Студентка с обложки

Глава 30 КОШКИ И ЛИСЫ

Я еду не куда-нибудь, а в Милан. Милан — отстой.

— Modelo! Modelo! — кричат мальчишки. Они бегут за мной по тротуару и по вагонам метро. Если я стою, меня пытаются лапать. И взрослые мужчины тоже.

Когда я добираюсь до места назначения, становится не лучше. Благодаря четырем показам, которые я получила — «Библос», «Критциа», «Ланчетти», «Дженни» — у меня много примерок. Это не так и плохо — стоишь себе, а толпа народу меряет тебя ото лба до щиколоток и лопочет на непонятном языке. Но когда я не на примерках, я хожу на кастинги. Оказалось, что в Милане есть только один вид кастингов — открытые. Массовые собеседования, на которых очереди змеятся до самой улицы и по ней. Я хожу на них часто: для рекламы, для редакционного материала, для показов, на которые меня еще не пригласили. Удивительно, но очень часто они настаивают на том, чтобы снять меня «поляроидом» топлесс.

Так проходит три дня, и я начинаю возмущаться.

— Хватит с меня кастингов, — говорю я Массимо, своему агенту в «Серто» (Франческу я не видела с тех пор, как приехала). — Это сплошная трата времени.

Массимо гладит себя по волосам. Он высокий, загорелый, лысоватый, но с хвостиком — нечто вроде Лоренцо Ламаса пятнадцать лет спустя. — Так у нас принято, — говорит он.

— А почему все топлесс?

— Итальянская реклама очень сексуальная.

— Реклама для банка?!

Массимо берет меня за локти жестом, который мог бы показаться ласковым, если бы не ощущение, что меня зажимают в тиски.

— Эмилия, доверься мне: когда показы закончатся, все станет спокойнее. У тебя будут личные встречи с редакторами, фотографами, дизайнерами. Ты станешь одной из моих крупных звезд, я уверен. Но сейчас, пока все так бурно, у нас принято так. Просто расслабься и играй по правилам, ладно?

Ладно, Массимо, я поиграю в вашу игру. В конце концов, почему бы и нет? Осталась всего неделя до начала показов — я выйду на подиум для четырех домов, плюс «Конти», «Версаче», «Прада» и «Гуччи». Правда, на вторую четверку я еще не получила подтверждения, но получу, я это знаю. И Массимо с Байроном тоже.

А пока займу выжидательную позицию.

Я провожу вечера в «Дарсена», гостинице, где живут почти все приезжие модели. Я ожидала увидеть очаровательный постоялый двор с терракотовой черепицей и стенами в трещинках, а не громкое, циничное заведение, где кондиционеры обладают взрывным темпераментом и показывают его всякий раз, когда температура выше девяноста градусов по Фаренгейту (что бывает часто). «Дарсена» — это трущоба. Каждый вечер я поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж, смываю с себя смог (который грязным одеялом покрывает город и забивает легкие), потом тяжело спускаюсь в кафе напротив, где подолгу пью бокал вина. И наблюдаю.

Сейчас сезон показов, самый разгар. И все равно моделей больше, чем работы, а значит, многим постояльцам и постоялицам «Дарсена» нужно искать другие способы сводить концы с концами. Вскоре после того как солнце уступает место искусственному освещению, модели выходят на улицу: часто одни, иногда по двое или трое. Если они мужчины, то садятся в микроавтобус, который отвозит их в ночной клуб в двух часах езды от города. Там им платят за то, чтобы они приглашали женщин на танцы, немного флиртовали, развлекали людей на вечеринках. Напитки бесплатно. В конце вечера они получают сто долларов наличкой, и их отвозят домой. Это называется «танцы за доллары».

У девушек-моделей выбор больше. Если у девушки уже есть любовник, ее забирает один из многочисленных мотоциклов или седанов, которые постоянно стоят у нашего входа. Если она еще в поиске, то тоже может сесть в микроавтобус. Тот привезет ее в ресторан. Я знаю, потому что пробовала.

Одна модель на кастинге рассказала мне об этом микроавтобусе. Однажды вечером я, снедаемая скукой и любопытством — в таком состоянии часто принимаешь глупые решения, — села в автобус. Там было много народу, все шумели и говорили по-английски. Нас привезли к ресторану на реке, с желтыми оштукатуренными стенами и белыми стульями. Мужчины там уже были — немного, всего четверо, что значило, что каждому досталось по девушке слева и справа, а то и больше. От этого мужчины довольно ухмылялись друг другу. Все, что мы хотели, было бесплатно. Большинство моделей ограничивалось вином, может, салатом, если не считать булимичек, которые заказывали ужины из трех блюд. Они ели и ели, а мужчины смеялись и с удивлением трогали их тонкие руки.

