Свет — мое призвание

Научная школа

В первые же годы после Октябрьской революции перед высшей школой была поставлена задача в кратчайшие сроки обеспечить страну технически грамотными специалистами. Успешному ее решению мешала нехватка научно-педагогических кадров. Поэтому руководство высших учебных заведений с охотой приглашало на работу по совместительству сотрудников научно-исследовательских институтов. Ввиду чрезвычайности положения никаких ограничений по совместительству не существовало. В результате многие научные работники совместительствовали в одном, а иногда и в нескольких высших учебных заведениях.

В 1918 году практически одновременно с началом работы в Институте физики и биофизики Сергей Иванович начал и свою педагогическую деятельность. Его учитель Петр Петрович Лазарев уже давно (с 1912 года) работал по совместительству профессором Московского высшего технического училища. Он предложил Вавилову место преподавателя на своей кафедре. Время было тяжелое, городской транспорт практически не действовал. Лазарев и Вавилов регулярно совершали путешествия с Миусской площади в Лефортово, расположенное на другом конце Москвы. Сергей Иванович ассистировал Петру Петровичу на лекциях по физике и вел занятия в физическом практикуме. Практикум был очень примитивным. Вавилов решил осуществить его полную реорганизацию. Он поставил ряд новых задач, составил необходимые описания.

Спустя несколько лет Вавилов стал профессором МВТУ по кафедрам физики и теоретической светотехники. До 1927 года он читал там два лекционных курса и одновременно руководил работой дипломников, специализировавшихся по светотехнике. Особого упоминания заслуживает одна из дипломных работ, посвященная изучению возможностей использования ультрафиолетового излучения ртутных ламп для получения видимого света при помощи люминесцирующих веществ. Эта работа положила начало соответствующим исследованиям, проводившимся под руководством С. И. Вавилова в течение долгих лет и приведшим к созданию люминесцентных ламп.

С осени 1920 года Сергей Иванович совмещает работу в МВТУ с преподаванием в Московском высшем зоотехническом институте, который возник незадолго до этого на основе среднего учебного заведения — Сельскохозяйственной школы. Уровень преподавания физики в институте был низким, физический кабинет мало чем отличался от школьных физических кабинетов и совершенно не соответствовал вузовскому курсу физики. Должность лекционного ассистента отсутствовала, и лекторам самим приходилось готовить необходимые демонстрации.

Став профессором и заведующим кафедрой физики зоотехнического института, С. И. Вавилов привлек к преподаванию в нем В. Л. Левшина. Вместе они многое сделали для того, чтобы поднять уровень знаний студентов. В. Л. Левшину из Берлина он писал: «Я присутствовал раза три на экзамене медиков (экзаменовал Прингсгейм). Отвечают они примерно в зоотехническом стиле, такие же недотепы». К работе в зоотехническом институте Сергей Иванович относился очень серьезно и делал все возможное для улучшения подготовки выпускаемых специалистов.

Наибольшее значение имела педагогическая деятельность Вавилова в Московском университете на физико-математическом факультете. В 1932 году факультет был преобразован в физический. Кстати, Сергей Иванович был одним из тех, кто особенно энергично ратовал за создание самостоятельного физического факультета в МГУ.

Вскоре после возвращения из армии параллельно с работой в МВТУ Вавилов начал преподавание в университете. Первое время он был там рядовым преподавателем, затем стал старшим ассистентом по кафедре физики, где вел занятия в общем физическом практикуме. Весной 1919 года Сергей Иванович прочитал пробную лекцию и сдал три магистерских экзамена — по экспериментальной физике и по физической химии, после чего получил должность приват-доцента университета и начал читать студентам лекции сначала по фотохимии, а затем по абсорбции и дисперсии света. Курсы Вавилова были оригинальны, они содержали новый материал, почерпнутый из научной литературы, характеризовались собственным взглядом на предмет.

В 1929 году было решено создать на физико-математическом факультете МГУ кафедру общей физики. Сергей Иванович был приглашен на должность ее заведующего. Он понимал, насколько ответственно это назначение. Поэтому он оставил работу в Институте физики и биофизики, а также преподавание в зоотехническом институте и полностью перенес свою научную и педагогическую деятельность в Московский университет.

В то время на физико-математическом факультете университета работало много молодежи без достаточного педагогического опыта. Поэтому одной из первоочередных задач была разработка единых программ лекционных курсов и составление заданий для лабораторных и семинарских занятий. С помощью наиболее опытных преподавателей Сергей Иванович разработал программу общего курса физики. В 1931 году она была обсуждена и утверждена на ученом совете факультета.

В докладе на ученом совете Вавилов всесторонне обосновал структуру и содержание программы, учитывающей новейшие достижения физической науки. Докладчик продемонстрировал глубокую эрудицию во всех областях физики. Новая программа начала действовать с сентября 1931 года. Ею пользовались, внося в нее изменения и дополнения, более сорока лет.

Большое внимание Вавилов уделял планам проведения семинарских занятий, работе студентов в физическом практикуме. На регулярных заседаниях кафедры подробно обсуждались методические вопросы. Все виды занятий по общему курсу физики велись по единому плану. Сам Сергей Иванович даже разработал вопросник для экзаменаторов по курсу общей физики.

Вавилов считал, что студент, прослушавший курс общей физики и получивший экспериментальную подготовку в физическом практикуме, должен уметь вести преподавательскую работу, обладать достаточными навыками для работы в качестве младшего научного сотрудника в лаборатории научно-исследовательского института или в заводской лаборатории. Для осуществления этих серьезных требований необходимо было резко повысить уровень учебных занятий, ввести в программу разделы о новейших открытиях в физике, существенно улучшить практикум, учитывая последние достижения в области экспериментальной техники.

Став заведующим университетской кафедрой общей физики, Вавилов реорганизовал и значительно обновил общий физический практикум. Он провел большую работу по составлению нового сборника описаний задач практикума, спроектировал ряд новых демонстрационных приборов для физического кабинета. В своих лекционных курсах Сергей Иванович уделял много внимания методологическим вопросам, в частности связанным с теорией относительности. Этому в немалой степени способствовала написанная им в 1928 году книга «Экспериментальные основы теории относительности». Лекции Вавилова пользовались неизменным успехом. Студенты засыпали Сергея Ивановича вопросами. Он никогда не спешил покидать аудиторию и подолгу беседовал со слушателями.

Учитывая бурное развитие специальных кафедр на физическом факультете, Вавилов выступил с инициативой создания ряда специальных физических практикумов. Сотрудники факультета с энтузиазмом подхватили эту идею. Лаборатории не скупились на передачу практикуму оборудования. Было создано несколько практикумов, в которых проходили подготовку студенты старших курсов. По образцу специальных физических практикумов МГУ такие практикумы были организованы и во многих других университетах страны.

