Судьба в руках твоих

Голос. Часть 1

«Ты знаешь сказку о том, как смертный обманул бога? Наверняка, ты слышал немало подобных историй, ведь люди любят мнить себя хитрее и умнее всех на свете, но эта история мне особенно близка.

Однажды воля судьбы привела в услужение к древнему божеству человека, что должен был стать его голосом в мире смертных. Человек был слаб телом и, к тому же, совершенно слеп. Божество сначала подумало, что это глупая шутка, насмешка, за которую бы стоило покарать, но оно не хотело нарушать старинный уговор. Тогда оно решило дать человеку шанс проявить себя и, как ему казалось, не прогадало.

Смертный верно следовал всем постулатам, покорно исполнял божественную волю, своему народу он желал лишь блага и процветания и был готов пойти ради этого на многое. Тот смертный был умен и благороден, при этом упрям и весьма своенравен. В то время, как его предшественники становились лишь инструментом чужой воли, его можно было смело называть соратником. Удивительный человек, и это подкупало, подкупало так сильно, что божество забылось и позволило себе счесть его другом.

Вместе они обошли множество мест, раскрыли несчетное количество тайн и загадок, помогли сотням людей. Они общались на равных, будто знали друг друга всю жизнь, плакались, советовались, шутили.

Тогда божество, посчитав своего человека особенным, совершило ту самую роковую ошибку.

Доверившись человеку, оно решило открыть ему свой самый страшный секрет. Но смертному не нужны такие секреты, смертные боятся, когда рушится то, во что они верят, а когда боги рушат это собственными руками… Нет, смертным не нужно доверие, им нужна лишь длань, защищающая от невзгод и дарующая блага. А потому, обретя это знание, смертный обозлился и решил, что не хочет более служить божеству. Но просто уходить он не стал. То ли из жадности, то ли в отместку он пожелал забрать у бога и жизнь, и его величайшее сокровище. Когда божество узнало об этом, было уже слишком поздно, и все, что оно могло сделать, это забрать жизнь смертного в ответ.

Какова мораль этой сказки? А нет ее. Есть лишь горечь разочарования.

Хм…

Слышишь?

Кажется, тебя зовут. Давай, поднимайся. Пора начинать новый день…»

Йозэль резко сел на жесткой кровати, шумно втянув носом воздух. Сердце колотилось, как после бега, а челюсти были сжаты с такой силой, что оставалось загадкой, как только не раскрошились зубы. Отдышавшись, Йозэль рухнул на спину, прикрыв лицо руками. Этот голос. Во снах он вновь и вновь слышал его. Уже третий месяц, с тех пор, как оказался в храме Элиос. Сначала это был лишь вкрадчивый шепот, краткий, вливавшийся в его собственные мысли, да так складно, что едва ли можно отличить. В какой-то момент Йозэль даже счел себя невероятно умным, ведь этот шепот, который он считал своим, давал подсказки и дельные советы. Однако вскоре Йозэль начал подозревать, что все не так просто, и с этой секунды голос, что так ловко выдавал себя за часть его мыслей, стал ощущаться совершенно чужим. Казалось, Йозэль начал сходить с ума. Но голос, будто поняв, что его задумку раскусили, перестал скрываться, совершенно свободно вступая с ним в диалог и болтая, болтая, болтая. Будто в голову подсадили старого деда, которому много лет не давали выговориться. Спустя всего несколько дней Йозэль начал невольно отвечать ему, чудом не озвучивая реплики, но голосу, похоже, больше нравилось общаться в пустоту, и диалог он поддерживал неохотно, то и дело замолкая или говоря нечто совершенно непонятное и отталкивающее.

Впрочем, очень скоро парень понял, что эти странные разговоры в голове его раздражали не так уж сильно. Они хотя бы происходили днем и довольно редко беспокоили его. Куда хуже стало, когда этот «внутренний голос» решил, что в ночи ему точно никто не помешает размышлять вслух. И он стал заводить свои монологи. Он был похож на комара, кружившего над ухом, которого никак не выходило прихлопнуть. С течением времени положение только ухудшалось: Йозэль начал понимать, что свои монологи голос рассказывал не «в воздух» и не от скуки. Он обращался именно к нему и чего-то хотел, однако напрямую, по каким-то одному ему известным причинам, не объяснял. Йозэль пытался игнорировать его, надеясь, что голосу надоест и он либо отстанет, либо прямо скажет, что ему нужно. Но голос был удивительно упрям и настойчив. Он общался с парнем, как с маленьким ребенком, которому нужно объяснять очевидные вещи по сто раз, и в то же время требовал от него понимания вещей, которые даны не многим взрослым.

