Светлейший князь 2

Глава 11

В Усинск мы почти всегда возвращались вечером. Вот и сегодня традиция не была нарушена. Устал я безмерно и не планировал заниматься ни какими делами, но через несколько минут у меня оказался гость: отец Филарет. Он тоже, как и все сегодня, взял быка за рога.

— Ваша супруга, надеюсь, передала вам случайно услышанный разговор? — я засмеялся, такого вопроса в лоб трудно было ожидать.

— Я, батюшка, делаю вывод, что разговор был услышан неслучайно, — теперь пришла очередь улыбнуться моему собеседнику.

— Пусть Мария Леонтьевна не переживает, что якобы подслушала наш разговор.

— Скажите, батюшка, а почему … — отец Филарет неожиданно прервал меня.

— У меня были резоны сделать именно так и я не все могу рассказывать вам. Я знаю, кто вы. Вы знаете, почему я знаю. Но разве я всё знаю о вас? — иеромонах зрил в корень, конечно не всё.

— Так и вы обо мне знаете лишь маленькую толику. Лишнее знание не полезно ни кому, ни вам, ни мне, — я совершенно не горел желанием знать всё о моем собеседнике. Отец Филарет помолчал, как бы собираясь с какими-то своими мыслями.

— Мне нужен совет и помощь и поэтому мой иподиакон Павел должен отнести мое письмо в Красноярск. Этой зимой Владыка там будет сам или его посланник. — иеромонах опять замолчал, его взор устремился куда-то ввысь, я просто физически ощутил его сомнения, стоит ли мне что-то еще говорить.

— Вы совершенно правильно опасаетесь за своих посланников. Я тоже не все знаю. Те люди враги нашей церкви и государства. Зачем они послали сюда компанию Савелия Петрова, я не знаю, но думаю, что появление здесь наше и староверцев не входило в их планы. А тем более ваше.

Отец Филарет внимательно посмотрел на меня и вдруг улыбнулся добро, но снисходительно.

— Неужели, вы князь, думали, что вам удастся здесь просто жить? Я не ожидал, что вы сделаете такую ошибку и не зададитесь вопросом, а для чего вы здесь?

Иеромонах замолчал. Горестная складка прочертила его высокий лоб.

— Если вы не решитесь посылать кого-либо, Павел пойдет один.

Несмотря на появление дополнительных ртов, наготовленных запасов на зиму должно хватить. Основой нашего выживания были запасы кедровых орехов и охотничьи трофеи. А с этим у нас всё было просто прекрасно. Орехов мы запасли по моим подсчетом чуть ли не на пару лет и Ванча с егерями исправно пополняли мясные кладовые.

Поспелов ручей перед впадением в Ус, распадался на несколько мелких рукавов и Лукерья Петровна приметила одно небольшое русло для строительства больших кладовых. Ручей потихоньку отвели, высохшее русло углубили, построили большие клети с обширными ледниками, которые успешно заполнялись льдом. В итоге практически любое количество добытого мяса было, где хранить даже просто в замороженном виде. И в самом крайнем случае мы могли перейти на одно мясо и орехи.

Но у нас совершенно не было ни каких семян, просто ни каких, самое большое, на что мы могли рассчитывать, это был пока гипотетический урожай картофеля, полученный в оранжерее.

Посовещавшись с капитаном Пантелеевым, я принял окончательное решение. В Минусинскую котловину пойдут трое: Леонтий, Лонгин и иподиакон Павел. Каждый идет на трех лошадях, товар — сушеный ревень и как образцы карандаши и бумага. Вооружены обычными ружьями и пистолетами. Ружья спрятаны в снаряжение, пистолеты за поясом. До речки Каракерем вмести с ними пойдет двадцать мужиков и пять добровольцев-охотников для освоения тех мест. Во главе этого предприятия был поставлен сержант Леонов. Леоновская партия должна начать пробивать дорогу вдоль берега Енисея.

Всю неделю шла подготовка к походу. Вместе с Ерофеем мы еще переговорили со всеми, кто имел хоть какое-то касательство к различным темным сторонам нашего появления в долине. Десяток мужиков поправляли тропу до Енисея, по которой мы шли со староверцами.

