Светлейший князь 2

Глава 24

Вечером капитан Пантелеев с пятью десятками форсированным маршем ушел в долину, которая осталась практически беззащитной. А мы уже знали, что желающих покусать нас предостаточно. Панкрат с одним своим десятком ушел в Гагуль. Если там все в порядке, я разрешил ему взять отпуск и ехать к жене и сыну. Со мной осталось четыре гвардейских десятка, один из которых был тувинским и Ольчей.

Победить мы победили, а что делать дальше? А если далекий наместник в Улясутае решит что мы напали на империю и начнет воевать с нами по-настоящему? Пока еще у Цинской империи сильная армия, а нас слишком мало и когда нас перебьют в наших редутах, это вопрос времени. Маньчжуры погонят тысячи под наши пули и рано или поздно возьмут редуты. Задача, надо договариваться с этими китайцами, маньчжурами или монголами, поди в них разберись.

После ухода Ерофея, в поставленной для меня трофейной юрте, собрались Лонгин, Ольчей, Ванча и я.

— Лонгин, тебе первое слово. Ты придумал, как победить, давай теперь говори, как снять с этого сливки, — о своих сомнениях я решил пока ни кому не говорить.

— А тут и думать нечего, ваша светлость. Снаряжаем посольство сначала к этому нойону или зайсану Эринчину. И требуем капитуляции, затем едем договариваться к амбын-нойону, — Лонгин еще не полностью отошел от боя и казалось, что был навеселе.

— Ты не шуткуй, а серьезно говори, — улыбнулся я. — Что на твой взгляд делать надо?

— Я, с Ванчей и шестью гвардейцами еду сначала к зайсану, потом к амбын-нойону. Зайсану говорим, что выдает нам зачинщика всего этого и тихо сидит, ожидая своей участи. Я дальше еду к амбын-нойону и договариваюсь с ним, — я только развел руки от удивления.

— Как ты просто все расписал! А ты не думаешь, что он просто возьмет и прикажет тебя казнить? — Лонгин говорил конечно уверенно, но мои сомнения все увеличивались.

— Нас будет восемь человек, семь винтовок, одно ружье и пистолетов возьмем кучу.

— Он прикажет вас из засады стрелами положить и все, — я продолжил высказывать свои сомнения.

— Нет, пленного зайсана мы вообще-то с собой возьмем, он поедет вперед и обьяснит своему господину, что не надо делать глупости.

— Хорошо, — согласился я. — А что ты скажешь этому амбыну?

— Мы становимся хозяевами на землях севернее Уюка, до…до…, — Лонгин начал водить пальцем по карте, не зная где провести северную границу.

Я решил ему помочь:

— Река Ожу. Ну и по Би-Хему. Только не по реке, а по Уюкскому хребту. Новый хошун, нойоном которого будет Ольчей. Дань как была, так и остается и даже больше, можно серебра пообещать. Тысячу лян серебра в год, например. Кроме дани больше ничего. И в хошуне Ольчея мы хозяева. Наши законы и все прочее. И что бы для нас добывали каменный уголь, вот здесь, — я показываю три месторождения около места слияния двух Енисеев-Хемов, — и железную руду, вот здесь, где речка Ча-Холь. За это будем платить.

Я посмотрел еше раз на свою карту и мне пришла в голову интереснейшая мысль.

— А вот здесь, на реке Сесерлиг или на горе построить монастырь-хурээ. И поедешь ты туда с десятком гвардейцев, Ванчей и одним из тувинцев, они по-русски уже все более-менее. А как граница будет я тебе к утру нарисую.

Лонгин сразу засобирался в поход, мне же предстоял еще разговор с Ольчеем.

— Ольчей, все понял, что мы говорили? — Ольчей сидел молча и внимательно слушал Ванчу, который переводил ему.

— Да, князь, я все понял.

— Добавить не хочешь?

— Не-ет, — протяжно ответил Ольчей. — Только покажи, как ты хочешь провести границу?

— Ты, понимаешь, что тут нарисовано? — я ткнул в карту. Когда мы выдвигались, я дважды занимался с Ольчеем топографией.

