Светлейший князь 2

Глава 7

И так Петр Сергеевич пригласил меня пройти в кузнечный цех. Мы хоть и называли его кузнечным, но это был еще и плавильный и инструментальный цеха. Три и более в одном. Нашим мастерам нужен был третейский судья: они не могли прийти к общему решению, что все-таки строить: маленькую домну, все-таки блауфен или вообще ничего. Решающим был один вопрос: наличие сырья. Для переработки сырья добываемого на Железном озере достаточно было и кричного горна. Но сырья было, мягко говоря маловато и это было основной причиной медленного строительства паровой машины. В соседнем Урянхайском крае были богатые залежи железных руд и логично было предположить, что что-нибудь можно найти и в нашей долине.

И Яков нашел, пусть и скудные, но залежи железных руд, даже не залежи, а что-то типа. Разработка их была по большому счету мартышкиным трудом. Они были с рядом с первой, тоже скудной золотоносной жилой, найденной Яковом. Но других вариантов пока не было, пока. Я рассчитывал, что нам каким-нибудь способом удастся начать разработку урянхайских руд. А до этого довольствоваться чем есть: озерным железом и скудными залежами руд в долине.

Выслушав меня, Петр Сергеевич подвел итог дискуссии.

— Строим блауфен, а о домне будем думать, когда сырья будет достаточно. Наши руды скудные, но других пока нет. Будет получаться одна плавка в месяц и то хлеб, — возражений не последовало. Да и что возражать, из пальца железо не высосешь.

— А прокатных станов два будем делать или один? — количество прокатных станов был вторым спорным вопросом и сейчас его задал Ферапонт Пучков, кузнец уральского завода.

— Два, — жестко, но категорично заявил Василий Иванович. — Что бы получать все что надо, прокатных станов надо не один и не два. Всяких нужных валков мы наделаем, дай только время. Да менять-то их, сколько времени будет уходить? Поэтому два. — Василий Иванович первоначально к идее прокатного стана отнесся с недоверием, назвав его баловством. Все-таки жизнь в отрыве от центров технической цивилизации способствовала развитию технической отсталости. Но Петр Сергеевич быстро переубедил его, показав, на построенном им примитивном ручном стане, преимущества проката перед ковкой.

Технические дебаты на этом прекратились, на завод вернулся Ванча.

— Здравствуй, дорогой, — Ванчу я всегда был рад видеть, он вызывал у меня самую искреннюю симпатию. — Новости наши уже знаешь?

— Здравствуйте, ваша светлость. Новости знаю. И даже догадываюсь, что вы мне хотите поручить, — хитро улыбнулся Ванча.

Я засмеялся, нет сначала я решил Ванчу очень удивить и наверное обрадовать.

— Пойдем прогуляемся для начала, а потом будем о поручениях разговаривать, — Ванчу мои словам явно удивили и он молча пошел следом за мной.

Первым делом надо было перевооружить алтайца и услышав о его возвращении, Петр Сергеевич поспешил на стрельбище, куда следом за ним пришли и мы.

— Это теперь твоё, — Петр Сергеевич протянул Ванче двуствольное ружье. Тот, несколько минут внимательно изучал его, а затем протянув ружьё обратно, попросил:

— Петр Сергеевич, покажите, как работает.

Инженер молча достал два патрона, медленно зарядил, из положения стоя сделал поочередно два выстрела. Перезарядил и выстрелил одновременно из двух стволов.

— Понятно или еще показывать? — спросил я.

— Понятно, Григорий Иванович.

— Тогда вперед, — Ванча осторожно взял ружьё, медленно перезарядил, извлечь стрелянные гильзы у него получилось не сразу.

— Прицельная дальность четыреста метров, — Петр Сергеевич показал Ванче куда целиться.

— Это сколько саженей? — в переводе метров в сажени Ванча был еще не селен.

— Двести.

Ванча был отменным стрелком и из лука и из ружья и освоить новое оружие ему не составило труда. Сделав несколько выстрелов, Ванча довольно заулыбался, новое ружьё ему понравилось.