По инициативе Сергея Ивановича Вавилова и профессора Вячеслава Ильича Романова на кафедре решено было создать оригинальный задачник по физике, который удовлетворял бы высокому уровню требований к будущим специалистам. Организовали авторский коллектив, разработали основные принципы, которые должны быть положены в основу составления задачника, затем составили много оригинальных задач.

Профессор Иван Алексеевич Яковлев вспоминал, что, когда он в 1929 году поступил на физико-математический факультет МГУ, курс общей физики там читался скучно — в основном пересказывалcя широко распространенный в те годы учебник физики Е. Гримзеля. Неудовлетворенные студенты вскоре перестали ходить на лекции.

С сентября 1930 года курс общей физики (оптику) стал читать Сергей Иванович Вавилов. Все сразу изменилось. Яковлев считал, что по глубине изложения и новизне приводимого материала это были лучшие лекции, которые он когда-либо слушал. На первой же лекции Вавилов сказал, что, если студенты хотят по-настоящему овладеть предметом, они не должны ограничиваться усвоением лекционного материала. Он назвал ряд серьезных книг, с которыми необходимо было ознакомиться. Лекция произвела на студентов большое впечатление, и они с жаром принялись за работу.

Сергей Иванович вел семинар и занятия в практикуме. Доцент Григорий Авксентьевич Бендриков рассказывал, что профессор до тонкостей знал каждую задачу, внимательно следил за работой студентов, давая им указания по ходу дела. Студенты тщательно готовились к занятиям — иначе работать с Вавиловым было нельзя.

В 1937 году в МГУ, как до этого и во многих учебных заведениях страны, был введен так называемый бригадный метод обучения. Лекции были отменены. Всех студентов разделили на бригады по пять-шесть человек. Во время занятий бригады рассаживались по разным углам большой аудитории и занимались чтением учебника. Преподаватель, переходя от группы к группе, давал консультации. Занятиям предшествовали вводные беседы.

Вавилову был не по душе этот метод, кстати себя не оправдавший, и он часто существенно увеличивал время на вводные объяснения. Некоторые преподаватели даже обвиняли Сергея Ивановича в том, что он под видом вводных бесед придерживается старой лекционной системы.

Сергей Иванович ввел в практику написание рефератов. Он предлагал студентам на выбор десять тем по оптике. В специально выделенные часы профессор вызывал студента в свой кабинет на первом этаже и, стоя за конторкой, устраивал подробный разбор его работы, отмечая ее удачные и слабые стороны.

Профессор Анатолий Александрович Власов вспоминал, что в 1929 году, будучи студентом третьего курса, он как-то посетил лекцию по оптике, которую Сергей Иванович Вавилов читал для студентов четвертого курса. Власов увидел высокого, красивого интеллигентного человека, который держался просто, доброжелательно и вместе с тем с большим достоинством. Материал он излагал очень ясно и последовательно. После окончания лекции Сергея Ивановича окружили студенты, которые задавали ему многочисленные вопросы.

О том, как любила молодежь лекции Вавилова, рассказывал Г. А. Бендриков. Лекции сопровождались блестящими демонстрациями. Сергей Иванович никогда не увлекался теоретическими выкладками, а старался как можно нагляднее объяснить существо явления. Доцент Елизавета Сергеевна Четверикова рассказывала автору этой книги, что студенты возбудили ходатайство о введении в ученый совет факультета трех лучших молодых преподавателей, которыми они считали Сергея Ивановича Вавилова, Александра Саввича Предводителева и Сергея Тихоновича Конобеевского. Желание студентов было удовлетворено.

С 1930 по 1932 год С. И. Вавилов был председателем предметной комиссии физико-математического факультета Московского университета. Комиссия была наделена большими правами, сочетая функции современного деканата с функциями методической комиссии. Она решала вопросы учебного плана, определяла уровень требований к студентам на зачетах и экзаменах, состав лекторов и т. п. В комиссию входили ведущие преподаватели и лучшие представители студенчества. Решения принимались тайным голосованием. У студентов С. И. Вавилов пользовался авторитетом и исключительным доверием.

Профессор Николай Николаевич Малов вспоминал, что впервые ему довелось увидеть Сергея Ивановича — тогда еще молодого преподавателя МГУ — на заседании предметной комиссии, которое представляло собой нечто среднее между заседаниями кафедры и учебно-методического совета факультета. Часть профессуры очень настороженно относилась к высказываниям студентов, однако, Сергей Иванович внимательно прислушивался к ним и встречал их очень доброжелательно. Если студенты предлагали что-либо, с его точки зрения, неразумное, он критиковал их, но всегда делал это тактично, разъясняя, в чем они не правы.

Сергей Иванович помог улучшить состав лекторов, по его предложению были налажены контакты факультета с институтами и предприятиями, где студенты проходили практику, создана комиссия помощи неуспевающим студентам, так называемым хвостистам.

Своим добросердечием Сергей Иванович привлекал к себе коллег. Е. С. Четверикова рассказывала, что на кафедре его очень любили и, учитывая, что он часто болеет, берегли. Читая лекции, Сергей Иванович всегда сильно пачкался мелом. Сотрудники завели для него отдельную щетку. Он был прост со всеми, включая обслуживающий персонал. С особой теплотой к нему относилась старая уборщица факультета В. Т. Тихомирова. Она называла его «милый». Обращаясь к Сергею Ивановичу, говорила: «Иди, милый, тебя там спрашивают».

Сергей Иванович удивительно быстро умел ликвидировать конфликты, поэтому его часто привлекали в качестве арбитра при разрешении различных споров. Сам он в шутку называл себя главноуговаривающим.

В июне 1931 года в университетской многотиражной газете «За пролетарские кадры» была помещена заметка под названием «Один из лучших», где говорилось: «Сергей Иванович Вавилов проявил ударные темпы в своей работе на втором курсе... Безукоризненно дисциплинирован. Принимает самое активное участие в общественной и производственной жизни группы (методы преподавания, учебные планы и циклирование, подготовка к непрерывно производственному обучению). При содействии С. И. второй курс физиков один из первых перешел на лабораторный метод занятий. Тов. Вавилов в своей работе как преподаватель упрочивал этот метод и старался дать максимальную эффективность вводными беседами, пояснениями... наиболее трудных пунктов, повседневным руководством бригадами и своевременной сигнализацией отстающим. Как представитель производственной комиссии, С. И. проявил большую энергичность в деле проработки профилей специальностей и учебных планов и по улучшению работы».

Профессор Константин Петрович Белов в те времена учился в группе, занятия с которой проводил С. И. Вавилов. Он рассказывал, что студенты были в восторге от своего преподавателя. По собственной инициативе они устроили собрание группы и выдвинули Вавилова для представления к только что введенному почетному званию «профессор-ударник». Студенческая инициатива была поддержана, и в октябре 1931 года было принято решение о присвоении С. И. Вавилову этого звания.

