Я докуривал вторую сигарету, пытаясь собраться с мыслями. Что я ей скажу? С чего начать? Как описать то, что творится в моей душе и в мозгах? Никогда не любил этого копания в своих чувствах. Но один бы я не справился. Только эта женщина знала обо мне ВСЁ.
Затушив окурок о металлическую урну, глубоко вдохнул. Не было смысла больше это оттягивать. Я нуждался в разговоре с ней.
Я потянул дверь с лаконичной надписью «Врач нарколог. Психотерапевт Дастагуль Кхусеинова». В приёмной улыбчивая девушка сразу же проводила меня в кабинет моего лечащего врача, без которой я бы давно спился или валялся в канаве с проломленной головой.
За последний год здесь ничего не изменилось. Маленький рабочий столик с компьютером. Открытый стеллаж с книгами по психиатрии. Сейф для историй болезни. Какой-то розовый цветок на окне, из которого можно увидеть серый парк.
При моём появлении женщина, сидящая за столом, сняла очки и внимательно посмотрела на меня. От её взгляда раньше хотелось куда-то скрыться. Казалось, что её тяжёлый взгляд обладал сверхъестественным рентгеном, способным прочитать мои мысли. Она была словно цыганка, которой пугали маленьких детей у нас в посёлке. Чёрные волосы и восточная внешность ещё больше подталкивали к такому сравнению.
— Давно нэ видэлись, Дмитрий Алэксандрович. Присаживайтэсь, — с мягкой улыбкой Дастагуль указала на кресло возле стола.
— Добрый день.
Я сел, всё ещё не зная с чего начать и что вообще здесь делаю. Мне всегда было сложно на этих консультациях. Особенно после такого большого перерыва. Признаться, я думал, что больше никогда не появлюсь здесь, но судьба распорядилась по-другому.
— Вы выглядитэ уставшим.
— Сплю мало. Курю много.
— Я надэялась, что терапия помогла вам и вы обрэли покой в душе, но вот вы снова здэсь, — она медленно взяла ручку, готовясь записывать, но слова не шли с губ. — Дмитрий, расскажитэ, что вас гложет?
— Она вернулась, — я посмотрел на Дастагуль. Она в свою очередь немного подалась вперёд, облокотившись о поверхность стола. — Две недели назад прошлое снова настигло меня. Я так хотел его оставить, но спокойная жизни мне не светит.
— Расскажитэ, как это произошло?
— Мой сын… чуть не погиб.
— Аллах! — Дастагуль искренне ужаснулась, прикрыв ладонью рот.
— С ним всё в порядке. Я стараюсь не думать об этом. Стараюсь не думать о том, как я бы смог жить без него. И смог бы вообще, — я провёл рукой по волосам и запрокинул голову. — ОНА оказалась рядом. Она, а не я. Если бы…
— Сын для вас был своего рода спасатэльным жилетом послэдние годы. Имэнно отвэтственность за его жизнь дэлает вас сильнее. Дэржит наплаву.
— Это так. До сих пор стоит мне закрыть глаза, я вижу его, барахтающегося в ледяной воде. Или её, глядящую на меня с ненавистью…
— Как прошла ваша встрэча, — она снова взяла ручку, следя за каждой моей мимикой.
— Как прошла? А вы как думаете? Скверно, — я горько ухмыльнулся. Глупый вопрос от человека, который вот уже несколько лет пытался избавить меня от чувства вины и вспышек ярости.
— Что она сказала?
— Что и ожидалось. Что ненавидит и никогда не простит. У неё своя жизнь и в ней нет для меня места.
— А чего бы вы хотэли? Быть рядом? Каждый дэнь видеть напоминание о своих ошибках?
— Думаете, я когда-то смогу их забыть?
— Наша тэрапия, Дмитрий, нацелена на не «забыть», а на «простить» себя за прошлое. Вам нужно простить сэбя за всё, что вы сдэлали.
— Проще сказать, чем сделать.
— Может, пришло время ей узнать правду? Она заслуживаэт её.
