаете, что они ни при чём, — Хропотов улыбнулся одними губами, и его лицо стало похоже на маску театра кабуки. — Командование уничтожает свидетелей. Всех, кто имел к вам отношение. И список наверняка будет продолжен. Вас пытаются лишить шанса узнать, что с вами сделали, Адитумов! В Авалоне работало более семи тысяч человек. Все они исчезли. Может быть, убиты, но скорее всего, спрятаны на секретной военной базе, где их заставляют работать на армию, — Хропотов чуть подался вперёд. — От военных нечего ждать ничего, кроме хаоса и насилия. Они параноики и потому способны только разрушать. Мы же стремимся созидать. Пока военные охраняют порядок, они полезны, но едва переступают черту, как превращаются в демонов! — Хропотов подался вперёд, положив руки перед собой и сцепив их в замок. Голос у него стал ниже и приобрёл доверительные оттенки. — Я читал вашу биографию, лейтенант. Она прозрачна, как хрустальная книга. Не смейтесь, — добавил он, когда я ухмыльнулся. — Вы родились в интеллигентной семье. Ваш отец был физиком-энергетиком, а мать — дирижёром. Они воспитали в вас тягу к гармонии, порядку. Вы поступили в МГУ на юридический факультет, после окончания записались в армию, служили в спецназе, затем год — в Архангелах. Потом стали Экзорцистом. Почему? Для меня ответ очевиден. Весь ваш путь — это поиск порядка, борьба с хаосом. А что может быть хуже сбрендившего робота? Он олицетворяет шаткость современного мира, напичканного компьютерными технологиями, зависящего от них. Здесь безумие одного может обернуться безумием всех. Спятившие гувернёры и носильщики, полицейские и строители, искусственные интеллекты, управляющие боевыми кораблями и больницами! Вы боролись с этим, вонзая дешифраторы в заражённых вирусами киборгов. И то, с чем вы столкнулись сейчас, заставило вас принять охотничью стойку и втянуть воздух обеими ноздрями, верно? — Хропотов прищурился, но в его глазах не было даже намёка на весёлость.
Он оставался убийственно серьёзен. От этого мне сделалось не по себе. Словно я прикоснулся к чему-то липкому и холодному. Сколопендре. Пиявке.
— О чём вы, генерал?
— О вирусе, который порождает террористов. О вашем враге, лейтенант! Что вы знаете о нём?
Я смотрел на Хропотова, не зная, можно ли ему доверять на все сто.
— Вы слышали о программе-дешифраторе, которую пытается протащить Таросов? — спросил он. — Понимаете, что, если вирусом будут заражены записанные на носители разумы Мафусаилов, эта примочка вмиг их уничтожит, оставив Россию без правительства? А свято место, как известно, пусто не бывает. Как думаете, кто тут же постарается его занять? Правильно, Таросов! Так что решайтесь. Самое время.
Действительно, мне нужно было с кем-нибудь поговорить. Почему бы не излить душу этому разведчику?
— Азраил. Так его называют Одержимые. Они говорят, что он явился, чтобы стирать имена. У него тысячи глаз и языков, а с его ножа стекают три капли. Не знаю, что это означает — может, ничего.
— Азраил, — задумчиво произнёс Хропотов. — Ангел смерти, сеятель хаоса. Какое он имеет отношение к вам?
— Не знаю. Думал, вы мне скажете.
— Нам так и не удалось понять, что с вами сделали, лейтенант, — генерал покачал головой, глядя на свои руки.
— А вы пытались?
— О, да! Ваша соседка, Марина, — наш агент. Её приставили к вам после того, как вы подверглись операции. Когда мы заподозрили, что вас похитили, чтобы произвести некие… изменения, ей дали приказ соблазнить вас. Чтобы обследовать. Но вы оказались крепким орешком, Адитумов! — усмехнулся Хропотов. — Должно быть, виновата ваша тяга к порядку. Она почти месяц вас уламывала, но ничего не добилась. Пришлось воспользоваться нанороботами, чтобы совратить вас.
