Светлейший князь 2

Глава 14

Из безотлагательного у меня в Усинске осталась только беседа в отцом Филаретом.

Внешний вид отца Филарета меня потряс. Он просто светился изнутри и помолодел лет на много. Я знал, что обоз привез отцу Филарету послание от Владыки Варлаама, какие-то бумаги, много книг и церковной утвари. Имуществом, предназначенным нашему иеромонаху, были почти полностью загружены одни из саней.

После того как в ходе налета были ранены отцы Павел и Иннокентий, среди разбойников поднялся ропот и атаман татей решил пока не трогать священников и имущество. Но один из разбойников на допросе показал, что их участь все равно была бы печальной.

Иеромонах ожидал меня и не один вместе с ним были другие прибывшие к нам священники и новоиспеченный иерей отец Павел. Отец Филарет еще раз представил мне всех присутствующих и рассказал о поездке теперь уже отца Павла.

— Преосвященнейший Владыка Варлаам получил мой рапорт и отец Павел привез мне личное послание Владыки и официальный ответ, — таким довольным отца Филарета я видел впервые. У него разгладились скорбные морщины на лбу и мне показалось, что даже седины поубавилось. — Своим указом Владыка определил быть Усинскому благочинническому округ, благочинным определено быть мне, а служить в округе иеромонаху Иннокентию, иереям отцам Никодиму и Серафиму, — новоиспеченный благочинный улыбнулся. — И отцу Павлу, наш иподиакон Владыкой рукоположен в иереи.

Отец Филарет почти час рассказывал о результатах поездки отца Павла. И было что рассказывать: благословление на строительство храма святителя Николая Мирликийского в Усинске, при необходимости и другие храмы на наше усмотрение, экземпляр только что полученной из Суздальской епархии, которые были крайне низкого качества. Отец Филарет даже предположил что Владыка сам написал их, любовь самого святителя к живописи не была тайной.

Рассказывая об иконах, отец Филарет особо подчеркнул, что в монастыре одним из послушаний иеромонаха Иннокентия была иконопись и он получил благословление продолжать это занятие. Беседа со священниками меня очень порадовала и я просто отдохнул душой.

Расставаясь, я спросил отца Филарета:

— Когда предполагаете приступить к строительству храма?

Ответ нашего новоиспеченного благочинного был совершенно неожиданным:

— Как только, так сразу. Здесь все в руках уважаемого Фомы Васильевича. Чудеса творить, производить кирпичи из воздуха, — иеромонах развел руками, — мы еще не можем.

Следующее утро мне пришлось посвятить занятиям психотерапией. Тайны женской психологии у меня всегда вызывали некоторую опороть, а у беременных женщин на порядок выше. Проснувшаяся одновременно со мной Машенька, сразу же разрыдалась и предьявила мне претензию, что опять хочу оставить её одну. Но через несколько минут она успокоилась и сказала, что все понимает, а вскорости началась вторая серия, а затем третья и четвертая. Сериал длился почти час, до прихода тестя. Его приход разрядил ситуацию, супруга разрыдалась просто крокодильими слезами.

— Ты, Гришенька, даже не представляешь, — сквозь слезы, чуть ли не по слогам, начала она говорить, — как мне страшно, когда ты уезжаешь один. Ты думаешь, я не поняла почему вы с Ерофеем Кузьмичом сломя голову понеслись к этим вашим урянхайцам?

Рыдая, она повернулась к отцу.

— Вы могли оставить меня одну. Эти тати могли вас всех убить, чтобы я тогда делала?

Леонтий погладил дочь по голове и поцеловал в лоб.

— Вспомни, доченька, что тебе матушка перед смертью говорила, — Леонтий смахнул набежавшую слезу. — И наш разговор ночью перед вашим венчанием.

Машенька подошла к большому зеркалу, привезенному Леонтием, вытерла слезы.

— Через полчаса пожалуйте завтракать.

