Строками по нашим душам

Глава 7

Девочка горько плачет в саду,

Потеряла она однажды себя.

Думала, не искать ли в пруду,

Где по другой себе сидела она, горько скорбя.

Может, потеряла вдруг в кустах,

Или под ледовой стужей?

Потом узнала, что в чужих устах,

Растворившись, убилась из тысячи оружий

.

Как дурочка я с разинутым ртом раз за разом пересматривала кружок, отправленный мне в мессенджере от Кеши. Я не могла поверить в то, что я увидела. Хотя иногда мне самой становилось тошно от того, что я каждый раз так реагирую на происходящее. Мне давно уже надо было привыкнуть ко всему тому, что происходит вокруг Андрея. Что он творит, не соображая, какие последствия это за собой повлечет.

Днем я подслушала разговор Андрея и Кеши о том, что они собирались сегодня пойти в клуб. Когда же они сами предложили мне эту идею, то я отказалась. У меня в планах сегодня был очередной сериал по телевизору. Вечером собиралась прийти мама, мы хотели приготовить ужин и пригласить отца и Роберта. Мы уже знали, что после ужина они сразу убегут, дабы не мешать нашим развлечениям.

А перед ее приходом я хотела основательно прибраться и проветрить комнату, потому что с каждым днем я все чаще и чаще начинала курить за пределами спальни. Это было нехорошо, но все мои действия стали больше механическими, чем имеющими какую-то логику и здравый смысл.

Я ловила себя на мысли, что опять начинаю возвращаться к тому состоянию, от которого я сбегала. Но раз за разом мне приходилось отметать эти мысли.

В клубе было темно, но я разглядела, что рядом с Андреем сидела белобрысая девушка. Она положила ему руку на плечо и что-то игриво нашептывала ему на ухо. Или целовала его?

Андрей же выглядел уже изрядно подвыпившим, его рука лежала на ее бедре. Мне кажется, он и сам был не против сейчас целоваться с девушкой. Сердце пропустило удар и предательски сжалось. Он посмотрел в камеру как раз в тот момент, когда Кеша заканчивал свою запись. Я заметила лишь, как Андрей пьяно улыбнулся. Мне и думать не пришлось. Из знакомых Андрея блондинкой была только Настя. Ее лицо опять было скрыто. И я опять не смогла ее рассмотреть.

Эта гребаная сучка. Ей все неймется.

Я схватилась за голову и невольно простонала. Кеша всегда был моим проводником и рассказывал мне обо всех приключениях Андрея. Мы с ним были хорошими приятелями. Нас не заботят дела друг друга, но у нас был общий объект для обсуждения, осуждения и дальнейшей помощи. И даже сейчас он витиевато решил показать мне, что у Андрея происходит. Тайный агент, ни больше ни меньше.

— Ева?

Я вздрогнула. У меня совершенно выпало из головы, что мы смотрим кино. С мамой. И это было моей фатальной ошибкой. Если она что-то чувствовала, то отвертеться от ее вопросов было бесполезно. Она хотела все выведать и обязательно помочь. Либо осудить и предложить оптимальное решение.

Но я предпочла промолчать.

Мама выключила звук у телевизора, но оставила его включенным.

— Я уже давно чувствую, что у тебя в жизни что-то происходит. Ты думаешь, что я не замечу, но в квартире пахнет сигаретами сильнее, чем за все время твоего проживания в этой квартире. Такого, как сейчас, уже не происходило три года.

От его слов мурашки побежали по коже. Слишком часто я стала вспоминать это время. Слишком часто мне стали о нем напоминать. Слишком много ошибок.

— Мам, я не знаю, что такое. Я запуталась.

Она обняла меня за плечи. Я убрала руки с лица и легла ей на грудь. Она была такой теплой, в то время как у меня от стресса похолодели ноги и пальцы.

— Это все из-за Андрея?

В точку мама. Ты, как всегда, права.

— Да. — Я замолчала. Все еще сомневалась, что мне нужно рассказать маме все. — Просто, я запуталась в себе. Мы… переспали в ту ночь, когда мы были у них в гостях.

Мама хмыкнула.

— Ты что, знала? — Я оторвала голову от груди и недоуменно посмотрела на маму. — Тогда почему мы сразу с тобой не поговорили обо всем?

Она засмеялась и покрепче обняла меня.

— Потому что я ждала и наблюдала, сможешь ли ты сама справиться с этой ситуацией. Но чувствую, тут дело не только в тебе. Запутались…вы оба. В жуткой паутине своих чувств.

