Сперва Сяо Тай даже немного запаниковала, снова колодка! Воспоминания о залитой безжалостным солнцем площади Чаньюэнь, о пересохшем и опухшем от жажды языке, который едва ворочался во рту, о камнях, которыми ее закидывала ребятня, о постоянной боли в шее, спине и коленях — все это как будто обрушилось на нее водопадом из помоев. Она как во сне протянула вперед снятую с пояса пайцзу, отстегнула свой меч и послушно подставила руки и шею под деревянную колодку-кангу. Это все нереально, думала она, чувствуя тяжесть на плечах, и не видя ничего вокруг. Как она оказалась возле столба в центре Летнего Лагеря — она не помнила. Вот только что стояла в шатре Первого, отдавая меч и пайцзу, символы власти и свободы, а в следующую секунду — она уже стоит на коленях, прикованная так, чтобы не встать на ноги, не выпрямить их. Дополнительная издевка, дополнительная пытка. Ее сердце сжалось, и она на какую-то долю секунды — пожалела себя. Вот, подумала она с горечью, делаешь людям добро и какой результат? Чертов Первый посадил меня в колодки! Меня! С самого начала он вел себя так, словно она ему дорогу где-то перешла, придирался по мелочам, не давал спуску и вот сейчас…
Стоп — останавливает она себя, стой, прекрати. Нельзя быть жертвой, нельзя себя жалеть, жалость к себе — это путь в никуда. Жалость ослабляет. А мне нельзя быть слабой, мне сейчас пригодится вся сила, до которой я смогу дотянуться. Значит мне не нужна жалость к себе. Мне нужны эмоции, которые дают силу. Гнев. Она скрежетнула зубами. Значит так ты решил играть, Первый Брат, Ли Баоцзу, ты решил попробовать убить меня снова. И на этот раз у тебя снова не выйдет. Но в этот раз есть существенное отличие — теперь я совершенно точно знаю, что ты — мой враг. С тобой нельзя договорится, тебя нельзя превратить в союзника. Ты желаешь моей смерти. А я — желаю твоей. И лучше бы тебе сейчас поднять свою задницу со своей мягкой подушке на кресле, вынуть меч из ножен и убить меня прямо здесь и сейчас, потому что если я выживу, если я буду жить — это будет означать что ты — будешь мертв.
Она выдохнула, превращая яростное, бушующее пламя гнева в груди, преобразовывая его в холодную решимость. Она закрыла глаза. Гнев и ярость выжигают тебя изнутри, истощают, изнуряют тебя, а ей нужна сила. Потому она больше не испытывает гнева и ярости. Она спокойна, хладнокровна и уверена в себе. Еще один выдох. У нее есть цель. Пока она не знает как именно и когда, но рано или поздно, пусть не сейчас, пусть не через день, месяц, неделю или год — она будет стоять, а Ли Баоцзу — лежать у ее ног. Так и будет. Для нее отныне нету пространства вариантов, нет различных жизненных путей и развилок, для ее есть прямая дорога, тоннель в конце которого неминуемо произойдет то, что должно. Нет судьбы, кроме той, что ты делаешь своими руками.
Она выдыхает еще раз и открывает глаза. Все, она справилась со своими эмоциями, справилась со страхом и яростью, она снова готова воспринимать окружающее.
— Сиди смирно. — говорит ей Шестой Брат, Ван Лун, который сидит рядом на переносном стуле. Она смотрит на него. Ах, да… к ней приставили стражу. Ведь распоряжение Первого Брата ясно — никто из кухонной обслуги или Старших Братьев не должен ей помогать. И он должен проследить за тем, чтобы ее наказание прошло как положено. Ну да, конечно. Ведь иначе, как только Минмин или Гу Тин узнали бы о случившемся — тут же прибежали бы и накормили, и напоили и влажным полотенцем бы обтерли. Не говоря уже о Втором и Третьем.
Вокруг столба в центре Лагеря начали останавливаться люди. Они бросали взгляды на сидящую на коленях, закованную в колодку Седьмую и перешептывались.
— Эта Седьмая навлекла беду на все Братство и была наказана! — повышает голос Шестой Брат, не вставая со своего стула: — она будет сидеть в колодках, прикованной к этому столбу в течении семи дней! Никто не должен оказывать ей помощь, предлагать ей воду и еду! Таково распоряжение Совета Братства! На то время, пока Седьмая в колодке — ее привилегии и звания отзываются. Она просто нарушитель дисциплины и злоумышленница, совершившая преступление против Братства Справедливости Горы Тянь Ша!
