Сяо Тай 6: Путь Мечника

Глава 10

Глава 10

Она стояла и смотрела вдаль, туда, где на горизонте виднелся парус быстроходного судна чужеземцев. Отсюда было не разобрать тип корабля, то ли чайный клиппер, то ли манильский галеон, однако боевые джонки Имперской Береговой Охраны являлись самыми быстрыми судами среди всех кораблей Поднебесной, уступая в скорости лишь черным кораблям чужеземцев. Исходя из этого она предположила, что это все же чайный клиппер, одно из судов легальных контрабандистов. Значит — англичане, Ост-Индская компания и все такое. Манильские галеоны — это испанцы со своим серебром Сиерра-Рико из Потоси, серебро, которое изменило облик всего мира. Самые богатые месторождения серебра, которые довольно быстро нашли себе путь на восток, в Поднебесную. Тот факт, что в этой Поднебесной вышел указ о взимании налогов только серебром — означал что страна насыщена этим драгоценным металлом. Только в том случае, если даже у бедного крестьянина есть в кошельке парочка серебряных слитков, не обязательно юаньбао, но может таких вот маленьких пластинок размером с ноготь большого пальца. Насытить такую огромную страну серебром — вот на что ушли десятки тысяч тонн серебра из Сиерра-Рико. В обмен Поднебесная делилась товарами, которые в изобилии производила. Самые основные — это чай, шелк и фарфор. В первую очередь все-таки чай, ведь с момента как шелковые черви были вывезены из Империи, производство освоили в Италии и Франции. Но вот чай из Поднебесной пока еще был вне конкуренции.

Перекос торгового баланса вынуждал остальные страны оплачивать все товары серебром. Поднебесной не было нужно ничего от внешнего мира. Ничего кроме серебра. Потому в Поднебесную манильские галеоны отправлялись груженные тоннами серебра, а из Поднебесной уплывали с чаем, шелком, фарфором, пряностями и прочими товарами. Это приводило к тому, что все серебро мира оседало в Поднебесной… что вело к перекосам в балансе. Во-первых, если ты продаешь свой товар и взамен приобретаешь чужой — то получаешь двойную выгоду. Одну — с наценки на свои товары, а другую — при продаже чужого у себя на родине. Во-вторых, если ты все время привозишь серебро, то серебра у тебя становится меньше. Серебро — дорожает. Значит и торговля становится не такой уж прибыльной. Ну и уже не такой очевидный вывод — рыночная стоимость серебра внутри Поднебесной заметно ниже, чем вне границ Империи.

Отсюда мысль о том, что продавать на рынке внутри Империи что угодно — будет выгодно втройне! Как говорил Томас Джозеф Даннинг — нет такого преступления, на которое капитал бы не пошёл ради трехсот процентов прибыли. Вот только… Поднебесная и ее люди ни в чем не нуждались, у них все было. И тогда появилась Пыль. В этом мире не стал популярным опиум, который вырабатывался на маковых плантациях, в этом мире Пыль производилась из корней Истинного Лотоса (что это такое Сяо Тай и сама не знала). Подсадить всю нацию на наркотик… ужасающая мысль. Но ради такой прибыли торговцы были готовы на все. С появлением Пыли на рынке Поднебесной баланс стал меняться, подданые Сына Неба начали покупать Пыль за серебро, возвращая его торговцам на черных судах. Более того — чиновники стали принимать «подарочки» Пылью. Впрочем, сами по себе ингредиенты Пыли были известны в медицине Поднебесной давно, те же самые Пилюли Золотистой Ци… но не в таком концентрированном виде, нацеленном только на то, чтобы вызвать зависимость.

— Мы не догоним их. — сказал лейтенант Фудзин, который стоял рядом. Он опустил вниз подзорную трубу и с легкой досадой сложил ее: — слишком они далеко. Да и скорость…

— Расстояние до видимого горизонта около пяти километров. — задумчиво произносит Сяо Тай, ловит на себе вопросительный взгляд и поправляется: — где-то десять ли. Вполне достижимая дистанция даже для полевой артиллерии. Тут вся проблема в расчетах…

— Ты сможешь попасть по ним отсюда? — делает стойку лейтенант. Сяо Тай еще раз бросает взгляд вперед. Пожимает плечами.

