Светлейший князь 2

Глава 19

Яков недаром говорил, что в нашей долине есть почти все нам необходимое на первых порах.

Получить нитроглицерин ему не составило труда, после нашей большой лекции он представлял что и как делать. Инфузорную землю он нашел еще осенью и показывая её мне спросил, нужна ли она нам. Инфузорную землю или диатомит уже добывали в Симбирской губернии. У нас его было кот наплакал, Яков нашел небольшое месторождение диатомита на берегу какого-то небольшого озерца на правом берегу реки Терешкина буквально в километре от завода. Месторождением это называть было просто смешно, но на первое время нам хватит.

— Яков, как ты назвал эту взрывчатку? — Яков пожал плечами, типа не знаю.

— Давай назовем динамитом?

— Как скажете, мне, Григорий Иванович, все равно.

Я прищурился и с максимальной ехидцей спросил:

— Это наверное во время этих опытов, — я показал на воронку в снегу, — вы, сударь, повредили себе руку?

На левой руке Якова была повязка, он усердно прятал её в перчатке, но я все равно углядел.

— Вас, Григорий Иванович, неправильно информировали, — Яков улыбнулся. — Если бы не ваши слова, меня бы наверное в клочья разорвало. А так отделался легким испугом.

Техника безопасности была моей фикс-идеей. И надо сказать пока это работало. Серьезных травм еще не было, мелкие брызги.

— Насколько серьезно производство динамита?

— Будет диатомит, будет динамит. То, что нашел я, совершенно не серьезно. Но господин Усольцев мне не чета, он настоящий рудознатец и найдет в долине всё, что здесь есть.

— А как с каучуком?

— Потихоньку доим фикусы, но пока сильно опасаемся, надо размножить их, — легко сказать, но трудно сделать. Вернее не трудно, время, время, самое главное.

— Хочу к Серафиме сходить, компанию не составите? — не смог себе отказать в удовольствии съехидничать.

— Составлю, ваша светлость, с большим удовольствием.

Не доходя несколько метров до владений Серафимы, Яков неожиданно говорит мне:

— Григорий Иванович, Серафима Карловна приняла мое предложение стать моей женой.

— Поздравляю, Яков Иванович и безмерно рад за вас, — ответил я совершенно искренно.

В оранжерее все благоухало. За те дни, что я здесь не был, разрослись привезенные фикусы и Серафима начала укоренять два десятка черенков. Но помимо этого она посадила несколько семян огурцов, которые уже дали всходы, занялась укоренением черенков винограда и продолжила эксперименты выращивания картофеля из семян. Оранжерею я покинул в прекрасном расположении духа.

В этот момент на завод приехали наши иеромонахи, поэтому к Лаврентию я зашел только в буквальном смысле на минуточку, мне не хотелось его огорчать своим «невниманием».

До Усть-Уса мы добрались удивительно быстро, еще засветло. Енисей стоял пока незыблемо скованный льдом. Да и целом в Усть-Усе было намного холоднее, чем в Усинске. Я сразу вспомнил слова отца Филарета о природной аномалии нашей долины. Он тоже по-видимому подумал об этом же, когда многозначительно посмотрел на меня.

В Усть-Усе нас ждали и встретили очень радушно, насколько позволяла ситуация. Шел Великий Пост и к нашему приезду приготовили исключительно постные, но очень вкусные блюда из орехов, грибов и ягод. Я был этим потрясен, прожив полвека в этих краях полвека, никогда не представлял, что можно так готовить. Готовницей оказалась жена одного из добровольцев-охотников. Малых детей у них не было и она сразу же последовала за мужем.

Отец Филарет устройством храма занимался два дня, мы же с Ерофеем совершили несколько разведок на другой берег Енисея и вниз по течению, аккуратно пройдя семь километров до хорошо разработанной почти 200-метровой долины река Чинге-Хем, где вполне можно будет поставить сторожевой пост. Но все это в планах на будущее, а пока нас более интересовала дорога на север.

Леонов со своими мужиками совершил практически невозможное. Зимой, практически на ощупь, имея в руках одни топоры, они проложили вдоль Енисея вполне проходимую дорогу, именно дорогу, а не тропу, до подступов Джимовой горы, дойдя до какого-то безвестного ручья на середине расстояния до Каракерема. Конечно была использована та тропа, по которой выходили к Усу староверцы и теперь надо было решить, как идти дальше, по следам этой тропы или искать более удобный и проходимый путь.

