Сытые годы

Глава двадцатая Кесарю кесарево

Глава двадцатая

Кесарю кесарево

Подмосковье. Хотьково. База воздухофлотского отряда №2.

14 января 1890 года

Вера без дел мертва

(от Иакова 2:17)

Его императорское величество Михаил Николаевич Романов

Михаил держал только что изданный манифест, еще пахнущий типографской краской. До начала медицинских процедур оставалось минут двадцать, возникла возможность немного подумать, выкурить пахитоску[1], побыть наедине с самим собой и своей совестью.

«Мы, волею Божьей император… — перечисление титулов всегда Михаила утомляло, поэтому эту громоздкую шапку над текстом он пропустил, — Михаил Николаевич сим манифестом объявляем, что государь находился долгое время в плену коварного врага, но милостью Божьей и отчаянной храбростью верных мужей был освобождён от оков узилища и вернулся на родную землю. Объявляю все временные изменения в статусе первых лиц государства с сего дня недействительными. Император Михаил Николаевич приступил к выполнению государственных обязанностей. Торжественный въезд государя в Москву состоится 17 января сего года. Верою народа своего, чудом и попущением Божьим, Россия снова в надёжных руках. 11 января 1890 года, Хотьково.»

Люблю краткость изложения. Конечно, этот манифест взорвал общество, подобно атомной бомбе. На улицах возникли стихийные гуляния, на которых люди радовались возвращению меня на трон «Радуется русская земля возвращению государя, как радовалась она возвращению князя Игоря»… Ага, этим борзописцам только дай волю, такого понапишут, потом век не отмоешься. Хорошо, что этот Мешков ничего про Ярославну не вставил, я б тогда его в порошок!

Позавчера и состоялась моя встреча с моей Ярославной — Ольгой Фёдоровной. Её привезла целая группа товарищей: отец Иоанн, лейб-лекарь Манассеин плюс целый отряд охраны. Я сильно переживал, что Олечка не выдержит всех свалившихся на неё вестей, врачи говорят, что положительные эмоции убивают не хуже отрицательных, а с её больным сердечком… Но обошлось! Слёз было море! Но теперь надо было торжественно показаться народу. А перед этим предстояла довольно напряженная встреча с Патриархом. Вроде бы Его Святейшество поставили в известность факта моего чудесного избавления от плена почти две недели назад, но что-то церковь Божья слишком долго телилась. Никак не могли святые и не очень отцы решить, что им делать, ведь похоронный обряд уже совершен и в церквях меня поотпевали, и свечи за упокой поставили, а те сгорели… Нехорошо. И позиция церкви выглядела еще более непонятной. Старик хочет за легитимацию моего возвращения получить новые преференции? А в монастырь — на хлеб и воду не хочет? А ведь будет упрямиться, найдется и для него скит на Севере, согласно монашескому строгому уставу. Будет там белым медведям нотации читать!

Утро раннее, Оленька еще почивать изволят. Вот и есть у меня пара минут на раздумья, а подумать для государя вещь обязательная, ибо голова ему не только для того, чтобы корону носить дадена, ею еще и мысли выдавать надо, а как их выдать, ежели их нет в наличии? Отец Иоанн рассказывал, как при сообщении о том, что государь жив и едет в Москву, супруга моя побледнела, и даже потеряла сознание. Вот и пришлось отцу Иоанну вытягивать Ольгу Фёдоровну с того света, а после проводить душеспасительную беседу с господами военными, режущими правду-матку в глаза и не имеющими никакого понятия о деликатности, вразумляя неразумное чадо цитатами из Святого Писания и из не менее знаменитых выражений, накопленных за века в великом и могучем русском языке. Сделать бы Иоанна из Кронштадта патриархом, да невместно, это раз, не по статусу, это два, он же не из белого монашества, да и не согласится он нести этот крест, ему своих обетов хватает. Но для подъема авторитета матушки-церкви это было бы выходом!

