Сяо Тай и разбойники горы Тянь Ша

Глава 20

Сяо Тай не испытывала иллюзий относительно собственной популярности в среде «добрых молодцев-удальцов» Братства Горы Тянь Ша, если кто тут и был лоялен до крайней степени, так это Минмин и Гу Тин. С ними, впрочем, все было ясно, Минмин ее личная слуга. Она чрезвычайно ценила то, что «юная госпожа Тай» относилась к ней как к равной и баловала еще в поместье, а уж в лагере разбойников само выживание молодой девушки зависело от Седьмой Сестры. Что же касается Гу Тин, то это было неожиданно… и приятно, чего скрывать. Да, певичка была безмерно благодарная этой Сяо Тай за то, что та выдернула ее из бамбуковой клетке, где та постепенно умирала на потеху ватаге Толстого Мо. Но встать между своим обидчиком, главарем ватаги, который у нее на подсознании давно был выжжен как самый «страшный страх» — это заслуживало уважения. Тем более что на тот момент Гу Тин еще не знала, что Сяо Тай оставлен статус Седьмой Сестры и члена Совета Братства, равно как и должность главной по снабжению и ресурсам. В тот момент она встала перед ней, даже несмотря на то, что перед ней стояла вероятность снова оказаться в бамбуковой клетке, во власти Толстого Мо, но на этот раз — уже разозлив его. Нетрудно представить, что именно Толстый Мо и его ватага могли бы сделать с бедной Гу Тин, так что такой поступок несомненно требовал немалого мужества.

Но это Минмин и Гу Тин. Остальные же добрые молодцы-удальцы относились к Седьмой Сестре индифферентно, по большей степени равнодушно. Вот главари ватаг, вроде Толстого Мо — они явно недолюбливали Седьмую Сестру просто потому, что она конфисковала продуктовые запасы. Рядовые же члены ватаг все равно не имели доступа к этим запасам и скорее только выиграли от того, что она организовала централизованное ежедневное горячее питание. Обычно разбойники в ватагах зависели от произвола главаря, а главари как правило не сильно утруждали себя всякими глупостями вроде справедливого распределения продовольствия или ежедневного приготовления горячей пищи. А вот главари, лишившись своих запасов — затаили обиду на нее. Просто потому, что расценивали эти запасы как свое личное имущество. Так что на самом деле большинству удальцов горы Тянь Ша было все равно, приковали эту Сяо Тай к столбу или нет. А небольшому количеству из них — это наоборот было просто бальзамом на сердце. Вот тут-то и таился секрет неожиданной солидарности рядовых удальцов с этой Сяо Тай… ведь на горе Тянь Ша собрались не обычные крестьяне и ремесленники, нет. Кто подается в разбойники? Как правило у таких людей очень сильна авантюристическая жилка, эти люди уже бунтари по своей природе. Братство Справедливости горы Тянь Ша — это сливки общества из бунтарей, авантюристов и сорви-голов, и хотя они вынужденно слушаются главарей ватаг, в глубине души бунтарь — всегда бунтарь. Насолив главарям ватаг и даже самому Первому, Сяо Тай стала как будто немного ближе им всем. Именно обычным удальцам, тем, кто вынужден был, сбежав от одних господ, попасть в строгую иерархию Братства, основанную на личной силе.

А что может быть притягательней, чем выразить свое «фи» начальству, при этом не переходя установленные границы, формально не бунтуя, но и не подчиняясь? Да еще и при этом — тешить себя мыслью, что делаешь это во имя справедливости? Тем более — защищая девушку. Несмотря на свое варварское отношение к захваченным девушкам и постоянным изнасилованиям всех подряд во время рейдов и грабежей — разбойникам была не чужда романтика. Даже более того — они были романтики в квадрате, в кубе. Как будто бы существовала некая Идеальная Дама Сердца, что-то вроде такой Дульсинеи Тобосской, которую и следовало обожать и защищать, а если там во время рейда кого нашел, так тут разговор короткий. Есть выкуп — не тронут, ну а нет — расплачивайся телом. Р-романтики, мать их.

