Табу. Разбитые судьбы (СИ)

Глава 14. Маша

В тёмном зале столичного кинотеатра я сидела бок о бок с Пашкой, пытаясь сделать вид, что происходящее на экране меня интересует. Я любила ходить в кино. Всегда одна, что не считала постыдным.

Для такого интроверта как я, единение с собой было, как само собой полагающееся. Я часто уходила в свой уютный мирок, там сама же с собой вела диалог, иногда улыбалась мыслям. Там было спокойно. Я представляла, как лежала на цветочной поляне, раскинув руки, и смотрела в голубое небо с убегающими вдаль облаками. Где-то справа пели птицы, перекрикивая друг друга. С другой стороны бежал ручей. Это был мой идеальный мир.

И сейчас я бы была там мысленно, но попой на продавленном диване в своей съемной коробке в одной из пятиэтажек в спальном районе. Я бы смотрела пустыми глазами в стену с мелкими цветами, представляя их запах, блаженно жмурясь. Кто-то мог сказать, что я свихнулась. Но лишь этот внутренний мир спасал от всех жизненных невзгод. Там было хорошо. А мнение остальных мне было не интересно.

Я тряхнула головой, возвращаясь в реальность. На огромном экране мужчина со слезами на глазах, признавался девушке в своей любви до гроба. Я честно пыталась не расхохотаться над ужасной игрой актеров. Всё-таки мелодрамы не мой любимый жанр.

Кто вообще выдумал эти стереотипы? Кто придумал, что девушки любят ванильную ваниль и плачут по любому поводу? В нашем двадцать первом веке женщины давно отвоевали своё право называться «сильным полом». Только она с температурой под сорок после рабочего дня может приготовить ужин из трёх блюд, провести генеральную уборку и сделать с ребёнком домашнее задание. В то время, как мужчина, придя с той же работы, завалится на диван, почесывая яички одной рукой, держа в другой руке пульт от телевизора, будет тяжело вздыхать, причитая как он устал.

Я не любила мелодрамы. Только ужасы. Только хардкор. При просмотре таких фильмов чувствовала, как адреналин разгонял кровь. Сердце бешено отбивало ритм. Значит ещё жива.

— Эй! Почему ты смеёшься? — Пашка попытался накрыть своей рукой мою ладонь, но я аккуратно высвободилась.

— Паш, не хочу тебя обидеть, но фильм ужасный. Ну разве так бывает в жизни? Этот Брендон развёлся с богатой женой, преодолел моря и океаны, чтобы быть с девчонкой из семьи пекарей. Ну бред же.

— Ты не веришь в чистую любовь? — он театрально ужаснулся и приложил ладонь к груди.

— Я верю в рациональные и обдуманные поступки. Ну смотри. Он остался с фигой в кармане. Весь его бизнес остался у жены. Что он может предложить девушке? Чистую любовь? Да он сам её начнёт проклинать, когда придётся ездить на рассвете в общественном транспорте на работу, на которой будет получать гроши. А через год, может три, он посмотрит на свою любимую в старом застиранном халате и будет вспоминать о той женщине с красивым маникюром, от которой пахнет Шанель, а не детской отрыжкой. Вот тогда он поймёт, что любовь приходит и так же внезапно уходит. И ему повезёт, если не начнёт пить от безысходности. Потому что ему будет нечем кормить трёх спиногрызов.

— Вау. Если смотреть под этим углом… — он задумчиво почесал подбородок.

— Любовь прекрасна в начале. Когда вы видитесь украдкой от родителей на старом сеновале. Любил бы Ромео свою Джульетту, если бы их родители были друзьями? Запретный плод сладок…

С соседнего ряда одиноко сидящая женщина бальзаковского возраста недовольно шикнула, призывая к тишине.

— Вот ещё одна жертва твоих стереотипов, Паш. Наверняка эту женщину бросил муж после тридцати лет совместной жизни. Он ушёл к молоденькой девчонке, у которой ветер в голове. Мужчин всегда привлекала свежая плоть и неопытность. Они чувствуют себя моложе.

— Да ты нигилист!

— Я реалист, — высказав свою точку зрения и наговорив на месяц вперёд, я удовлетворенно уткнулась в экран, наблюдая, как герои бегут друг к другу, пробираясь сквозь толпу мешающих людей.

Я вновь почувствовала тёплую ладонь, нежно скользнувшую по моему запястью. Длинные пальцы переплелись с моими. Я покосилась на сидящего рядом невозмутимого парня. Он всё так же упорно смотрел на экран.

— Тебе не обязательно быть всегда сильной, Маш. Просто будь собой, — он даже не повернулся, словно говорил сам с собой.

— Это я и есть. Под рыжим стогом соломы на голове и уродливым шрамом скрывается моя циничная душа, которая видит этот мир без прикрас.

— Возможно это так. Но внутри тебя есть то, что делает тебя особенной. То, что красивее внешней оболочки большинства людей, — его спокойный голос завораживал, а взгляд был всё так же прикован к экрану.

— И что же это? Здоровая печень?

— Твоя душа, — он повернулся, наконец смерив меня задумчивым взглядом.

Я не стала отворачиваться, ожидая, что будет дальше. Я не чувствовала стеснения, как когда кто-то пристально разглядывает моё лицо. Обычно я хотела провалиться сквозь землю, но вместо этого брала себя в руки, надевая маску безразличия.

Сейчас же мне было спокойно. Я была обычной девушкой, которую привёл парень на «места для поцелуев».

Я понимала, что если сейчас переступлю эту незримую грань, то разрушу ту стену, которую возводила между нами. Стоило ли оно того? Не буду ли жалеть?

Его пальцы медленно перебирали мои распущенные волосы. Как в том дурацком фильме, я видела, как Пашка наклоняется ко мне, сокращая расстояние между нашими губами.

После Ваньки я научилась целоваться. Но не было тех мурашек и искр, как описывались в женских романах. Не отключался мозг, чувствуя, как внизу живота закручивается тугой узел желания. Это было просто иногда приятные минуты взаимного обмена слюнями. Ничего больше. Всё остальное — выдумки для успешных продаж страниц.

Губы Пашки были мягкими. Никакого отторжения не вызывали. Он чуть коснулся ими моих губ, проверяя реакцию. Его рука пробралась к моей шее, притягивая к себе и углубляя поцелуй.

С ним было комфортно. Он умело целовался. Наверняка, годы тренировок с разными девушками дали о себе знать. Я не испытывала ревности по данному факту. Вообще ничего не испытывала.

Я просто хотела расслабиться и посмотреть, что будет дальше. Пашка приблизился ко мне, насколько позволяли подлокотники кресел. Его двухдневная щетина приятно царапала мой подбородок. Тёплая рука на моей шее не давала возможности отстраниться. Я и не пыталась, но до того момента, пока его большой палец не провёл по моему поцарапанному подбородку и не коснулся отвратительного шрама. Всё волшебство момента в раз развеялось, обжигая тысячами иголок мою кожу. Я дёрнулась как от удара. Отстранившись, я вырываясь из его объятий. Задыхаясь от накатившей паники, я выбежала из зала.