Светлейший князь 2

Глава 6

Ерофей вернулся с Железногорска. Капитану сыворотку Машенька ввела одному из первых и попросила его проконтролировать все в Железногорске и у урянхайцев. Ерофею провели ликбез по кори и он порученное даже перевыполнил.

Ерофей действовал быстро и решительно, за сутки все получили сыворотку, он лично контролировал её введение. Результат был в течение следующих суток, не оказалось ни одного нового случая, а у всех заболевших началась ремиссия сыпи.

Фаня уже достаточно хорошо понимала по-русски и её помощь оказалась просто неоценимой, увидев первых заболевших на заводе она сказала что больше года назад среди её народа у многих была такая сыпь, особенно среди детей, и они все «горели» от нее, даже умирали от неё. Потом все стихло, только иногда появлялись отдельные случаи.

Ерофей помог командированному доктору оформить все медицинские бумаги и затем взял на себе важную и очень деликатную миссию: провести медицинское следствие среди урянхайцев. К Мергену они поехали втроем: капитан и супруги Нелюбины. Мерген внимательно выслушал сестру и что-то очень эмоционально начал ей говорить, а потом неожиданно заплакал. Ермил, который уже прилично овладел урянхайским языком, тихонько сказал Ерофею:

— У Мергена маленький сын умер от этой болезни, вот он и заплакал.

Никаких проблем с обследованием урянхайцев не возникло, Мерген разрешил осмотреть и опросить всех урянхайцев. Ерофей поручил это Нелюбиным, а сам поспешил в Усинск.

На правый берег Ерофей командировал лейтенанта Шишкина, которому приказал лично проконтролировать введение сыворотки каждому человеку. В итоге на правом берегу заболевших оказалось всего трое.

Рассказав мне все это, Ерофей спросил:

— Мы можем послать кого-нибудь на помощь в Железногорск? Фаня сказала мне, что брат скорее всего согласиться что бы неболевшим урянхайцам ввели сыворотку.

Я засмеялся:

— Ты не поверишь, Ерофей, но не знаю. Тут сейчас другие люди командуют.

— Тогда давай, Григорий Иванович, обратимся к другим людям. Это, как я понимаю, ваша дражайшая супруга.

Моя дражайшая супруга решение приняла мгновенно и в следующий полдень Ерофей поехал в Железногорск, он вез винтовку предназначенную Ермилу. С ним ехали Евдокия и Осип. Они должны провести медицинское обследование урянхайцев и всем не болевшим ввести сыворотку. До конца недели я безвылазно был в Усинске занимаясь только медициной, вернее обучением своих докторов, занимаясь с ними по восемь часов каждый день, еще восемь часов я писал учебник по медицине.

Утром в последний день октября в нашей долине выпал снег. Снег уже несколько раз выпадал в течение всего октября, но он быстро таял за несколько часов, октябрь был непривычно для меня сухим и теплым. Я постоянно помнил слова отца Филарета, что наша долина несколько лет будет как Минусинская котловина и старался особо не удивляться этому. Но это было, мягко говоря, затруднительно. Тем более что прошедший октябрь был теплее и суше обычного минусинского октября конца покинутого мною двадцать первого века. Знать бы, когда все вернётся на круги своя.

Выпавший снег принёс и понижение температуры, минус пять после почти плюс пяти накануне. И так, началась зима. Она в любом случае будет суровой и долгой.

Утро я провел, проверяя вместе с Леонтием наше хозяйство в Усинске. После полудня в Усинск вернулись с полей наши пахари. Они до последнего дня поднимали целину.

— Ну что, Савелий, давай отчет, — я знал результаты их работы, но хотелось просто услышать из первых уст. Довольный Савелий Петров заулыбался и поспешил доложить. Докладывал он не спеша, с расстановкой, памятуя мои просьбы пользоваться гектарами, а не десятинами.

— Засеяли пятьдесят пять гектар рожью и пять пшеницей. Целины подняли пятьсот три гектара, — Савелий сделал паузу. — Самому не вериться, что смогли столько поднять. Вот только будет ли чем засевать весною.