Так думала Сяо Тай, сидя на мягкой подушке в тени, создаваемой могучим телом Третьего Брата. Сперва Шестой Брат пытался возражать, но Третий Брат Чжан резонно заметил, что он, Чжан Хэй — имеет право стоять там, где он хочет, а если какая-то сопля из Зимнего Лагеря хочет его с места сдвинуть, так завсегда пожалуйста на поединок. Один на один, мужик на мужика, как и учил Чжан Хэя его папенька. И вообще, он, Чжан Хэй, до сих пор не проломил голову кое-кому только потому, что в свое время поклялся Первому Брату в верности и соблюдать законы и правила Братства. Но если Шестой Брат так настаивает, то он, Чжан Хэй, готов пойти ему навстречу и вбить его в землю во время поединка, не нарушив данного им слова и соблюдая все законы и правила Братства. Потому как ему, Чжан Хэю — запрещено бросать вызов окружающим в силу вспыльчивого нрава и горячности натуры, однако на вызовы он ответить может. Так сказал Чжан Хэй и прокрутил в руке свою алебарду, которая разрезала воздух с леденящим душу свистом. Прокрутил и поставил на землю пяткой древка, от чего земля ощутимо дрогнула. Шестой Брат заметно сбледнул с лица и заявил, что ему лично все равно, где стоит Третий Брат и что это Первый Брат может быть недоволен, а он — всего лишь исполняет распоряжения. После этого Шестой Брат демонстративно отвернулся от всего творящегося безобразия и сделал вид что он вообще не тут, а где-то в духовных высях и земная суета его не касается.

Тем временем земная суета вокруг этой Сяо Тай начинала приобретать уже совсем комические оттенки и грандиозные масштабы. Мало того, что под ней каким-то неведомым образом вдруг оказалась мягкая подушка, а спина — укрыта чьим-то одеялом. Рядом с ней удобно расположились столько людей, что поляна у позорного столба оказалась почти полностью заполненной. Люди переговаривались между собой, пели песни, рассказывали веселые истории. Гу Тин и Минмин, наплевав на запрет напоили и накормили Сяо Тай, пользуясь тем, что Чжан Хэй закрывал их от бдительного ока Шестого. Сейчас же несколько разбойников занимались тем, что разбивали шатер, натягивая его прямо над головой у Сяо Тай.

— Честно говоря я побоялась что ты сейчас с катушек сорвешься, — говорит она, обращаясь к могучей спине стоящего над ней Чжан Хэя: — а ты же обещал.

— Сперва я взбесился, — гудит басом Чжан Хэй и по буграм, заходившим по его спине она поняла, что тот начал оглаживать свою черную бороду: — а потом вспомнил как ты меня учила. Раньше я бы просто разорался и подрался с кем-нибудь. Но Генрих Альтшуллер-шифу учил что если установлены противоречия, то их можно устранить с применением методов ТРИЗ. Тут налицо административное противоречие, существует запрет на помощь тебе со стороны. При этом я сперва выяснил как именно звучал этот запрет, ведь сбор информации важен при установлении обстоятельств противоречия. Запрет звучал так «никому из кухонных работников или Старших Братьев не дозволяется оказывать этой Седьмой какую-либо помощь.» Вот я и не оказываю никакой помощи. Я просто стою.

— А как же поправка, которая гласила «никому не позволяется оказывать помощь этой Сяо Тай»? — спрашивает она, морща нос.

— Нос чешется? — поворачивается Чжан Хэй и смотрит на нее сверху вниз: — эй! Никому Не! Где ты?

— Я тут, Старший Третий Брат! — откуда-то появляется худощавый молодой парнишка в оборванном халате.

— Возьми палочку и почеши Седьмой Сестре нос. Но смотри, аккуратно!

— Цунмин, Старший Третий! — парнишка тут же достает откуда-то тонкую веточку и тщательно чешет ей нос, высовывая кончик языка от старания. Сяо Тай становится смешно.

— Исполнение приказа буквально. Серьезно? — спрашивает она у Чжан Хэя.

— Не понимаю, о чем ты, Седьмая. — пожимает тот могучими плечами: — сказано же «Никому Не позволяется оказывать помощь этой Сяо Тай». Вот Никому Не и помогает. Как тебе, Никому Не, вот откуда у тебя такое имечко, а?