— И что я ей скажу? — я сорвался с места и начал ходить по комнатушке, чувствуя, словно меня загнали в клетку. — Ни к чему ей знать. Она должна жить своей жизнью. Должна испытывать ко мне ненависть, а не сожаление.
— Вы нэ хотите говорить или боитесь?
Я задумался, глядя на сырой пейзаж за окном. Все эти годы старался жить своей жизнью, пытаясь вычеркнуть прошлое. Старался забыть то, что натворил. Это ли не признак трусости?
— Вы правы, Дастагуль Ашурахуновна, — я повернулся к ней лицом. — Я — трус. Я сбежал тогда десять лет назад, хотя мог поговорить с ней начистоту. Я был зол на весь мир, на неё, на мать, но больше всего на себя. Злился, что не мог справиться с ситуацией и своими чувствами.
— Тогда может стоит пэрестать бежать? Остановиться. Принять сэбя таким, какой есть. Со всеми нэдостатками и слабостью. Полюбить сэбя и прэкратить нэнавидеть. Вам нужно прощение. В пэрвую очередь простите сами сэбя.
— Это не легко.
— Ваш юношеский максимализм и гормоны сыграли плохую шутку с вами тогда. Сэйчас вы взрослый рациональный мужчина. Поговоритэ с нэй. Прощать вас или нэт, её решэние. Но сделать пэрвый шаг должны именно вы.
— Я хочу оставить всё, как есть…
— И снова спрятаться в свою скорлупу? Дмитрий, это нэ то решэние, которое приведёт к гармонии с самим собой. Как бы страшно ни было, вам нужно рассказать правду. ЕЙ нужна правда, чтобы жить дальше.
— Она возненавидит меня ещё больше, — я сел в кресло и обхватил голову руками.
Дастагуль задумалась. В воздухе повисло напряжённое молчание. Мне хотелось скрыться от этой проницательной женщины, которая видела все мои страхи. От своей «наготы» перед ней было вдвойне страшнее.
— А вам нэ приходило в голову, что это может быть ложью?
— Что? Нет. Чушь говорите.
— Пусть будет так. Всё слишком далеко зашло. Дальше тянуть нэльзя. Это чувство вины сжигаэт вас изнутри. Из красивого статного мужчины вы превращаэтесь в высушенный солнцем инжир.
— Это ещё пол беды. Вся моя жизнь за последние недели полетела псу под хвост, — я раздумывал стоит ли говорить на эту тему, но мне и поговорить-то больше не с кем. — Моя бывшая хочет забрать сына.
— Какие у нэё шансы?
— Ну в нашем государстве у матерей всегда больше шансов, чем у отцов. Мать есть мать и не важно, что она ведёт разгульный образ жизни и сама бросила сына.
— Почему сэйчас?
— Да кто ж знает? В её голове сам чёрт ногу сломит.
— Все эти годы, что вы прожили вмэсте, пытались ли вы её понять? Пытались ли вы быть ей хорошим мужэм или просто старались забить эту дыру в душэ?
— Я никогда её не любил. Она это знала. Да и сама не испытывала ко мне тёплых чувств. Те, кто придумал поговорку — «Стерпится слюбится», полные кретины…
— Проститэ за грубый вопрос, Дмитрий. Вы нэ хотите отдавать сына, потому что хотитэ насолить ей или боитесь потерять этот «спасательный жилэт»? — она откинулась на спинку кресла, поглядывая на меня своими чёрными глазами.
— Я не хочу отдавать сына потому, что люблю! А эта кукушка, которая считает себя матерью, не в состоянии воспитать ребёнка.
— А вы в состоянии? Посмотрите на себя вниматэльно. ВЫ в стостоянии? Вы не спите ночами, плохо питаэтесь, изводитэ себя мыслями о прошлом. Пришло время покончить с этим.
— Вы как всегда правы. Я должен сделать это. Пусть не для себя, а для сына.
— Нэт, Дмитрий. Имэнно для сэбя! Вы сдэлаете это для сэбя и только для сэбя. Покончите с прошлым. Поговорите с ней.
— Но что я ей скажу? — я снова чувствовал себя тем подростком.
— Правду. Она её заслуживаэт. Скажитэ то, что она должна была узнать давным-давно.