Вот козел, думает Сяо Тай, он намерено исказил приказ Первого Брата, он сказал «никто не должен оказывать ей помощь», вообще никто. И он «забыл» упомянуть что она не только наказана, но и поощрена, что по тому же приказу Первого, если она протянет эти семь дней, то будет восстановлена в правах и регалиях. И это важные нюансы. Если люди будут знать, что она все еще равная среди Старших Братьев — это один коленкор. По крайней мере поостерегутся камнями кидать, ведь она может и запомнить, а потом отомстить. Неразумно со стороны обычного разбойника в участника Совета Старших, пусть временно и прикованного к столбу — камнями кидать. Но в интерпретации Шестого Брата — она злоумышленница и никто не должен ей помогать. Тц. И самое главное — кричать с колен что Шестой неправ и исказил приказ — не поможет. Кто ей поверит? А вот лицо она потеряет навсегда. Жалкая и ничтожная девица, умоляющая о пощаде… только зарыдать осталось. Она бросает взгляд на Шестого. А может быть все так и задумывалось, думает она, может они именно на это и рассчитывают. Что она будет умолять и плакать, роняя свою честь и достоинство, окончательно загубив свою репутацию среди добрых молодцев горы Тянь Ша. Вот уж дудки, думает она, наполняясь холодной решимостью, хрен вам господа разбойники. Вы можете меня уничтожить, можете убить, но сломать, победить — хрен вам на все лицо. Она выпрямляет спину, усаживаясь на пятки, так, что со стороны кажется, что ей вполне удобно.
Проверяет свои ощущения. Пока она чувствует себя неплохо. Укрепленная Ци кожа и органы — не дают колодке натирать шею, усиленные мускулы — держат тяжесть не замечая ее, она уже не так сопливая девчонка что сидела на центральной площади Чаньюэнь не зная, что делать и страдая от жаркого солнца днем и холода ночью.
Сяо Тай закрыла глаза, концентрируясь на свой сфере Ци. Пока у нее достаточно Ци и в теории — она могла бы рассечь камень и железо столба, и дерево колодок просто взмахом руки, лезвие меча служит проводником, но в пределах своей сферы ей это и не нужно. Так что если она очень захочет — она может освободится. Мысль об этом ободрила ее. Да, тогда ей придется сразится с Шестым Братом, а в ближнем бою она не так сильна, но Шестой Брат будет находится в пределах ее сферы Ци, так что, манипулируя энергией на расстоянии — она попросту может незаметно поднять температуру мозговой жидкости у него в черепе, да так, чтобы пар из ушей пошел. У мозга нет болевых рецепторов, если поднимать температуру постепенно — он и не заметит. Другой вопрос — а что потом делать? Она не питала иллюзий что сможет справится с Первым Братом в открытом бою. На то пошло — даже с Шестым. Что потом? Бежать? Куда?
Еще ее волновала мысль о Лилинг, которая через три дня собирается приехать сюда. Вот приедет младшая сестренка, а старшая к столбу прикована, помирает, вот радости-то. Одно дело, когда твоя старшая сестра — член Совета Старших и Седьмая по иерархии в Лагере, а совсем другое — когда преступница, закованная в колодки. Конечно же, эта дурочка бросится ее выручать, у нее просто какая-то болезненная привязанность, а тут Шестой Брат и… и все, попала Лилинг как кур в ощип. Хотя, Второй Брат поручался за ее безопасность перед Главой Баошу, а он не из тех людей, что слова на ветер бросают. Надо бы ее предупредить, да и со Вторым Братом поговорить насчет этого.
Она повернула голову, хотя скорей — чуть повернулась всем телом, поворачивать только голову в колодке было невозможным.
— Шестой Брат? — обратилась она к нему. Он проигнорировал ее обращение, сложив руки на груди и глядя в сторону. Вот же скотина. Она еще раз оглядела собирающуюся вокруг небольшую толпу. Лица знакомые, с ее памятью она помнила всех и каждого, вот только никаких дел с ними она не имела, если не считать, что отбирала припасы у ватаг и потом — заставляла всех питаться из одного котла. Не самые радужные воспоминания. Среди всех столпившихся ее взгляд наткнулся на неопрятного толстого мужчину в дорогом, но заляпанном шелковом халате. Толстый Мо, глава ватаги, которая держала в бамбуковой клетке бедную Гу Тин. И он тут. Ну конечно. Но ее внимание привлек не его дорогой и грязный халат, а то, что он держал в правой руке. Камень.