— От родителей! Мама с папой так назвали. Наверное. У меня память плохая, ничего не помню. — залихватски улыбается тощий парнишка в драном халате: — а как меня Старший Третий Брат захочет звать — так пусть и зовет.

— Как удобно, — усмехается Сяо Тай: — ты меня поражаешь, Чжан Хэй. Поистине говорят, если ты не видел человека три дня, отнесись к нему как к незнакомцу.

— Я не видел эту Седьмую Сестру всего два дня, но она уже умудрилась попасть в колодки. — ворчит Третий Брат: — как можно было вот так попасть! Тебя никуда нельзя отпускать!

— Да ладно тебе, у меня все было под контролем. — говорит Сяо Тай: — наоборот хорошо, что тебя не было, ты бы там на Совете дров наломал.

— Это что такое тут творится⁈ — раздается громкий голос и все замирают. Замолкают поющие песни разбойники, что сидят на земле рядом, устаивая праздник непослушания. Замирают несколько человек, что натягивают тент над головой Сяо Тай. Прячет кувшинчик с водой за спину Гу Тин.

— А я-то думал, куда этот недоносок Юань Сяо-ту подевался, — бормочет себе под нос Чжан Хэй: — а он ябедничать побежал.

— Что тут происходит, я спрашиваю? — упирает руки в бока Первый Брат и строго смотрит на них. Чжан Хэй отводит взгляд в небо, что-то там высматривая. Внимательно так.

— Что тут… Третий Брат! Чжан Хэй!

— Что? А, это ты, Первый. — тот делает вид что только заметил Первого Брата: — какими судьбами? Слышал я, что Совет без меня прошел, мнения моего братья не спросили, вот как так?

— Тебя не было в лагере. И потом, я не об этом, что тут…

— Как не об этом. Первый Брат, у нас в Братстве важные решения должны всеми членами Совета обсуждаться. — преувеличенно обиженно складывает руки на груди Чжан Хэй: — так же у нас в Записях Совета сказано.

— Не такая это уж и важность была, — отмахивается Первый: — что вы все тут делаете и почему она не наказана? Почему кто-то ей помогает?

— Как так — не важно? Наказание одного из членов Совета — это событие очень важное. А отсутствие меня на нем — еще более важное. Вот если мы тут соберемя Шестого Брата наказать, а в это время Первый Брат и остальные будут отсутствовать, скажем, так что — я и Седьмая можем его наказать, так что ли? В отсутствие кворума. — он поворачивается к Сяо Тай и шепчет: — я правильно сказал? Кворума?

— Совершенно верно. — кивает та, забыв, что на ней надета колодка и уперевшись подбородком в деревяшку. Деревяшка существенно проминается под усиленной Ци кожей. Она замирает на месте. Как бы не сломать ее сейчас, думает она, не вовремя сейчас разворачиваться полной.

— Что? Послушай, Третий Брат, сейчас не время обсуждать такие вещи… — начинает было Первый, но увидев, что все взгляды прикованы к нему — поднимает руку.

— Хорошо, — говорит он: — да, мы должны были обсудить это все вместе, однако твой голос ни на что бы не повлиял. Большинство было за наказание и поощрение одновременно, решение было принято единогласно! Даже Второй Брат за него голосовал. Значит и спор об этом сейчас несущественен. Ты все равно ничего не понимаешь, Брат Чжан, предоставь все мне. Лучше скажи, что тут происходит и почему все сидят рядом с этой преступницей?

— Ты хочешь сказать, Первый Брат, что мой голос — не существенный? — говорит Чжан Хэй и все вокруг как-то сразу подбираются. Поляну словно заволакивают тучи.

— Что? Чжан Хэй, Брат-храбрец, я не так выразился. Но что мог бы решить твой голос? Один против пяти? Даже если бы я разрешил голосовать этой Сяо Тай и Второй встал бы на твою сторону — все равно решение было бы принято. Большинство членов Совета Братства сказали свое слово, и оно должно быть исполнено надлежащим образом.

— Извини, Первый, но тут ты не прав. — качает головой Чжан Хэй.

