Светлейший князь 2

Глава 13

— Ваша светлость, что с ними делать?

Не отводя взгляд от противника, я громко ответил:

— Вяжите их.

— Да ты князь? — казак-волчара рассмеялся. — Вот уж не думал, что мне честь такая была оказана. Помнишь, ваша светлость, — казак говорил медленно и подчеркнуто издевательски, — как ужом под моей плетью извивался? Кто бы знал, что мне такая честь была оказана, целого князя пороть. Жалко не удалось до смерти запороть тебя.

Казак вскинул ружье, взводя курок. Два выстрела прогремели одновременно. Я обернулся, капитан Пантелеев медленно опускал винтовку, криво улыбаясь.

— Извини, Григорий Иванович, что-то подумалось, а вдруг осечка.

Подошедший Прохор забрал у меня винтовку, несколько минут я стоял на каких-то ватных ногах, не имея сил сделать даже шаг. Где-то далеко-далеко раздался знакомый голос:

— Ваша светлость! — я обернулся на голос. Передо мной стоял улыбающийся Лонгин.

— Мы уж не чаяли остаться в живых. Тати эти хотели убить нас.

Убитый казак-волчара был обыкновенным разбойником, промышлявшим чуть ли не по всей Сибири. Миссия Леонтия была успешной, но когда он тронулся в обратный путь налетели тати, побили почти всех сопровождающих Леонтия, ранили иподиакона Павла и сами двинулись с обозом в наши края, рассчитывая получить с нас золото, а затем, устроив у нас кровавый налет, уйти восвояси.

Все это рассказал нам раненный казак, ехавший замыкающим. Ерофей покачал головой:

— Складно брешит собака, да только не срастается. Что будем делать с ними?

В плен мы взяли девятнадцать бандитов, один ранен, двое убитых. Целых пять возниц не были бандитами.

— Здесь складируйте их в снежных хижинах, сначала с нашими разберемся.

Подошел сержант.

— У нас двое раненых, — сержант Леонов как-то странно посмотрел на меня. — Иподиакон Павел и какой-то монах. Там еще два попа со своими бабами.

Первым делом я осмотрел раненых, иподиакон просто получил по голове, несколько синяков и все проблемы, неделю две поболит и пройдет. А вот у незнакомого монаха были сломаны кости левой голени. Переломы были вообще-то несложными, надо было обезболить и наложить шины. Но переломы были явно не свежими, раненый был истощен и очень слаб. Мы отнесли раненого в одну из хижин, ему дали мой обезболивающий коктейль и он заснул.

Я еще раз спокойно осмотрел его ногу и наложил лангетку, жестко зафиксировав её. Оставив раненого на попечении одного из охотников, я поспешил в хижину, где расположились наши освобожденные посланцы. Вместе с ними были двое батюшек с женами и хорунжий Рыжов с женой и тестем. К моему удивлению все спали, даже маленькое дите одной из матушек.

Иподиакон Павел с виноватым видом показал мне полупустую баклашку, где было мое обезболивающее зелье.

— По десять капель, ваша светлость.

— А дитя тоже напоил?

— Нет, ваша светлость, мать заснула и оно тоже.

— Пусть спят, вы мне можете рассказать, что случилось?

— Могу, сна у меня совсем нет.

Наши посланцы удивительно быстро и без проблем добрались до Саянского острога, а затем и до Абаканского, но там их для начала посадили в холодный погреб на хлеб и воду. Заточение длилось недолго. Через три дня один из иркутских купцов, случайно оказавшийся в Абаканском остроге, признал Леонтия и после долгого разговора решил помочь Леонтию. Чутье подсказывало ему большие барыши с этого рискованного дела, тем более что аванс Леонтия очень его впечатлил. Ревень еще очень ценился.

Иподиакону Павлу дали казачков для охраны. Владыки Варлаама в Красноярске не было, а вот его посланец ждал в недавно построенном каменном Воскресенский соборе Красноярска. Через три недели Павел был у Владыки Варлаама, через три дня был рукоположен в священнослужители и тут же был отправлен в обратный путь. Вместе с ним ехали иеромонах Иннокентий и два иерея с матушками, отец Серафим и отец Никодим с матушкой и новорожденным сыном.

В Абаканском остроге кипела бурная купеческая жизнь, обоз из двадцати саней почти был готов тронуться в путь. Ждали только возвращения уже отца Павла. Тронулись на следующий день. Неожиданно хорунжему Рыжову приказали сопровождать обоз и мало того с ним поехал его тесть, а по дороге присоединилась и жена.

Леонтий в купеческой среде считался большим везунчиком, но здесь его оторопь брала от такого везения. Всё складывалось просто как в сказке.