В конечном итоге Йозэль просто смирился. Он все еще пытался понять, каково желание голоса, но без какого-либо энтузиазма.

В коридоре, рядом с кельей, куда поселили Йозэля, послышались грузные шаги, заставив парня вздрогнуть. Вчера весь вечер его караулил Тице, местный блаженный, что узрел в Йозэле великое зло. Конечно, чудаковатый мужичок и раньше так делал, но вчера он впервые подобрался к самой келье. Обычно он держался на некотором расстоянии, мог плюнуть в спину или прошептать изгонявшую зло молитву, однако близко не подходил. Услышав историю их встречи, сама мать Кассия запретила блаженному приближаться к Йозэлю, и последнего это полностью устраивало, хотя игнорировать постоянную слежку, сопровождаемую бормотанием, было весьма непросто.

Однако опасениям Йозэля не суждено было осуществиться. Дверь его кельи шаркнула по неровному полу, а следом раздался тяжелый вздох Раэля. Йозэль тут же успокоился.

Мужчина с теплотой относился к нему, и хотя причиной этому стала схожесть Йозэля с совсем другим человеком, парень был ему благодарен. Именно Раэль замолвил за него словечко, и в храме Элиос парню позволили остаться в качестве послушника без всякого сана на том условии, что от него будет польза. Священники и, в особенности, мать-настоятельница Кассия, охотно находили ему занятие. Во всю используя обаяние и нежданную от двадцатидвухлетнего мальчишки мудрость, они обычно отправляли его утешать прихожан или помогать с сиротам в храмовой школе. Так случилось и в этот раз.

Неуверенно потоптавшись на месте, Раэль все же решил подать голос:

— Брат Зел, ты все еще спишь?

Йозэль медленно сел и покачал головой.

— Тебя не было на утренней службе, и я забеспокоился. В последнее время ты будто чем-то встревожен. Что-то произошло?

— Это не стоит вашего внимания, — парень спустил босые ноги на пол. — Я всего лишь плохо сплю — каждую ночь меня мучат кошмары. Еще и юродивый этот у порога трется, — он нервно повел плечами.

— Ты уверен, что все в порядке? Если это связано… — Раэль понизил голос, — с проклятием, мы могли бы обратится к жрецам или даже к матери-настоятельнице. В конце концов, если ты дурно чувствуешь себя, тебе стоило бы отлежаться.

— Благодарю вас за заботу, святой отец, — прервал его Йозэль, — но все действительно нормально. Не берите в голову. К тому же, что я скажу матери настоятельнице? Даже ее великодушие имеет границы! — он улыбнулся и поднялся с кровати.

— В таком случае, мне велено передать, что мать Кассия ожидает тебя в саду рядом с учебным залом. Нужно занять сирот, пока семинарию не приберут после беженцев.

Йозэль нервно вцепился в покрывало, уже собираясь задать интересовавший его вопрос, но священник его опередил:

— О Тице не беспокойся. Старый безумец сегодня аккомпанирует храмовому хору, до обеда его не увидишь.

Йозэль мысленно выдохнул.

— Хорошо, я скоро подойду, только приведу себя в порядок. Не хотелось бы напугать детишек.

Раэль неловко рассмеялся и, по привычке уточнив, нужна ли Йозэлю помощь, скрылся за дверью. Едва его шаги перестали доноситься из коридора, Йозэль с тяжким вздохом опустился на кровать. Поручение его не смущало, да и храм он успел порядком изучить и спокойно добирался до большинства мест. Но держать лицо сил не было. Йозэль чувствовал себя совершенно разбитым, будто всю его энергию, заработанную честным сном, кто-то подло похитил прямо у него из-под носа.

