Сытые годы

Глава шестая Призрачные мечты

Глава шестая

Призрачные мечты

Мыс Святой Нос. Маяк (район Губы Лопское становище)

16 декабря 1889 года.

Невозможное было возможно. Но возможное — было мечтой.

(Александр Блок)

Михаил Михайлов, смотритель маяка (он же ЕИВ Михаил Николаевич Романов)

Сегодня случилось знаменательное, по-своему, событие. Рядовой Смоляков, из охраны, рано поутру, весьма симпатично стесняясь подошёл ко мне, сказал почти шепотом:

— Вашимператорскоевеличво… извольте принять от нас небольшого презенту, на Рождество, значится…

Вообще-то он мог говорить и не шепотом: в это время его высокое (в прямом смысле этого слова — рост моего главного мучителя был почти баскетбольным, под два метра, скорее всего) начальство спало крепким сном. Ибо обычно на ночь оное выпивало хорошую порцию горячительного и ранее полудня вставать не изволило. Это я — птичка ранняя, хотя в этих местах что рано — темень, что вечером — непроглядная мгла. Правда, в полярную ночь всё переворачивается с ног на голову — и светло засветло и светло затемно. В общем, тихо промямлив столь длинную фразу, Епифаний Смоляков мне тюхнул в руки коробку и сигариллами. Она небольшая коробка и изделий в ней всего четыре штуки, но и это мне как праздник. Конечно, оне тоненькие, качеством от сигар отличаются, но это же не та махорка, что положена на круг смотрителю маяка. А дождаться, чтобы кто-то угостил папироской, ну уж увольте, посему очень изредка покуриваю крепкий смердящий самосад. А излишки сего продукта отдаю своим конвоирам, или охране, тут с какой стороны посмотреть. Если на то, что не дают мне сие прибежище покинуть — так конвоиры, а ежели обращать внимание на то, что рядом ошиваются подданные английской короны, вооруженные до зубов, то и охрана.

Периодически меня навещает ангицкий лекарь с их шхуны. Шхуны меняются, а вот личность лекаря остаётся неизменной. Периодически он выписывает мне пилюли и регулярно угощает своими пахинтосками. И то, и другое, я с завидным упорством выбрасываю, аккуратно, постепенно, ибо знаю, что кто-то из охраны куплен нагличанами и за мной приглядывает. Несколько раз проверяли и количество таблэток в баночке, что притаскивал тот иноземный дохтур. Только я как тот Мойша из анекдота — тоже хочу жить, поэтому лекарства этого любезного лепилы выбрасываю.

Интересно, откудова у моих солдатиков это добро оказалось? Нет, то, что они что-то там выменивают у английский матросиков — для меня не секрет. Но откуда у обычных матросов-лаймов такая дорогая вещица? Не уж-то у своих командиров поперли? А что, эти могут, тем более что британские офицеры напиваются, как свиньи. Всё равно, в этой дыре более заняться нечем. Еще играют на деньги. Или не только на деньги, это уже их проблемы. В любом случае, я решил, что лучшее место для того, чтобы выкурить сигариллу будет маяк. Как раз в эти утренние часы есть небольшой промежуток, когда ветра стихают и можно полюбоваться морской гладью, насладившись местом, где проходит граница двух морей.

Кстати, о сопровождающих, я, конечно, не Черчилль и не имею привычку всматриваться в лица своего в некотором роде почётного караула или, точнее — конвоя. Но за прошедшее время, видя каждый день одни и те же образы, запомнил всех не только по отпечаткам лиц, но и по именам да фамилиям. Боевой опыт, полученный обеими моими сущностями, говорил, что внутри любого подразделения, от взвода до батальона обязательно существуют различные группы, объединённые землячеством или иными интересами. Вот и эта неразлучная троица поименованных соответственно: Семён, Сергей и Степан постоянно держались вместе, поочередно составляя мне компанию в восхождении на вершину маячной башни. При этом они не бурчали и не корчили рожи, а напротив, ненавязчиво, я бы сказал даже с тактом, старались проявить свою приязнь и уважительность.