В университетской многотиражке был помещен его портрет и статья «Первый профессор-ударник», где говорилось: «Сергей Иванович Вавилов — первый ударник-профессор на физическом отделении. В 1930 году физики второго курса заключили с С. И. Вавиловым договор соцсоревнования по выполнению учебно-производственных планов. Тогда еще искали новые методы работы, и Сергей Иванович явился первым, застрельщиком, в этом деле, дал лучший метод занятий — лабораторно-бригадной проработки. Метод Сергея Ивановича вошел в историю... и теперь об этом методе разговаривают как о вавиловском методе. Тов. Вавилов не ограничился выполнением соцдоговора с группой. Его работа в производственном совещании отделения также является примерной и показательной. Целый ряд ценных предложений, указаний, наглядных примеров того, как надо бороться за учебно-производственные показатели, мы с честью приписываем Сергею Ивановичу. В летнее время Сергей Иванович провел большую работу по постановке специального и общего физпрактикумов. К началу занятий им написана лучшая программа по общей физике. А теперь он пишет четыре учебника и дал обязательство выпустить их к началу 1932 года. Премирован тов. Вавилов на вузслете грамотой ударника, премией в 200 рублей и заграничной командировкой».

Грамоту и деньги Вавилов получил, а вот завершить работу по написанию учебника ему не удалось. Этому помешало избрание в Академию наук СССР и переезд в Ленинград. По тем же причинам не смог Сергей Иванович воспользоваться и заграничной командировкой.

В МГУ С. И. Вавилов сделал много важных дел. В частности, он был инициатором приглашения туда в 1925 году одного из талантливейших советских физиков, впоследствии академика Леонида Исааковича Мандельштама и тем способствовал созданию на физико-математическом факультете его знаменитой оптической и радиофизической школы.

К преподаванию Сергей Иванович привлекал не только ученых, работавших на физическом факультете, но и крупных специалистов промышленности и отраслевых научно-исследовательских институтов. Так, лекции по прикладным вопросам оптики в университете стали читать профессор Алексей Петрович Иванов, технический директор Московского электролампового завода, профессор Сергей Осипович Майзель, руководитель светотехнической лаборатории Всесоюзного электротехнического института, научный сотрудник того же института, в будущем член-корреспондент Академии наук СССР Петр Васильевич Тимофеев и ряд других специалистов.

Сергей Иванович считал, что физик-оптик должен иметь большие познания в электронике. Поэтому в учебный план по оптике были включены курсы по электронике, которые читали профессор Николай Александрович Капцов, Самсон Давыдович Гвоздовер и другие.

Особенно ценной оказалась налаженная Вавиловым связь физического факультета с производством и со Всесоюзным электротехническим институтом. В заводских лабораториях и лабораториях института студенты-физики проходили производственную практику. Это значительно улучшало их подготовку.

О методах педагогической работы Вавилова и его общении со своими учениками рассказывал автору этой книги декан физического факультета МГУ профессор Василий Степанович Фурсов. В 1929 —1930 годах он был студентом третьего курса физико-математического факультета МГУ. В это время Сергей Иванович начал читать лекции по физической оптике для студентов четвертого курса. Он приветствовал появление на своих лекциях студентов младших курсов. Среди третьекурсников, посещавших лекции Вавилова, были кроме Василия Степановича Фурсова будущие профессора Анатолий Александрович Власов и Сергей Леонидович Мандельштам, а на четвертом курсе в это время учились будущие член-корреспондент Академии наук СССР Дмитрий Иванович Блохинцев и академик Илья Михайлович Франк.

Сергей Иванович требовал от студентов активности. Он предлагал им темы, давал литературу, учил делать доклады. В. С. Фурсову он предложил сделать доклад о принципе Гюйгенса — Френеля. Для этого он принес ему из своей библиотеки «Оптику» Пауля Карла Людвига Друде на немецком языке. Фурсов сказал Вавилову, что не знает немецкого языка. На это последовал ответ: «Вот и настал подходящий случай, чтобы начать его изучение. Берите словарь и переводите». Труда студент затратил много, но нужную ему главу из «Оптики» перевел и с тех пор стал делать явные успехи в немецком языке. Доклад прошел успешно. Каждый студенческий доклад Сергей Иванович подробно комментировал.

Похожий случай вспоминал другой аспирант Сергея Ивановича Вавилова, ныне академик Академии наук Казахской ССР Николай Алексеевич Добротин. Ему надо было ознакомиться с опытами, выполненными с помощью камеры Вильсона. Сергей Иванович рекомендовал проштудировать статью французского физика Пьера Виктора Оже. С трудом отыскав статью, Добротин пал духом: французского языка он совсем не знал. Смущенный, он пошел к Сергею Ивановичу, надеясь, что тот порекомендует ему какую-нибудь статью на немецком или хотя бы на английском языке. Не тут-то было. Вавилов был тверд: Добротин должен взять словарь и искать в нем каждое слово. Профессора совсем не беспокоило, сколько времени аспирант потратит: «Хоть целые сутки на страницу, но обязательно работайте сами, потом дело пойдет все быстрее и быстрее». Этот урок Добротин запомнил на всю жизнь. Не мог он забыть и о том, как взволновался Сергей Иванович, когда однажды зимой увидел его на улице и сказал, что тот слишком легкомысленно одет для такой погоды.

Эти воспоминания дополняются воспоминаниями Анатолия Александровича Власова, который рассказывал автору данной книги, что в 1930 году он попал в только что организованную группу выдвиженцев, которые должны были готовиться к будущей научной и педагогической деятельности в высшей школе. Власов был вызван для беседы к Вавилову. Говорили об отношении студентов старших курсов к конкретным проблемам физики и математики. Сергей Иванович заметил, что, по его наблюдениям, интересы студенческих лет очень важны, так как часто определяют будущую судьбу человека. В заключение он дал молодому человеку строгое наставление: «...обязательно овладеть хотя бы одним иностранным языком, чтобы свободно читать и изучать физическую и математическую литературу, в противном случае природные задатки не смогут должным образом развиваться».

В 1931 году С. И. Вавилов вел в университете общий курс физики, одновременно занимаясь с некоторыми из выдвиженцев, готовя их к лекционной работе. Иногда лекции читались выдвиженцами вместо Сергея Ивановича, но всякий раз в его присутствии (каждый читал по одной-две лекции). А. А. Власову особенно запомнился совет Сергея Ивановича: «Лектор должен быть заинтересован и даже воодушевлен темой. Этому может способствовать его собственный вклад в тему, пусть малый, относящийся только к методической стороне дела. И в таком случае он может внести в лекцию свежую струю, скрасить ее».

Профессор В. С. Фурсов вспоминал, как Сергей Иванович взял его к себе в дипломники. Темы для работ своих сотрудников и аспирантов Вавилов записывал в большую черную записную книжку, которую носил при себе, вынимая, когда возникал тот или иной вопрос.