Я наморщила нос.

— Мама, не цитируй мелодрамы, пожалуйста.

Мы серьезно посмотрели друг на друга и не смогли сдержать смех.

Такие отношения с мамой я любила больше всех.

Я рассказала ей обо всем. О коттедже и том, что в нем произошло, о непонятных отношениях и том, что Андрей сказал у озера. Что произошло, между нами, на паре. Рассказала про Настю и ее выходки. Про нее я говорила с особой злостью.

Мама молчала, лишь изредка задавая вопросы, уточняя детали.

Я же, несмотря на желание говорить спокойно и рассказывать как можно безразличнее, каждый раз на больном моменте либо срывалась, либо мой голос предательски дрожал или срывался. Я находила в себе силы хотя бы не разреветься, но то и дело мне приходилось поднимать глаза и часто моргать. Иногда я терпеть не могла в себе излишнюю чувствительность и эмоциональность. Только с родными я была такой. В реальности, за стенами наших квартир я была совершенно другой.

После того, как я закончила повествование, мама какое-то время молчала.

— А сейчас послушай меня внимательно.

Я отодвинулась от мамы и сложила ноги по-турецки.

— По поводу тебя. В качестве терапии могу посоветовать начать писать стихи. Ты писала их после… после тех событий, — Мама осеклась, закусила губу, но продолжила. — Ты долго не возвращалась к этому и первое время тебя не будет получаться, ты будешь психовать и постоянно искать рифму, но со временем у тебя получится и все свои эмоции и чувства ты будешь вкладывать в стихи. Позже ты можешь прочитать свои произведения кому-то, дабы закрепить результат на практике.

Я была удивлена, но понимала, что идея была просто прекрасная. Однажды я пыталась писать дневники, но у меня ничего не вышло.

— Теперь по поводу ваших недоотношений с Андреем. С одной стороны, мы можем утверждать, что если бы ты ему не нравилась, то вы бы даже по пьяни не переспали.

Я поиграла бровями и нехотя кивнула. Было бы все так просто.

— Как мать я вижу, что он вытягивает из тебя силы и не дает свободно дышать. То, что тебе иногда становится хорошо и легко не означает, что предыдущее чувство не вернется. Это все циклично. Я советую тебе с ним поговорить. Как твоя подруга же я считаю, что нужно устроить ему огромный скандал, чтобы он видел тебя во всех состояниях и сразу понимал, что имеет дело с моей дочкой.

Я не смогла сдержать улыбки.

После рождения Роберта и смерти дедушек у нас были не лучшие с мамой отношения. Я бы сказала — тяжелые. Мы ругались, ссорились, но после всего плохого, что с нами происходило, наконец то наступило спокойствие и взаимопонимание.

— Но я считаю, что тебе нужно немного схитрить. По поводу твоих поступков и по поводу Насти. В отношении этой девушки у меня отдельные планы.

Впервые за всю свою жизнь я увидела, как мама ядовито улыбнулась.

— Только, моя дорогая, нам придется договориться о некоторых вещах, которые тебе, возможно, не слишком понравятся. Тебе нужно, чтобы он разглядел в тебе девушку. А не просто лучшую подругу.

Я впервые удивилась, какой же мама коварной может быть. И видимо, мои эмоции отразились на моем лице, потому что Олеся Игоревна прыснула и вдруг пустилась в воспоминания.

— У нас была похожая ситуация с твоим отцом. И тогда я отбила от него всех девушек.

Сказать, что я была шокирована, значило ничего не сказать.

Андрей

Я бросил ключи на тумбу и начал снимать обувь. По паркету разнеслось клацанье и вскоре в коридоре появился Ру, виляя хвостом и высовывая язык. Я чуть улыбнулся и потрепал пса по голове.

Но, тяжело вздохнув, я стал стаскивать с себя пальто. Была бы моя воля, я бы в том, чем был, дошел до кровати и просто завалился на нее спать. Но мама не любила, когда я ходил в обуви по дому. Хотя по большому счету, мне было на это наплевать.

В голове гудело, и где-то далеко я понимал, что слишком много курил. Но не пил. Не хотелось.

— Явился, не запылился.

Я вздрогнул от неожиданности. Мама, как всегда, не вовремя. Удивительно, что она вообще дома.