Ранним утром двадцать восьмого ноября отправляющаяся на север партия неспешно стала собираться на заводе. Мы же с Петром Сергеевичем после молебна запустили в работу паровую машину. В заводском цеху стоял страшный грохот, но мы были счастливы и поздравляли друг друга, наша большая паровая машина начала работу.

— Григорий Иванович, а ведь мы мудро поступили построив сначала маленькую машину, — Фома Васильевич от волнения прослезился. — Скольких ошибок избежали и в итоге быстрее получилось. А что теперь думаете делать, ваша светлость?

— До весны, Фома Васильевич, нам нужно построить еще одну машину. Нам нужно еще хотя бы три, — Фома Васильевич удивленно посмотрел на меня. — Одна нужна на заводе, другая на золотом карьере и третья, а вот где нужна третья я, Фома Васильевич, еще не знаю, — засмеялся я.

— Третью машину мы установим на заводе, а четвертую тоже на заводе, — продолжил мою мысль Петр Сергеевич, подходя к нам.

— Когда ты, Григорий Иванович, спрашивал про сроки, мне хотелось сказать тебе, фантазер, — Фома Васильевич даже головой потряс. — Я думал раньше весны, а то и лета не управимся. Вот что значит по плану делали. Скольких ошибок избежали.

Петр Сергеевич слушал тираду старого мастера с самым серьезным видом и я видел, что он не согласен.

— Записки Григория Ивановича конечно позволили нам сэкономить много времени, но главное было в другом. За месяц-два мы делаем сейчас больше чем на Урале за год. Люди у нас работают в разы лучше чем на заводе там, например. Они работают на себя и хорошо помнят и знают, что их ждет, если сюда придут царские каратели.

В моей прошлой жизни я уже видел трудовой героизм народа и был не удивлен. Освобожденный труд творит чудеса.

За неделю подготовки тропу до Енисея набили так, что еще засветло мы с Леонтием и компанией вышли на берег могучей сибирской реки, где заранее были установлены юрты. Набитая староверцами тропа до Каракерема тоже была вполне проходима и к полудню следующего дня мы были в оставленном староверцами лагере. Ерофей, Леонов, Леонтий и я поехали на берег Енисея.

Стоя на высоком обрывистом берегу, мы смотрели на покрытую ледяным панцирем реку.

— Ваша светлость, здесь холоднее чем у нас в долине и Енисей я смотрю встал, — сержант Леонов показал на реку.

— Это очень обманчиво, тут бывают оттепели и даже осенний ледоход. Гарантировано надо ждать недели две.

— А зачем-же так рано пошли? — спросил Леонов.

— Важен каждый день, да и есть вероятность, что Енисей встанет раньше, если ударят сильные морозы, — Леонову ответил Ерофей, я сосредоточенно смотрел на другой берег. — А самое главное надо разобраться на месте, что как, где будет засада, какие сигналы поставить.

Мы спешились, Леонов и мой тесть стали изучать окрестности.

— Григорий Иванович, почему ты уверен, что на нас могут напасть при возвращение Леонтия?

— Не знаю, Ерофей, не могу объяснить, но уверен в этом.

— А что ты там высматривал? — Ерофей махнул в сторону левого берега.

— Мне показалось, что там тропа, но наверное показалось.

— Когда река встанет надо будет посмотреть, — Ерофей тоже пристально осмотрел левый берег. — Там мне кажется удобнее идти.

— Наш берег круче, — согласился я.

Леонов и мой тесть вернулись к нам.

— Григорий Иванович, — начал мой тесть, — мы посмотрели лед, я думаю несколько дней и можно будет идти. Пойдем по самой кромке, если провалимся, то сможем выбраться.

— Так можно утопить лошадей и снаряжение, — засомневался я.

— Так мы же не собираемся завтра идти, стоят морозы и лед крепчает.

Пятый день температура снижалась и по утрам стабильно было около минус пятнадцати, здесь же вообще было двадцать. Главной проблемой предстоящей зимы на самом деле был не недостаток провианта, а недостаток хорошей зимней одежды. Всё самое теплое и стоящее получили пошедшие с караваном Леонтия и если будут сильные длительные морозы, то жизнь в Усинске просто станет. Наш друг Мерген обещал нам помочь с теплой одеждой, но немного попозже.