В полдень я приехал на завод. После завтрака я пообщался с тестем и убедившись в его отличнейшем самочувствии, с чистой совестью отправился на завод. Леонтий поразил меня какой-то фантастической заряженностью на работу, энергия чуть ли не фонтаном била с него.

Капитан Пантелеев время даром не терял, свои семейные проблемы он решил радикально, вернее их решила Софья Васильевна. Токсикоз перестал отравлять ей жизнь и она просто поставила Ерофея перед фактом переезда на постоянное место жительства на завод, там где были её родители. Капитан возражать не стал, ближайшие дни и недели ему предстояло много времени находиться на заводе.

Заводской народ уже был в курсе наших проблем безопасности, без меня они успели посовещаться и начать работать. Петр Сергеевич со своими инструментальщиками занялся оставшимся у нас оружейным хламом. Наши кузнецы решили заняться ковкой ружейных стволов, Петр Сергеевич должен был потом превратить их в винтовочные, а пока он делал ревизию имеющихся стволов.

Но главным действующим лицом в нашей подготовке к грядущей большой войне стал Яков Иванович Миронов.

Капитан Пантелеев решил, что победить мы сможем, только превосходя наших будущим паротивников на голову в вооружениях. Пока я занимался медицинскими делами, он разобрался в тонкостях производства пироксилина и сильно озадачил Степана Гордеевича новыми горизонтами деятедбности. А затем отправился на завод, где развил бурную деятельность.

По его приказу с Мирского острога доставили две пушки и Ерофей предложил их усовершенствовать: сделать их казнозарядными. Заряжание раздельное, боевой частью сделать картечную гранату типа патрона Минье, а затем бумажная гильза.

Когда я прочитал предложенное капитаном, я в буквальном смысле потерял дар речи, только через семь лет в Англии будет создано первое шрапнельное ядро, а по настоящему казнозарядные артиллерийские системы появятся в Европе лет через пятьдесят-семьдесят.

В конторе завода мы расположились вшестером: Петр Сергеевич, Ерофей, Яков, Фома Васильевич, Василий Иванович и я.

— Что скажите, господа? — вопрос господам инженеру и химику.

— Пушки мы, я думаю, переделаем. Еще штук тридцать ружей будет из хлама. Два, может три десятка винтовок, опять же переделаем стволы, сколько-нибудь стволов сделают кузнецы. Дело все это непростое, — Петр Сергеевич начал первым. — Сотни полторы ружей и…

— Такого количества ружей и винтовок нам за глаза хватит, что бы перекрыть все тропы, — прервал инженера Ерофей.

— Да только людей у нас и так не хватает, — Петр Сергеевич остудил пыл капитана.

— Мы можем привлечь урянхайцев, двумя десятка разбавим наших гвардейцев. Если что, в одном месте можно будет сосредоточить полсотни стрелков, урянхайцы с ружьями, наши гвардейцами с винтовками, — развил свою мысль Ерофей.

— Я над этим тоже думал. Можно что-то такое сделать, но главная проблема в другом, — я вопросительно узрился на Якова.

Тот меня отлично мой немой вопрос.

— Степан Гордеевич научился делать из целлюлозы очень крепкую плотную бумагу. Она толстая и очень прочная. Из этой бумаги нарезаются заготовки и клеются бумажные гильзы. В них вставляются металлические донца с капсюлем, засыпается порох, вставляется пуля, гильза обжимается. Унитарный патрон готов, — Яков рассказывал, демонстрируя все на рисунке. — Обращаться с патроном надо будет аккуратно, бумага есть бумага.

Яков обвел присутствующих пристальным взглядом все ли понятно и затем продолжил:

— Дело это трудоемкое и требует аккуратности и точности. Пока удалось придумать только аппарат для точной насыпки пороха. Но главная проблема это получение пироксилина. Мне удалось получить его из целлюлозы. Если будет целлюлоза, будет и пироксилин. Фома Васильевич со своим внуком разработали линию по получению целлюлозы из дерева. Для производства бумаги её можно использовать, а вот для получения нового вида пороха нет.