Со стула он стянул штаны и рясу — уже не те, что выдала ему Нэна, но очень похожие, — из-под подушки достал широкую черную ленту. Куда менее уверенно рука потянулась к аккуратно сложенной мантии без рукавов. Вещь, прочная и, как многие говорили, красивая, Йозэлю нравилась, но оттого лишь более неловко становилось носить ее, то и дело вспоминая, как она ему досталась. Да, в тот день он честно оплатил труды Рахны, столичной портной, но от вещи словно веяло горем, что терзало эту женщину. Тряхнув головой, он накинул мантию поверх рясы, подвязал ее широким поясом и, подхватив посох, стоявший у изголовья, вышел из кельи.

Солнце встало совсем недавно и еще не успело нагреть землю. Зябко поеживаясь, Йозэль чинно шествовал по мощенным дорожкам храмового сада. Удары посоха о камень звонко разносились по дремавшей округе. Впереди слышались детские голоса. Одни радостно щебетали, как птички, другие хныкали, недовольные подъемом в такую рань. Впрочем, все они разом смолкли, едва заметили приближение Йозэля.

Мгновение тишины, и толпа детишек, подобно морской волне, хлынула в сторону добродушно улыбавшегося парня.

— Братец Зел! Братец Зел пришел!

— Братец, давай играть!

— Нет, нет! Лучше расскажи сказку!

— Святой брат, они толкаются! Скажите им!

Йозэль склонил голову набок.

— Дети, прошу вас быть тише, — вполголоса произнес он, — вы мешаете остальным… — однако дети продолжали галдеть, быстро переключив внимание с пришедшего друг на друга.

— Ти-и-и-хо!!! — громовым раскатом пронесся голос матери Кассии.

Сиротки притихли, напугано сжавшись, и посмотрели на сухонькою старушку в светлом одеянии, уже сотни лет не менявшимся для служителей Элиос. Мать Кассия грозно приказала собраться в беседке, после чего подошла к Йозэлю и решительно потянула его за локоть.

— Ты слишком мягок с ними.

— Я понимаю, о чем вы, но они просто дети. К тому же они так много пережили, как я могу?..

Мать Кассия на мгновение притормозила:

— Не забывай, где ты находишься, мальчик. Это храм Элиос — здесь каждый что-нибудь да пережил! И это не повод нарушать местные порядки, — строго произнесла она, на что Йозэль лишь кивнул. — Сегодня прибудут учителя из северного храма. Мы заметно задержались, подготавливая комнаты для них, и не успели привести класс в порядок после беженцев. Побудешь с детьми, пока мы не закончим. Это ненадолго, к тому же сиротки любят тебя. Проблем быть не должно, но если что — кричи.

Йозэль слегка поклонился.

— Я услышал вас, мать Кассия. И все же, я не понимаю, чего ради нужно было переселять учителей из северного храма сюда. Мне казалось, что в нашем храме есть кому заняться детьми.

Мать Кассия тяжело вздохнула и покачала головой.

— Они бегут оттуда, мальчик, — тихо, чтобы играющие неподалеку сироты не услышали. — Наместник видит, как все устали от плохих новостей, и делает вид, что проблема почти решена, но ты-то знаешь, скольких людей с севера мы принимаем! Там происходит… нечто ужасное. Ладно, — встрепенулась она, — у нас есть дела более насущные, нежели обсуждение вещей, на которые мы не в силах повлиять. Иди к детям, я загляну к вам позже.

— Слушаюсь.

Йозэль вновь слегка поклонился и, постукивая посохом перед собой, направился в беседку к детям. Малышня непринужденно возилась рядом, остатки сонливости слетели, будто и не было. Одни носились вокруг, визжа, как ошпаренные, другие перебрасывали друг другу тайком принесенный мячик, звонко отскакивавший от пола и балок беседки. Несколько сироток сгрудились вокруг Йозэля, наперебой рассказывая ему все, что только знали, показывали игрушки, смущенно протягивая их парню, когда он неловко напоминал, что не может их увидеть. Утро размеренно текло, наполняясь звуками города и суетящихся обитателей храма. Однако тишь и покой надолго не задерживались в жизни Йозэля и раньше, а с появлением неведомого соседа в голове — и подавно.

«Как мило! — насмешливо фыркнул голос. — Интересно, тебе это действительно нравится или циркачам все же удалось вбить в твою голову основы актерского мастерства?»

«Заткнись, — мысленно процедил Йозэль, не позволяя сползти с лица благостной улыбке и кивая болтовне маленькой девочки. — Ты совершенно не вовремя!»