— Попытка не пытка. — говорит она: — давай попробуем. Хуже все равно не будет.

— На худой конец хотя бы напугаем негодяев. — лейтенант спускается вниз, раздавая команды. Передняя площадка боевой джонки быстро пустеет, поднимается вверх носовой парус, ход замедлится, но ей сейчас нужно больше обзора и угол для выстрела. Она растирает запястья, вертит головой в стороны, разминая шею и поворачивается к Кайсеки, который стоит рядом, хмурый как осеннее утро.

— Ты чего такой смурной? — спрашивает она его, хотя — знает. Он ей уже неоднократно дал понять, что крайне недоволен выбором карьеры, а также тем, что она снова пилюли глотать будет. Только поправилась и вот снова.

— Хватит тут на меня исподлобья зыркать. Не было у меня выбора. Мне в столицу надо, а как я туда попаду, если на каждом перекрестке моя рожа с надписью «разыскивается пиратка» и суммой вознаграждения за доставку живой или мертвой? А ты вообще мог на берег сойти, никто тебя не принуждал. Остался бы на «Орхидее» вместе с ронином и лекарем и все дела.

— Да как я вас брошу? — мрачно говорит Кайсеки: — будем уж на рее вместе болтаться. С надписью «эти крысы предали Береговое Братство» и содранной кожей. И чайки мне глаза выклюют.

— Всегда хотела спросить, почему «Береговое Братство»? Вы же в море постоянно… — рассеяно спрашивает она, спуская с плеча рукав ханьфу. Кайсеки — демонстративно отворачивается в сторону.

— А еще наставница опять изволит эту гадость жрать. А через нее у наставницы опять кашель, кровь ртом и бледность как будто померла уже. И пот холодный. Еле-еле я вас выходил.

— Если я не буду ходячей артиллерийской установкой, главным калибром лейтенанта Фудзина и его боевой джонки, то я никому тут не сдалась. Тогда уж точно нас с тобой на рее вздернут. Так что и тут особого выбора нет. — Сяо Тай спускает второй рукав, оставаясь в легкой, хлопчатобумажной рубашке без рукавов под ним. Ветер приятно холодит тело. Она оглядывается. У ее ног аккуратно сложены заостренные чугунные цилиндры. Спереди — остроголовая часть, сзади — плоское дно с торчащим фитилем. Краем сознания она жалеет, что команда так и не успела нанести надрезы, формируя готовые осколки, но и так много сделали. Правда испытаний провести так и не удалось, придется на ходу выверять скорость горения шнура и полета снаряда. Провести же испытания не получилось, потому что тогда бы ей пришлось на испытаниях пилюли есть, а она все же хотела свести употребление к минимуму. С другой стороны, лейтенант Фудзин откуда-то достал ей особые пилюли, говорит в обычную Пыль торговцы обязательно всякую гадость мешают, для лучшего прихода и конечно же чтобы навариться на этом. Больше масса — больше денег. Говорят, что даже беладонну примешивают и тертые мухоморы, но это уж совсем враки.

На своей собственной Ци она могла только себя укрепить и то не сильно. Управляя духовной энергией, как учила ее сестрица Ли Цзян — она могла намного больше, но только в том случае, если находилась в нужном месте в нужное время. Образно говоря, она не могла вызвать удар молнии в ясный день, но если уже шла гроза и между поверхностью и облаками скопился разрядный потенциал — могла направить этот разряд в нужную точку. И если уж обстоятельства складывались как надо, то управляющий природной Ци становился похожим на божество, всемогущее божество, которое не только молниями может пулять, но и горы сдвигать, реки вспять поворачивать. Однако если «разрядного потенциала» в окружающей природе не было совсем, то такой заклинатель становился не опаснее кролика. Все есть Ци и Ци есть все — так говорили заклинатели и это правда. Однако направить Ци исполнять полезную работу не так уж и легко. Опять-таки если сравнивать, то справится с рекой пытаясь ее повернуть руками — бесполезное дело. Но если взять лопату и выкопать новое русло… то это возможно. Только если делать все правильно и упорно. Потому Искусство Золотых Ткачей не было так востребовано и популярно, кроме того, что оно еще и было запрещено. Любые запреты были бы сняты, будь это искусство эффективно. Мораль всегда отступает перед военной необходимостью.