После этого мы поехали в ночной клуб. По дороге, пока ветер трепал наши волосы — теперь мы ехали в дорогих спортивных автомобилях на довольно большой скорости, — мы миновали ряд проституток. Трансвеститов. Мужчина на пассажирском сиденье указал на них подбородком и сказал:

— Эти делают минет лучше всех.

Водитель согласился.

Клуб был под открытым воздухом, многоэтажный, как корабль. С потолков и перил свешивались пластмассовые фрукты и цветы, переплетенные с белыми лампочками.

— Красиво, а? Я владелец. Ресторан, в котором мы ели, принадлежит моему отцу, — объяснил человек на пассажирском сиденье. — Я езжу так каждый вечер, в окружении красоты. Мы, итальянцы, умеем ценить красоту.

— Слыхала, — отвечаю я и думаю: эту фразу явно придумал мужчина. Женщина сказала бы, что он извращенец.

В клубе напитки, конечно, тоже были бесплатно, но «надо смотреть за своим бокалом в оба», предупредила меня девушка по имени Сьюки. «Ребята подмешивают туда всякую гадость, чтобы ты не могла двигаться».

Я нахмурилась: мы приехали в танцевальный клуб.

— Интересно, зачем это?

Сьюки выразительно посмотрела на меня.

А! О боже…

Я незаметно выскользнула из клуба и остановила такси.

Да, Милан — отстой, но все туда рвутся. Вчера на «Дарсена» повесили плакат «Нет мест», а сейчас — прямо сейчас — Массимо отводит меня в сторонку.

— Эмилия, приехала твоя соседка по номеру.

Я моргаю.

— Моя соседка по номеру?!

— Разве я тебе не говорил?

— Нет.

Массимо чешет в затылке.

— Это плохо?

— М-м-м… — Меня это, конечно, раздражает. С другой стороны, мне немножко одиноко. — А кто она?

— Лорен Тодд. — Он разглаживает мой воротник. — Слышала о ней?

— Не-а.

— Она работает давным-давно, великолепная модель, — говорит он. — Американка и крепкий орешек — как ты. Тебе она понравится.

По пути в гостиницу складываю в уме все, что узнала про Лорен, и представляю себе модельный аналог секвойи: частично окаменелое, сильно накрашенное существо с басовито-хриплым смехом от слишком активного курения и регулярных полетов на «Конкорде». Но когда я открываю дверь, то вижу, что у Лорен шелковистые светлые волосы, карие глаза с тяжелыми веками — такие всегда производят впечатление таинственности, — и ее лицо мне хорошо знакомо. Не по конкретным снимкам, а скорее просто знакомо: вечная красота постоянно снимающейся модели.

Мы знакомимся. Я со смущением оглядываюсь. Этим утром я никак не могла решить, что надеть, и большая часть моего гардероба разбросана по номеру. На абажуре болтается топ. Белые стринги валяются там, где я из них вышла. Лорен обходит их и весь остальной хлам, а сама продолжает раскладывать свои вещи аккуратными кучками: светлое, темное, белье, туалетные принадлежности.

— Ты не против, если я возьму себе правую сторону? — спрашивает она, обводя рукой кровать, тумбочку, шкаф справа от всего. — Я почему-то всегда предпочитаю справа.

— Конечно! — Я собираю трусики, топ и все остальное и запихиваю в свою сумку. — Ты здесь уже жила?

Лорен издает нечто среднее между смехом и стоном.

— О боже, да — не меньше двух дюжин раз!

Двух дюжин? Пока мы перекладываем вещи, я пытаюсь определить, сколько ей лет: под тридцать? За тридцать? Трудно понять.

Час спустя мы идем на ужин. Внизу Лорен смотрит на микроавтобусы и говорит: «Фу!» Когда мы проходим мимо кафе, которое я уже привыкла называть «своей кафешкой», она говорит: «Тут слишком дорого» — и ведет меня за угол, в крошечное заведение, где муж и жена осыпают ее поцелуями. Потягивая холодное белое вино, которое и вправду «божественно», я узнаю о ней больше. Лорен двадцать восемь, она работает в нью-йоркском агентстве «Клик», как и ее муж, Уилл, модель и актер, который надеется, что роль строителя в популярной рекламе джинсов даст ему новый источник доходов.