— Не согласен я Яковом Ивановичем, не согласен, — возмутился Фома Васильевич, — если всё механизмы сделать из железа, еще как можно будет.

— Так в чем дело? — теперь уже возмутился Ерофей.

Василий Иванович в совещаниях и дискуссиях участвовал редко, а когда участвовал, говорил редко.

— Всё дело в том, уважаемый Ерофей Кузьмич, что железа у нас очень мало. Я вот как-то спрашивал у Григория Ивановича про запасы в озере, — начал было говорить Василий Иванович, но капитан прервал его.

— Василий Иванович, да помню я этот разговор, там в любом случае железа немного, раз-два и мы с носом остаемся. Что вы думаете, я не понимая ваших споров какую печь строить? ….

— Это всё разговоры ни о чем, — решил поставить точку Петр Сергеевич. — предлагаю начинать завтра на свежую голову решать этот вопрос. Мечтали в медвежий угол забиться, а попали вон в какой переплет. Я лично вот что думаю по этому поводу, — господин инженер сделал паузу. — Если у нас не будет хорошего оружия, нас уничтожат. Поэтому это на первом месте. Отобьёмся от китайце, в будет у нас железная руда.

Оставшись один, я долго думал над словами господина инженера о медвежьем угле. Получается я совершенно неумный человек, мечтая здесь спокойно жить. Цель моего попадания сюда великие дела, а не прозябание в медвежьих углах. Вот уж действительно, хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

Поздно вечером приехал Ванча. Он привез письмо от Шишкина. Ночевать Ванча остался у меня. Пока он ужинал, я прочитал письмо лейтенанта, главным в нем был рассказ о еще одной поездке па перевал и о важном решение Мергена. Урянхайцы решили послать нескольких человек к своему зайсану и прямо спросить, может, ли их род рассчитывать на поддержку.

Но для меня намного важнее был рассказ Ванчи. Наш неутомимый алтаец за месяцы проведенные в долине, достаточно прилично изучил Куртушибинский хребет и его северные предгорья, несколько раз он осторожно заходил и в урянхайские пределы. Его мнение для меня было определяющим.

По мнению Ванчи опасными для нас были три тропы. Первая, самая главная и опасная это идущая через Медвежий перевал. Это по большому счету и не тропа уже, а дорога, по которой можно пройти при желании и зимой. Вторая, это даже не тропа, а тропы, ведущие в Гагульскую впадину. Высоты хребта там были на двести-триста метров поменьше, а на перевале самой главной тропы, разница с окружающими горами была вообще почти пятьсот метров и была такой же, как на Медвежьем. Проходимость тропы естественно сразу улучшалась. Были еще относительно проходимые тропы, выходящие на реку Узюп. Была еще одна относительно опасная тропа, выходящая к истокам Золотой реки, но высоты хребта там были под две тысячи метров.

Главным для нас было, кто контролирует эти тропы с той стороны хребта. И здесь рассказ Ванчи был наиважнейшим. Шишкин, написав письмо, поехал смотреть пограничные тропы, ведущие на север к Хаин Дабану. И уже в его отсутствие через перевал пришли три урянхайца. Один из них был древний, но очень крепкий старик. Он недавно пришел с юга. Старик по матери доводился каким-то родственником Ольчею, его отец, как и отец Мергена, в свое время взял в жены девушку из одного южнотувинского племени.

После падения Джунгарского ханства прошло двадцать лет. Позади страшн ые перипетии в судьбе тувинского народа: войны, восстания, переселения в чужие края, массовые побеги, ссылки и казни вождей и просто «буйных». В 1759 году маньчжурские завоеватели начали административную реформу. Традиционные многовековые отоки, анги и цзисаи ушли в прошлое. Из них завоеватели централизовано сформировали военизированные территориальные административные единицы, которые соответствовали маньчжурским «знаменам», это что-то типа европейской дивизии, — хошуны, сумоны и арбаны.