Она еще раз пробежалась внутренним взором по своей системе циркуляции Ци, поморщилась от неприятных ощущений в каналах, переключилась на духовное виденье. Успокаивающая Ци морской воды, протожизни в ней, легкое касание морского бриза… в окружающей ее природе практически нет разности потенциалов, разве что… нет, такого она точно делать не будет. И не потому, что высокоморальная она или совесть замучает, а просто неэффективно. Использовать жизненные силы команды очень затратно, неэффективно, да и видно сразу же будет. Да, она только с постоянной практикой Искусства Золотых Ткачей поняла что может управлять не только Ци природы вокруг… хотя человек — тоже часть природы, тут противоречий нет. Однако и тут нужна разница потенциалов, соединяя которые она и получит энергию. Которой сейчас нет. Она открывает глаза и поворачивается к Кайсеки.

— Давай. — говорит она: — время.

— Наставница уверена? — хмурится мрачный Кайсеки.

— Наставница уверена. Не ной. Давай. — делает она нетерпеливое движение рукой: — нету потенциала вокруг. А клиппер сейчас уйдет. Чем дольше мы тут моря бороздим, тем больше у тебя шансов на рее закончить. С чайками в глазах.

— Ох… — он достает заветную коробочку и открывает ее: — раз так…

— Идите к мамочке… — она чувствует как ее губы разъезжаются в стороны в невольной улыбке. Внутри коробочки, в выстеленных красным бархатом углублениях лежали пилюли Золотистой Ци. Самые настоящие пилюли, не те коричневые шарики, которые тут продавали в курильнях, больше похожие на сушенные овечьи экскременты на вид и на вкус. Эти были по отдельности завернуты в дорогую пергаментную бумагу, аккуратно и эстетично. Когда она — взяла одну такую в руку — то поразилась ее тяжести. Словно свинцовая пуля, подумала она, какая тяжелая… и это только травы? Когда же она развернула пергамент, то в глаза сразу же бросился цвет — насыщено-золотой. Она вдохнула запах, терпкий запах пряных трав, вдохнула всей грудью наслаждаясь им. Надеюсь мне не придется долго употреблять эти пилюли, подумала она, ну или же нужно просто запастить ими надолго.

— Может напополам разделить? — осторожно подает голос Кайсеки: — все-таки большая она, да и вам потом легче будет.

— Тормоза придумали трусы. — декларирует она и закидывает золотистый шарик в рот, прожевывает его, поражаясь тому, что на языке почти не горчит. Интересно, думает она, наверное прежде она всегда дешевые смеси пробовала, а туда и впрямь всякую дрянь добавляли. Терпкой горечи на языке нет, не горчит, не тянет и не вяжет, только вдруг толчком — расправились плечи. Сладко потянуло внизу живота, расширились зрачки, горизонт будто стал ближе, а все чувства — обострились.

— Фугасный. Отрезать фитиль на четвертой отметке. Зажигай. — коротко командует она и сидящий на коленях над кучкой снарядов матрос — тут же обрезает фитиль и сразу же — поджигает его от небольшой горелки.

Она разводит руками в стороны. Молча. Перед ней — вспыхивают синие круги печатей — ускорителей, с выведенными вензелями латинскими буквами по ободу. Последний довод королей. Она не королева, но…

— Орудийный выстрел имени Иоганна Карла Фридриха Гаусса! — и снаряд исчезает, словно его и не было, а грохот преодоления им звукового барьера — бьет по ушам, бросая Кайсеки и матроса с горелкой — на палубу. Краем глаза она видит, как матрос — поспешно гасит горелку, открытое пламя на просмоленной палубе — очень скверная мысль. Молодец, думает она, у него же кровь из уха пошла, но он сперва пламя погасил, молодец. А я — не продумала этот момент, нужно было беруши всем раздать, ладно я тело укрепила перед выстрелом, а остальные? Но ничего, первый выстрел комом… где кстати он?

Она вглядывается вперед, приближая горизонт с помощью Линз Ци и думая о том, как же прекрасно иметь такую кучу энергии… и как жаль что это ненадолго.