Это мог быть предложенный кисет с ядрёным табаком и заготовленными для самокрутки кусочками бумаги или заботливо протянутая рука, спасающая от падения на крутой лестнице, ступенька которой неожиданно сломалась. Но после одного происшествия, жалость и сочувствие в их взглядах сменилась почтительностью, преклонением и обожанием. Что это было: причуды природы иль Божий промысел, не мне судить. В октябре, когда солнце почти спустилось за горизонт его прощальный луч упал на площадку башни и на мгновение остановился на мне, а далее произошло то, что весьма трудно объяснить физическими законами. Я потом специально осмотрел каждый сантиметр тщетно пытаясь найти кусочек стекла или зеркала, ибо как потом признались Семён и Степан, вокруг моей головы возникло сияние, подобное венцу. А в тот момент, для меня время как будто остановилось, по всему телу пробежала теплая волна, прогоняя прочь все те болезненные ощущения, которые после сорока лет жизни накапливаются у каждого мужика, особенно если эта самая жизнь периодически бьёт его чем -то тяжёлым по голове или всему тому, что находится ниже.

Когда я пришел в себя и смог оглядеться, то оба бывалых вояки застыли, ако два соляных столба и лишь беспрерывно крестились, шевеля губами, беззвучно произнося молитву. А через пару дней, проходя рядом этой неразлучной троицы, до меня донеслись отдельные слова их разговора: «помазанник божий, на государя худое замыслили». Естественно, что природный русский ум и смекалка предупредили их о неуместности и опасности открытого проявления своих чувств, но имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит и я понял, что рядом со мной есть трое людей, готовых защитить в трудную минуту. А по всей видимости, сия минута тяжких испытаний не за горами, ибо дела идут всё хуже и хуже.

Смоляков — он же неформальный лидер всего отряда. Степенный, крепкий, отвечает за имущество солдатской артели, что-то вроде старшины. Это он выдает продукты, следит, чтобы приготовили еду правильно, за формою следит. Тут большую часть года форма — валенки да полушубок. А ветра такие, что от одёжки зависит жизнь солдатика. Вот и без Епифания Кузьмича попередохли бы солдатики, ибо офицер, поручик-гвардионец этими «мелочами» не заморачивается.

Но хватит, довольно, заниматься самоедством, — я мысленно рявкнул сам на себя и, желая отвлечься от дурных предчувствий окинул взглядом окружающее пространство. К сожалению, любоваться особо было нечем. Вступившая в свои законные права полярная ночь превратила полдень в вечерние сумерки и казалось, что ставшим серым Белое море, кое где покрытое заплатами льдин на горизонте сливалось с затянутыми серыми же облаками небом. В общем, как говорил один хронический пессимист, ослик Иа: «Жалкое зрелище. Душераздирающее зрелище. Кошмар»… Единственным утешением было то, что ветер, дувший практически беспрерывно, наконец-то утих. Но эта вечная сырость превращала лёгкий морозец минус пятнадцать градусов, в промозглый холод, который, не взирая на застёгнутый на все пуговицы тулупчик, пробирал до самых костей. Сейчас бы пару глотков шустовского и колечко лимона, припорошенное сахарной пудрой и кофе… Да что там коньяк, я бы от стакана шила и головки чеснока не отказался, а если бы ещё и кусочек сала. Как там у классика: «мечты, мечты, где ваша сладость?».

А в прочем почему, собственно мечты? Я, конечно, Михаил Второй, а не Александр Третий, но фляжечка заветная у меня имеется, а в ней заначка на чёрный день в виде косушки водки с толикой красного перца. Правда, шпика нет, но зато чеснок имеется. Это мои «три С» расстарались и презентовали целую головку, говорят, на табак сменяли. Пока голова думала эту гениальную мысль, руки сработали на автомате. Оперативно очистили пару зубчиков, нашарили в кармане кусочек ржаного сухарика, а далее всё по алгоритму: выдох, богатырский глоток и завершение сего фуршета закусью. Хорошо пошла, буквально по каждой жилочке пробежала, так вроде граф Толстой в романе своём писал, хотя какой он граф, он пока еще шестилетний графинчик. Так-с, ваше свергнутое императорское величество, а вас похоже развезло-с, зато ничего не болит и глаза хорошо видят, да и погода кажись улучшается.