Докурив очередную пахитоску (дай Бог, не последняя), я тяжело вздохнул и направился на решающую, очень тяжёлую, но неизбежную беседу с Патриархом. По предварительной договорённости, используя терминологию из будущего, встреча должна была пройти в формате два на два. А если конкретно, то я и Сандро представляли светскую власть, а Патриарх и протопресвитер Русской армии и флота олицетворяли православную церковь. И вот именно здесь и сейчас предстояло перейти от восторгов и салютов к прозе жизни. ИНо среди обширного списка неотложных и на первый взгляд неразрешимых вопросов, был один наиважнейший: легитимация моего возвращения к власти, тем более что церковь официально пока что считает меня мёртвым. Конечно, можно посоветоваться и по вопросу: что делать с Великим Князем Николаем Михайловичем, успевшим половиной филейной части усесться на трон Российской Империи. Я не провидец и не астролог, но скорее всего Его Святейшество ненавязчиво и с оговорками начнёт продвигать аналогию с царевичем Алексеем Петровичем, в общем два альтернативных варианта: «оглоушить канделябром аль подушкой задушить». Почему я так считаю? Так что, мне делишки наших «святых» отцов плохо известны, что ли? А их старейшина Феогност вообще склонен решать вопросы по принципу «нет человека, нету и проблемы». Сколько строптивых священнослужителей заканчивали свой путь в тайных монастырских тюрьмах?

В принципе, при иных обстоятельствах я не стал бы активно возражать, тем паче, что и Сандро намекнул насчёт возможной отправки старшего братца на поселение в Екатеринбург в недавно выстроенный дом на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. А на мой недоумённый вопрос по поводу сего выбора, последовал ответ: «понимаете, паПа, в сем строении есть обширный подвал, где можно провести фотографирование или иные действия, не привлекая внимания окрестных обывателей». Но видя, что я ничего не понял, он соизволил объяснить, что речь идёт о так называемом Ипатьевском доме. Теперь до меня наконец дошло, что имеет в виду мой сынуля. Юморист Хренов! Однако было одно обстоятельство, которое однозначно ставило крест на любом варианте физической ликвидации Николая. Моя любимая Оленька не перенесёт такой потери, но и спустить на тормозах, ни как невозможно. Оставался один вариант — постриг в монахи (по его личному горячему желанию) и отправка в надёжный монастырь под круглосуточный надзор компетентных товарищей, и вот здесь без согласия и содействия Патриарха обойтись невозможно. При встрече Ольга Фёдоровна сказала мне такую важную фразу: «пощади Бимбо». Мне ничего не оставалось, как только кивнуть, учитывая отношение к сыну Олечки. Да и не Пётр Великий я, рубить головы детям своим не намерен. Алешке голову не рубили? Так я о подданных своих — им Петруша головы оттяпывал на раз! Особенно стрельцам! И так, я в сопровождении изрядной свиты направился в здание штаба, причём военные и духовные лица разделились на две группы. По пути, я успел переговорить с Военным министром и предупредить возможные обиды и недопонимания.

— Дмитрий Алексеевич, прошу понять меня правильна, но сперва мне с сыном, придётся провести в некотором роде семейный разговор со святыми отцами. Ибо от его результатов, во многом зависит диспозиция наших дальнейших действий. Будем считать сию беседу особой разновидностью исповеди. Поверьте, я никогда не забуду, что именно вы возглавили команду боевых генералов и офицеров, спасших Империю от ужасов гражданской войны, и спутали все карты нашим заклятым ближним и заморским соседям. Еще раз прошу меня простить, но боюсь, что его Святейшество может счесть ваше присутствие, как и графа Воронцова- Дашкова за попытку надавить на него. А потом собираемся на военный совет, на котором присутствие вас и Иллариона Ивановича не просто желательно, но обязательно.

Наконец все условности были соблюдены и толстые дубовые двери, подвешенные на хорошо смазанных петлях, захлопнулись, на время отрезав четверо мужчин, на которых лежало бремя власти светской и духовной, от окружающего мира. И вот мы сидим за одним столом, напротив меня разместился патриарх, а визави Сандро был протопресвитер военного и морского духовенства, отец Александр. Молчание несколько затянулось, ибо не я ни его святейшество не могли подобрать слова, с которых приличествовало начинать сей непростой разговор. Не знаю почему, но в моей голове крутилась фраза из прочитанной когда-то альтернативки, в которой главный герой охарактеризовал аналогичную ситуацию вот этими словами: я знаю, что он знает, что я знаю…. Первым не выдержал патриарх и пробормотав что-то про себя, скорее всего цитату из святого писания, а может быть из устного народного фольклора, сделал конструктивное предложение:

— Государь, давай поступим так. Я расскажу, что знаю доподлинно и о чём лишь догадываюсь, а затем ты меня поправишь и дополнишь.