— Будет, Савелий, будет, — ответил Леонтий. — Я в лепешку расшибусь, но привезу. Главное теперь, что бы Енисей быстрее встал.

— Думаю, через месяц можно будет смело идти, — сказал я.

— Я думал, Григорий Иванович, пораньше.

Я в ответ покачал головой, Енисей и Ус реки коварные, в редкую стежку ледостав на них бывает очень долгим.

— Рисковать не будем, Енисей-батюшка шутить не любит. Его пороги в любое время года штука страшная, а зимой в особенности.

— Ну что же, будем не спеша готовиться, — Леонтий потер довольно руки. — Григорий Иванович, смотри Степан бежит. Наверняка про вашу душу.

Степан действительно спешил ко мне, световым телеграфом с завода пришла просьба: срочно приехать на завод. Наши гвардейцы в нижнем течении Уса задержали двух человек и это были не казаки.

Через два часа я был на заводе. Почти одновременно на завод с правого берега примчался и Ерофей, он выполнил все порученное ему в Железногорске и у Мергена и заканчивал последнюю «коревую» инспекцию правого берега.

Утром гвардейцы заметили пробирающихся по тайге правого берега Уса двух мужиков. Худые и оборванные они из последних сил шли вверх по течению реки. Встречи с гвардейцами мужики откровенно были рады, два дня назад они потеряли при переправе через какой-то безвестный приток Уса все свое снаряжение. Наши гвардейцы фактически спасли их от смерти.

Единство в вопросах веры в нашем отряде восстановилось еще до моего появления. Я конечно видел, что среди нас есть те, кто креститься двумя перстами, но они все посещали наш храм и я даже не пытался вникать в этот вопрос, всецело полагаясь на отца Филарета. Сержант Леонов был одним из них. Он сразу распознал в наших непрошенных гостях староверцев и разговорил их.

Когда я появился на заводе, Леонов поспешил доложить мне.

— Ваша светлость, они приверженцы старой веры с Ветки, — что такое Ветка я знал, поэтому просто кивнул Леонову когда он сделал паузу, как бы спрашивая меня, нужны ли мне объяснения.

— Когда царские войска разгромили Ветку, — продолжил сержант, — большинство переселилось в Стародуб. А эти не захотели и ушли сначала на Камень, а потом и в Сибирь пошли. Их всего человек триста. Больше десяти лет идут, ободрали их как липку, все кому не лень грабили. Веткинские всегда с достатком были, а эти в основном мастеровые, было что с них брать. Они до Алтая дошли, а там пошли южнее, где почти русских селений нет.

— Это по каким же дебрям они шли и как долго? — в пространство спросил Яков.

— Не знаю. К какому-то большому озеру вышли, но пошли дальше. С ними какой-то старец был, непонятно кто такой, вроде как один из попов веткинских. Он их вел. Так вот, он сказал, что надо идти дальше. Когда к Енисею вышли он умер. Остановились они на Енисее и не знали, что дальше делать.

— И где же они к Енисею вышли? — теперь я задал вопрос в пространство. — Озеро, скорее всего Телецкое.

— Точно не скажу, ваша светлость. Но думаю южнее Большого порога. Они высылали разведку на север вдоль Енисея и те дошли до порога.

— А почему думаешь, что это Большой порог?

— Так, когда к порогу шли, наткнулись на порубленных людей. Один из них огромный детина с клеймом на лбу и кольцом на ноге. У нас такой был, главный смутьян. Он то и подбил всех уйти. Кузнецы расковать-то его расковали, а снять кольцо не смогли, в кость вросло. А от нас они на юг от порога пошли.

— Логично рассуждаешь, — согласился я с Леоновым. — А дальше что было?

— А потом казаки разведчиков схватили. Старший казачьего караула допросил их и отпустил. На север сказал не соваться, а идти на юг по другому берегу Енисея. Когда дойдут до устья большой реки идти вверх по ней. Описал, как это устье выглядит. Это наш Ус. В долине этой реки живут люди. Сказал если не будете бросаться на ихнего попа, то они вас примут.

— Надо полагать, что это наш знакомый казачок, — предположил я. — И что они решили?

— Встали лагерем, а сюда послать разведку.

