Светлейший князь 2

Глава 15

Чего только не снилось мне ночью после наших разговоров! Масса давно забытых людей, все мои женщины прошлой жизни, мои ученики фронтовые друзья и однополчане и конечно Михаил Петрович Сухов. Почему-то последнее время у меня не поворачивался язык называть его Мишей Колыванью. Утром каких либо подробностей сновидений совершенно не осталось, только щемящая грусть, что эти люди остались в моих воспоминаниях и снах.

Но времени предаваться разным сюсям-пусям не было совершенно, дорога была в буквальном смысле каждая минута.

За завтраком я размышлял об истории Тувы. Мои знания были поверхностными. Так сказать крупными мазками. И одним из этих мазков было знание, что вот-вот амбын-нойоном станет тувинец. Вот-вот это на самом деле пара лет или даже более. Но мой проснувшийся провидец подсказал мне, что решение проблемы где-то здесь. Это было хорошо и самое главное во-время, но другая его подсказка была совсем не хорошая, а очень даже плохая: не питайте, Григорий Иванович иллюзий, пока вы найдете путь в ставку хана и тропинку к сердцу тувинского зайсана, будущего амбын-нойона, вам придется серьёзно повоевать с вашими сосодями.

Птичка я был ранняя, но мои товарищи обскакали меня на лихом коне, было такое впечатление, что никто и не ложился спать. В заводских цехах все гудело, гремело и пыхтело, никто не сидел и не ловил мух.

Не успел я появиться, как ко мне подбежал какой-то чумазый малец.

— Ваш светлость! — он так спешил, что глотал буквы в словах. — Их благородие, Петр Сергеевич, велели передать, что вас ждут через час в конторе. А сейчас они очень заняты с дедушкой, — раздавшийся сильный грохот помешал мне услышать имя дедушки, но я все равно улыбнулся и кивнул мальцу, что я понял. Дедушкой на заводе называли только Фому Васильевича.

Имеющийся час я решил провести в обществе Лаврентия и Серафимы.

Лаврентий два дня назад справил новоселье. Его мастерская теперь была в большом просторном помещении и работал он не один, рядом всегда была теперь уже супруга, а немного поодаль были рабочие места пришедшего староверческого пополнения. И как везде на заводе, подрастающее поколение. Но здесь они не бегали, а важно и степенно учились рукодельничать и помогали своим наставникам.

Лаврентий меня увидел не сразу, наклонившись над столом, он что-то мастерил. Я поразился счастливому выражению его лица и несколько минут наблюдал за его работой. Но вот меня увидела Настя и что-то сказала. Лаврентий поднял голову, заулыбался. Слов его приветствия я не расслышал и поспешил подойти к нему.

— Вот, — мастер показал на свой рабочий стол, — ваша светлость, выполняем приказ Якова Ивановича. Велено все отставить и срочно делать патронную линию.

— Яков Иванович совершенно прав, дело это сейчас наиважнейшее. И каковы ваши успехи?

— Думаю, что справимся. Сильно тормозит недостаток резины. Илья обещает, но не понятно когда, — я знал, что добираются последние крохи одуванчикового сырья, а когда будет сырье из фикусов было не ясно.

— Сегодня я постараюсь это выяснить, — пообещал я.

— Если будет резина, мы сможем обойтись без многих пружин, которых тоже нет и быстро сделать макет, — пояснил Лаврентий. Я достал свою записную книжку и сделал пометку о резине.

— Мне правда, ваша светлость, приходиться много отвлекаться. То одно, то другое, особенно много приносят затворов к ружьям и пистолетам. А с ними возни бывает много.

— Лаврентий, но ты же должен понимать, почему все это.

— Я понимаю, ваша светлость, я же не ропщу, а просто рассказываю, — Лаврентий взял с полки над рабочим столом два ружейных механизма, — они должны работать как хорошие часы, точно и без осечек. Поэтому иногда долго с ними вожусь, — Лаврентий усмехнулся и покачал головой. — А еще приносят столько всякого хлама, Петр Сергеевич сказал, все надо пустить в дело.

— Не буду больше отвлекать тебя от дела, вот только Настю твою попытаю, — я повернулся к молодой жене. Она стояла рядом и буквально внимала, а не слушала.

— Настя, скажи честно, обижает? — жена и помощница заулыбалась.

— Что вы, ваша светлость, слова дурного не скажет.

— А ты его?

— Да его, ваша светлость, на руках хочу носить, а он, — Настя надула губы, — ругается на меня.

— Вот, Настя, обманула ты меня, то он слова тебе дурного не скажет, то ругается на тебя, это как? — Настя засмеялась и махнула на меня руками. Я же решил её добить. — А теперь, Настя, скажи мне как на духу, продолжение рода мастеров будет?

Зардевшаяся Настя закрыла лицо руками и только смогла выдавить из себя:

— Ваша светлость!