Везение закончилось на третьи сутки после выхода из Саянского острога. Ночью налетели какие-то тати, возниц кого убили, кто разбежался. Приказчик иркутского купца был схвачен вместе с несколькими возницами. Один из мужиков после мордобоя выложил все на блюдечке с золотой каемкой, главарю татей.

Отец Иннокентий и отец Павел были то же избиты, отцу Иннокентию еще и ногу сломали. Бандитский атаман решил сорвать, как стали говорить позже, джек — пот. Он решил идти до Уса и там получить с нас золото за обоз. Но аппетит приходит, как говориться, во время еды. В процессе атаман решил совершить еще и набег на наше расположение. Цена вопроса опять же желтый металл.

Новоиспеченный отец Павел замолчал, рассказ его утомил, да и не совсем приятно было все рассказывать.

— В какой-то момент вера в благоприятный исход меня покинула, особенно когда эти негодяи стали грозить сжечь письмо Владыки и все им посланное, — отец Павел горестно поник головой.

— Митрофан, — позвал я. — Негодяев обыскали?

— Обыскали, ваша светлость.

— Письмо и все остальное нашли?

— Нашли, ваша светлость, нашли, — в хижину зашел Ерофей. — Страх у негодяя все-таки был, не рискнул ничего тронуть.

— И слава Богу, Ерофей Кузьмич, и слава Богу.

Капитан помолчал, с улыбкой посмотрел на спящих. Спящий Панкрат был похож на ребенка.

— Что с приказчиком и негодяями будем делать?

— Приказчику как обещано, заплатим золотом, пусть с возницами возвращается, — Ерофей недоверчиво покачал головой. — Думаешь возницы не устоят и соблазняться на золото?

Ерофей развел руками, типа не знаю.

— Им про золото знать не надо. А как с негодяями не знаю, — Ерофей хитро прищурился и предложил свой вариант.

— А пусть святые отцы решают. Отцы проснуться и пусть идут татям души терзают.

Священники как один проснулись через час и дружно пошли терзать души пленным татям, раненого иеромонаха отнесли на руках. А вот тесть мой, Лонгин и Панкрат с семейством спали до утра.

Проснувшийся ранним утром Леонтий, увидев меня, разрыдался.

— Не чаял, ваша светлость, увидеться. Как же вы сюда дошли?

— Старались, Леонтий Тимофеевич, старались.

В устье Тепселя простояли еще сутки, женщины после всех потрясений были не транспортабельны. Татей отпустили на все четыре стороны и они как говориться впереди паровоза побежали вниз по Енисею. Всем им было велено сдаться властям. Тело убитого атамана бандитов я приказал похоронить в лесу на берегу Тепселя, тщательно осмотрев его..

Панкрат рассказал еще о двух встречах с неведомым мне сиятельством. Сразу же по возвращению из пограничного караула он предстал пред его очами. На этот раз Панкрата не били и пугали смертными карами. Его произвели в обещанные хорунжие, милостиво дозволили забрать жену с тестем и пока поселиться в деревне близь Абаканского острога. Когда появился Леонтий, Панкрата поначалу никто не трогал, но затем сиятельство вновь призвало его и повелело идти с обозом. Панкрат должен был передать мне ультиматум неведомого графа с его окончательном решением.

Четверть пуда золота передать сейчас. Весной еще столько же. Тех, кто к нам идти не будут хватать три года, а потом за каждую души платить золотом, независимо от пола и возраста. С собой было велено взять тестя, он должен был оценить золото прямо на месте. То, что он, говоря языком 21-го века, пенсионер, никого не волновало. Жена Панкрата осталась в Абаканском остроге в качестве гарантии возвращения отца и мужа. Но жена бравого казака рассудила по-своему. Она бежала из острога и за несколько часов до нападения разбойников догнала обоз. Никакого желания возвращаться Панкрат не испытывал и попросил разрешения остаться у нас.

Пока женщины отдыхали, мы с Ерофеем осмотрели противоположный берег Енисея. Он был более пологий, но ни каких троп мы там не обнаружили.

Раненому стрелой помощнику атамана я обработал рану и приказчик иркутского купца согласился взять его. Тать в ногах у него валялся, клялся и божился встать на путь истинный. Когда его обыскивали, то нашли у него перстень-печатку из белой меди. Сначала она не вызвала у меня никакого интереса. Но потом я сделал оттиск и прочитал «мастер Я. Миронов». На допросе он рассказал, что это подарок атамана. А тот забрал его у какого-то горемыки в Барнауле.

Двадцать семнадцатого февраля мы вернулись в Усинск. Глядя на ликующих Машеньку, Тимофея и Агрипину я понял, что здесь у меня появилась семья. Что меня очень и очень порадовало.