В 1931 — 1932 годах Вавилов, как уже упоминалось, начал читать курс общей физики. Из числа аспирантов факультета он выбирал себе ассистентов, которые, работая на полставки, помогали ему готовить лекционные демонстрации и вести семинарские занятия. Среди них были будущие профессора Василий Степанович Фурсов, Анатолий Александрович Власов, Сергей Павлович Стрелков, а также двое их более старших товарищей — Максим Анатольевич Дивильковский и Михаил Иванович Филиппов (оба потом погибли на фронте в годы Великой Отечественной войны).

Перед занятиями Сергей Иванович регулярно собирал своих молодых коллег, обсуждая с ними интересные задачи по физике, многие из которых придумывал сам. Каждому из своих помощников он вменял в обязанность прочитать пробную лекцию. Об этой лекции сообщалось загодя, чтобы ассистент мог хорошо подготовиться к ней. Предварительно Вавилов требовал представления подробного письменного плана лекции, который затем во всех деталях обсуждался (включая лекционные демонстрации, чертежи ит. п.). На пробных лекциях Сергей Иванович всегда присутствовал вместе со всеми остальными ассистентами. Лекция подвергалась детальному, но очень благожелательному разбору.

Сергей Иванович был сторонником развития научного сотрудничества ученых во всех возможных формах. Он приветствовал организацию научных семинаров и коллоквиумов, принимал в их работе активное участие, обязательно приглашал на них студентов и молодых сотрудников. Участвуя в научных дискуссиях, они проходили хорошую школу, приучались к самостоятельному мышлению.

В августе 1928 года состоялся VI съезд русских физиков, в работе которого приняло участие более четырехсот человек. На съезд приехали ученые из Германии, Англии, Америки, Франции, Голландии, Польши, Чехословакии. Среди иностранных гостей были Макс Борн, Леон Бриллюэн, Петр Йозеф Вильгельм Дебай, Поль Адриен Морис Дирак, Гилберт Ньютон Льюис, Роберт Вихард Поль, Петер Прингсгейм и другие известные физики.

По замыслу председателя Российской ассоциации физиков академика Абрама Федоровича Иоффе, заседания съезда намечалось провести не только в Москве, но и в крупнейших волжских университетских городах, куда участники должны были приплыть на пароходе. Съезд открылся в московском Доме ученых. После четырехдневной работы в столице участники съезда выехали поездом в Нижний Новгород (ныне Горький), а далее пароходом отправились до Царицына (ныне Волгоград), с заездами в Казань и Саратов. В Саратовском университете съезд завершил свою работу.

Съезд прошел с большим успехом. Было заслушано около двухсот докладов, участники съезда ознакомились с научными лабораториями не только Москвы, но и трех крупнейших университетских волжских городов. На заседаниях съезда побывало много научных работников, преподавателей, студентов. Участники съезда выступали с научно-популярными лекциями. Съезд стал крупным событием в жизни науки, послужив толчком для развития новых исследований в области физики.

Сергей Иванович Вавилов был назначен секретарем организационного комитета съезда. Он приложил немало усилий к тому, чтобы обеспечить его успешную работу. Сам он выступил на съезде с двумя докладами — «О возможных пределах применения оптического принципа суперпозиции» и «К теории тушения флуоресценции» (подготовлен совместно с М. А. Леонтовичем).

Позднее Сергей Иванович писал: «Новый VI съезд, по предложению акад. А. Ф. Иоффе, решили устроить на Волге с тем, чтобы часть работы шла на пароходе. Многим такое решение показалось тогда фантастическим и неосуществимым. Но теперь всем участникам стало ясным, что идея «плавучего» съезда оказалась практичной и удачной. На борту парохода, в общих каютах, на палубе — без торопливости, естественно и свободно велись разговоры и дискуссии по самым острым вопросам сегодняшнего дня в физике; за несколько дней путешествия участники успели договориться до конца; здесь возникли планы совместных работ, физики разных мест и стран успели основательно перезнакомиться друг с другом».

Прошли годы, многие ученики С. И. Вавилова сами стали крупными учеными, другие возглавили целые направления в советской физической науке. Все они сохранили чувство глубокой признательности своему учителю, не утратили с годами теплоту воспоминаний о нем.

Так, академик М. А. Марков писал: «Портреты, скульптура и даже фотографии не дают о нем адекватного представления, упрощают сложный образ Сергея Ивановича. В них нет того вавиловского шарма, которым обладал Сергей Иванович. Вы не видите внимательно смотрящего на вас, как бы изучающего вас взгляда его больших и теплых карих глаз. Вы не слышите характерных низких нот его, вавиловского, голоса, с его покашливанием, его, вавиловского, юмора, его специфического жеста, когда, склонясь набок, он достает из кармана папиросы, в то же время как бы привязывая вас к себе внимательным глазом...»

Достижения С. И. Вавилова в различных областях физической оптики были таковы, что он имел все основания сказать: «Свет — мое призвание». И где бы он ни работал, к нему всегда тянулась молодежь, вокруг него всегда образовывался молодой коллектив, который с увлечением трудился под его руководством.

Сам Сергей Иванович уделял подготовке специалистов по люминесценции особое внимание.

Школу советской люминесценции Вавилову пришлось создавать практически на голом месте. В Институте физики и биофизики он привлек к работам по люминесценции Вадима Леонидовича Левшина, на физическом факультете Московского университета — Евгения Михайловича Брумберга, Бориса Яковлевича Свешникова, Илью Михайловича Франка и Александра Андреевича Шишловского; в Государственном оптическом институте — Алексея Михайловича Бонч-Бруевича, Виктора Вадимовича Зелинского, Антона Никифоровича Севченко, Татьяну Владимировну Тимофееву, Никиту Алексеевича Толстого, Петра Петровича Феофилова, Ивана Андреевича Хвостикова, в Физическом институте Академии наук СССР — Эммануила Ильича Адировича, Михаила Николаевича Аленцева, Михаила Дмитриевича Галанина, Марию Александровну Константинову-Шлезингер, Павла Алексеевича Черенкова и многих других.

Школа Вавилова быстро разрасталась. Ученики Сергея Ивановича делали успехи в науке, приобретали опыт, заводили собственных учеников, которых с полным основанием можно считать научными внуками и даже правнуками Вавилова. Еще при жизни Сергея Ивановича его школа стала одной из крупнейших физических школ страны, а по размаху и глубине проводимых в области люминесценции исследований по праву заняла ведущее место в мире.

Сергей Иванович не любил выставлять своих переживаний напоказ. Радость и неудачи, казалось, не отражались на его лице — оно почти всегда было спокойно. Он был чрезвычайно выдержанным человеком. С учениками Сергей Иванович был неизменно ровен и приветлив, в них он видел полноправных коллег по работе. С молодыми сотрудниками у него как-то само собой складывались непринужденные отношения. Они без стеснения делились с ним своими соображениями, не опасаясь, что их поднимут на смех.