Покрасневший Лаврентий опустил глаза, а я погрозил им пальцем и поставил жирную точку в данном вопросе.

— Что бы к этому делу отнеслись сознательно и ответственно и не мешкайте.

После мастерской Лаврентия я направился в оранжерею. Серафима копалась с фикусами. Поздоровавшись, я первым делом спросил, когда ждать сырье для производства резины. Серафима выслушала меня и молча куда-то ушла. Вернувшись почти тут же она протянула мне стеклянную банку с чем-то белым.

— Это сок фикуса, я его собрала полчаса назад, сейчас должен прийти Яков Иванович и забрать его.

— Серафима, голубушка ты наша, — только и смог я сказать.

Радостная и довольная Серафима стала показывать мне снятый ею урожай картофеля и рассказывать о своих планах. Выращенный в горшках урожай составил целых двадцать восемь клубней пригодных к посадке и помимо этого сто двенадцать семян. Серафима тщательно изучила написанную мною инструкцию по выращиванию картофеля и даже сделала два ценных и дельных замечания. На самом деле слово изучила не совсем соответствовало истине, мою инструкцию Серафима выучила наизусть. Такого успеха в картофелеводстве я совершенно не ожидал, если все сложиться, то через год мы получим урожай достаточный, чтобы просто есть картошку, вареную и жареную, в мундирах и толченную, в супе и как гарнир. У меня от таких мыслей потекли слюни.

Я хотел еще о многом поговорить с Серафимой, но внезапно раздалось громкое конское ржание и просто громовой мужской голос закричал:

— Где князь?

Я выскочил из ворот завода и увидел как набежавшие мужики снимают с седла рослого гвардейца, в котором я признал егеря-следопыта Мирского острога.

— Ваша светлость, — гвардеец начал говорить, но силы оставили его. — Померла небось, — пробормотал он и потерял сознание.

Подбежавший Ерофей рвал привезенный гвардейцем пакет. На вложенном листе неровным, корявым почерком было написана, что умерла жена одного из гвардейцев Мирского острога.

Тихая и неприметная женщина, я её совершенно не помнил. Тридцать два года, четверо детей, старшему почти четырнадцать, младшей три года. Из яицких казаков-староверцев шедших в отряде чуть ли не с первого дня. Никогда никому не перечила и молча тянула свою лямку.

Через два часа мы: Осип, Евдокия и я начали вскрытие умершей. Мои помощники были слегка напуганы предстоящим, одно дело слушать рассказы об этом, другое дело самим это делать. Я видел, что Евдокия слегка трясется и у нее постукивают зубы. Но когда мы начали вскрытие и я начал объяснять, что мы видим, она успокоилась и всецело погрузилась в процесс. В процессе вскрытия я делал записи и зарисовки. Мой посмертный диагноз был гипертоническая болезнь и вероятнее всего непосредственной причиной смерти был геморрагический инсульт.

Когда мы заканчивали вскрытие снаружи появился какой-то шум и он потихоньку нарастал. Отдав распоряжения Осипу как заканчивать работу, я быстро помыл руки, снял шапочку и халат и поспешил на улицу. Сидящий у выхода Прохор был чем-то испуган.

— Ваша светлость, — мое появление застало его врасплох и он не успел ничего сказать.

Площадь перед госпиталем была заполнена людьми, несмотря на достаточно сильный мороз. Стояли почти молча, но в воздухе висел какой-то гул. С моим появлением установилась гулкая зловещая тишина, затем раздался пронзительный женский крик и в меня неожиданно полетел камень. Выпущенный ловкой и умелой рукой камень попал мне в голову. Я зашатался и упал, кровь стала заливать мне лицо. Толпа взревела, но тут раздались выстрелы, почти одновременно целых три.

Меня подхватили на руки и куда-то понесли. В мое уплывающее сознание ворвался знакомый женский голос:

— Не бегай попусту, дура, бинты давай.

Где-то в стороне, опять стояла эта же гулкая зловещая тишина, потом раздался какой-то непонятный звук. Я не сразу понял, что это человеческий голос. Кровь остановилась. Обладательница знакомого голоса стала вытирать моё залитое кровью лицо. Это моя помощница Евдокия. А вот голос там, в стороне на улице, и я ни как не могу его узнать.

— Ваша светлость, выпейте вина! — жестко и безапелляционно сказала Евдокия. Леонтий привез не только зерно и семена, еще он привез хорошего виноградного вина. Я выпил вкусную и сладкую красного цвета жидкость. В голове просветлело, слабость начала уходит.

— Евдокия, помоги.

Я сел и осмотрелся вокруг. Так это палата нашего госпиталя, рядом Евдокия в залитой кровью одежде и еще двое моих докторов.