— Видела эту рекламу? — спрашивает она. — Он без рубашки, потный и с отбойным молотком.

Не видела.

Лорен кивает и крутит прядь волос.

— Так вот, его пригласили на собеседование: роль в сериале «Больница»: давно потерянный приемный сводный брат Люка…

Она вопросительно поднимает брови.

— Я не смотрю «Больницу», — признаюсь я. — Но я уверена, что он получит роль и сыграет здорово.

— Ну да. — Лорен опускает нос в бокал. — Да… — бормочет она.

Похоже, мой низкий телевизионный ай-кью огорчил Лорен куда больше, чем я ожидала. Я сижу, смотрю на ее сморщенный лоб и стиснутые пальцы и удивляюсь, почему Массимо назвал ее крепким орешком.

Когда мы идем обратно в номер, Лорен смотрит на фасад гостиницы и бормочет:

— Ненавижу это место.

— Я тоже, — говорю я.

Я не обманываю, а вот Лорен, скорее всего, кривит душой — иначе зачем ей постоянно возвращаться?

В номере мы меняемся портфолио. Вы, наверное, думаете, что модели делают это постоянно, распускают хвосты, как павлины. Может, мужчины-модели так и делают, не знаю, но мы, девушки, должны сначала друг другу понравиться.

У Лорен поразительное портфолио. Во-первых, оно полное, что встречается крайне редко. Большинство агентов предпочитает оставить страницы пустыми, но не заполнять их второсортными снимками. Но здесь таких нет: страница за страницей — вырезки из «Вог», «Базар», «Мода», «Амика», «Эль» и многих-многих других журналов. Почти отовсюду убрана дата, замечаю я, но это не имеет значения: снимки хороши. Лорен хороша: то жесткая, то сексуальная, то игривая. У меня возникает чувство, что я рассматриваю фотоальбом кругосветного путешествия вокруг Лорен Тодд. Рикши, пирамиды и золотые Будды рядом с ней — всего лишь безжизненный реквизит.

— Здорово, — повторяю я. — Красота! — Дойдя до конца, я возвращаюсь к одной из тех, что мне особенно приглянулись. Вырезка из «Базар»: Лорен в черном смокинге вальяжно опирается о дверной косяк. Тень другой Лорен, моложе. Наконец я набираюсь смелости и поднимаю глаза. — Почему ты приехала в Милан, если у тебя есть все это? Или тебе тут не так плохо, как ты говоришь?

Лорен отрывается от моего портфолио, заложив пальцем «укротительницу львов», и я читаю в ее глазах удивление.

— Мы модели, Эмили, наши портфолио никогда не кончаются, верно?

— Конечно.

— А я здесь неплохо работаю, так что…

Лорен склоняет голову набок: мол, потому я и здесь.

— Логично.

Она застывает.

— Но это Все! Это в последний раз! — добавляет она гораздо громче и жестче. — После этой поездки мне уже будет двадцать девять, и я рожу ребенка.

Я открываю рот. Звонит телефон. Лорен поднимает трубку.

— Уилл!

Я ухожу на лестницу, надеясь, что подует хоть легкий ветерок. Уже девять вечера. Почти все постояльцы где-то ужинают и танцуют. Если не считать далекого радио, во дворе тихо, и я не могу не слышать голос Лорен.

— А-а-а… — доносится до меня.

A-а. Всего один звук, долгий и тихий разочарованный стон, но он говорит о многом. О том, что Уилл не получил роль. Что она снова пропустит день рождения, снова поедет в Милан. Что у нее не будет ребенка. Что Лорен Том — крепкий орешек. Крепкий, как гранит.

Конечно, сказала я. Но была не совсем искренна. Мысль о том, чтобы годами ездить туда-сюда и собирать Журнальные вырезки, как другие собирают наклейки с чемоданов, неожиданно вызывает у меня тоску по дому. Я спускаюсь в вестибюль и звоню домой и подругам. Никого нет дома.

Все это время я продолжаю ходить на кастинги. Но, хоть я и не забываю советов Рафаэля, мне еще не хватает грации и осанки более опытных моделей, особенно когда надо «блеснуть» перед полудюжиной придирчивых продюсеров и ассистентов. «Чуть зажата», — фыркают в «Прада». «Маловато опыта», — говорят мне в «Гуччи» и в «Версаче». Заказы отменяются.