— А теперь попробуй вот это, — я повернулся к Прохору. — Винтовку.

Показав заряжание винтовки, я показал на самую дальнюю мишень, стоящий на камне черепок:

— Стреляй.

Целился Ванча неприлично долго, но черепок разбил первым выстрелом.

— Это переделанный штуцер. Теперь это называется винтовкой. При первой же возможности получишь. Патронов к твоему ружью Яков даст тебе кучу. Гильзы, вернее донца от них, собирать. Вопросы есть, друг Ванча? — не скрывающий радости алтаец, молча потряс головой.

Когда мы вернулись на завод, ко мне подбежала Настя Турчак.

— Ваша светлость, зайдите к нам на минутку.

— Уже можно? — Настя ошарашено посмотрела на меня. — Пошли, я в любом случае зашел бы к вам.

Лаврентий два дня шлифовал линзы для микроскопа и только что закончил эту работу.

— Нам, ваша светлость, теперь осталось только собрать и микроскоп будет готов. За пару дней управимся, — я сразу отметил «мы», а не «я». Лаврентий почувствовал мою мысль, смущенно улыбнулся. — Мы, ваша светлость, с Настеной решили обвенчаться. Иван сегодня поедет к отцу Филарету, мне самому трудно.

— Поздравляю. Искренне рад за вас. Если хочешь, я могу поговорить с отцом Филаретом.

— Нет, ваша светлость, пусть Иван. Он мне за отца.

— Лаврентий, я больше не могу задерживаться у тебя. Надо срочно ехать в Усинск.

— Я знаю, Настя рассказала. От них нам будет большая польза, — я вопросительно посмотрел на Лаврентия, не понимая хода его мыслей. — Среди них много мастеровых, для нас это дополнительные рабочие руки, — я про эту сторону вопроса еще даже и не думал. Однако Лаврентий молодец.

По дороге с Усинск мы с Ванчей все обговорили и составили план действий. Ванча вниз по правому берегу Енисея доходил до знаменитой Джимовой горы. Гора была первой крупной вершиной после устья Уса и служила хорошим ориентиром. Скалы в том месте брали реку в тиски. Ванча надеялся после беседы со староверцами понять, где они стали лагерем. Но главным сейчас был вердикт отца Филарета.

К нашему возвращению в Усинск беседа нашего иеромонаха со староверцами закончилась и отец Филарет ожидал меня.

— Когда владыка благословлял меня на моё нынешнее служение, мы долго беседовали, обсуждая раскол нашей церкви, — отец Филарет поднял глаза к небу, мне показалось, что он там видит что-то мне неведомое. — Я изначально знал, что придется много раз с ними столкнуться и мне дано право самому решать, как с ними общаться. Все решения я принял еще до вашего появления, когда у нас случился раскол в отряде.

Отец Филарет замолчал, я знал, что вспоминать происшедшее тогда всем было тяжко, все ушедшие из отряда погибли от рук казаков.

— Тех, кто пожелал, я принял в лоно нашей матери-церкви. Они теперь православные. Не пожелавшие возвращаться, в семьях живут по своему уставу, в храме наш устав. Двуперстие, как и где в храме стоять, как одеваться, бороды носить, четки-лестовки запрещаться им никто не будет. Но никаких отдельных общин, ни церковных, ни мирских, как вы им тоже сказали, — Отец Филарет сделал паузу и посмотрел на меня, ожидая моей реакции. Я молча кивнул. Стопроцентной уверенности, что мое попадание ничего не изменило там за пределами долины, у меня не было, а вдруг? Но в той, покинутой мною жизни или истории, только через пять лет будут первый разговор инока Никодима с Потемкиным и только через двадцать пять лет появится императорский регламент о единоверии. — Мужики у них все грамотные и подпишут согласие на всё это, которое будет храниться у меня. За женский пол и отроков до пятнадцати лет подпишутся главы семей.

Отец Филарет протянул мне уже подписанное Москвиным и Стрельцовым согласие.

— А не согласные? — я был уверен, что не согласных не будет, но вдруг?

— Когда объявятся, тогда и будем говорить.