В устье Каракерема самую высокую и обрывистую скалу, увенчанную красивым, развесистым кедром, мы решили сделать последним ориентиром для засады. Если засада будет, то до этой скалы.

Три дня мы провели в покинутом лагере староверцев, разбивать новый лагерь было совершенно нецелесообразно. Несмотря на мороз и достаточно глубокий снег, мы улучшили тропу до Уса, провели разведку на другой берег Каракерема и наметили метров двести тропы на север.

Утром четвертого дня мы спустились к Енисею и осмотрев лед решили, пора. Через час трое наших посланников осторожно вышли на лед и растянувшись вереницей, осторожно вдоль самого берега тронулись в путь. Некоторое время с прибрежных скал было видно, как они осторожно продвигаются вперед. Но затем неприметный изгиб берега скрыл их.

Следующим утром мы с Ерофеем отправились в обратный путь и вечером были на заводе. Разговаривать с Ерофеем мне впервые не хотелось, вернее я сейчас вообще ни с кем не хотел разговаривать. В моей прошлой жизни было слишком много потерь и слишком мало находок и перспектива очередной потери меня очень страшила. За несколько недель нашего знакомства я очень привязался к тестю и у меня даже появилось что-то сыновье в отношение к нему, мне здесь все-таки двадцать пять, а не под сто.

Жена ожидала меня на заводе, глаза у неё явно ни один час были на мокром месте, но мне она даже виду не подала и спокойно дала мне полный отчет за время моего отсутствия. Для себя я выделил два события: венчание Лаврентия и приезд гостей-урянхайцев. Мерген, как обещал, привез нам двести полных комплектов урянхайской национальной одежды и ждал меня в Усинске. Это был даже не царский подарок, нечто большее. Интересно расскажет ли, где он взял все это.

Услышав о подарке Мергена повеселел и наш капитан, его гвардейцам приходилось чуть ли не полураздетыми нести службу, особенно на Мирском хребте. Не задерживаясь на заводе, мы направились в Усинск, встретиться с Мергеном надо было обязательно.

Мерген привез нам одежду не просто так, а с большим прицелом, он хотел, что бы я взял на обучение медицине молодых людей, девушку и двух молодых юношей. Церемониальный ужин постепенно превратился в дружеское застолье и мы засиделись далеко за полночь. Мерген оказался человеком вполне современным, он хорошо усвоил универсальную поговорку: не лезь со своим уставом в чужой монастырь.

За несколько недель прожитых рядом с русскими он научился понимать русскую речь, поэтому ни каких проблем с общением не возникло, тем более когда к нам присоединился Ванча. После вручения своего подарка и получения согласия на обучение своих соплеменников, Мерген чисто по-русски расположился у нас и мы три часа беседовали уже по-нашенски.

Урянхаец рассказал нам много интересного и раскрыл нам некоторые карты с их, урянхайской стороны. Как я и предполагал одеждой он нас обеспечил с помощью монастырей. Кто-то из сильных мира сего в Урянхайском крае имеет далеко идущие виды на дружбу с нами. У Мергена в этой истории был свой интерес. Его род, сильно пострадал в потрясениях последних десятков лет и насчитывал сейчас не больше пятидесяти человек. Род зайсана Мёнге-Далая был сильнее и многочисленнее и у них было кровное родство. Мерген вынашивал честолюбивые планы набрать силу и стать самостоятельным, а если уж иметь над собой господина, то только одного. Именно поэтому Мерген и стал стремиться к нам. Особенно меня поразило его стремление породниться с русскими. У нас был некоторый недостаток женского пола, а у Мергена избыток и он откровенно предложил своих соплеменниц в жены нашим мужикам. Тем более уже был почин и его сестра была безмерно довольна своей жизнью.

Такой откровенности от Мергена я не ожидал, он просто, как говориться, выложил на стол все карты. Почувствовав мое изумление, Мерген поставил все точки над и:

— У моего рода, князь, есть могущественные враги, они все равно будут стремиться убить меня и всех моих родных.