Сейчас хошунов шесть. Верховным правителем Тувы или Урянхая, так называли край завоеватели, был амбын-нойон, который назначал правителей хошунов — угердов, ими были монгольские князья-нойоны. Сумоны управлялись цзангинами или чангы. Арбаны десятниками или арбан-дарга. Но тувинцы правителей сумонов и арбанов традиционно называли зайсанами. Тем более что и назначались они из их числа. И сейчас, когда в наших краях китайцы, а манчьжурских завоевателей создавших новую империю — империю Цин, именовали именно китайцами, и не было войн, главной функцией хошунов стал сбор пушного налога — албана.

Но было еще несколько сумонов — сборных остатков прежних отоков, которые еще сохраняли некоторую автономию в новой системе власти. И естественно пришел момент когда амбын-нойон решил пресечь эту вольницу и запретить тувинцам решать какие-либо вопросы в обход его ставки. Ненавистник Мергена гнев своего повелителя сумел направить и против сумона зайсана Мёнге-Далая. И то, что Мёнге-Далай исправно выплачивал пушной налог уже не играло никакой роли. Над нашими друзьями урянхайцами нависла смертельная опасность.

Пришедший с юга старик был посланником рода в котором родилась мать Ольчея. Они решили предупредить его, но как избежать опасности не знали. В рассказе Ванчи я отметил один «положительный» для нас момент, у зайсана Мёнге-Далая нет выбора, далекий амбын-нойон предложил ему два варианта: умереть от руки палача или карателя или умереть в бою. Так что в выборе отца Ольчея я не сомневался, он выберет третий вариант, еще неведомый амбын-нойону, вооруженный союз с нами.

Дорогу через Медвежий перевал сумон зайсана Мёнге-Далая пока надежно контролировал. Но уже тропы, выходящие на реку Узюп, были в пограничной зоне с другим сумоном, отношения с которым были напряженные. Костяк этого сумона составляли семьи тувинцев-маадов, одного из древнейших и коренных племен Тувы. Когда-то они кочевали даже севернее Саян и именно они первыми из тувинцев столкнулись с русскими. Именно маады сильнее всех пострадали от появления русских на юге от Красноярска. Особенно болезненным для них было вытеснение из Усинской долины и они просто готовы были рвать и метать, что соседи сумели сохранить охотничьи угодья по Иджиму. И именно маады контролировали тропы ведущие в Гогуль. Кочевья маадов были и севернее от Медвежьего перевала.

Но неприятные соседи сумона зайсана Мёнге-Далая на этом не кончались. Сразу же за Бий-Хемом или Большим Енисеем на реке Тапсу начинались земли племени чооду. Сильные и могучие роды этого племени проживали и на юге Тувы на границе с Монголией в окрестностях горы Огээ-Морен. С сумоном отношения были натянутые, но пока мирные. Одним словом положение Мёнге-Далая было еще то.

Утром Ванча повторил свой рассказ для Ерофея. Я за два приема почти дословно всё записал и нужное нанес на карту. Ерофей долго молчал, разглядывая мою карту. Затем спросил пространство:

— Юг Урянхая или Тувы как ты говоришь, это где? Эти самые чооду тоже на юге живут. Может быть они тоже как-то связаны с родом того старика.

Ванча пожал плечами.

— Это мелочи. Главное это ставка хана. Надо как-то подружиться с амбын-нойоном, — предложил Ванча самый радикальный вариант.

— Это самый верный способ, но я даже не знаю где его искать, — Ерофей развел руками.

— До Бога высоко, до царя далеко. Давайте готовиться бить тех, кто полезет к нам уже летом, — я подвел итог нашей беседы. — Надо поговорить с Лонгином, Леонтием и Ольчеем. И будем искать пути-дороги в ставку хана.