— Хотите сказать…?
— Да, уж извините, лейтенант. Если вас это успокоит, ночь любви с вами обошлась нашему отделу почти в четверть миллиона. Нанороботы, способные взломать ваше программное обеспечение и вызвать сексуальное желание, нынче стоят недёшево.
Я усмехнулся, не зная, что сказать.
— Кроме того, вы ведь получили девушку, — добавил Хропотов.
— Не надо меня утешать, генерал.
— Как скажете. Кстати, Марине тоже не удалось ничего обнаружить. Вы кажетесь чистым, понимаете?
Я кивнул. Ещё бы! Серёга меня уже просветил, царствие ему небесное.
— Как она меня проверяла?
— Всё с помощью тех же нанороботов. Они проникли из её организма в ваш во время полового контакта.
— Разве нельзя было поместить их в меня иначе? Я бы даже ничего не заметил, наверное.
— Одних только нанороботов для столь сложной диагностики недостаточно. Часть софта была записана в ДНК Марины, так что она выполняла функцию жёсткого диска. Словом, если бы не непосредственный телесный контакт, операция обошлась бы нам ещё дороже. Наш отдел небедный, но бюджет всё же ограничен, лейтенант. Мы и так потратили на вас слишком много и безо всякого толка.
Я прикинул, не спросить ли про Гурманова, но решил, что не стоит: если он работал не на контрразведку, то давать Хропотову лишние карты в руки мне ни к чему. Возможно, его имя и так всплывёт в разговоре.
— Что вы предлагаете? — спросил я. — По существу.
— Найти того, кто знает, что с вами сделали. Вы ведь ради этого летите в Австралию?
Я кивнул.
— На Авалоне для меня оставили сообщение.
— Кто?
— Какой-то учёный. Он не назвался. У него было очень мало времени, чтобы сделать запись, как я понял.
— Вы точно знаете, где ваш будущий информатор?
— Более или менее. Мне известно название деревни.
— Рядом с Сиднеем?
— В ста двадцати километрах.
Хропотов издал тихий свист.
— Придётся ехать на поезде.
— Я так и собирался.
— Что ж, часов через шесть будем на месте. Может, даже раньше. От станции далеко?
— Не знаю. Я там не был. Сориентируемся на местности.
— Ну да. И будем надеяться, что нас не опередили.
— Это невозможно. Информация есть только у меня.
— Очень на это надеюсь, — Хропотов сделал паузу. — Может, поделитесь? Скажете название деревни?
— Зачем?
— Чтобы не вышло, что все яйца в одной корзине.
— Боитесь, что меня кокнут?
— Всё может быть, — спокойно ответил Хропотов. — Хотелось бы подстраховаться. Надеюсь, вы меня понимаете. Мы должны знать о планах заговорщиков.
— Хорошо, — согласился я после небольшой паузы. Генерал, конечно, был прав. — Деревня называется Жесьен-Морди.
— А как зовут информатора?
— Этого я, извините, не скажу. Если со мной случится что-нибудь по дороге, сами его найдёте. Уверен, у вас получится.
Хропотов выглядел недовольным.
— Это может занять немало времени, — проговорил он.
— Ничем не могу помочь.
— Ладно, как знаете. Хотя мне этого не понять. Вы мне не доверяете?
— Пока что не на все сто.
Хропотов издал смешок.
— Почему бы вам меня просто не изолировать? — спросил я. — Это решило бы проблему. Если военные каким-то образом рассчитывают на то, что я буду им полезен, спрячьте меня от них.
— Нет гарантий, что заговорщики сделали ставку только на вас, Адитумов. Возможно, таких, как вы, несколько.
— Каких таких?
— Бомб замедленного действия.
— Ваши слова следует понимать так, что других вы не нашли?
— Нет, но это ничего значит.