В канцелярии собрались Ерофей, Леонтий, Ванча, Лонгин, Степан и я. Староверцев мы оправили отдыхать, они бедолаги уже еле стояли на ногах.

— Эх, знать бы, где они стоят? — Леонтий развел руками.

Ванча оторвался от изучения моей карты. Он уже достаточно прилично научился разбираться в этой премудрости и сейчас пытался понять, где лагерь староверцев.

— Я, ваша светлость, думаю они вот здесь, — Ванча показал место на берегу небольшой речки Карачерим. Я не поверил Ванче, дойти по правому берегу Енисея до этих мест, по-моему совершенно не реально. По левому кстати тоже. Неспроста это течение Енисея было во все времена необитаемо.

— Я согласен с Ванчей, — неожиданно алтайца поддержал Ерофей. — Мы вместе допрашивали их. К Енисею они вышли где-то посрединке между Тапселем и Казыр-Суком. Напротив и правее большой горы. Там они перешли Енисей и пошли по правому берегу, — капитан прочертил маршрут до места указанного Ванчей. — Они перешли очередную речку и стали лагерем. Ориентиры такие: напротив гора, немного дальше и левее еще одна гора, слева на восток уходит невысокий хребет. Справа, напротив первой горы, скалы сжимают Енисей как в тисках. И до Уса они шли чуть-чуть, встретив всего одну речушку. Ну, так как-какое это место?

— Ерофей, это невозможно, по таким местам, с женщинами, детьми, с обозом! Не верю, не может этого быть, — логика Ерофея была железной, но весь мой многолетний опыт жизни в этих краях, просто моё знание Саян, не давали мне поверить в это.

— А как они дошли до Телецкого озера, а потом до Енисея, как они переправились через Енисей? — Ерофей привел еще один железный аргумент.

— А ты уверен, что это было Телецкое озеро? — я тоже не сдавался.

— А чем спор, господа? — Леонтий недоуменно посмотрел на нас. — Нам какая разница, где и как они шли. Лагерь их где-то тут. До Уса-то мужички шли всего ничего. Или я не прав?

Леонтий естественно был прав на все сто и мы занялись обсуждением какими силами и средствами осуществить спасательную экспедици.

Заседание продолжалось до глубокой ночи, идти было решено Ванче, пяти гвардейским следопытам, пяти гвардейцам Мирского острога, сержанту Леонову, Лонгину, Осипу, Анфисе и мне естественно с моими камердинерами. Двое староверцев идут налегке. Два десятка вьючных лошадей решили нагрузить двухметровыми досками, три десятка решили нагрузить одеждой, орехами, копчеными рыбой, мясом и вареными яйцами. Лукерья по какой-то ей неведомой причине придерживала их последние две недели. Также ей было поручено срочно напечь три десятка караваев и из неприкосновенных запасов выделить немного сыра, масла. На заводе Яков должен подготовить спасательную экспедицию номер два.

Когда я вернулся с нашего заседания, Машенька не спала. Она хоть и пыталась не подать вида, но я видел её недовольство и обиду. На дворе конечно век восемнадцатой, но мозги и некоторые житейские понятия у меня из двадцатого, да и ханжой я никогда не был. Поэтому оставшиеся до рассвета часы я превратил в ночь любви.

Утомленная любовными утехами моя супруга, засыпая прошептала:

— Если ты, мой милый, всегда будешь так отрабатывать свои прегрешения, то я согласна.

Ранним утром Степан разослал гонцов во все концы с подробнейшими инструкциями и приказами. Озадачив своих докторов, я поспешил к Лукерье. На месте я её не застал, она была где-то в своих нижних подвалах. Но все работы были под контролем Агрипины. Среди уже приготовленного снаряжения я заметил несколько тюков с одеждой.

— Мы, ваша светлость, решили, что запас одежды не помешает, — объяснила Агрипина, заметив мой вопросительный взгляд. — На дворе уже зима, мало ли что. Зимнего правда у нас не особенно много, одно старьё отремонтированное, — резонное предложение, пришлось признать наше упущение.