Вавилов был противником крупных лабораторий — для лаборатории он считал штат в десять — пятнадцать человек вполне достаточным. Несмотря на занятость, посещая лаборатории, он никогда не торопился и подолгу, обстоятельно беседовал с каждым сотрудником, щедро делясь опытом и идеями, охотно давая советы. Блестящий физик-экспериментатор, Сергей Иванович прежде всего стремился к простоте эксперимента. Он умел простыми, но остроумными методами решать самые сложные задачи.

Профессор Н. А. Толстой писал, что Сергей Иванович умел руководить людьми, малыми и большими лабораториями, институтами, десятками институтов, и в каждом случае по-особому. Он ставил задачу очень широко, в общем виде, если сотрудник был изобретателен и мог сам найти пути к ее конкретному решению. Если же он имел дело с начинающим или не очень инициативным работником, то предлагал тому частный опыт, с указанием мельчайших деталей.

Когда ему излагался очередной «прожект», он обычно подвергал его суровой критике, объясняя, кто, когда и где за последние тридцать — сорок лет занимался подобными вопросами, почему это не вышло тогда и отчего не выйдет теперь, и советовал сделать по-другому. Три четверти «прожектов» после критики Вавилова отвергалось. Но если молодой сотрудник упорствовал, начинал исполнять задуманное, Сергей Иванович никогда не пользовался правами начальника — он терпеливо выжидал, пока не случалось одно из двух: либо он оказывался прав (чаще), либо сотрудник был прав (реже). В последнем случае Сергей Иванович никогда не проявлял недовольства, а радовался и всячески содействовал тому, чтобы работа была доведена до конца.

Начиная исследование, Вавилов ставил перед учениками задачу: «на пальцах», пользуясь самыми простыми моделями разобраться в физической сущности явления. По его мнению, только после того, как общие черты явления станут ясны, можно передать исследование в руки теоретиков, чтобы они «сделали все, как надо».

Всю жизнь Вавилов самоотверженно трудился, целиком отдавая себя науке. Такой же любви к делу он требовал и от своих учеников. Если Сергей Иванович чувствовал, что человек формально относится к работе, он утрачивал к нему всякий интерес. Он бывал очень недоволен, если сотрудник не проявляет инициативы, а слепо следует чужим советам, будь это даже советы самого Сергея Ивановича. В этих случаях он с досадой говорил: «Вы работаете не как научный сотрудник, а как чиновник!» Если ученик, встретив трудности, терялся и не знал, что предпринять дальше, Вавилов подбадривал его, говоря: «Не сидите, скламши ручки!»

В лабораторию Сергей Иванович всегда входил с традиционным вопросом: «Ну, что у вас новенького?» Вопрос этот не был формальным, в нем всегда слышался неподдельный интерес. Ученик Вавилова М. Д. Галанин, ныне член-корреспондент Академии наук СССР, вспоминал, что живой интерес учителя вдохновлял молодых людей, они проникались сознанием важности собственной работы. Вместе с тем в этом постоянно задаваемом вопросе содержался и оттенок требовательности: сотрудники были обязаны дать Сергею Ивановичу подробный и квалифицированный отчет о том, что они сделали за истекший период. Память у Вавилова была блестящей, и он очень не любил, когда люди по нескольку раз пытались рассказывать одно и то же. Его интересовали лишь новые результаты.

Н. А. Толстой вспоминал, что С. И. Вавилов никогда не хвалил своих учеников в глаза. Стороной они узнавали, с какой теплотой он отзывался о многих из них, как он гордится их успехами. И. М. Франк писал, что в 1929 году его, студента-физика МГУ, направили в Ленинград в ГОИ на практику. Его учитель Вавилов сказал: «Постарайтесь попасть на практику к Теренину». Он вручил Франку очень лестное рекомендательное письмо.

Сергей Иванович вообще был щедр на рекомендательные письма. Он писал их с удовольствием, отказывая в них лишь немногим. Вместе с тем, как рассказывал А. Л. Минц, при всей своей доброжелательности, великодушии и доброте, Сергей Иванович никогда не был «добреньким»: он был беспощаден к тем, кто проявлял научную недобросовестность, недисциплинированность, нерадивость.

И. М. Франк описывал случай, когда в лаборатории С. И. Вавилова один из лаборантов, осуществлявший измерения, был уличен в фальсификации результатов. Сергей Иванович немедленно уволил его из института. Объясняя свое столь жесткое решение, он сказал, что вся наука держится на доверии, что, если кто-либо уличен в обмане, это для него конец, ему никто и никогда больше не поверит.

Высокая требовательность Вавилова на семинарах была известна всем. П. П. Феофилов писал, что бывал свидетелем того, как Сергей Иванович буквально громил некоторых докладчиков, если они выступали с непродуманной работой, содержащей сомнительные результаты. Несмотря на остроту, критика всегда была объективной и в конечном счете доброжелательной. Вавилов прежде всего руководствовался желанием помочь человеку найти свое место в науке и в жизни. Высокая требовательность сочеталась у него с большой деликатностью, с точным представлением о том, чего можно требовать с того или иного человека, а чего нельзя. Он говорил: «Каждый делает столько, сколько может». Г. П. Фаерман вспоминал, что отношение Вавилова к сотруднику определялось в первую очередь не тем, сколько он сделал, а тем, работал ли он в полную меру своих сил.

С какой заботой относился он к сотрудникам, которые своей работой заслужили его уважение! А. А. Власов рассказывал автору книги, как он и В. С. Фурсов, бывшие студенты Сергея Ивановича, случайно встретились с ним в конце войны. Вавилов был несказанно рад тому, что оба они остались живы после тяжких испытаний военных лет. В разговоре он подчеркнул, что перед физиками в послевоенные годы встанут очень большие задачи. Когда друзья распрощались с учителем, Фурсов сказал Власову: «Сергей Иванович встретил нас как родной отец».

Вавилов гордился результатами своих учеников даже в тех случаях, когда они начинали работать в научных областях, далеких от их прежних интересов. Профессор А. А. Власов рассказывал, что вскоре после войны в Москву приехал известный немецкий теоретик М. Борн. С. И. Вавилов пригласил в ФИАН на встречу с ним ряд работников из других учреждений. В их числе был и Власов. Сергей Иванович посоветовал своему бывшему ученику подарить Борну оттиск его работы по теории твердого тела, которую он высоко оценивал. В ней излагалась иная теория по сравнению с той, которую развивал М. Борн.

Вавилов с гордостью представил Власова Борну. Власов протянул тому свою статью, а Вавилов прочитал из нее первую фразу: «В теории твердого тела М. Борна сам факт периодической структуры кристаллов не выводится, а постулируется...» Борн задумался и сказал, что позднее даст ответ на такое заявление. Вскоре он опубликовал статью по теории кристаллов, где положительно отозвался о работе А. А. Власова.