Отмены вгоняют меня в депрессию. Как и сам Милан. Проведя еще один день на его улицах — эти шумные, мерзкие мальчишки! — я возвращаюсь в гостиницу чуть грустнее, чуть больше скучаю по дому, пока все чувства не отнимаются. На меня словно упало одеяло смога, задушило, забило глаза серым, и я перестаю видеть солнечную, небесно-голубую сторону жизни — только тени. Как Джузеппе, президент «Серто», идет по вестибюлю агентства, раздвигая девушек, как занавески, никого и ничего не замечая. Как перед входом в гостиницу тормозит «БМВ», и оттуда выглядывают два лица: водителя, который, истекая слюной, провожает взглядом длинноногую брюнетку, и ребенка. Мальчик круглыми глазенками, открыв рот, таращится на нее и ничего не понимает.

— Расслабься, — однажды говорит Массимо в ответ на мои жалобы. — Тито Конти, самый главный дизайнер Италии, сделал на тебя предварительный заказ и еще не отменил.

— Предварительный, — подчеркиваю я.

— Он подтвердится, — говорит Массимо. — А ты расслабься.

Я выпила слишком много эспрессо и не могу расслабиться. Кроме того, Массимо уже ошибался. Я встаю и начинаю ходить туда-сюда.

— Скажи мне, как сделать, чтобы он подтвердился.

— Тренируй походку. Пусть Лорен тебе поможет.

Я киваю: уже попросила.

— Что еще?

— Походи на ужины. Мы с компанией каждый вечер ужинаем: я, Джузеппе… самые влиятельные фигуры в мире моды.

Я резко поворачиваюсь к Массимо, и с моих губ слетают два вопроса: «Когда?» и «Где?».

Ответы на эти вопросы через несколько часов приводят меня сюда: в шикарное заведение на виа Монтенаполеоне. Я поправляю корсаж черного платья Дольче (плотный хлопок с рюшами, глубокое полукруглое декольте и короткие рукавчики), купленного сегодня, потому что было совершенно нечего надеть. Тереблю бахрому черной шали. И прохожу к нашему столу — самому большому и длинному, прямо под навесом, на виду у посетителей и пешеходов.

Я опускаюсь на свободный стул рядом с Массимо.

— Чао!

— Эмилия! Buona sera!

Массимо несколько раз целует меня в щеки и наливает красное вино в бокал размером с грейпфрут, а потом представляет мне сидящих за столом. Холли и Чезарио, Дженни и Данте, Кристи и Алдо… юные кошечки и черно-бурые лисы, все по парам, как солонка с перечницей: девушки одеты приблизительно как я, в расчете на внешний эффект, мужчины — в сшитые на заказ костюмы и накрахмаленные рубашки.

Массимо поднимает бокал.

— Salute!

— Salute!

Потягивая вино, я рассматриваю мужчин. Они не бедные — возможно, но влиятельные фигуры в мире моды? Не похоже. Я наклоняюсь к Массимо и шепчу:

— Что это за люди?

— Владельцы «Серто».

— Что, все?!

— Si. — Массимо начинает читать лекцию. — Эмилия, у нас в Милане многим джентльменам нравится владеть частью модельного агентства — маленьким кусочком, — уточняет он, указывая на крошку хлеба на столе, словно без дидактического материала не обойтись. — У нас это хобби.

Хобби…

— Понятно.

— Да, мой ангел, мы, итальянцы, любим сочетать полезное с приятным.

Это произносит мужчина, сидящий по другую сторону от меня. Он улыбается, довольный, что вспомнил клише — или потому что не стал прибегать к помощи хлебных крошек, избрав более практичный подход: положить руку на бедро.

Я вздрагиваю. Массимо притворяется, что не видит. Прекрасно: мой агент — сутенер.

Неожиданно лис вспоминает о манерах, убирает руку и протягивает мне:

— Я Примо.

— Эмили.

Мы чокаемся.

— Итак, Эмилия, ты американка?

— Йеп, — говорю я по-американски, потом указываю на него. — А ты, Примо? Ты откуда?

Это шутка. Примо не понимает. Он улыбается шире, радуясь, что девушка рядом оказалась шлюхой самого первого сорта. Он наклоняется ко мне и мурлычет:

— Моя бамбина, я из Милана, а ты… о, ты просто прекрасна!