Как говориться чем дальше в лес, тем больше дров. Выслушав Мергена, мы с Ерофеем переглянулись, забившись в неимоверную глушь, мы количество своих врагов всё увеличиваем и увеличиваем.

Когда глубокой ночью мы остались одни, Ерофей долго смотрел на мою карту, лежащую на столе.

— Сейчас я смотрю на наше положение не так радужно, как к примеру пару месяцев назад.

— Объясни причину твоего пессимизма? — мне важны были детали, суть вопроса я понимал.

— Я сейчас лучше знаю тропы, ведущие в долину, их достаточно много. И если со стороны России все более-менее контролируемо, то с юга намного сложнее. Я знаю и понимаю, как могут действовать русские начальники. А вот они, — Ерофей ткнул в карту, где я написал Китай. — Я невысокого мнения об узкоглазых как воинах, но слушая Мергена, я подумал, а что я вообще знаю о них? Реально ничего, одни сказки, — последние слова Ерофей произнес с большим раздражением.

— Прекрати посыпать голову пеплом, это ни к чему, ничего пока не случилось. А как говориться, кто предупрежден, тот вооружен. Сейчас зима и все тропы закрыты. Никто не пойдет через них. Но весной мы должны облазить весь Куртушибинский хребет от Енисея до, — а вот где это до? — Я думаю, что севернее Медвежьего перевала опасных троп нет, но разведать хребет надо до его пересечения с другим, — я прочертил черту на карте севернее долины. Как этот хребет назывался я не знал, но в будущем 19–ом веке там стояли две русских погранзаставы, на реках Омул и Тихой. — Но главное, Ерофей Кузьмич, не в этом.

Я еще раз посмотрел на мою карту, всё ли я нарисовал правильно.

— Мы, друг Ерофей, должны быстро стать сильными. Мы должны провязать к себе Мергена. А скажи-ка, как поживает его сестра.

— Отлично поживает. Ермил доволен.

— Чем она занимается?

— Ермилом, дышит на него и пылинки сдувает.

— А у Мергена действительно много свободных женщин?

Ерофей засмеялся, ситуация действительно комичная, сейчас начнем пары составлять.

— Имеются, и Ермил не последний кто на них смотрит.

— А твоя женушка как поживает, небось не довольна тобой, ты все на службе, да на службе, — Машенька сегодня утром рассказывала мне про самочувствие и настроение жены Ерофея. Я в круговерти последних дней немного меньше уделял внимания медицинским делам.

— Хорошо поживает, конечно не удовольствие есть, но мужа чтит.

Ерофей ушел, но сна у меня не было. Каждый день какие-нибудь новости и в основном негативные. Хотя если разобраться ничего страшного не произошло. Другое дело, что я очень устал. Да и после вольчей истории не оклемался толком. Недаром товарищ Нострадамус не хочет со мною общаться.

Перед сном я вышел из юрты. Тихая морозная ночь, ни одного звука. Куда не кинешь взор, зимние красоты: ровный белый снег, леса, покрытые свежим белым покрывалом. С реки еще слышится борьба Уса с наступаюшим на него ледовым панцирем.

Почему-то захотелось оказаться где-нибудь за пределами долины, в Москве, Питере или еще …. Где еще я не успел подумать. Огнем загорелись на спине отметины от плетей, заныли шрамы от ран. Нет Москву, Питер или Лондон посмотреть только из спортивного интереса. Оценить исключительно на предмет, не изменило ли мое попадание ход истории.

Поспать мне в итоге не удалось. Потом пришли другие мысли, вспомнились некоторые люди, подумалось, а родятся ли они и прочее-прочее-прочее. Уже на рассвете я все-таки начал засыпать, как на весь Усинск запел наш петушиный король. В нашем птичнике был петух просто неимоверной красоты. Был он ответственным и серьёзным, к своим обязанностям относился серьёзно. Пел редко, но метко, вся округа слышала его трели. Когда я его слышал, у меня всегда повышалось настроение, мне казалось, что даже солнце начинает светить по-другому.