— Шестой Брат, поистине услада для наших глаз! — лебезит Толстый Мо, склоняясь в поклоне: — разрешите узнать, все ли правила по отношению к преступникам против Братства распространяются на эту, бывшую Седьмую?
— Абсолютно все. — снисходит до ответа Шестой и Толстый Мо растягивает в злорадной улыбке свои пухлые, замазанные в чем-то жирном, губы. Поднимает правую руку. Камень, думает Сяо Тай, этот ублюдок собирается кинуть в меня камнем! Она собирает свою Ци, накачивает и усиливает кожу, формирует щит вокруг головы и одновременно — напитывает камень в руке у Толстого Мо — золотистой Ци. Она уже больше не беспомощная девчонка в колодках! Она опасна даже если на нее надели колодку и приковали к столбу — она все еще очень опасна!
Пока Толстый Мо поднимает руку с камнем — она просчитывает варианты. Удар камнем не страшен для нее — она уже укрепила кожу и органы, в нее можно кидаться камнями с понедельника по пятницу без перерывов на обед, она даже не почувствует. Но и давать этому скоту вот так развлекаться… она может рвануть камень из его руки, а может — изменить траекторию, например так, чтобы камень вылетел из его руки и попал прямо в лоб Шестому! Пожалуй, она так и сделает… она сомневается что Шестой допустит такое попадание, но чем черт не шутит, а заодно отобьет у этого толстяка желание. Ведь если сейчас он кинет первый камень и попадет — сама возможность привлечет остальных. Даже если они не испытывают к ней никакой ненависти, но Летний Лагерь скуден на развлечения. А тут такая возможность покидать камнями во вздрагивающее девичье тело… тем более что она — та самая Седьмая. Когда еще такая возможность представится?
Толстый Мо замахивается, и она подтягивает нити Ци, готовясь перехватить камень в полете, как вдруг между ней и толстяком — вырастает фигура с раскинутыми в стороны руками, защищая ее!
— Прекратите! — раздается крик и Сяо Тай с удивлением узнает этот голос. Серебряный Колокольчик уезда Чаньюэнь, это голос, звучавший на площадях и театральных подмостках, на народных праздниках и свадьбах, на парадах и торжествах, голос Певчей Птички Гу Тин!
Она смотрит в вздрагивающую от напряжения спину Гу Тин и думает о том, что она — так никогда и не оправилась от своего сидения в клетке, что она до сих пор вздрагивала каждый раз, когда видела Толстяка Мо или кого-то из его ватаги, каждый раз вздрагивала, когда слышала его мерзкий смех. В глубине души она так и не вышла из бамбуковой клетки, в которой ее тыкали острыми палками и заставляли плясать, ползать на карачках и выпрашивать еду. В глубине души она по-прежнему до смерти боялась Толстяка Мо, она даже пряталась в кладовке каждый раз, когда кто-то из его ватаги приходил за обедом для всех. И вот сейчас… сейчас она встала между ними! Между самым большим в ее жизни страхом и этой ничтожной Сяо Тай!
— Отойди в сторону, девка! Или ты соскучилась по клетке и заостренной палке? — раздается насмешливый голос Толстяка Мо и спина Гу Тин — вздрагивает. Она опускает руки и сразу как-то горбится.
— Шаг в сторону, девка. За тебя все еще не получен выкуп, и я серьезно подумаю насчет того, чтобы развлечься с тобой, а потом отдать ватаге. Если останешься жить — будешь прислуживать нам. Станешь женой для всей ватаги. А то и напрокат тебя сдавать будем, раз уж твой хозяин не торопится. — продолжает насмехаться Толстый Мо и Сяо Тай стискивает зубы.
— Не стоит тебе вмешиваться, Гу Тин. — говорит она: — просто отойди в сторону. Я сама разберусь с ситуацией. Не беспокойся, все в порядке. — Сяо Тай знает, что камень в руке у Толстяка Мо не нанесет ей вреда. Она держит ситуацию под контролем, незачем этой Гу Тин лишнее внимание привлекать, она только рассердит Первого Брата.
— Девчонка. — голос Шестого Брата: — приказом Первого Брата запрещено оказывать помощь этой преступнице. Отойди в сторону. Быстро.
— Сегодня вечером я нанесу тебе визит, певичка. Тебе понравится… — ухмыляется Толстяк Мо: — ты же все еще наша собственность. Я забираю тебя у Седьмой… у бывшей Седьмой. Так что собирай вещички… ах, да. Они тебе не понадобятся. Будешь сидеть голой. Отойди-ка в сторону, не мешай дядюшке Мо вышибить мозги этой девки камушком. Постараюсь попасть в глаз.