— Спасибо. — Я тянусь к бокалу.

— Я говорю правду. — Он подталкивает мои ноги своими, предположительно заигрывая. Я и не думала, что можно так себя вести. — Софи Лорен в юности.

Софи Лорен — роскошная экзотическая секс-бомба. К сожалению, я совсем другой тип. Я фыркаю:

— Ага, конечно.

Примо бледнеет.

— Не София! — дает он задний ход. — Клаудия Кардинале!

Когда сравнения со знаменитостями происходят на съемках, именно по визажисту заметнее всего, сколько он в детстве сидел дома с мамой и смотрел старые фильмы. Чем знаменитее визажист, тем более смутные его отсылки. Однажды сам Франсуа Нарс сказал мне, что я похожа на какую-то актрису пятидесятых. Потом я увидела ее в составе исполнителей в роли «второй девушки на платформе метро».

— Клаудия Кардинале?!

— Нет, нет, ты права, не Клаудия! — говорит Примо и, несмотря на мою явную нерасположенность, решает вернуться к моему бедру. — Не София. Очаровательная юная Ракел[103].

Если за ужином тебя сравнивают со знаменитостями, значит, мужчина хочет с тобой переспать.

— Э-э, простите…

Я стою у входа и глотаю дым желанной сигареты. Подходит Массимо с дружелюбным видом, хотя беспокойство в его глазах несколько портит впечатление.

— Эмилия, мой крепкий орешек, веди себя с Примо мило, хорошо? — говорит он. — Ну, с Примо, с нашим боссом.

— Наш босс распускает руки.

На секунду Массимо выглядит довольным — как учитель, лучший ученик которого превзошел даже самые смелые ожидания.

— Ну, в общем…

— Я не буду с ним заниматься сексом.

Массимо отскакивает так далеко, что чуть не попадает в канаву.

— Ой, ой, Эмилия — секс?! Кто говорил о сексе? Просто подружись с Примо, и все!

— Подружиться?!

— Да, подружиться. Друзья помогают друг другу. На то друзья и нужны, так? Так. Примо тебе поможет.

— Примо поможет мне получить заказ у Тито Конти?

— Si, si, конечно!

Я выдыхаю. Он кладет мне руку на талию.

— Пошли, докуришь за столом.

— Еще минутку.

Когда Массимо уходит, я тушу сигарету и зажигаю вторую. Я злюсь, очень злюсь, но не понимаю, то ли потому, что оказалась в такой ситуации, то ли из-за того, что не могу из нее выйти.

Милан — отстой.

Я возвращаюсь за стол. Ужин кончается, все встают.

— Мы идем пить, — сообщает Массимо.

Я напоминаю Массимо, что утром у меня встреча с Тито Конти.

Он берет мои руки в свои.

— Эмилия, расслабься! Всего один бокал! А потом мы поедем по клубам, но ты, если хочешь, можешь уехать спать.

Пауза.

— Один бокал, — настаивает он. — Прямо напротив.

Я бросаю взгляд на Примо. Я крепкий орешек. Я училась самозащите… А если я разозлю своего агента, могу собирать вещи и уезжать, потому что моя карьера в Милане закончится, не успев начаться.

— Ладно, один бокал.

По пути одна из парочек отделяется; увидев это, мужчины присвистывают и ухмыляются. Остальные идут по виа Монтенаполеоне, огибая лужи. Поворот, еще один, переулок, и мы пришли на пьяццу, такую, какие часто увидишь на открытках: потрескавшаяся каменная кладка, статуя Девы Марии в патине, бурчащий фонтан. По периметру расположены бары, мы занимаем столик в одном из них.

— Чезарио и я возьмем мороженое, — говорит Примо, показывая на полосатый навес. — Хочешь?

— Нет, спасибо.

Он хватается за живот, словно от боли:

— Ох, да ладно! Массимо! — кричит он. — Нашей Ракел можно немного мороженого, правда?

Массимо меряет меня кислым взглядом, который говорит: «Эмилия Крепкий Орешек — проблемная девушка».

— Конечно, можно. Пошли, пошли, Эмили, поешь!

Я заказываю один шарик. Булимички берут большие порции с дополнительными сливками. Мужчины отходят. Данте направляется к стойке. Несколько минут спустя официант приносит поднос: охлажденная водка, клюква, апельсиновый сок.