— Недолет! — кричит с мачты матрос: — недолет! Разрыва нет!

— Фугасный. Фитиль на третьей отметке. Зажигай. — командует она. Матрос стоит, не реагируя и она тут же — ругает сама себя. Он же оглох к чертям собачьим на него орать нужно. Она толкает его ногой в плечо, он поднимает взгляд, она показывает ему «три» на пальцах. Он кивает и тут же обрезает фитиль. Теперь ему помогают — еще один приближается со свечой в защитном фонаре, поджигает и тут же — поспешно убирается в сторону. Молодец, думает она, сейчас мы все тут наладим.

Снова вспыхивают синие кольца печатей-ускорителей перед ней. Снова она разводит руками, выверяя угол выстрела, баллистическую кривую и скорость полета снаряда.

— Орудийный выстрел имени Иоганна Карла Фридриха Гаусса! — грохот! Кайсеки давно уже ветром сдуло с носовой надстройки, осталась только она и матрос, который обрезает фитили. У него из уха идет кровь, но он не обращает внимания, склонился над снарядной кучкой, готовый обрезать фитиль по команде. Упорный.

— Недолет! Разрыв! — раздается крик с мачты.

— Отлично. — ворчит она себе под нос: — значит дистанцию подрыва мы все же верно определили. Эй ты! — она показывает на пальцах что ей нужен фугасный, обрезать фитиль на три с половиной и дожидается исполнения команды.

Синие кольца. Орудийный выстрел. Имя немецкого математика всуе. Грохот! Голос с мачты, корректирующий попадание. Повторение. Снова синие кольца, снова Иоганн Карл Фридрих, снова грохот. Матрос с ножом окончательно оглох, его шатает из стороны в сторону. Контузия? Вместо матроса — появляется сам лейтенант Фудзин, он в одной белой рубашке с закатанными рукавами и с коротким лезвием в руке. Он — кивает ей, показывая, что готов. Она указывает ему на уши, он мотает головой, показывая ей, что заткнул уши ватными шариками. Эх, все-таки недооценила она степень контузии при таком близком «соник буме», да и масса снаряда… хотя в тот раз она каак киданула камушек в крепость и ничего… ах да, тогда же и Третий Брат и остальные — поодаль стояли, а матрос этот совсем рядышком тут сидел, у ее ног практически. Это как из пушки над ухом стрелять — поневоле контузию получишь. Она показывает ему жестами. Фугасный. Три и четверть. Зажигай.

— Попадание! Попадание! Разрыв! — кричит матрос с мачты. Она выпрямляется. Угол, длина фитиля, скорость снаряда — все это уже вычислено. Всего… сколько? Шесть выстрелов? Неплохо. Но «фугасными» эти снаряды назывались скорее для звучности. Их стоило бы называть «сигнальными», потому что черный порох внутри них годился разве что на фейерверки. Она не рассчитывала, что разнесет корабль противника в щепки такими снарядами. А простыми болванками — тем более. Болванка просто сделает дыру в корпусе. И даже местные джонки имеют структуру с несколькими переборками, одной-двумя дырками их не потопишь. Нет, есть у любого судна этой эпохи, у любого парусника намного более опасный враг.

— Зажигательным! Три и четверть! — командует она, дублируя команду на пальцах. Фудзин кивает, выполняя команду. Перед ней вспыхивают синие кольца ускорителей. Зажигательный заряд в оболочке из тонкостенного медного цилиндра, вес и размеры точно выверены с сигнальными боеприпасами… достаточно одного попадания. Этот огонь не потушить водой… он может гореть и под водой, а температура горения у него выше трех тысяч градусов по цельсию, он может плавить металл. В Средиземном море враги Византии называли это «греческий огонь», а в двадцатом веке прижилось более короткое название, короткое и страшное. Напалм.

— Орудийный выстрел имени Иоганна Карла Фридриха Гаусса! — снова привычно бьет по ушам грохот выстрела и она отслеживает взглядом дымную траекторию снаряда.

— Попадание! — кричит матрос с мачты: — попадание! Пожар на судне!

— Я люблю запах напалма поутру… — ворчит она себе под нос, вглядываясь в горизонт: — это запах победы.