Следующим утром мы покинули Усть-Ус. Все кто пережил на Енисее прошедшую тяжелую и суровую, физически трудную зиму, дружно заявили нам, что они желают жить в этих суровых, но таких прекрасных местах и при первой же возможности будут перевозить сюда свои семьи.

В20-м веке люди говорят, или правильнее сказать будут говорить, а может быть даже правильнее сказать говорили, затрудняюсь сказать как правильно. Да это и нее важно. Время якобы в тех веках, в том числе и в 18-ом, текло медленно, события происходили соответственно. Но не в нашем случае.

Две недели до Пасхи пролетели как один день. Усинск, завод, Железногорск, Семиозерки, Хаин Дабан, Медвежий перевал, Мирский острог и хребет, Усть-Ус. Перевооружение наших гвардейцев и вооружение тувинских десятков, ежедневные стрельбы, обучение сабельному бою, объяснение азов армейской субординации и дисциплины, опять переговоры с Ольчеем и Мергеном, попытки разведывательных вылазок в Туву, к сожалению пока безуспешных.

Светлое Христово Воскресение 16 апреля 1777 года мы всей семьей встретили в нашем усинском храме. Чему я был безмерно удивлен, товарищ Нострадамус просто стучал изнутри моей головы: жди известия.

Известие принес в пасхальный полдень гонец из Усть-Уса, принесший просто невероятную весть. На остров, ниже по течению Енисея, вышел обоз саней тридцать и два десятка верховых. На санях в основном бабы и дети. Всего около сотни мужиков и баб и сотни полторы ребятни. Дальше идти бояться, лед трещит.

А ближе к вечеру прискакал гонец от лейтенанта Шишкина с донесением, что Ольчею пришло с юга известие, со дня на день надо ждать гостей.

Вечером собрался военный совет, капитан Пантелеев, срочно приехавшие с завода господа Маханов и Миронов, мой тесть, которого и в глаза и за глаза стали называть комендантом Усинска, произведенный в лейтенанты нашей гвардии бывший казачий хорунжий Панкрат Рыжов, Степан Гордеевич, Лонгин и я.

— Какие мнения, господа и товарищи, — я решил свое мнение держать при себе до последнего, — начинаем по русской традиции с младшего, — чуть не ляпнул про суворовскую традицию, слава Суворова еще впереди. Искоса глянул на Ерофея, на самом деле есть ли такая традиция в русской армии сейчас или нет, не ведомо. Капитан сама невозмутимость, чисто выбрит, одет как франт, потрепанный мундирчик заменил на новенький почти с иголочки. Как и когда Анна Петровна сумела его приодеть? Загадка.

— Степан Гордеевич, твое слово, — Степан самый младший, ему и начинать.

Степан весь стал пунцовым, запылали даже кисти, встал, откашлялся и стараясь басить, заговорил:

— Я, ваша светлость, в военных делах мало смыслю и там, на Енисее не был. Проку от моего мнения мало. Что вы, — Степан запнулся, но быстро поправился, — мы решим, так и будет, я только могу сказать про наши запасы.

— Лонгин, твоя очередь.

— По льду, думаю, сейчас уже не пройдут. Ус местами уже вскрылся и кое-где даже лед сошел. Знаю только одно, медлить нельзя, судя по всему в половодье Енисей остров заливает, — я кивнул соглашаясь. Степан верно подметил зачем он здесь, Лонгин был по другой причине, он у нас стал главным контактером с тувинцами.

— Степан, сколько мы железных полос произвели? Я немного сегодня отвлекся, — Петр Сергеевич и Яков тихонько перешептывались и что-то чертили на листе бумаги. Они только что прекратили шептаться.

— Двадцать восемь, пять метров на ноль два и на ноль два, — длина пять метров, ширина и толщина по двадцать сантиметров, отметил я про себя.

— Вот что мы с Яковом Ивановичем предлагаем. Какое минимальное расстояние от берега до острова?

— Метров тридцать, точно не промеряли, — ответил Ерофей.