Дженни надувает губки:

— Эй! Где же шампанское?

— Да, где шампанское! — вторит ей Холли.

— Скоро будет, — говорит Данте.

Когда Примо возвращается с мороженым, я благодарю его, но притворяюсь, что поглощена беседой об Атланте. Он нависает надо мной, я тону в амбре одеколона.

— Выпьешь? — спрашивает он.

— Нет, спасибо.

Он делает мне водку с клюквой.

От мороженого нескольким девушкам становится холодно, и мы перебираемся внутрь, где низкие диваны и много свечей. Всем раздают заново наполненные рюмки, компания становится все шумнее и шумнее, особенно Кристи, которая потребовала, чтобы музыку сделали громче, скинула сандалии и прыгает по дивану. У кого-то наверняка есть кокаин. Мне приходит шальная мысль: не узнать ли, у кого.

— Ты не пьешь, — говорит Примо.

— Крепковато, — говорю я.

Вообще-то, коктейль горький — наверное, по сравнению с мороженым.

— Давай сделаю тебе другой.

— Не надо. Мне все равно пора. У меня завтра важный день.

Мои слова остаются без внимания. Я смотрю на часы: час ночи. Ладно, достаточно. Я встаю и пользуюсь «туалетным» предлогом, чтобы проверить, как там с такси. За углом стоит несколько штук. Я уже готова улизнуть, как — черт! — понимаю, что забыла шаль. Она со всем новая, красивая и легкая, из мериносовой шерсти. Придется вернуться.

Когда я возвращаюсь, все уже по-другому. Стало тише — не из-за музыки, она звучит так громко, что у меня в ребрах отдаются басы, — но потому что люди ведут себя по-другому. Кристи упала на подушку, приоткрыв рот.

Ее голова откидывается.

— Эй! — кричу я. — Что с ней?

— Она немного перепила, а ты недопила, — говорит Примо и вручает мне новую водку с клюквой. Рюмка полна до краев.

— Salut! — кричит он. — За американскую красоту!

— За американскую красоту! — эхом повторяют мужчины.

Холли хихикает:

— У Кристи слюна пошла!

Когда Кристи перекатывает голову на другой бок, я вздрагиваю. Что-то не так.

— Знаете, ребята, мне кажется, Кристи нужно к врачу.

— Ей нужно домой, — поднимается Алдо.

Чтобы вынести Кристи, требуется два человека. Я смотрю на это — уже дрожа — потом поднимаюсь, сжимая пальцами шаль.

Примо смотрит на меня.

— Куда это ты собралась?

— Расслабься, — говорит Массимо.

Примо тянет меня за шаль.

— Да, Ракел, слушай своего агента. Расслабься и допей.

— У меня кружится голова! — объявляет Холли.

Когда Холли сонно падает на Дженни, я перевожу глаза с их пустых рюмок на Примо, на свою рюмку и понимаю: девушкам что-то подмешали. И мне тоже.

Сейчас меня вытошнит.

Я еще стою на коленях перед фонтаном, желудок не сокращается, а просто дрожит. Массимо трогает меня за спину.

— Ты в порядке?

— Ты говносос! — Я вытираю рот и разворачиваюсь к нему. — Ты дерьмо! Козел гребаный! Ты мой агент, твою мать! Как ты мог! У меня показы! У меня Тито Конти!

И тут я замолкаю. Потому что понимаю: Массимо абсолютно до лампочки. Его работа не в том, чтобы устраивать мне модельные заказы.

А мне не до лампочки.

Всю ночь я хожу по двору гостиницы и отрабатываю дефиле. Крест-накрест! Я крадусь! Черная кошка! Черная кошка! Крест-накрест! Я крадусь! Я черная кошка! Черная кошка! Если я и устала, я этого не замечаю, негодование придает мне сил. «Опаивать девушек?! Извращенец! Кто так поступает?» Мне придает сил злость. «Козлы! Дерьмо!» И моя собственная гордость. «Ну и к чертям их! Я покажу им! Я добьюсь всего сама!»

Люди начинают просыпаться, и я ухожу в маленькое кафе. Замечая, что Лорен ушла, иду в номер, принимаю душ и переодеваюсь. Я втираю в кожу консилер и смотрю в свои запавшие глаза. О, Тито Конти, Король Итальянских Дизайнеров, ты нужен мне больше, чем когда-либо…