— Нет. — спина Гу Тин каменеет, и она снова раскидывает руки в стороны: — я… я достаточно отступала! Нет! Я никому не позволю кинуть камень в мою Старшую Сестренку!
— Гу Тин, пожалуйста…
— Извини, Старшая Сестра, но сейчас моя очередь тебя защищать! — говорит Гу Тин, не поворачивая головы и Сяо Тай чувствует, что у нее начинает предательски щипать глаза. Слезы. Она не плакала там, на площади Чаньюэнь, не плакала, когда ее пороли кнутом, не плакала, когда ее огульно обвинили в предательстве интересов Братства и когда на ней снова застегнули колодки. Но сейчас, глядя в спину слабой девушки, которая встала на ее защиту, девушки, которая вздрагивала просто от звука голоса Толстяка Мо, девушки, которая сейчас встала перед самым большим своим страхом — она почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза.
Ну все, подумала она, все. Сейчас я встану, усилю тело и встану, все эти цепи полопаются как гнилые веревки. Встану и возьму этого Толстого Мо за шею и вобью его в землю головой вниз, так, как это делает Брат Чжан, чтобы ни у кого в этом сраном логовище разбойников не осталось иллюзии, будто они могут обижать моих людей! Мою Гу Тин!
— Ну смотри, ты свой выбор сделала! — рычит Толстяк Мо и шагает вперед, поднимая руку. Шестой Брат кашляет и Толстяк Мо — замирает на месте.
— Никаких драк в лагере. — сухо говорит Шестой Брат: — если у членов Братства возникают вопросы друг к другу — вы можете уладить эти вопросы в поединке. Заранее согласованном, с участием секундантов и выбором оружия.
— Но она!
— Никаких драк в лагере. А ты — отойди в сторону.
— Не отойду. — упрямо наклонила голову Гу Тин.
— Госпожа Сяо! — откуда-то появляется Минмин в кухонном фартуке и с распущенными волосами: — госпожа Сяо! Я как узнала, так сразу сюда! Госпожа Сяо!
— Никому нельзя помогать этой преступнице. — говорит Шестой Брат. Минмин молча делает шаг вперед и садится рядом с Сяо Тай — в такую же позу, как и она, поджав под себя ноги. Гу Тин колеблется, бросает взгляд на Толстяка Мо, который, что-то ворча себе под нос — уходит в сторону. Гу Тин делает шаг назад и садится прямо на землю рядом с Сяо Тай, только с другой стороны. Наступает тишина. Добрые молодцы-удальцы с Горы Тянь Ша — молча смотрят на этих троих.
— Никому нельзя помогать…
— Так они и не помогают, — раздается голос из толпы: — просто рядом сидят. Вот мне, например — тоже охота присесть. А что? От Седьмой Сестры я ничего, кроме добра не видел. Пропустите-ка… — и рослый разбойник с черной бородой и красной повязкой на голове -расталкивает всех и удобно устраивается рядом с Гу Тин. Подмигивает ей. Снова тишина, кажется слышно, как где-то жужжит одинокая муха.
— А чего бы и не посидеть в приятной компании? — говорит кто-то и еще один садится рядышком. Потом из толпы молча выходит худощавый парень со шрамом через все лицо и так же молча — садится на землю рядом с ними. И еще один — в кожаной безрукавке и с топором за поясом. Другой — полуголый по пояс, бронзовый от загара, в коричневых штанах и с дюжиной метальных ножей на перевязи, через грудь, крест-накрест.
— Жалко Второй Брат ушел, он бы сейчас присоединился. — говорит бородач с красной банданой на голове: — а что? Посидим… подумаем, как дальше жить.
— Что вы творите⁈ — Шестой Брат вскакивает на ноги и сжимает кулаки: — что вы делаете? Прекратить! Немедленно!
— У нас тут не императорская армия, а Братство Справедливости. — замечает бородач: — где сидеть и что делать уж как-нибудь сами решим. — сидящие согласно гудят. Их уже много! Сяо Тай оглядывается, поворачиваясь всем телом. Их уже больше двадцати и народ прибывает! Приходят новые люди и молча садятся рядышком, о чем-то говорят вполголоса, хлопают друг друга по плечу, смеются, бросают на нее сочувственные взгляды.
— Не переживай, Седьмая, мы за тебя горой. — говорит бородач и Гу Тин бросает на него благодарный взгляд. Сяо Тай вздыхает. Видимо в этот раз колодки будут заметно легче.