Под вечер я вернулся в канцелярию. Измучившийся Степан, которому пришлось не разгибаясь корпеть над бумагами всю ночь и почти весь день, выговаривал своим сотрудникам за плохое качество перьев. И тут мне в голову пришла просто гениальная идея, странно что она не пришла раньше. Идея, как всё гениальное была простой. Нам надо делать для себя настоящие карандаши и металлические перья!

Поздним вечером всё было готово к походу на Енисей. Всё и все были проверены трижды: Ерофеем, Леонтием и мною.

Ночью мне не спалось, повертевшись в постели около часа, я встал и решил воплотить в жизнь свою идеюи и написать Степану инструкцию по производству карандашей. Стержни надо будет делать из смеси графита, глины и воды, можно добавлять сажу и крахмал. А потом нагревать. Должны получиться твердые стержни для которых оставалось сделать деревянное обрамление. А сделать несколько металлических перьев я попрошу Петра Сергеевича, когда завтра будем идти через завод.

На рассвете второго октября мы выступили в поход. Идти решили по левому берегу Уса, где до его устья усилиями наших гвардейцев и следопытов образовалась хорошо наезженная тропа. По моим расчетам до Енисея нам идти около шестидесяти километров, потом надо будет соорудить переправу через Ус и спуститься вниз по Енисею километров на двенадцать.

До Золотой реки мы спустились быстро. Дозорная тропа, гвардейцами и шахтерами, а именно по ней мы вывозили добытый уголь, была превращена в проселочную дорогу и местами мы смело пускали лошадей легкой рысью. В устье Золотой дорога уходила вверх по её течению в Гагульскую котловину, а нам надо было дальше двигаться вниз по дозорной тропе к Енисею.

В устье Золотой сержант Леонов еще летом поставил сторожевой пост, срубив небольшую избенку, возле которой мы встали на привал.

До Енисея мы шли еще четыре дня. Дозорная тропа была достаточно наезжена, но нас шел целый караван, да и наступившая зима не способствовала быстрому продвижению. Местами в ложбинках снега оказывалось неожиданно много. По ночам температура падала до минус десяти и останавливаться на ночную стоянку надо было основательно, разводить костры и всю ночь поддерживать огонь.

После второго дня я с Ванчей и следопытами ушли вперед, опередив в итоге наш караван на один дневной переход. Перед устьем реки берега Уса одеваются в хорошие сосновые леса. Найдя подходящее место, мы срубили четыре сосны и крепко скрепив их досками, перекинули наше сооружение через Ус. Когда подошел весь караван, по нашему мостику можно было осторожно перейти на другой берег реки.

Разведя на обеих берегах костры и изготовив несколько десятков факелов, мы работали всю ночь, укрепляя и расширяя наш мост. Утром Ванча, Леонов, Осип, разведчики-староверцы и я со своими камердинерами, осторожно переведя по мосту своих лошадей, направились вниз по Енисею. Остальные под руководством Лонгина остались доделывать мост.

В этих местах я никогда не был и считал их непролазными. Крутые подъемы, ущелья, болота, буреломом, пройти вдоль Енисея нельзя, местами горы вплотную подходят к нему. Но Ванча уверенно шел вперед и к полудню мы вышли к окрестностям Джимовой горы. Сделав короткий привал, мы преодолели распадок Джимальского лога и вышли к какому-то безвестному ручью, текущему на север.

Ванча махнул рукой вдоль ручья и радостно сказал:

— Григорий Иванович, до Каракерема рукой подать. Их лагерь в том месте, где ручей в речку впадает, — заметив мое недоверие, Ванча повернулся к староверцам, едущим сзади него. — Я всё время с ними разговаривал, заставил их целых три раза описать место их лагеря и как они шли. — Ванча натянул поводья, останавливая свою лошадь. — Не сомневайтесь, Григорий Иванович, правильно идем. К вечеру найдем их.

Я собирался подать сигнал остановки на привал. Но наши староверцы так на меня посмотрели, что я решил немного повременить. А вскорости мы почувствовали запах дыма и примерно через час с высоты склона распадка, по которому протекал ручей, мы увидели лагерь староверцев.