— Ну, вот смотри, это мы в долине, это Енисей, это твои кочевья, а мы сейчас тут, понятно?

Ольчей кивнул.

— Граница пойдет от русского пограничного знака по Енисею, затем по Эжиму, по вершинам Уюкского хребта, затем по речке Сесерлиг и по Бий-Хему. А там по речке Ожу.

— Понятно. Но надо до реки Хут, кочевья маадов до её берегов.

— Хорошо. Теперь давай решать, как жить, — этот вопрос мне лично был слабо понятным. Я совершенно не хотел оставлять своих новых «подданных» вариться в собственном соку.

— Давай так решим для начала. С пушным налогом твоему амбыну тебе все понятно? — Ольчей кивнул. — Нам от вас никакие меха не нужны. Сейчас вообще ничего не надо. Когда будет надо, договоримся. Правишь по справедливости, своих людей не обижаешь. Жизни без нашего решения ни кого не лишаешь. Кочевья распределяешь по справедливости. Если кто хочет жить у нас, не препятствуешь. И если наши люди будут приходить на ваши земли, не мешаешь. Но мы наглеть не будем.

Бедный Ванча даже вспотел, пока всё перевел Ольчею. Тот слушал очень внимательно и кивал соглашаясь. Я же почувствовал легкое головокружение, надо же мне пришлось решать как будет устроена жизнь нескольких тысяч людей.

— Согласен, князь, а что делать с теми пленными? Ты будешь судить или отдадим маадам? Нам они ничего не сделали.

— Их кочевья где? Сможешь показать?

— Они сказали напротив Ча-Хола, — Ольчей несмело показал место на карте.

— Тогда получается тебе судить, это теперь твои владения.

— Но амбын-нойон еще не отдал эти земли, — засомневался Ольчей.

— Ты знаешь, мне что-то подумалось, что зря мы их боимся. Сразу большое войско они не наберут, а пока наберут, мы наделаем ружей да пушек, наберем твоих людей да маадов и побьем и их.

Сказал я все это, что бы вселить уверенность в Ольчея. Сам же в этом сильно сомневался.

— А маадов спроси, если кто не желает жить в новом хошуне скатертью дорога, пусть уходят.

Ты, надеюсь, не собираешься их притеснять? — Ольчей заулыбался и отрицательно затряс головой, язык жестов и движений поневоле освоишь. — Вот еще что забыл. Воины мне твои не нужны, но, — я сделал паузу, ожидая перевода Ванчи, — если кто пойдет на нас войной, защищаться вместе, как сегодня. И не препятствовать тем воинам, кто захочет пойти на службу в нашу армию.

Так, вроде бы все сказал. А теперь самое неприятное.

— И так, что ты решил с теми пленными? — Ольчей загадочно заулыбался, интересно что сейчас выдаст.

— Я их отпущу, если согласятся служить мне. Но если я хотя бы раз засомневаюсь с их преданности, я их казню, — Ольчей говорил медленно, чеканя каждое слово и я почти все понимал. — Если они не захотят мне служить, я их отдам маадам.

— Твое дело. Хотя стой, — как я мог упустить такое, — эти люди с кочевий напротив Чоа-Хола? — Ольчей в недоумении утвердительно кивнул. — На этой реке и вокруг есть руда, которая мне нужна. С неё получают железо. Мне нужна эта руда, а еще лучше уже крицы. Ванча, объясни Ольчею, что такое крица.

Ванча знал, что такое крица и сумел объяснить это нашему зайсану.

— Так вот, если они сумеют наладить нам доставку криц или породы, я им все прощу. Будет у нас много железа, мы наделаем оружия и отобьемся от любого врага, — отобьемся я за несколько минут сказал дважды, но теперь я говорил уже серьезно.

Ольчей надеюсь понял, что нам надо. Как же я мог это забыть, только что толковал с Лонгином.

— А с сегодняшними пленными что, князь, будем делать? — после паузы спросил Ольчей.