П. П. Феофилов вспоминал, что, умея сам предельно четко организовать свою работу (иначе разве можно было успевать делать столько, сколько делал он!), С. И. Вавилов искренне удивлялся, когда узнавал, что тот или иной сотрудник не успел выполнить порученное ему дело, ссылаясь на занятость. «А как же я успеваю все делать? Ведь у меня больше забот, чем у вас!» — удивлялся он. Сергей Иванович очень сердился, когда, например, задерживалось написание статьи по законченной работе, оформление диссертации и т. п. «Что же, вас палками в рай загонять нужно?» — говорил он в таких случаях.

Сотрудники Сергея Ивановича до сих пор вспоминают, как точно в девять утра в потоке входящих в здание они видели его характерную фигуру. Он не считал возможным делать себе скидок ни на здоровье, ни на возраст, ни на положение. Трудно вспомнить, что по его вине когда-либо задержалось начало какого-либо семинара или совещания.

Очень большое значение придавал Вавилов планированию научной деятельности своих сотрудников. Он считал, что отсутствие четкости плана научного исследования, даже при добром желании выполнить его и строгой дисциплине, может очень сильно повлиять на успех работы.

Будучи глубоко интеллигентным человеком, Сергей Иванович очень ценил это качество в других. Считая В. И. Ленина высшим образцом ученого и человека, он подчеркивал, что «В. И. Ленин был русским интеллигентом в широком и лучшем смысле». Вавилов никогда не читал нравоучений сотрудникам — достаточно было личного примера, который действовал безотказно. И. М. Франк писал, что за долгие годы общения с Сергеем Ивановичем никто никогда не слышал от него даже в шутку сказанных фривольностей, не говоря уже о нецензурных выражениях, употребление которых, к сожалению, некоторые ученые возвели в своего рода моду.

Сергея Ивановича можно назвать истинно воспитанным человеком в том смысле, как это понимал А. П. Чехов. Так, сотрудница ФИАНа Валентина Васильевна Щаенко рассказывала автору этих строк, что, желая войти в лабораторию, Вавилов предварительно стучался в дверь и никогда не открывал ее сам, а дожидался, пока его впустят. Войдя, он старался сесть так, чтобы не оказаться спиной к кому-либо из сотрудников.

И. М. Франк вспоминал, что, когда у Сергея Ивановича выдавалось хотя бы полчаса свободного времени, он любил прийти в лабораторию и начать неторопливую беседу. Это был отдых, но он никогда не был заполнен пустопорожней болтовней. Разговор всегда был необычайно содержательным и удивительно интересным. Зная блестяще латинский язык, Сергей Иванович очень к месту вставлял латинские изречения, которые как нельзя лучше характеризовали ту или иную ситуацию.

С. И. Вавилов был ярким представителем научной школы П. Н. Лебедева. Он усвоил все лучшие традиции этого замечательного коллектива, среди которых была и такая — интеллигентный человек не чурается никакой работы. Товарищ Сергея Ивановича по Институту физики и биофизики академик П. А. Ребиндер, вспоминая о первых годах их совместной работы, писал, что в то время даже вполне сложившиеся ученые всегда работали «своими руками», без помощи сотрудников или лаборантов. Вавилова часто можно было встретить в мастерской за токарным станком, где он вытачивал нужные детали. На всю жизнь он сохранил убеждение, что молодые сотрудники все исследования и подготовку к ним должны проводить самостоятельно, без чьей-либо помощи. Он считал, что каждый должен очень многому научиться сам, прежде чем начинать руководить работой других.

Во времена молодости Вавилова экспериментатор-оптик был вынужден довольствоваться весьма скромной аппаратурой. Каждый научный вывод был результатом огромного напряженного труда. Вспоминая о своих первоначальных опытах, Сергей Иванович писал, что это были «крайне утомительные измерения».

Вавилов во многом перенял стиль работы у своего учителя Лебедева. Предварительно он во всех деталях продумывал схему будущего опыта и только затем приступал к экспериментам, стараясь, как мы уже не раз упоминали, достичь желаемой цели относительно простыми средствами. Полученные результаты подвергались всестороннему обсуждению. Аналогичные навыки Сергей Иванович прививал и своим ученикам. Несмотря на то что уже в тридцатые годы из-за занятости он вынужден был прекратить работать «своими руками», он до конца жизни исключительно тонко и глубоко чувствовал эксперимент и любил его.

Вавилов подчеркивал, что разработка новых приборов или методик не должна быть самоцелью. Главное для экспериментатора — это научные результаты, которые можно получить с помощью разработанных методов. О характерном случае рассказал автору книги профессор Б. С. Непорент. Будучи аспирантом, он одним из первых в ГОИ стал заниматься фотоэлектрической регистрацией света и построил фотоэлектрический спектрофотометр. В то время практиковались отчеты аспирантов на ученом совете ГОИ. Непорент, гордый созданным прибором, смело докладывал о своей работе, как вдруг Сергей Иванович заметил: «То, что вы говорите, только подливка, а где же мясо?» Он успокоился лишь тогда, когда узнал, что Непорент не только работал над прибором, но и провел с его помощью интересные измерения.

Вавилов был противником частых и скороспелых публикаций. Он считал, что молодой сотрудник должен печатать одну — максимум две научные статьи в год. Зато работы эти должны быть глубоко продуманными, экспериментальные результаты бесспорными, а их обсуждение и выводы обоснованными. В то же время он не терпел, когда сотрудник работал вяло и долго не получал результатов. Тогда он говорил: «Помните: бежит завистливое время!» Профессор М. А. Константинова-Шлезингер рассказывала автору, что в 1926 году, получив от Вавилова тему работы по фотохимии, она принялась обстоятельно изучать литературу по проблеме. Вскоре Сергей Иванович поинтересовался ее делами и остался очень недоволен тем, что она так долго не приступает к эксперименту. Он сказал, что если она и дальше будет работать такими темпами, то и в шестьдесят лет не завершит подготовительную работу и ничего в науке не сделает.

Начинающих он всегда поддерживал, стремился вселить в них уверенность в собственные силы. Автор книги имел случай испытать это на себе. В 1949 году, заканчивая физический факультет МГУ, я был прикомандирован к лаборатории люминесценции ФИАНа для выполнения дипломной работы под непосредственным руководством тогда кандидата наук, а ныне члена-корреспондента Академии наук СССР М. Д. Галанина. Тема для работы была предложена самим Вавиловым. Она касалась экспериментальной проверки одного из следствий, вытекающих из его теории концентрационных эффектов.

Работа была завершена, и изложение ее результатов подготавливалось к печати. Однако Сергей Иванович завел в ФИАНе порядок, который действует и по сей день: о каждой новой работе должно быть доложено на еженедельном коллоквиуме лаборатории люминесценции. Только после получения положительной оценки ее можно публиковать.