— Где же я неправ? В том, что четыре больше, чем три? В том, что как бы мы не голосовали, решение осталось бы прежним? Может нам посчитать на яблоках? — складывает руки на груди Первый: — на жаренных кабанах? На голых девицах? На кувшинчиках с рисовой водкой? На чем ты там считал, пока Совет тут принимал важные решения?

— Ты неправ в том, что считаешь голоса без моего голоса, — объясняет Чжан Хэй: — я не высказался. Я не привел аргументы против. Я не рассказал, что именно сделала эта Седьмая для того, чтобы лагерь не голодал. И я уверен, что если бы Совет выслушал меня, то принял бы иное решение. А потому я полагаю любое решение, принятое без меня — нелегитимным! Ээ… в смысле, любое важное решение без полного кворума, без всех. Вот. — говорит Чжан Хэй и Сяо Тай морщится. Сбивается гигант на личности, но в целом, в целом — просто молодец. Вот нельзя стереотипами людей мерять, если большой и сильный, значит тупой и медленно соображающий. Ничего подобного, Чжан Хэй большой и сильный, но двигается быстро как атакующая кобра. А для того, чтобы так быстро двигаться в бою — нужна очень быстрая соображалка. Это он скорее на публику играет такого недалекого амбала, ему так живется легче, и спросу меньше и ответственности. Но дураком Чжан Хэй никогда не был. Таким его иногда считали, но это обманчивое впечатление… которое развеивалось с первым же ударом алебарды.

— Хорошо. — отвечает Первый: — ладно. В следующий раз мы обязательно выслушаем тебя. А пока у меня остается вопрос — что тут происходит и почему ты стоишь тут?

— Постой, Первый Брат. Но если ты признаешь, что решение было вынесено с нарушениями — значит его необходимо пересмотреть. С участием всех членов Совета. — говорит Чжан Хэй: — как и положено. Как мы и договаривались с самого начала, когда основали Братство.

— Да демоны тебя раздери, Третий! Будет тебе твой Совет, и мы обсудим там этот вопрос снова! — повышает голос Первый: — какая разница⁈ Ты не видишь, что творится? Это же неприкрытый бунт против командиров! И ты только поощряешь их к этому! Сейчас мы должны действовать заодно!

— Согласен, — наклоняет голову Чжан Хэй и поворачивается к окружающим: — эй! Чего встали⁈ Тут не на что смотреть! Первый Брат сказал свое слово! Дело Седьмой Сестры подлежит пересмотру, как только соберутся все члены Совета. Как только Второй Брат вернется, куда бы он не делся. А пока — давай сюда ключ от колодок… — он протягивает свою широченную как лопата, ладонь к Шестому Брату.

— В смысле? Зачем? — недоумевает тот.

— Как зачем? Совет соберется — если вынесет решение о наказании — тогда и посадим. Негоже, чтобы наша сестре без решения Совета в колодке сидела.

— Постой, брат Чжан… — говорит Первый: — она сидит в колодках, потому что навлекла на нас всех беду и войну с кланами.

— Она сидит в колодках по решению Совета, а это без меня было вынесено, значит — ничтожно. Ты же только что при всех сказал, что новый Совет соберут, так ведь? Так. Значит там и решим, что с ней делать, а сидеть в колодках без решения Совета — это беспредел какой-то. Давайте сюда ключ… а и ладно, я сам. — Чжан Хэй примеривается алебардой, но Сяо Тай опережает его.

— Если все так решилось, ну и хорошо. — говорит она и просто встает на ноги. Железные цепи лопаются как гнилые веревки, деревянная колодка распадается на части. Страшная штука эта Ци, думает она мимоходом, не удивительно, что тут прогресс на месте стоит.

— Я пойду на кухню, — говорит она, потягиваясь: — ужин готовить пора. А то так голодными останетесь, добры молодцы.

— Да здравствует Седьмая! — горланит давешний разбойник в красной бандане: — кормилица!

— Хэ-хэй! — откликаются луженные глотки. Она машет всем рукой и ловит на себе взбешенный взгляд Первого. Все только начинается, думает она, все только начинается.