— Лихо, и как они зимовать собираются? — спросил Ерофей.

— В землянках, орехами питаться. Они люди опытные, уже так зимовали.

— И что ты сержант думаешь?

— А тут, ваша светлость, думать нечего. Господь один. Отец Филарет не заставляет нас тремя перстами креститься, ни кресты наши не рвет с нас, а то, что когда-то из каких-то букв на смерть бились, мне непонятно. Да и как вокруг храма ходить не важно. Мы вон все ходим в храм и не воюем в нем. Кузнецовы вообще беспоповцы были. Если будут согласны, можно принять, ежели нет, на нет и суда нет. Смута нам не нужна.

— Они же зимой от холода и голода могут погибнуть! — Последние слова сержанта меня поразили.

— Прошлые зимы не погибли и тут не погибнут, ваша светлость. Возьмём, а они смуту поднимут? Тогда что? — Леонов буквально вонзил в меня свой взгляд. — Все погибнут, и мы и они.

— Да сержант, жестко ты вопрос ставишь, — обычно он избегал и людей и разговоров, а тут гляди как разговорился.

Леонов как бы прочитал мои мысли и ответил мне.

— Я, ваша светлость, попович. Батюшка мой в раскол подался и на Яик ушел. А потом я целый год в крепости на цепи сидел вместе с одним образованным человеком. Он мне много чего рассказал.

— Где они сейчас? — спросил я про мужиков— староверцев.

— Анна Петровна кормит их.

— Давай их сюда. Да, Ванча где? — наш алтаец, вернувшись с Северов, постоянно «скитался» в нижнем течении Уса, заходя вверх и вниз по течению Енисея.

— Должен сегодня вернуться на завод.

— Он один?

— Нет, с ним мой следопыт. Вести этих?

— Веди, мы на них сами сейчас посмотрим, — мы — это Петр Сергеевич, Василий Иванович, Фома Васильевич, Яков Иванович, Ерофей и я.

Через несколько минут Леонов привел наших непрошенных гостей. Худые, но чистые и накормленные. Анна Петровна не только накормила их, но и переодела. Пусть в бэушное, но добротно отремонтированное. Бороды не русские окладистые, а скорее какого-то европейского типа: короткие, щеки неожиданно бритые. Войдя в контору завода, где мы их принимали, они стянули с голов картузы, на несколько секунд замешкались при взгляде на распятье на стене, затем степенно осенили себя двумя перстами и поклонились нам в пояс.

— Я князь Григорий Крылов, а кто вы такие?

— Я Константин Москвин, — представился один из гостей. Он на чуть-чуть встал впереди своего товарища. — Мой товарищ Серафим Стрельцов. Кто ты, князь, мы знаем. С твоими, — Москвин на секунду замешкался, — товарищами уже знакомы. Наши деды жили на Москве, а потом ушли на Ветку. Мы с Серафимом уже там родились. Когда генерал Малов с солдатами разорил Ветку, мы в Стародуб не пошли, — наш гость повторил, то что рассказал Леонов, с небольшими не существенными подробностями. Закончив рассказ своим спасением, старообрядец посмотрел на своего товарища, тот молча кивнул. В конторе повисла тишина.

Фома Васильевич вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая разрешения говорить. Я кивнул и он спросил старообрядцев:

— А скажите, добрые люди, вы знали, что мы православные и все равно к нам пошли. Это как?

— Ваш урядник сказывал, что не все вы никониане, но церковь у вас одна и поп один, Господа бога не делите. Если дозволите сохранить наши обряды, мы подчинимся и тебе, князь, и твоему отцу Филарету, — говорил по-прежнему Москвин, второй старообрядец только молча кивал в знак согласия. Урядником он назвал Леонова.

— Хорошо, мое слово будет такое. Я согласен вас принять, если добро даст отец Филарет. Вы поедете сейчас же к нему и его слово будет последним. Согласны? — я повернулся к своим товарищам. Все молча кивнули в знак согласия. — Но у меня будет еще одно условие. Отдельной общиной жить не будите, а как все — обществом. Семьям мы стараемся ставить отдельные юрты. Если отец Филарет даст добро, с вами еще побеседует Степан Иванов, он начальник нашей канцелярии и подробно расскажет про наши законы и правила, они одни для всех. Согласны?