Раздалось еще два выстрела, затем мощный короткий, как будто рот закрыли, крик. Прошло еще какое-то время. Голос на улице смолк. Отлетел в сторону полог, закрывающий вход. На пороге стоял тяжело и прерывисто дышащий капитан Пантелеев.

— Евдокия, как Григорий Иванович?

— Нормально, Ерофей Кузьмич, — ответил я и начал вставать. Капитан оказался шустрее всех и помог мне. Я встал, несколько мгновений тошнота и дурнота, очень сильное головокружение.

— Григорий Иванович, выйти сможешь?

Я молча кивнул. Подбежавшая Евдокия поправила повязку на голове. Капитан Пантелеев откинул полог юрты. На площади на коленях молча стояли несколько сотен мужиков и баб. Мне показалось, что над людьми марево, как в жаркий летний день.

Прошло несколько напряженных секунд и вдруг вся площадь как один человек повалилась мне в ноги.

— Батюшка, государь, прости нас!

Вечером Ерофей рассказал, что случилось. Неведомо как, но по Усинску разнесся слух о вскрытии умершей. К сожалению, в нашем стаде нашлось три паршивых овцы, молодая пара староверцев, присоединившаяся к отряду на Алтае и мужик-бобыль из заводских. Они каким-то образом взболмутили народ. Оставшийся вдовцом гвардеец, узнав о начинающейся смуте, бросился к своему капитану. Ерофей с двумя гвардейцами опоздали буквально на секунды, капитан взводил курок, когда мужик-бобыль кинул в меня камень. Это было последнее, что он сделал в жизни, сразу три пули остановили его.

Толпа застыла в оцепенении и гвардейцы унесли меня. В этот момент к госпиталю подбежали иеромонахи и отец Павел. Кто из них говорил и что, Ерофей совершенно не помнил. В какой-то момент он увидел. как из толпы выскочила молодая пара с обнаженными ножами, молодой даже успел замахнуться чтобы метнуть нож. Его застрелил капитан, женщину — гвардеец-вдовец. Площадь ахнула криком и все стали падать на колени перед иеромонахами и отцом Павлом.

Ерофей ушел, выставив караул возле нашей юрты. Машенька прорыдала всю ночь, я всерьез опасался что бы она не скинула, но Господь миловал. Три дня я пролежал в постели, ни жена, ни Евдокия, взявшая в свои руки моё лечение, ни Ерофей с Леонтием, взявшие бразды руководства в свои руки, никто не давал мне сказать даже слово, мне пришлось смириться и подчиниться их диктату. Смилостивились они однажды, допустив до моего тела нашего благочинного.

Отца Филарета очень интересовало, что помню из случившегося. Я подробно рассказал все свои воспоминания и то, что мне рассказал Ерофей. Иеромонах был очень доволен, что капитан не помнил кто и что говорил. Расставаясь. он сказал мне:

— Лишнее знание, Григорий Иванович, никогда не полезно. Это хорошо, что Ерофей Кузьмич не помнит. Если вы проявите настойчивость, то конечно найдете того, кто запомнил. Но вам это не надо знать, поверьте мне. В вашей голове и так достаточно всякого страшного знания.

Отец Филарет ушел, я абсолютно спокойно принял его совет. Проснувшийся после нескольких дней спячки товарищ в моей голове, советовал мне тоже самое, но непонятно почему он проигнорировал случившуюся ситуацию. Несколько раз до этого он уже спал, когда я был очень уставшим, но мне удалось поймать мой предел усталости. Но в этот раз я не был настолько уставшим, тогда в чем дело?

Почти сутки я ломал голову, пытаясь найти ответ. А потом меня вдруг осенило, а что бы было, знай я то, что меня ждет? Я что не вышел бы из юрты? Побежал бы? Стал бы прятаться? Или стал бы крутиться как вошь на гребешке, уклоняясь от камня? Или стал бы стрелять? Нет, нет и еще раз нет! Я сделал бы ровно тоже самое, что сделал, а там будь, как будет. Поэтому товарищ в моей голове и не дернулся, чего зря суетиться.

Эти мои умозаключения успокоили мою душу и ночь я спал как ребенок тихо и безмятежно, проснувшись утром совершенно здоровым и полным сил. И надо сказать очень даже во время. Поздно вечером в Усинск пожаловал наш урянхайский друг Ольчей.

Новости привезенные Ольчеем были просто потрясающие. Его отец скоропостижно умер и Ольчей стал зайсаном своего сумона. Конечно существовала какая-то вероятность, что угерд или нойон хошуна отдаст бразды правления другому, но Ольчей не верил в это. Все знали, что Ольчей еще прошлым годом оттеснил всех в сумоне от самого главного, сбора пушного налога для амбын-нойона. И можно было как-то решить любую проблему, было известно какие прегрешения сходили с рук некоторым князьям и чиновникам, но только не это. Наказание за не выплату пушного налога было одно — смерть. Перспективы карательного похода против его сумона, Ольчей расценил как пятьдесят на пятьдесят.