— Я шагами мерил, не больше шестнадцати саженей, — уверенно сказал Лонгин, когда он интересно успел?

— Шестнадцать саженей это тридцать четыре метра с хвостиком. Берем восемь полос, стягиваем болтами, ставим на ребро для прочности и закрепляем на берегах на высоте два метра, это сажень если кому не понятно, — пока Петр Сергеевич объяснял, Яков положил один чертеж передо мной, другой пустил по кругу. — Делаем деревянный квадратный короб, четыре на четыре, высотой полтора метра. Ставим на четыре или пять широких полоза, крепим к металлической полосе на высоте полтора метра и веревками тягаем туда-сюда, — Петр Сергеевич цепко и внимательно оглядел каждого, понятно ли. — Что бы не терять время кузнецы и токаря уже работают. К полуночи думаю полосы будут готовы, нужен короб, по хорошему два и скорее в Усть-Ус. Досок вот только на заводе сейчас нет, всё использовали.

— Степан, у нас здесь доски есть? — Степан кивнул, да. — Тебе идея понятна?

— Да, ваша светлость.

— Дуй к Кондрату, распорядись, на завод с факелами доски и мужики. Утром должны выступить.

— Григорий Иванович, вы решайте военные вопросы, Яков Иванович с вами, — господин инженер решил внести свои коррективы. — Я со Степаном к Кондрату, пока они все организуют, я на завод, что бы там успели.

— Хорошо, Петр Сергеевич, так даже лучше. А дорога как не развезло?

— Еще как развезло, да потом так подморозила, любо-дорого смотреть, даже жалко, что растает. Не будем терять время, разрешите, господа откланяться.

Господин инженер со Степаном почти бегом поспешили к Кондрату.

— Что с военными делами? — я посмотрел на капитана Пантелеева, который успел достать свою записную книжку, все свои листы он лично переплел, взяв урок у господина печатника.

— По личному составу, картина следующая, семь десятков, два из них тувинцы, особый десяток в Усть Усе, два лейтенанта и капитан. Четыре десятка вооружены винтовками, остальные ружьями системы Маханова первым номером. Лейтенанты и я винтовки, тувинские десятки ружья и луки. Тувинскими десятками командует лейтенант Рыжов. Отдельный десяток Усть-Уса пять винтовок и пять ружей, — Ерофей докладывал четко и быстро не глядя в свои записи, — системы Маханова номер два. Винтовками также вооружены Григорий Иванович, его камердинеры, мой адъютант-ординарец, Лонгин и Ванча. У него также на вооружении двуствольное ружье, арбалет, лук. У нас два десятка пистолетов. Личный состав тренируется стрелять, обучается сабельному бою.

— С патронами как?

— Это к Якову Ивановичу, — Ерофей перевел стрелки.

— Хорошо с патронами, — Яков заулыбался. — Лаврентий сделал машину, только нужен контроль на склеивании гильз и на капсюлях. Целлюлозы достаточно, свинца и меди тоже. Можем в сутки до полутысячи делать. Если пушки в переплавку пойдут, то попробую латунные гильзы делать.

— Давайте о самом главном. Что там Ольчей сообщил? — я повернулся к Лонгину, он стал самым доверенным лицом у Ольчея и еще пару раз ездил к нему.

— Он прислал своего человека, сообщает якобы кто-то из чооду пришел с юга. Монахи от Ольчея не ушли и допросили его. Он говорит, большое войско придет к нам и всех вырежут к концу лета. А как только в горах сойдет снег, они захватят все тропы и перевалы, — Лонгин хмыкнул. — Не то что-то тут, ваша светлость. Чем недоволен амбын-нойон? Больше всего вольностями, пушной налог он получает и даже чуть сверху. А вот вольности, — Лонгин тряхнул кистями и вскинул брови. — Завоеватели запретили с одного стойбища в другое ходить без разрешения, а тут целый род идет в русские пределы. Непорядок. Потом старик приходит, монахи ладно, им можно ходить. А тут еще один ходок появился. Что-то тут не то.

— Ну, а с занести как? — Лонгин специально ходил на переговоры с монахами и «пытал» Ольчея о возможности этого.

— А ни как пока, выслушать то меня выслушали, открытым текстом почти говорили. Но …, — Лонгин прищурился. — А что если мне еще раз в монастырь сходить? В этот …, как его, … хурээ в Самагалтае?