— Согласны, ваша светлость.

«Наверное действительно согласны», — подумал я. — «То князь, а теперь, ваша светлость».

Никаких плохих сигналов товарищ Нострадамус мне не подал и я с чистой совестью поручил старообрядцев Ерофею, а сам решил задержаться на заводе. Причиной задержки я назвал желание дождаться возвращения Ванчи, но на самом деле мне не терпелось пробежаться по цехам и посмотреть как идут дела.

Отчеты с завода я читал ежедневно, но одно дело отчеты, а совсем другое увидеть все вживую и потрогать кое-что руками. Тем более, что о некоторых экспериментах и задумках докладывалось не сразу, а когда уже был результат. Петр Сергеевич сразу же предупредил меня, что к Лаврентию сейчас лучше не ходить, он настолько занят чем-то очень ответственным, что попросил даже выставить караул возле своей мастерской.

— О, как у нас дела идут, — выслушав Петра Сергеевича, я изобразил удивление. — Но что же не будем тревожить маэстро. Как он кстати?

— Замечательно, два-три шага уже сам делает. Оказывается он умеет смеяться, а свою лупоглазую принцессу хочет под венец вести. Иван сказал, как только сегодняшнюю работу выполнит, сразу поедут к отцу Филарету, — такие новости про Лаврентия слышать было очень радостно.

— Ну, дай Бог. Так что покажете, Петр Сергеевич?

— А что хотите, Григорий Иванович, то и покажу.

— Тогда сердце нашего завода, огненную машину.

Работы на паровой машине шли даже как-то рутинно, не было чувства трудового огонька и задора, а был дух какого-то немецкого педантизма и армейской строгости, когда все ходят по струнке.

— У вас тут прямо, — я сжал кулак, помогая себе подобрать слово.

— А как же вы хотели бы, ва-ша светлость? — спросил Петр Сергеевич. — Тут же точность механизма важна. А у нас, как в хорошем войске, каждый солдат знает свой маневр.

— Да это, сударь вы мой, на самом деле хорошо. Сроки, проблемы?

— Проблема одна, рабочие руки. Сроки? — Петр Сергеевич наклонил голову на правое плечо. — К Рождеству будет, просто уверен будет.

— А ты, Петр Сергеевич, каждую ночь дома ночуешь?

— Да куда там! Бывает вместе с кузнецами по паре суток отсюда не выходим.

— И как твоя Анна Сергеевна?

— Терпит, она у меня золото, тем более ей тоже приходиться крутиться, дом, дети, а еще занятия в школе. Мы расписание скорректировали и редкий день, когда не занимаемся. Тимофей отчеты по каждому занятию требует, это тоже её хлеб. Отчеты Степану, тоже она. Ты, ваша светлость, такую бюрократию развел, прямо, — Петр Сергеевич развел руки, показывая какую.

— Бюрократия, Петр Сергеевич, это не бранное слово, а система управления, она подразумевает под собой систематизацию и порядок получения информации и прочего. Попрошу, вас сударь, запомнить это.

— Какой же ты, Григорий Иванович, серьёзный. Даже пошутить нельзя, — Петр Сергеевич изобразил обиду.

— Почему же нельзя, можно. А еще можно показывать, что вы там в мешке прячете?

— В каком мешке? — не понял меня Петр Сергеевич.

— С сюрпризами, Петр Сергеевич, в мешке с сюрпризами.

В мешке действительно отыскался сюрприз. Среди наших ружей была английская двустволка. Петр Сергеевич крепко подумал и за три дня сделал из неё казнозарядное двуствольное ружье системы Паули! Система Паули естественно только в моих мозгах, а нашем мире это будет естественно система Маханова.

— Петр Сергеевич, у меня нет слов! А калибр? — в идеале калибр всего нового оружия должен быть одинаковый.

— Калибр у нас везде один, стволы где больше, пока откладываем, где меньше, будем растачивать.

— Понятненько. Вы его испытывали? — продолжил я свои расспросы.

— Конечно, ружье готово к бою, — вопрос собственно был не уместным. Петр Сергеевич не стал бы мне показывать еще не испытанное оружие.