Все дело было в том, что напряженные отношения с соседскими сумонами были исключительно результатом деятельности его отца. Когда они вернулись из ссылки, то заняли по сути пустующие земли. Но отец Ольчея допустил ошибку, он не стал договариваться с соседями, а пользуясь их временной слабостью, захватил Медвежий перевал. Он в частности на этой почве поругался с родственниками жены. А тут еще пограничные казачьи караулы, они больше всего стали гонять соседей. Ольчею за последний год удалось по-доброму поговорить с соседями и они согласились установить мир если Ольчей поделиться с ними охотничьими трофеями. И что немало важно, еще не известно то, в чем амбын-нойона обвинит других, когда будет сорвана выплата пушного налога.

Говорил Ольчей долго и непривычно витиевато, в этот раз если бы не Ванча, я просто не смог бы понять речи Ольчея. Он произнес длинную тираду и замолк, ожидая перевода Ванчи и моей реакции.

— Ольчей сказал, что главная причина гнева хана, проблемы с пушным налогом. Из-за вражды сумонов налог меньше чем должен быть. Враг нашего рода говорит хану, что виноват во всем Мерген. А если не будет вражды, то пушной налог увеличиться.

— Ольчей, — Ерофей как и я, не совсем понимал логику нового зайсана. — Каким образом увеличиться пушной налог? Сезон охоты скоро закончиться, и вы не успеете добыть ни одной дополнительной шкурки. Неужели ваш амбын-нойон поверит вашим обещаниям? Ему пушнина нужна сейчас, почти сегодня, а не через год.

Ольчей оглядел всех нас, кроме меня и Ерофея были Леонтий и Лонгин.

— Наши земли подчиняются великому императору — богдохану. Он далеко и высоко. Богдохан назначает своего великого наместника, для него построили крепость там, — Ольчей махнул рукой куда-то на юг. — Но великий наместник никогда не приезжает в наши земли, он назначает амбан-нойона, который и правит нашими землями. Его ставка тоже в той стороне, но на наших землях.

— И пришедший к вам старик тоже с тех мест? — понимать Ольчея было довольно таки трудно, он был знатоком китайского и монгольского, а Ванче приходилось всё это еще и переводить на русский. Моих же познаний тувинского и монгольского языков было явно не достаточно.

— Да, моя мать была чооду.

— Ну тогда мне понятно, почему ты рассчитываешь помириться с соседями. Извини я тебя перебил, рассказывай дальше.

Ольчей политесам не был обучен, но мою учтивость оценил, доброта и вежливость, скорее всего все-таки врожденные свойства человеческой натуры.

— Великий наместник и наши ханы получают от богдохана, — Ольчей запнулся, у него не получалось подобрать нужное слово.

— По русски это называется жалование, — пришел я на помощь Ольчею, — деньги, дорогие ткани или еще что-нибудь.

— Да, да, именно это. Великий наместник выдает амбын-нойону почти тысячу лянов серебра, шелк и парчу, на его шляпе павлинье перо и у него есть печать, — Ольчей сделал паузу, давая нам возможность оценить размер жалования.

— И сколько это по-нашему? — спросил Ерофей.

— Килограмм тридцать, лян тридцать с небольшим гамов, — конечно, это было примерно, но понятен размер суммы.

— Ольчей, — хитро прищурился Леонтий, — ты хитрец известный. — Ольчей слова тестя принял за комплимент и улыбнулся. — Я думаю твой план таков, ты миришься с соседями. А твоему этому, как его, … амбын-нойону заносится серебро.

— Почему обязательно серебро, золото тоже пойдет, — прямо в лоб ответил новый зайсан.

Я посмотрел прямо в глаза Ольчею, хитрец однако.

— Твой план хорош, не спорю, но есть один вопрос и одна проблема. С чего начнем? — глядя в глаза тувинца я видел, что он понял мой вопрос.

— Я скажу тебе честно, князь. Про золото и серебро мне сказал Мерген. Он случайно услышал разговор людей, которые привезли ему зерно.

Момент был важнейший и во многом определяющий. Товарищ Нострадамус, вы где?

Где-то внутри родилось и заполнило всего меня чувство доверия к собеседнику. Я ведь очень боялся, что Ольчей меня обманет. Получать еще один предательский удар очень не хотелось.

— Ольчей, я тебе верю. Но предупреждаю, никогда не крути задницей и не ври мне. Лучше всего правда, какой-бы она не была. Я не хочу повторения, — я тронул повязку на голове.

Тувинец молча наклонил голову, я видел как заиграли на его скулах желваки. Ольчей поднял голову, прямо и открыто посмотрел мне в глаза.

— Хорошо, государь, я буду верно служить тебе.