Далее, он немного откашлялся и негромко, но хорошо поставленным голосам начал говорить, чётко, лаконично излагая факты, имена, события. Буквально через минуту, мой скептицизм, сдобренный толикой иронии, сменился удивлением и уважением к его святейшеству, а также появилось желание узнать, кто у святых отцов отвечает за разведку и контрразведку. Очень быстро он вычислил «кто виноват» и даже подсказал возможный вариант решения вопроса: «что делать». Ни на что не намекая, патриарх и присоединившейся к нему протопресвитер военного и морского духовенства Желобовский напомнили, как в аналогичной ситуации действовал когда-то мой великий предок Император Пётр Алексеевич. Кстати, именно на этом этапе разговора у Сандро разгорелись глаза, и он всем своим видом показывал полное неодобрение сего варианта решения проблемы. И теперь эта пара священнослужителей ожидала, что ответствует государь на их коллективный призыв.

Меня просто взбесило то, что святые отцы выставляют виновником всего моего сына и заговорщиков, а сами вроде бы и не причём. Но данные расследования, проведенного службами безопасности показали, что архиепископ Санкт-Петербургский в заговоре был замазан по самые уши и принимал в нём живейшее участие. Без его «активной жизненной позиции» вряд ли получилось похоронить государя практически на второй день после смерти, не проведя приличествующих статусу обрядов, не дождавшись появление членов семьи! Это ли не прямое участие в заговоре? Не убедиться, кто лежит в гробу? Ладно, митрополит Исидор стар, почти девяносто лет, но его ближайшее окружение имело слишком интимные связи с представителем англиканской церкви в Санкт-Петербурге. В своё время пресвитер этой церкви был удалён из тогда еще столицы из-за слишком активного участия в шпионских делах. Но община англиканская, состоящая из купцов, учителей, мастеровых и прочая… осталась. Как и остался молитвенный дом. А то, что именно через эту общину и английский клуб распространялись щупальца невидимого влияния островного государства на нашу империю, совершенно ясно не только любому жандарму, но и рядовому обывателю.

— Не кажется ли вам, господа и святые отцы, что наша беседа зашла не совсем в те эмпиреи? С момента моего возвращения прошло уже не один день и не она неделя, а церковь, которая причислила меня к лику усопших делает вид, что я всё ещё мёртв, вам не кажется, что с мертвецами не разговаривают[2]? За это время не последовало никакой реакции от матушки-церкви. Хорошо, что хоть заупокойные по мне служить перестали, да поминать меня всуе…

Эта речь не пришлась нестриженым по нраву.

— Мы в тайне всегда молились за ваше спасение. Государь. — брякнул патриарх, на этот раз явно не подумав. Ибо прозвучало это примерно так: а вы знаете, как храбро на кухне шепотом мы боролись против советской власти? Позиция так себе. Увидев мою багровеющую физиономию, старик сообразил, что завернул куда-то не туда разговор, и постарался исправить ситуацию.

— К сожалению, некоторые служители церкви действительно подались влиянию Сатаны и совершили неблаговидные поступки, введя Святую и апостольскую церковь в заблуждение. Мы проводили свое расследование, к сожалению, не могли привлечь для этого достаточно сил и средств.

И на столе образовались несколько листков бумаги, которые я прочитал. Вот только числа на протоколах стояли этого года! Интересно монахи выплясывают!

— Скажи, отче, а почему эти протоколы подписаны этим годом?

Ответ дал Желобовский.

— Прискорбно сие, но расследование мы начали, как только появились слухи о твоем возвращении, государь, до того времени Святая церковь пребывала в неведении.

А вот тут моё мнение о разведке церкви упала до нулевой отметки.

— И что же? В свете этих сведений? — решил я подтолкнуть обтекаемую речь моих визави к чему-то более существенному.

— Государь, к сожалению, в руководстве церкви нет единодушия относительно того. какие обряды необходимо провести, чтобы считать вас снова живым и признанным государем. — сообщил мне патриарх, уставившись глазами в пол.

— Большая часть склоняется к необходимости новой коронации, как это сделал Ричард Львиное Сердце по возвращению из плена. — добавил пресвитер армии и флота.

— В плену Ричард дал оммаж[3] императору Священной Римской империи, чем поставил себя в роль вассала. Новая коронация освободила его от этой клятвы. Я никому никаких клятв в плену не давал!

— Но тогда мы сталкиваемся с непреодолимым препятствием, думаю, для его решения необходимо собрать Собор и решить всем собранием духовных лиц империи, что делать с этим вопросом. — в раздумьях пробормотал первый патриарх нового времени, кажется, что пора выбрать второго.