«Из известного вора в нянечки… Считать ли это ростом или падением? — голос на пару мгновений замолк, будто всерьез размышляя над этим вопросом. — Хм, наверное, переход к честному заработку можно счесть ростом. Поздравляю тебя, конечно, с этим, но лично для меня было бы лучше, если бы ты оставался вором, а не уселся заботливой квочкой в ближайшем храме Элиос!»

«Слушай, почему бы тебе не прихватить свое бесценное мнение и не отправиться вздремнуть?!»

Йозэль невольно потянулся рукой к вискам.

«Мне не нужен сон,» — отмахнулся голос и продолжил тихонько его подзуживать.

«А что тебе нужно?! Знаешь, нам обоим было бы гораздо проще, если бы ты, несносный ты засранец, перестал строить из себя таинственность и прямо ответил мне!» — от злости Йозэль резко сжал ладонь, и соломенная куколка в ней переломилась, как засохший прутик.

— О, нет… — выдохнул Йозэль, с ужасом заслышав шмыганье носом готовой вот-вот разрыдаться сиротки.

«Ка-ак неловко! — протянул голос. — Слушай, а ты точно проклят только на глаза? Может, тебе и удачи поубавили? Я бы на твоем месте проверился».

«Да замолкни ты! Это все из-за тебя!»

Йозэль опустился на колено и осторожно положил ладонь на макушку ребенка.

— Прости меня, пожалуйста, я нечаянно… — сломанную куколку с психом вырвали из руки парня. — Хочешь, я сделаю тебе новую? — неловко улыбался он.

— Как ты ее сделаешь?! — раздосадовано топнула ножкой сиротка.

— Это совсем несложно, я и вас могу научить. А после занятий мы попросим у учителей краски, и вы сможете нарисовать им лица, какие пожелаете!

Сиротки заинтересованно притихли, пока Йозэль продолжал что-то воодушевленно говорить пострадавшему ребенку. Как ни странно, после этой вспышки гнева, голос в голове затих, словно устыдившись, хотя, скорее, просто потерял к «нянечке» интерес. Уже через несколько минут детишки снесли к Йозэлю в беседку и всякого сена, и веревочек, и мелких кусочков ткани, о происхождении которых парень мог только догадываться. Он с трудом наощупь выбирал подходящие кусочки сена и, на удивление, ловко сворачивал из них простенькие фигурки, перехватывая ароматные травы веревкой. В детстве у них с матерью денег особо не было. Самим выступавшим доставалась лишь малая часть, основные же доходы от выступлений отправлялись на нужды цирка. Если о еде и одежде можно было не беспокоиться, то игрушки для немногочисленных детей в «нужды цирка» не входили, а потому все, от ножей до человечков и домиков, Йозэлю приходилось мастерить из того, что оказывалось под рукой.

Движения из детства казались невероятно умиротворяющими. Будь его воля, он бы просидел так весь день, скручивая одну куколку за другой под восторженные писки детей. Однако вскоре удивительно знакомое тревожное ощущение без спросу просочилось в этот тихий уголок. Что-то похожее он ощущал буквально вчера… Йозэль словно всем телом чувствовал, что кто-то наблюдает за ним, и этим кем-то точно был не старый блаженный. И быть может, он бы списал это на игру собственного воображения, заскучавшего по прежним страстям, если бы голос не начал недовольно ворчать. Повинуясь странному, словно манящему чувству, отложив готовую игрушку на скамью, Йозэль поднялся и, попросив детей подождать, настороженно двинулся туда, откуда, как ему казалось, за ним следили. Скрывшись за кустами, он успел сделать всего несколько шагов, когда из-за спины его окликнул голос матери Кассии:

— Почему ты оставил детей одних? Что-то случилось?

Йозэль вздрогнул, отчетливо услышав, как рядом с оградой захрустели ветки.

— Нет-нет, все в порядке, мне просто почудилось, что здесь кто-то был, — улыбнулся он, смиренно склонив голову. — Возможно, дети решили подшутить надо мной, ничего особенного.

Мать Кассия что-то удовлетворенно пробурчала и направилась обратно к беседке, так и не увидев, как улыбка Йозэля вновь слетела, сменившись смятением.