— Разумеется. Знаете, я не понимаю одного: если вам известно, что за всем этим стоит Таросов, почему его не ликвидировать? Уверен, Мафусаилы одобрили бы такое решение проблемы.
— Это не так просто. Вы сами видели, что меня пытались убрать. И действовали молниеносно. Заговорщики не остановятся ни перед чем. На их стороне сила, понимаете? Армия. Солдаты, привыкшие выполнять приказы своих командиров. Даже Архангелы.
— Не может быть!
— Тем не менее, это так. Нам достоверно известно, что известный вам Реншин входит в число заговорщиков.
Вот этого я не ожидал! Если это правда, конечно.
— Что же вы намереваетесь им противопоставить?
— Сорвать планы. Сейчас это важнее всего. А там уже, когда распутаем весь клубок, будем действовать тихо и аккуратно.
— То есть, всё же устраните главных заговорщиков?
— Когда они не будут этого ожидать. Может, через полгода или год. Сейчас Таросов и остальные окружены надёжной охраной, они пугаются буквально каждого шороха, потому что знают, что ходят по краю. Но рано или поздно они потеряют бдительность. Когда решат, что никто их не подозревает.
— Как вы планируете их убрать? Сымитировать серию несчастных случаев?
Хропотов улыбнулся одними губами.
— Пусть это вас не беспокоит. Виновные будут наказаны, опасные личности изолированы, а гармония восстановлена. Это ведь главное, так?
— Вы говорите со мной так, будто я псих, повёрнутый на порядке.
— Простите, я просто хотел обозначить сферу общих интересов. Наметить точки соприкосновения, так сказать.
— Проехали, — я махнул рукой, сделав вид, что у нас полный ажур и взаимное понимание, хотя это скользкий тип явно при первой же возможности продаст меня с потрохами.
Так же, как и его хозяева. Я подозревал, что Мафусаилы лично контролируют операцию «Узнай, что не так с Амосом Адитумовым», так что едва ли моя безопасность имеет в данной заварушке хоть какое-то значение. Придётся самому позаботиться своей шкуре.
— Я читал ваше досье, лейтенант, — проговорил Хропотов. — У вас фобия, которую вы упорно скрываете. Но всё фиксируется, и мне известно, что вы проходили реабилитацию, пытаясь избавиться от неё.
— Что с того? — я не понял, зачем он завёл этот разговор.
— Отчего она у вас? Агрофобия не возникает случайно.
— Если вы такой всезнайка, почему не выяснили? — я хотел дать ему понять, что он не тот парень, который может с наскока лезть в мою личную жизнь.
— Это из-за смерти родителей, да? Они погибли в авиакатастрофе, — на лице Хропотова было написано участие, но всё это фальшь.
— Иного объяснения нет, — ответил я холодно и отвернулся.
— Вы чувствуете себя неполноценным из-за своего страха? Испытываете неуверенность?
— Нет, что-то не замечал такого. Просто не люблю летать.
Пора положить конец этому разговору, пока я кое-кому не врезал!
— Мы можем вас вылечить. Гарантированный результат. Стираем неприятные воспоминания, и вы выходите из клиники с чистым разумом. Сможете хоть в кругосветку на авиалайнере отправиться.
— Заманчиво, — кивнул я, беря наушники. — Я подумаю.
— Обязательно, — отозвался Хропотов, откидываясь в кресле.
Больше он не заговаривал со мной, и я смог насладиться музыкой. Наверное, отчасти разведчик был прав, и мною действительно движет стремление найти гармонию в безумном мире. Вот только сам Хропотов — часть хаоса и никогда не убедит меня в обратном.
Раздался звонок. Взглянув на экран, я увидел, что это Ветров. Значит, о моём побеге стало известно, и меня ищут. Помнится, Мила говорила, что командор желает иметь со мной серьёзный разговор. Возможно, когда-нибудь я всё ему объясню, но сейчас явно не время. Сбросив вызов, я отдался во власть симфонии Листа.