— А вам не кажется, святые отцы, что вы слишком зарвались. Думаете, что от вашего решения будет всё зависеть? Так Собор может и патриарха переизбрать, раз такое дело. Выберет того, кто будет думать на пару недель быстрее! — это неожиданно взорвался Сандро, долгое время пребывая статистом при нашей беседе. — Может быть, церкви тоже надо покаяться в своих грехах? В первую очередь в грехе гордыни! Ибо этот грех один из семи смертных грехов? Что скажете, святые отцы?

— Не называй нас так, император-соправитель! Мы не святые! — с обидой пробубнил отец Александр, ага, такое обращение как к католическим священникам его явно задело.

— И? — Сандро выглядел до крайности раздраженным, я же ему замечаний не делал, ибо нестриженные такое отношение заслужили.

— Завтра в патриарших палатах соберутся все митрополиты и архиепископы земли русской. «Решим этот вопрос своим малым собором», —сообщил, наконец-то Феогност, при этом выражение его лица было, как будто он сжевал половину лимона целиком.

— Теперь по поводу сына. По законам земным Николай заслуживает смерти, ибо деяния его должны были привести не только к моей гибели, но и к более тяжким бедам для державы нашей. Но подобно царю Соломону, я скажу, что и я считаю себя правым, в желании сохранить жизнь Николаю. Если он умрёт, то сердце Императрицы не выдержит, а её ухода не выдержу я. А посему, прошу одного: заприте Николая в монастыре навечно.

Вообще-то такой вариант решения проблемы, как весьма вероятный, Академик оговаривал с Полковниковым сразу после успешного завершения спасательной операции. Оба прожжённых циника и прагматика прекрасно понимали, что чудом оставшийся в живых Император никогда не даст согласия на то, чтобы его старший сын, если не организовавший, то однозначно возглавивший путч, лишился жизни. А потом в две головы и четыре руки разработали схемку, по которой Бимбо смог бы сохранить свою никчемную (на данный момент) жизнь.

Сандро, как мы и договаривались, выступил в роли «адвоката дьявола»:

— Батюшка, святые отцы, как истинный православный человек я так же считаю, что лишение жизни — это крайняя и исключительная мера. Но как государь, на плечи которого вопреки его желанию легло бремя власти, обязан высказать обеспокоенность за безопасность Империи. Прошу простить меня за эти слова, но как говорят в народе: «клобук монашеский не гвоздями прибит». Николай, помещённый в монастырь, станет центром притяжения врагов внешних и внутренних, которые не замедлят объявить или назначить вождём будущих мятежей. Ему могут попытаться устроить побег и даже выкрасть против его воли. Мне кажется, что одной некоронованной царицы Долгорукой с её бастардом более чем достаточно, зачем нам ещё усиливать наших противников. И когда взорвётся сия мина с часовым механизмом никто из нас не может предсказать, но не считаться с этой угрозой никак нельзя.

— И что ты предлагаешь, сын мой? — прямо спросил патриарх. Как разрешить сей парадокс: казнить нельзя помиловать? Где поставить запятую?

— Отче, еще в детстве на Кавказе, я услышал обрывки разговора, который вёл мой отец со своими офицерами о неких проблемах, которые периодически создают местные многочисленные князья. Я хорошо запомнил вот эти слова: «кто нам мешает, тот нам и поможет».

— И как же нам может помочь Николай? — последовала реакция патриарха, который прекрасно разобрался в сей аллегории.

— Представьте, что после изъявления желания искупить свои грехи, Николай принимает постриг и по официальной информации местом его пребывания назначается одна из мужских обителей в Крыму, к примеру — Балаклавский Свято-Георгиевский монастырь. Как известно, британцы традиционно пытаются проводить свои тайные операции в сем регионе. Да и Турецкая империя до сих пор не смирилась с потерей земель Тавриды и имеет обширную агентуру среди татарского населения. Я думаю, что нам вполне по силам подобрать надёжного человека, имеющего внешнее сходство с бывшим Великим Князем. А далее, начинается ловля на живца. Истинный же Николай, найдёт покой и умиротворение, скажем в Спасо-Преображенском Соловецком монастыре.

После недолгого обсуждения дискуссия по всем вопросам завершилась. Но впереди ждал еще долгий день со множеством встреч и событий.

[1] тонкая папироса из табака, в виде соломки, в которой вместо тонкой бумаги используется лист, покрывающий кукурузный початок

[2] Цитата из сериала «Сёгун».

[3] Клятва вассалитета, признание своего подчиненного положения.