Регулярно присутствуя на коллоквиуме, я убедился, сколь внимательно, придирчиво, во всех деталях разбирают там докладываемые работы, которые порой подвергаются весьма суровой критике. Нужно ли говорить, что своего доклада я ждал с огромным волнением. Выступать с научным сообщением первый раз в жизни перед такой аудиторией, перед самим Вавиловым было очень страшно.

Семинар проходил в конференц-зале ФИАНа на Миусской площади. Сергей Иванович сел в первый ряд. Волнение мое было велико, и доклад я начал довольно бессвязно: я все время смотрел на Вавилова и безнадежно забывал все, что так тщательно продумал накануне. По-видимому, поняв мое состояние, Сергей Иванович бросал одобряющие фразы, несколько раз в знак согласия дружески кивал мне головой. Я успокоился, сносно закончил доклад и удовлетворительно ответил на все вопросы.

В заключительном слове Вавилов одобрил полученные результаты и, как всегда, высказал ряд новых соображений. Поддержка Сергея Ивановича вдохновила меня, вселила уверенность в своих силах, благодарное воспоминание об этом дне сохранилось у меня на всю жизнь.

Бертольд Самуилович Непорент рассказывал, что в 1937 году он сдавал приемные экзамены в аспирантуру. В экзаменационную комиссию входили Сергей Иванович Вавилов, Торичан Павлович Кравец, Александр Илларионович Тудоровский и другие ведущие ученые ГОИ. Во время экзамена Сергей Иванович встал, посадил Непорента на свое место, а сам стал ходить по комнате и задавать ему вопросы. Своей доброжелательностью он сразу создал дружественную атмосферу. От экзаменуемого он требовал не заученных знаний, а сообразительности. Непорент впервые почувствовал, как приятно иметь дело с более опытными и расположенными к людям коллегами.

Благожелательность Вавилова отмечали не только молодые, но и старшие сотрудники. Вспоминается такой случай. Выполняя дипломную работу, я занимался в комнате М. Д. Галанина, который незадолго до этого построил уникальный по тем временам прибор — фазовый флуорометр, предназначенный для измерения длительностей возбужденных состояний молекул. Прибор был громоздкий, имел сложную радиотехническую часть, отдельные узлы которой требовали доработки, поэтому часто ломался.

Раз в неделю лабораторию посещал Вавилов. К его приходу тщательно готовились, стремясь показать флуорометр в действующем виде. Однако как назло почти каждый раз либо накануне, либо при появлении Сергея Ивановича прибор выходил из строя. Всех это очень огорчало, один Сергей Иванович никогда не выражал неудовольствия. Он добродушно говорил, что так всегда бывает при появлении посторонних лиц и в шутку называл поломки флуорометра «визитер-эффектом».

Большую щепетильность проявлял Вавилов в вопросах соавторства. Так было с работой П. А. Черенкова, так было и с одним из исследований Е. М. Брумберга, в то время всего лишь лаборанта (несмотря на это, Сергей Иванович, внесший в исследование огромную лепту, ставил под их совместными статьями фамилию Брумберга первой, в соответствии с алфавитом).

Академик С. Н. Вернов рассказывал автору книги, что, поступив в докторантуру ФИАНАа, он, ленинградец, не мог получить жилья в Москве и вынужден был остаться в Ленинграде. Стипендия ему выписывалась в Москве, куда часто ездить он не мог, и он несколько месяцев не получал ее, существуя на средства родителей. Сергей Иванович вызвал Вернова к себе, потребовал от него доверенность на получение денег и во время поездок в Москву регулярно получал их, пока Вернов не перебрался в Москву.

В 1936 году Сергей Иванович пригласил на работу в ФИАН будущего академика В. И. Векслера, который вспоминал, что первое, о чем позаботился Вавилов, — устроить все так, чтобы Векслер от этого перехода не пострадал материально.

Мы уже не раз говорили о том, что Вавилов был очень пунктуален, никогда не опаздывал на заседания, не отменял назначенных встреч. Но однажды это правило было нарушено. Референт Сергея Ивановича Н. А. Смирнова так описывала этот случай: «Помню, был осенний день, на улице холодно, дождь. Мы ждали Сергея Ивановича, как всегда, в час дня. А тут Сергея Ивановича нет, в приемной уже собрались посетители. Мы стали даже беспокоиться... Когда он приехал, то объяснил, что задержался в связи с похоронами служителя физического факультета МГУ, проработавшего в физической лаборатории сорок лет[4] «Не мог же я не проводить его, — сказал Сергей Иванович — ведь я его знал столько лет». А был он в легком пальто и без галош».

Об исключительной отзывчивости Вавилова рассказывал автору этих строк старейший лекционный демонстратор физического факультета МГУ Сергей Иванович Усагин. Вскоре после войны тяжело заболела его жена. После больницы ей необходим был специализированный санаторий, а возможности устроить ее туда не было. Усагин решился пойти на прием к Вавилову. Сергей Иванович его сердечно встретил, вышел к нему из-за стола, усадил в кресло, внимательно выслушал и тут же отдал распоряжение о выделении жене Усагина места в санатории Академии наук СССР. Тридцать лет спустя С. И. Усагин рассказывал об этом со слезами на глазах.

Заметим еще раз, что со всеми окружающими, вне зависимости от ранга — от уборщицы до академика, — Вавилов всегда здоровался за руку, уважительно обращался ко всем на «вы» и по имени и отчеству. Исключение составлял лишь институтский механик Александр Михайлович Роговцев, который знал Вавилова еще с его студенческих лет, работал вместе с ним всю жизнь и никаких «вы» не признавал. Его Сергей Иванович любовно называл Михалычем.

Сам я хорошо помню, как Сергей Иванович обращался к министру здравоохранения СССР с просьбой помочь достать редкое лекарство для тяжело больного брата В. Л. Левшина. В другой раз Вавилов по собственной инициативе позвонил министру связи СССР и добился восстановления телефона на квартире Левшина (телефон был снят во время войны).

М. Д. Галанин рассказывал автору книги, что, вернувшись с фронта, он был направлен на работу в институт, занимавшийся вопросами, далекими от его научных интересов. Сергей Иванович знал Галанина по довоенным годам, когда тот работал лаборантом в ФИАНе. Он стал хлопотать за него в самых высоких инстанциях, помог ему возвратиться в свой институт и заняться вопросами люминесценции.

В. И. Весклер вспоминал, что многим людям Сергей Иванович оказывал материальную помощь из собственных средств. Он умел делать это, не обижая человека, а чаще всего старался, чтобы тот не знал, кто ему помог. Н. А. Смирнова вспоминала, что Сергей Иванович никогда не забывал, как он говорил, о двух «моих солдатах», с которыми он вместе был на фронте во время первой мировой войны. Он помогал им материально, вел с ними переписку, причем всегда писал им, не прибегая к услугам секретаря и машинистки, от руки.