Закурил сигариллу. Гильотинки у меня нет — не положено, но вот пруток, остро заточенный, тут валяется, какого-то чёрта его никто не заметил. Он и исполнил роль пробойника. Ароматный дым окутал меня с головой. Ох ты! А что там в облаках мелькнуло?Это меня белочка посетила или действительно, из туч какая-то хреновина высунулась? Я помассировал веки, мысленно посчитал до десяти и снова всмотрелся в небо. Ничего, скорее всего померещилось, но через минуту вновь проявилось какое-то размытое вытянутое как падающая капля пятно, которое медленно и беззвучно перемещалось по нижней кромке облаков.

Порою оно опускалось немного ниже и тогда, казалось, что нечто парит без крыльев и пропеллера. Твою же дивизию, никак НЛО сподобился увидеть. Только этого мне не хватало попасть в руки зеленых человечков и послужить им в качестве собаки Павлова. Сейчас бы мне подзорная труба не помешала, тем паче, что смотрителю маяка она была вроде как положена. Но стоило мне об этом разок заикнуться во время очередной карточной баталии, так Волков изволил заржать и стал в ослоумии упражняться. Пообещал прошение отправить прямо в Пулковскую обсерваторию, дабы мне персональный телескоп прислали. А британский эскулап, будучи в изрядном подпитии, под всеобщий хохот вручил мне театральный бинокль, который по случаю у него в саквояже завалялся. Ещё примерно с четверть часа я оставался мишенью для острот, ибо презентовать матёрому мужику подобную безделушку, что больше пристала жеманной кокотке или почтенному старцу при посещении храма Мельпомены, сиречь театральной постановки, было завуалированным оскорблением. Я же молча сунул неожиданный подарок в карман и принялся тасовать колоду. В общем, к концу пьянки, пардон благородной ассамблеи, и британцы, и гвардии поручик забыли о сем эпизоде. А напрасно. Когда я уединился в своей каморке, то внимательно осмотрел сей оптический прибор. Не смотря на обилие царапин на корпусе бинокля и сколы на перламутре, линзы оказались в полном порядке. Да и в целом, это творение фирмы Ф. Швабе, по сути, было не только изящной безделушкой, а достаточно мощным для своих размеров биноклем имеющий большое поле зрения и рассчитанный для использования в полумраке театра.

Весьма удачно, что он оказался в моём кармане. Скажете, мечтатель? Пустой мечтатель? Да, каюсь… Мечтаю увидеть в сей прибор, что мчится сюда малый десантный корабль на воздушной подушке, откуда высаживаются наши ребятки-морпехи и укладывают мордами в асфальт всех наглов, а поручику Волкову перерезают глотку. Впрочем, мечты, мечты… Достаём, протираем и смотрим… Господи, это же наблюдательная гондола дирижабля! А это может означать лишь одно, спасательная команда прибыла. И вполне возможно, что её возглавил лично Сандро. Честно говоря, я очень на это надеюсь, ибо на этот случай мною был разработан и реализован хитроумный план. Когда на исходе лета на маячной башне шли покрасочные работы и главной рабочей силой априори стал ваш покорный слуга, мне удалось начертать на листе фанеры на черном фоне белой краской уравнение E = mc2 а чуть ниже три буквы: СОС.

Для местных аборигенов сие народное творчество ничего не означало, ибо автор этой формулы господин Эйнштейн в данный момент десятилетний сопляк с явными «фефектами фикции», как говорил один из популярнейших кино-логопедов СССР в блистательном исполнении Ролана Быкова. А кроме того, по мнению значительной части преподавателей мюнхенской гимназии, этот ученик проявлял все признаки умственной отсталости. Ну а что касаемо самого известного в истории сигнала бедствия, СОС, то до его появления осталось ещё лет двадцать, да и радиостанций, во всяком случае официально нет. А те опытные образцы, кои родил в страшных муках господин Попов со товарищами, после стимулирующих пинков со стороны гинекологов-любителей в лице отца и сына Романовых, являются эксклюзивными экземплярами, спрятанными подальше от любопытных глаз и шаловливых ручек англосаксов и прочей подобной мерзости.

Впрочем, они вполне работоспособны и годятся для дальнейших экспериментов, а также для использования в непредвиденных обстоятельствах. А рядом нашлось место и для нескольких символов, которые для подавляющего большинства людей выглядела настоящей абракадаброй, а единицы сочли бы их некой химической формулой: S3R. Затем я задрапировал эту разновидность граффити куском толстой парусины и тщательно спрятал, то бишь оставил стоять возле стены. Дело в том, что мы с Сандро в прошлой жизни были поклонниками советской фантастики и не смотря некоторые противоречия, оба обожали книги Александра Беляева. И сия аббревиатура, заимствованная из романа «Чудесное око», означало СССР. Теперь наступил момент воспользоваться шансом дать о себе знать. Я закрепил фанеру на самом видном месте башни и даже сумел пристроить поблизости зажженный керосиновый железнодорожный фонарь таким образом, что его свет падал на надпись.