Леонтий привез почти тысячу пудов зерна, в основном рожь и пшеницу. И по мелочи семена льна, проса, овса, ячменя, гречки, конопли, хмеля, арбузов, дынь, подсолнечника, свеклы, капусты, огурцов, тыквы, репы, целых пять черенков винограда и пять ульев. Это было выполнение моих самых смелых планов почти на тысячу процентов. Ставка на золото сработала, контрагент Леонтия сотворил просто чудо, я даже не предполагал, что в Сибири, во второй половине 18-го века все это можно было найти.

Лукерья была просто счастлива, её закрома существенно пополнились и оприходовав все, она пришла ко мне с вопросом, стоит ли нам увеличивать суточные рационы хлеба, после Рождества мы резко сократили суточный рацион.

— Лукерья Петровна, я честно сказать не знаю. Целиком полагаюсь на вас.

— Думаю, можем теперь и увеличить. Никто не ропщет, но орехи уже оскомину набили. И еще вопрос, ваша светлость, от урянхайцев посланник приехал — Фаня Нелюбина. Голодуют они, просит помочь.

— Странно, вот уж не думал, что у них будет голод, — как охотничий народ может голодать в таких богатых угодьях, совершенно не понятно.

— Я тоже удивилась, — Лукерья прочитала мои мысли, — а потом поняла, хлеба своего у них нет, вернее сказать у них ничего нет. Из-за гор им много чего привезли. Фаня что-то там говорила, они опасаются туда ездить.

— А где она?

— У меня, ваша светлость.

— Пойдем-ка к тебе, поговорю с ней.

Фаня поставила последнюю точку в нашем разговоре с Мергеном. Он опустил одну существенную деталь, когда отвозили ясак к зайсану, ему шепнули, что бы начинал опасаться за свою жизнь и весь свой род. Никто после этого в свой отток не ездил, да и оттуда никто не приезжал.

Не успели решить одну проблему, как подворачивается следующая. Надо ехать к урянхайцам и пытаться решать этот вопрос. Фаня, заканчивая свой рассказ, чуть ли не рыдала.

— Не переживай, Фаня, мы дадим зерна или муки твоему брату, — успокоил я молодую женщину. — Ты, мне вот что скажи, что за враг у вас такой.

Фаня рассказала мне почти легенду своего рода. Много лет назад её и Мергена отец, еще молодой юноша, трижды победил на ежегодном урянхайском празднике родственника одного из урянхайских князей. Победил за явным преимуществом в национальной урянхайской борьбе, конных скачках и самое главное стрельбе из лука, где сын князя считался, чуть ли не лучшим лучником всего Урянхая. Но самое унизительное было не поражение, а его последствия. Расстроилась уже решенная свадьба и мало того, уплывшая из-под носа невеста, стала женой извечного соперника. Так завязался узелок многолетней вражды.

Враг мергеновского рода сумел год назад стать приближенным монгольского хана, поставленного цинскими властями властвовать над Урянхаем. И не скрывал, что хочет уничтожить род Мергена и следом весь их сумон. Его взбесило, что Мерген ушел к русским и он грозиться весной, когда откроются тропы, совершить набег и вырезать всех в нашей долине. Мерген не знает, что делать и пытается как-то договориться.

Час от часу не легче. Хорош медвежий угол. Я послал Прохора за капитаном и Фаня еще раз все рассказала.

— Фаня, сколько воинов может привести этот княжеский прихлебай? — несмотря на неожиданный оборот речи, Фаня поняла и ответила. Она не умела еще хорошо считать и показала на пальцах. Помучившись, мы решили что речь идет о пятистах воинах.

— Ерофей, если это правда, то это катастрофа, от пяти сотен мы не отобьемся.

— Если отобьемся, то тоже катастрофа. Такой разгром в карман не спрячешь. И нам гарантирован приход многотысячной китайской армии.

Да перспективка и Мергена не бросишь. Как же мне хотелось облегчить душу хорошим русским не литературным.

— Да и хрен с ними, надо наброситься на производство винтовок. Будем совершать набеги на их территорию и бить их там.

Ерофей просто вылупился на меня, другое слово трудно было подобрать, именно вылупился.

На следующий день мы поехали к нашим урянхайцам. На этот раз Мерген ничего утаивать не стал и подтвердил всё наши предположения.

— Мерген, сколько ты воинов можешь выставить? — посовещавшись, мы с Ерофеем решили в крайнем случае идти во-банк.

— Четыре десятка, самое большое.

— А твой сумон, если они пойдут за тебя? — Мерген опустил голову, скорее всего он хотел сказать, что его сумон не пойдет сражаться за него. После долгой паузы он сказал:

— Не больше сотни всего.