— Отличный сюрприз. Думаю, надо будет Ванчу перевооружить. Ваше мнение?

— Не, не, не, — Петр Сергеевич поднял руки отгораживаясь от меня ладонями. — Тут вы сами решайте, мое дело ружья, да винтовки делать. Пойдемте фикусы лучше посмотрим.

Я знал, что заводская оранжерея уже закончена и естественно поспешил её посмотреть. Посаженные в большие бочки фикусы чувствовали себя великолепно. На уральском заводе когда-то была своя оранжерея, там выращивали даже ананасы и персики. Одна из работниц той оранжереи оказалась в нашем отряде. Одинокая тридцатилетняя вдова сама вызвалась работать в оранжерее. Дочь немца по имени Карл, Степаном была записана Серафимой Карловой. Мужа её кликали Буйным, за его нрав, через который он и потерял голову. Фамилию Буйная Степану просто не понравилась, а на мой вопрос про отчество, он глубоко мысленно изрек, что, когда выйдет замуж, тогда и отчество появится — Карловна.

Серафима человеком оказалась знающим, в написанной мною инструкции разобралась быстро и фикусы выглядели просто великолепно.

— Серафима, вы знаете зачем нам нужны эти фикусы? — спросил я после осмотра фикусов.

— Знаю, ваша светлость, Яков Иванович, рассказал мне. Он каждый день приходит смотреть на них. Говорит, когда пойдут в рост, можно с самого большого начать сок брать, — Яков Иванович прозвучало с какой-то особенной теплотой.

— Ну что же, правильно говорит. Я смотрю, оранжерея большая получилась, сможешь еще что-нибудь выращивать?

— Хотелось бы, ваша светлость, меня хозяева всегда хвалили, я это дело очень люблю, — Серафима заботливо погладила листы самого фикуса.

Оранжерея получилась действительно достаточно большая и я решил попробовать за зиму вырастить несколько клубней картофеля. Машенька получила урожай со своего картофельного цветка: семь картофелин размерами как лесные орехи, одну как небольшой грецкий и почти два десятка мелких семян. Я решил через две недели посадить пять семян и два клубня.

— Ванча может появиться в любой момент, он человек дисциплинированный, если сказал сегодня, то обязательно будет, — Петр Сергеевич достал свои карманные часы и посмотрел время. — В золотой цех не приглашаю. К ним неудачно зашел кто-то из химиков и в итоге запороли плавку. Яков Иванович полдня разбирался, я в эти дела не вникаю, всецело ему доверяю, — Петр Сергеевич сделал паузу и вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая, согласен ли я сего мнением. Я молча кивнул.

— Ну так вот, — продолжил Петр Сергеевич, — Яков сказал, что процесс очень сложный, надо ювелирно работать. Если, как говориться под руку сказать в нужный момент, то плавка может вообще в отвал уйти.

— Надо же, — удивился я. — Вот уж не думал, что это так сложно.

— Когда процесс идет, они красный флажок выставляют. Это сигнал — вход запрещен.

Результаты работы золотого цеха я знал, отчеты с завода приходили регулярно, в среднем полкилограмма золота ежедневно. Мы хоть и называли цех золотым, но он давал нам не только золото: немного серебра и несколько крупинок платины каждый день, медь, олово и свинец. Количество получаемых свинца и меди было достаточным для производства нужного количества патронов.

— Кирпичи, стекло, доски — там рутина, другим разом посмотрите, — Петр Сергеевич махнул рукой в сторону кузнечного цеха. — Вы, Григорий Иванович, хоть и сказали, что нам не советчик, но сейчас ваш совет нужен. Даже не совет, а решение. Пойдемте.

Я был очень заинтригован, но ларчик открылся просто. Фома Васильевич сумел наладить производство не только различного кирпича и глиняной посуды, но и цемента и бетона. В нашей долине всего было понемногу и Яков сумел все это найти, а я подробно, насколько знал эти процессы, описал технологии и вуаля. У нас есть нужные кирпичи, цемент и бетон и мы можем приступить к строительству плавильных печей и все прочего так нам нужного.