И стал докуривать сигарилку, прямо на месте, дабы меня там увидали спасатели. А в том, что это пожаловали за мною, уже не сомневался. Но всё-таки не рассчитал — порыв ветра с моря пробрал мгновенно до костей. Вот и закончился этот небольшой промежуток спокойствия. Внезапно навалились слабость и сильный озноб. Я поспешил спрятать бинокль и ушел с продуваемой ветром площадки в башенку. Там, в относительном затишье присел на лавку и снова приложился к фляжке. По жилам пробежало спасительное тепло и нахлынули воспоминания о сравнительно недавнем и одновременно таком далёком прошлом. Первой картинкой, которая всплыла перед моим мысленным взором было завершение изнуряющей баталии с адмиралтейством по поводу кардинального изменения положения об инженерах-механиках флота и завершении реформу системы подготовки в штурманских офицерских классах. Фактически, нам удалось создать систему, что в иной реальности появилась в Российской Империи незадолго до начала Первой Мировой войны.

Сия битва, мне и Сандро изрядно потрепала нервы, ибо упорно не желали их превосходительства из-под Шпица уровнять на служебной лестнице строевых офицеров флота и инженер-механиков. Нет, воистину верна пословица: пока гром не грянет, мужик не перекреститься. В иной истории потребовалась сражение Варяга и Корейца и взрыв всеобщего негодования при замене при награждении офицерского состава врачам и медикам орденов святого Георгия на Владимира с мечами, дабы процесс пошел в нужном направлении. Но вернёмся к нашим баранам, а точнее к дирижаблям. После первых удачных полётов «Малыша» и «Карлсона» и появления грандиозных прожектов по строительству так называемой «великой парочки», то бишь управляемых аэростатов «Император Пётр 1» и «Императрица Екатерина II» встал вопрос о комплектовании соответствующих команд, следовательно, и о подготовке офицеров для воздушного флота. Решили не изобретать велосипед и воспользоваться послезнанием, и кинули клич среди мореманов на предмет возможности поучаствовать в покорении воздушного океана. Желающие нашлись и вполне ожидаемо, что они были из числа флотской молодёжи представленными офицерами в чинах от мичмана до старшего лейтенанта. И просматривая списки кандидатов на переход из существующего ВМФ в создаваемые ВВС я наткнулся на три фамилии: инженер-механик-лейтенант Байдуков, Всеволод Иванович, старший лейтенант Юрий Иванович Чкалов и мичман Александр Васильевич Беляков, совсем недавно закончивший штурманские курсы. Воистину каприз судьбы. Передо мною были однофамильцы экипажа самолёта АНТ-25, который в далеком будущем, в иной ветви истории совершил рекордный перелёт из СССР в США. Причём один из них был полной тезкой героя перелета. А посему, я счёл сие совпадение добрым предзнаменованием и волевым решением включил эту троицу, в формируемый экипаж дирижабля «Опыт».

Причём озвучил этот вердикт с лёгким кавказским акцентом, мерно прохаживаясь по кабинету, в котором проходило совещание. В конце концов, каждый заслуживающий уважения деспот и самодур, пардон, самодержец имеет право немножко похулиганить. А кроме того, мы же с товарищем Сталиным в некотором роде земляки, оба с Кавказа и оба, ненавязчиво, просто-таки демократично, умели высказать своё мнение и убеждать присутствующих в необходимости его поддержать. И так, построенный «Опыт», несмотря на весьма скромные размеры, не превышающие 120 метров, мог похвастаться максимальным количеством новинок. Алюминиевые шпангоуты, два основных двигателя мощностью по около 170 лошадиных сил и два аварийных электромотора, наблюдательная гондола, бинокуляры и прочие приборы наблюдения с отменной цейсовской оптикой, фотоаппаратура, телефонная внутренняя связь, электрическое освещение, обогрев и вентиляция, гелиограф, парашюты и прочее.