— Нет, Лонгин, это опасно, — тесть до этого момента молчал, внимательно слушая всех.

— Это я согласен, причем с обоими, и странно и опасно.

Молчавший до этого Панкрат кашлянул, как бы привлекая в себе внимание.

— Ваша светлость, разрешите?

— Давай, лейтенант, тебе давно пора речь держать, — капитан придвинул к Панкрату карту. Я знал, что тот много времени уделяет изучению этого дела и со слов Ерофея уже прилично ориентируется в наших картах.

— По Енисею они не пойдут, он со дня на день вскроется, а через два хребта не пройдут по любому. Там если снег сойдет, то только к лету. На Золотую реку враг не выйдет до лета точно, — Панкрат уверенно показал южные хребты и закрытые перевалы. — Теперь тропы ведущие на Узюп. Опасные? Вроде да. Но за ними и Ольчей смотрит, и Мерген, и Нелюбин, и отсюда из Усинска глаз за ними есть. Скрытно не пройти. А вот тут, — Панкрат ткнул карандашом в Гагульскую впадину. — Медвежий со дня на день проходим станет, то проползали, а вот-вот на лошадях можно будет. Высоты такие же, а вот мои тувинцы говорят, там иногда проход раньше открывается.

Панкрат замолчал, оглядел всех. До этого он непонятно почему-то робел, хотя выделялся и грамотностью и интеллектом. Возможно, тяготился своим участием в карательном походе прошлого года.

— Надо выдвигаться в Гогуль, Зайдут раньше, трудно будет их оттуда выбить. Опять же шахта там должна быть.

— И как же ты туда выдвигаться будешь, снега еще много лежит, — спросил Леонтий.

— У меня же не простая гвардия, а тувинская, я уже спросил их, пройдем или нет? Они же все воины и охотники. Как один сказали, надо идти, пора, — Панкрат помолчал, потом добавил. — В своих гвардейцах уверен, не подведут и не предадут.

— Это почему ты так? — уверенность Панкрата меня поразила.

— Я, ваша светлость, еще ни разу не ошибся. Бойца насквозь вижу и чувствую, — Панкрат ухмыльнулся. — А предатели и слабаки, … они по-другому пахнут.

— И чем же? — изумился Ерофей. Я тоже чувствовал, что мой рот хочет непроизвольно открыться.

— Говном, товарищ капитан, — отпечатал лейтенант Рыжов.

Несколько минут стояла тишина, потом тесть как-то робко и не смело нарушил её.

— Ваша светлость, я пойду, помогу, если что у Кондрата, — его слова сняли общее оцепенение.

— Да, конечно. Ерофей Кузьмич согласен со своим лейтенантом?

— Согласен, ваша светлость.

— Лейтенант, когда готовы выступить? — я вопросительно посмотрел на Панкрата.

— Через полчаса. Зайду Анфису поцелую, на мальца гляну.

— В ночь? — удивился я.

— Тувинцы не бояться ни темноты, ни леса. Патронами Яков Иванович нас снарядил.

— По пятьдесят штук на ствол, — подтвердил капитан. — Если командир уверен, то вперед, — я кивнул, соглашаясь. Ерофей еще раз внимательно посмотрел на карту, с ног до головы оглядел Панкрата. — Выполняйте, лейтенант.

— Есть, товарищ капитан.

После ухода Панкрата я долго смотрел на карту, как бы пытаясь понять, что день грядущий нам готовить.

— Лонгин, а ты дружок, вот что сделаешь. Двигай-ка ты завтра на Севера, а потом к Ольчею, потолкуй еще раз с монахами, с тем пришлым, глядишь еще кто-нибудь объявиться. Короче, займись разведкой и постарайся агентами своими там обзавестись. Понятно, кто такие агенты? — Лонгин кивнул. — Винтовку и пистолетики казнозарядные с собой не бери, мало ли что.

Лонгин тоже ушел, мы остались вдвоем.

— Ерофей Кузьмич, оставайся пока здесь. Все резервы под рукой и вся информация к тебе будет стекаться. Яков Иванович, ты по раскладу на заводе за старшего будешь, — Фома Васильевич слег, его прихватила спина. — Я на Енисей.