— Пусть уходят, с голыми руками, без обоза и лошадей. Раненых и убитых пусть несут на себе. И пусть знают, если кто еще раз попадет в наши руки, то будет казнен. Им всем обьявить, где наша граница, — я говорил и сам удивлялся своей жестокости. — Надо бы побыстрее их отсюда сплавить и как-то решить с охраной здешних наших рубежей.

— Как только эти уйдут, я поеду по кочевьям маадов, договариваться и устанавливать мир. Два десятка моих воинов останутся тут присматривать.

Следующим вечером берега Уюка опустели. Лонгин ранним утром оправился к амбын-нойону. Визит к зайсана Эринчину был на самом деле абсолютно не нужен, но надо было схватить виновника торжества. Туда-обратно Лонгин рассчитывал управиться за неделю, может дней за десять.

На нашей предполагаемой границе Ольчей оставил два десятка своих воинов и поехал по кочевьям своего предполагаемого хошуна.

Я естественно задерживаться не стал и мы быстренько направились в себе в долину. Летели домой мы как птицы и через два дня были в Усинске.

После триумфального возвращения домой мы с Ерофеем попали в плен. Наши жены организовали заговор, их поддержал тесть и не только, а весь наш народ. Караульную службу наши мобилизованные мужики несли образцово, ни каких опасностей не предвиделось. И всем гвардейцам и их верховному руководителю, то есть мне, было решено предоставить отпуск. Спорить и возражать было совершенно бесполезно.

Я на самом деле был совершенно не против, только попросил Леонтия еще раз проверить Гагуль и при возможности дать отпуск и Панкрату и его тувинцами. Панкрат к жене и сыну примчался на следующий день, а на Гагульскую заставу тесть просто отправил подкрепление.

Сержанты Леонов и Пуля со своими десятками задерживаться в Усинске не стали, их семьи были в Усть-Усе и Мирской станице.

Я лично отдыхал целых два дня. Это были просто дни блаженства и счастья. На третий день мы окрестили своих сыновей, я стал крестным сыновьям и Ерофея и Панкрата, Ерофей крестил моего сына. Нашей кумой стала Анна Петровна, а кумой Пантелеевых Агриппина. А Панкрат в крестные сыну позвал матушку Ольгу, жену отца Никодима. Агриппа и Лукерья по этому поводу закатили пир на весь мир.

Утром четвертого июня мой отпуск закончился, на взмыленных лошадях прискакали двое заводских. Сержант Леонов прислал известие, на Усть-Ус готовятся напасть какие-то люди, приплывшие на плотах и лодках сверху по Енисею.

Через час я выступил со своими камердинерами и тремя тувинцами, Митрофан за последний месяц очень преуспел в изучении тувинского языка и стал фактически их непосредственным начальником. Ерофей с двумя гвардейскими десятками должен был выступить следом. Но на заводе нас встретил другой гонец с Енисея: произошел бой и в итоге остатки неизвестного отряда заблокированы на острове южнее Усть-Уса.

Стараниями заводских и леоновской братии до Усть-Уса была уже не тропа, а вполне приличная грунтовая дорога, по которой спокойно можно было двигаться на телегах, а верхами достаточно свежим аллюром. Искусно проложенная по левому берегу Уса, она конечно прилично петляла по лесу, было много резких спусков и подъемов. В нескольких местах дорога была подсыпана землей и укреплена камнем. На закате солнца мы были на Енисее напротив острова.

Рано утром третьего июня, дозор высланный сержантом на юг от Усть-Уса заметил, что по реке на больших лодках и плоте сплавляются какие-то люди, вооруженные луками, копьями и саблями. Достигнув устья Уса, эти люди попытались пристать к берегу. К этому времени они были уже пересчитаны, равно пятьдесят воинов.

У Леонова было шесть винтовок и шестнадцать казнозарядных ружей. Когда незваные гости приблизились к берегу, его гвардейцы и еще десяток мужиков с Усть-Уса залегли на берегу и приготовились к бою. За время похода сержант освоил некоторые тувинские слова и когда незнакомые лодки приблизились к берегу, он вышел из-за укрытия и спросил кто они такие. В ответ полетел град стрел, хотя ни одна стрела до сержанта просто не могла долететь. Судьбу Леонов испытывать не стал и скомандовал «пли».