Каждый общавшийся с С. И. Вавиловым человек может вспомнить то доброе, что тот сделал для него. Академик И. М. Франк писал: «Трудно сказать, почему, но у каждого, кто имел возможность общаться с Сергеем Ивановичем, возникало ощущение, что в нем он всегда найдет опору. Почему-то было очень просто обратиться к нему в случае любого затруднения или с любой личной просьбой. Знаю, что не только я, но и многие другие спустя годы и десятилетия после его кончины в трудную минуту ловили себя на мысли: «Вот бы посоветоваться с Сергеем Ивановичем».

В ФИАНе каждое утро начиналось так. Открывались ворота, и точно в одно и то же время в них появлялся черный ЗИС-110 с Сергеем Ивановичем. Кабинет его был на самом верхнем, четвертом, этаже. Этажи были высокие, а лифта не было. В последние годы жизни Сергею Ивановичу, с его слабым сердцем, было тяжело совершать эти подъемы.

Внизу его встречал А. М. Роговцев, который доносил очень тяжелый, набитый книгами и журналами портфель Вавилова до его кабинета. К приезду Сергея Ивановича кто-либо из сотрудников (чаще всего это был М. Н. Аленцев) выходил дежурить на лестничную площадку второго этажа. Он каждый раз приглашал Сергея Ивановича зайти на минутку в лабораторию по какому-либо, иногда специально придуманному, делу. Неизвестно, разгадал ли Сергей Иванович эти маленькие хитрости своих сотрудников, в которых проявлялась их искренняя любовь к нему.

Еще в годы работы в Институте физики и биофизики Вавилов создал оптический семинар, который вскоре стал общемосковским. М. А. Константинова-Шлезингер регулярно посещала заседания семинара. Она вспоминала, что Сергей Иванович всегда приходил на них заранее и до начала просматривал последние поступившие журналы. На заседаниях он рассказывал о наиболее интересных работах. Если же он сомневался в достоверности той или иной работы, то называл ее «чудом в решете».

На семинаре были обсуждены многие важнейшие оптические исследования. Так, Г. С. Ландсберг вспоминал, что в начале 1928 года Л. И. Мандельштам и он получили первые результаты, относящиеся к открытию комбинационного рассеяния света. Первое публичное сообщение об этих опытах Г. С. Ландсберг сделал на семинаре С. И. Вавилова. У Сергея Ивановича доклад вызвал большой интерес и самый добрый отклик.

С первых дней образования лаборатории люминесценции в ФИАНе начал работать еженедельный семинар по люминесценции. В его работе вначале участвовали лишь сотрудники института, а затем его стали посещать и научные работники других научно-исследовательских и учебных заведений, не только московских, но и иногородних. Со временем семинар приобрел общесоюзное значение.

Даже став президентом Академии наук СССР, Вавилов никогда не пропускал семинара, требовал от своих помощников строгого соблюдения графика его заседаний. Семинар собирался каждую среду в половине одиннадцатого утра. На нем докладывались результаты оригинальных исследований, заслушивались обзорные доклады, информационные сообщения. Сам Сергей Иванович очень часто выступал на заседаниях семинара, каждый раз поражая слушателей эрудицией, уникальной памятью, прекрасным знанием истории вопроса, глубоким пониманием сути рассматриваемых проблем. Сергей Иванович очень не любил, когда докладчик читает свой доклад, не отрываясь от бумаги. Про таких людей он насмешливо говорил, что они выступают, «пальчиком водя».

Будучи лично знаком со многими зарубежными учеными, Вавилов часто сопровождал свой рассказ только ему известными подробностями из их жизни. Это делало его выступления чрезвычайно живыми. Слушатели получали возможность знакомиться с историей науки из первых рук, получали информацию, которую невозможно почерпнуть ни из какого литературного источника. Н. А. Толстой писал, что всех поражало искусство, с которым Вавилов резюмировал свои и чужие доклады и выступления: он делал это ясно, наглядно, всегда обрисовывая перспективу.

Заботой Вавилова были и организация и проведение Всесоюзных совещаний по люминесценции. Он считал их необходимыми для координации исследований по этому важнейшему разделу науки в стране и для дальнейшего их развития. Четыре года спустя после первого такого совещания (1944) в Москве было проведено 2-е Всесоюзное совещание по люминесценции и применению светосоставов, которое продемонстрировало бурный рост исследований в данной области. С тех пор совещания по люминесценции стали традиционными. Они собираются ежегодно в разных городах нашей страны, привлекая сотни участников. Посеянное Сергеем Ивановичем дает обильные всходы.

В 1948 году по инициативе Вавилова был организован ежемесячный объединенный коллоквиум физического факультета МГУ и ФИАНа, в работе которого сам Сергей Иванович принял активнейшее участие. Можно сказать, что он был его душой. Он регулярно председательствовал на заседаниях, выступил с несколькими большими докладами.

В то время я был студентом физического факультета. С большим интересом я посещал заседания этого коллоквиума, проходившие в Большой физической аудитории старого здания Физического факультета на Моховой. После докладов развертывались оживленные дискуссии. Сергей Иванович старался, чтобы соблюдалась очередность: одно заседание посвящалось докладу представителя ФИАНа, а другое — докладу представителя физического факультета.

На коллоквиум съезжались физики со всей Москвы, собиралось много студентов. Обстановка была самая непринужденная. Особенно много народу стекалось, когда выступал сам С. И. Вавилов. Академик Б. А. Введенский, вспоминая о неизменном успехе его выступлений, писал, что этому сильно способствовал присущий Сергею Ивановичу особый — мягкий, ненавязчивый, неподчеркиваемый — юмор. Он просвечивал в интонации, в жестах, в паузах, а иногда во всем блеске представал в неожиданном сопоставлении, в сравнении, в употреблении меткого словца.

Запомнилось выступление Сергея Ивановича, в котором он рассказывал о своей теории концентрационных эффектов в растворах. Аудитория, рассчитанная на триста пятьдесят человек, была переполнена, многие стояли в проходах. Выступление Вавилова настолько увлекло меня и заинтересовало, что захотелось попробовать свой силы именно в этой области. В дальнейшем я действительно долгие годы занимался изучением тех сложных, но удивительно интересных явлений, о которых рассказал тогда Сергей Иванович.

Коллоквиум способствовал сближению ученых двух главных физических учреждений столицы, налаживанию контактов между ними, проведению ряда важных совместных исследований.

В здании физического факультета МГУ на Ленинских горах, рядом со скульптурными портретами крупнейших русских физиков А. Г. Столетова, П. Н. Лебедева и Н. А. Умова поставлен беломраморный скульптурный портрет С. И. Вавилова работы Владимира Ефимовича Цигаля. Так физический факультет подчеркнул свое глубокое уважение к заслугам выдающегося советского ученого.