Мне стоило больших усилий театрально, и даже раздраженно, не вздохнуть, чтобы посмотреть на нее. Вытянутая в струнку женщина, которая, казалось бы, никогда ничего не делала просто так и никогда ни с кем не ругалась. В обществе она представляла собой статную, красивую, мудрую женщину, которая всегда могла поддержать любой разговор. О таких женщинах говорили, что с годами они становятся только краше. Как хорошее вино.

Но эти качества не относились к Анастасии Валерьевне как к матери и жене.

В последнее время я стал все меньше и меньше появляться дома. Я понимал, что стал отдаляться ото всех. От Кати, от отца. Хотя, было ли оно тем отдалением, что произошло больше пяти лет назад — я не знаю. При других обстоятельствах было бы необходимо объясниться, поговорить с ними. Но не в моем случае.

Иногда у меня было дикое желание забрать Катю и Ру и куда-нибудь сбежать вместе с ними. Взять с собой Еву, накупить вкусной еды и просто уехать на машине куда-то далеко. Или просто поселиться в той квартире, где жила подруга.

Подруга. Так, как я ее назвал, я никогда не делал. На самом деле никогда не называл ее «подругой». Всегда любые прозвища, любые имена, любые смешные издевательства. Она называла меня «зайкой», а я ее «дорогая», и она никогда не придавала этому внимания. Но никогда — подруга. Слишком странно было.

Она была для меня чем-то более, чем друг. Всегда.

Я позволял ей больше, чем всем остальным, и давал ей больше, чем всем. Я помогал ей, обсуждал с ней те вещи, которые никогда ни с кем не обсуждал. Слишком много привилегий. И никогда не задаваться вопросом: «Почему?».

Она прекрасно знала, какой я скрытный человек. Она знала, каким-то невероятным способом знала, как меня утешить и как мне помочь. Какие слова мне сказать,

Сама она отшучивалась, что с помощью меня реализует свой синдром спасателя.

Я не понимал, зачем она мне помогает.

Просто однажды резко спросила, как у меня дела. Одним ужасным летним днем.

А я почему-то доверился ей.

— Почему молчишь? — Я вздрогнул и только сейчас осознал, что позади меня все еще стоит мама, я все еще нахожусь дома, а Катя все еще спит в кровати, а не едет с нами далеко-далеко. — Ты что, пьян?

Я помедлил. В этот момент я бы с радостью и с некоторым нездоровым удовольствием сказал ей, что снова напился. Чтобы позволить ей осуждать меня, осуждать те привычки, которые у меня сформировались. Не осознавая, что главная причина моих привычек — она.

Но я был абсолютно трезв, потому что иначе не приехал бы сюда на машине. Фальшивая кукла.

— Нет, я не пьян, но даже если был бы, то предпочел, чтобы ты оставила меня в покое.

— Я твоя мать, Андрей. — Настолько затертая до дыр фраза, что от нее хочется блевать. — Я обязана знать, где ты и заботиться о тебе.

Спокойно, Андрей. Вдох выдох.

Но кулаки непроизвольно сжались. Каждый раз одно и то же. Каждый раз изъезженный разговор.

— Я перестал считать тебя своей матерью после случая, о которым мы оба знаем.

Молчание.

Я удовлетворенно хмыкнул. Раньше я такого ей не говорил. Поэтому можно считать, что я практически застиг ее врасплох.

— То, что я совершила, не имеет никакого отношения к нам с тобой.

Опять те же слова. Клише, клише, одни сплошные клише. Опять ложь, которая не играет уже никакой роли. Как то, что она совершила, не могло повлиять на него? Она предала нашу семью. Она больше не мать и не жена. Она просто квартирант, который пытается сохранить хорошие отношения с другими жильцами.

— Мне так надоело, что ты говоришь каждый раз одно и то же. Будто запрограммированный робот.

Я обернулся с печальной улыбкой и посмотрел на нее. Раньше она была для меня примером для подражания. Я делал все, чтобы добиться ее расположения.

А сейчас я понимаю, что она слишком слабая для того, чтобы ей подражали. Она слишком жалкая, чтобы на нее равнялись.

— Что ты только что сказал?

— Я сказал, что ты жалка. Спокойной ночи, мама.

Я обошел ее и стал подниматься по лестнице. На ее лице одна эмоция сменялась за другой. Я понимал, что она даже не представляет, что мне ответить. В таких случаях мама обожала кричать и устраивать скандалы. Техника, которую она всегда применяла и применяет на отце. Но не на мне.

— И не кричи, Катя проснется. А ей завтра в школу.

Ру поплелся за мной.