Стрелковая позиция была выбрана идеально, нападающие были видны как на ладони, а наши стрелки все были укрыты. Леоновские стрелки оказались мастерами своего дела, двумя залпами они отбили у врагов желание высадиться. Трое убитых вывалились из лодок и после окончания боя их тела вытащили на берег. Они были вооружены и экипированы как те воины, которых мы разбили на Уюке.

Непрошенные гости оказались неугомонными, они продолжили спуск по Енисею, зачем-то пуляя в наших из луков. Смысла в этой стрельбе не было ни какого, а вот гвардейцы винтовочным огнем угомонили несколько человек к моменту их высадки на островке южнее Усть-Уса. Но главные потери они понесли от умелых действий сержанта Леонова. Вдохновленный броском гранаты на Уюке, он попросил снарядить его пятью гранатами, предварительно взяв урок бомбометания у Якова. И вот в один из моментов этого боя, если это можно было назвать боем, сержант решил, что дистанция позволяет ему метнуть пару гранат. И он их метнул. Первая граната взорвалась в воздухе в рядом с первой лодкой, разнеся в щепки её борт. Вторая угодила точно в другую лодку, разнеся в клочья и её и тех, кто был в ней. А итоге на причалившем к острову плоту осталось десятка полтора врагов, с перепугу они бросились прятаться а густых зарослях и плот тут же унесло течение, вскорости он был разбит на камне Сагаташ.

Леонов выставил караулы и стал спокойно ждать меня. Вечером того же дня на противоположный берег Енисея вышла стая волков. Два крупных самца как хозяева расположились у самой воды, остальные были поблизости, периодически обозначая себя коротким воем.

На ночь наши люди разожгли костры на берегу, волков все немного побаивались, тем более когда они так странно себя ведут.

Весеннее половодье повредило железную направляющую перекинутую зимой на остров, но не унесло. Леоновские умельцы отремонтировали её и надежно закрепили её концы. Поэтому я решил её использовать для пленения непрошенных гостей.

Митрофан с помощью Доруг-оола предъявил им ультиматум: без промедления сдаться и выйти на наш берег. Наш тувинец показал на практике как это делать, страхуясь с помощью железяки.

До наступления темноты оставшиеся в живых одиннадцать вражеских воинов перебрались на наш берег и сдались, к моему удивлению раненых среди них не оказалось. Леонов с двумя своими молодцами успел переправиться на остров и прочесать его, обнаружив там трупы семерых тувинцев с перерезанным горлом. У всех были огнестрельные ранения.

Моим первым желанием было пристрелить тех, кто это сделал. Зачем добивать своих раненых?

Пока эта публика не пришла в себя, мы жестко их допросили. Я абсолютно не блефовал, когда заявил этим горе-воинам, что пристрелю их, если будут молчать. Когда закончилось их «соловьиное пение», я был, как принято говорить в покинутом мною времени, в шоке.

Подлец зайсан, взятый нами в плен, обманул нас и рассказал не все. Он не сказал нам, что этот проклятый амбын-нойон был не просто в курсе всего, но и участвовал в этом. И рейд этого разгромленного отряда был его делью.

Как это не удивительно, но тувинцы практически не использовали лодки, они с ними просто не были знакомы. Среди налетчиков было три китайца из ставки амбын-нойона и под их руководством сначала были построены лодки. Отряд должен был подняться по Усу и напасть на нас с тыла. Меня конечно позабавило, что этот монгол, а амбын-нойон был именно им, посчитал возможным такими силами захватить Усинск. Но победу мы похоже решили праздновать рановато, похоже все самое интересное впереди.

Но самым главным было не это, Лонгин со своими бойцами вероятно оказался в страшной опасности. Какой-либо возможности предупредить его не было и всё, что я мог сделать, это скорее вернуться в Усинск и организовать новый поход в Туву, рассчитывая, что Лонгин сумеет разобраться в ситуации и просто во время повернуть назад.

А сейчас быстрее закончить всё дела здесь в Усть-Усе, организовать тут надежный тыл. Пан Казимир, где ты? Как же нужна твоя информация и твоя сабля!