— Двести винтовок, ваша светлость, и куча патронов. И решение всех проблем, — Ерофей вероятно решил малыми силами разгромить Китай.

— Не реально, мой капитан. Хотя, если переделать все ружья и сделать еще бы десяток винтовок. Время еще есть, посмотрим что будет.

Напоследок мы решили посмотреть на Медвежий перевал. Снега было очень много, но при большом желание пройти можно было. Нас сопровождал Ермил с двумя гвардейцами и Мерген.

— Ермил, как несете службу? — Ермил был сержантом и отвечал непосредственно за это.

— По трое в Семиозерках по неделе. Каждый день посещаем перевал. Воины Мергена нам помогают, — Ермил кивнул в сторону урянхайца. — Если бы не они, не знаю как справлялись бы.

— Мерген, сколько твоих воинов нам помогают? — этот вопрос решался в наше отсутствие и мы с Ерофеем не знали всех подробностей.

— Шишкин попросил нас о помощи три дня назад, — содержание рапорта лейтенанта я знал в общих чертах в пересказе Степана Гордеевича. — Пять воинов здесь, еще пять приглядывают за пограничным знаком и тропой.

— А охота от этого не пострадает? — спросил Ерофей.

— Не страдает, но нам не до охоты.

— Мерген, а остальные тропы зимой проходимы? — поинтересовался я.

— Нет, князь. Этой зимой они закрыты. Но бывают зимы, когда они проходимы.

Поводов волноваться пока не было, но после посещения перевала осталась какая-то тревожность. Снег не закрыл перевал, при большом желание пройти можно. Трое гвардейцев и пять урянхайцев смогут оказать сопротивление к примеру сотне врагов какое-то время, пока не кончатся патроны или противник не подойдет вплотную.

Я вспомнил легенду про поход сына Чингизхана, наверное тогда монголы прошли не только по льду Енисея. Железногорск мы осмотрели одним глазом, кирпичный завод и карьер работали в полсилы, зимой не разбежишься, мужики и свободные от службы гвардейцы были заняты в основном заготовкой леса для будущего строительства. Здесь на Северах постоянно было два десятка гвардейцев, нелюбинский десяток служил вахтовым методом в Семиозерках, десяток Федота Толкачёва присматривал за тропами по Усу до пограничного знака. Лейтенант Шишкин был нашим наместником, рулил всеми делами. Когда станем настоящим княжеством и вырастим тысяч эдак до сто, призведем Шишкина в генералы и назначим его генерал-губернатором, будет у него своя свита, а сейчас наш наместник денно и нощно, иногда сутками, не слезал с лошади, мотаясь по нашим дебрям.

Вернувшись в Усинск я целых два дня посвятил медицине: надо было лечить наших раненых, трое новеньких женщин после таких потрясений то же чувствовали себя не блестяще, младенец надо сказать совершенно в этой истории не пострадал. Жена Панкрата Рыжова, Анфиса Петровна, пополнила дружные ряды наших будущих мам. Наконец-то я смог уделить целых полдня, говоря медицинским канцелярским языком конца 20-го века, вопросам материнства и детства.

Моя супруга, ставшая по факту нашим главным акушер-гинекологом, обрадовала меня своей последней статистикой. Прочитав её большой медицинский опус и посмотрев большую таблицу с фамилиями и предполагаемыми сроками родов, я подумал, что теперь можно выдохнуть и не переживать за воспроизводство населения нашей долины. Но к следующей осени у нас будет другая проблема, просто огромное количество наших женщин будет занято своими новорожденными детишками и количество рабочих рук резко уменьшиться. Почесав в буквальном смысле затылок, я решил, что проблемы будем решать по мере поступления.

Но самое главное, Осип продемонстрировал мне какую-то мутную жидкость с непонятным запахом, утверждая что она убивает заразу в контрольных лабораторных чашках. Он взял зеленую плесень с плохого хлеба, а я знал, что именно такая плесень использовалась в первых экспериментах по созданию пенициллина, что-то там вырастил в тепле, разглядывал в микроскоп, одним словом «шаманил» и в итоге, получил эту жидкость. Осип заявил, что это выращенная им культура пенициллинового гриба.

Но это было не всё. Осип получил стерильные среды для дальнейших экспериментов из хлеба и зерна.

— Ну что же Осип, давай подсаживай культуру на питательную среду и будем смотреть что получиться, — здесь мои знания то же были крайне поверхностными. И первооткрывателем антибиотиков реально будет Осип Павлов, если сможет это сделать.

Осип достал из стерилизатора стерильную стеклянную палочку и с её помощью капнул несколько капель своей жидкости в чашку с приготовленной средой.

— С Богом, ваша светлость!