Когда ты счастлив, время несётся со скоростью звука. Хоп — и пролетел учебный год, а за ним беззаботное лето.
С появлением в моей жизни Митьки, всё изменилось до неузнаваемости. Казалось, что солнце светило ярче, люди стали добрее, а в душе спокойнее.
Хотелось, чтобы все люди видели мир моими глазами. В нём не было страхов, ненависти и злобы. Там вечно властвовала весна и цвели нежные бутоны цветов.
Мы проводили с Митькой каждую свободную минуту, но этого было невыносимо мало. Даже не касаясь, чувствовали тепло друг друга. Не признаваясь в зарождающемся новом притяжении, я видела взаимность в его лукавых глазах.
Дима был старше, но никогда не позволял себе лишних слов или действий. Я знала, что он не обидит и не предаст. Со мной маска холодного принца спадала, и я видела его настоящим. Добрым, весёлым, отзывчивым. Иногда ранимым. Я видела боль и тоску в его глазах, когда речь заходила о его отце. Ему было тяжело верить людям, почувствовав боль предательства родного человека.
Но меня он смог впустить в свою жизнь.
Я была в уютной колыбели его заботы. С ним могла поговорить абсолютно обо всем. Он всегда внимательно слушал, давал совет или высказывал свою точку зрения.
Дима был совсем не таким, каким я его представляла. Он был открытым и честным со мной. Делился своими переживаниями, страхом перед будущим. Я, как никто, чувствовала его эмоции.
Он совсем не был похож на других знакомых мальчиков. В отличии от них, я никогда не слышала от Митьки грубых слов или грязных шуточек в сторону других девушек. И он не пытался играть роль крутого парня. Он был им. Может быть, поэтому к нему все девчонки и липли. Тогда я и узнала, что такое ревность. Это жжение в груди и едва контролируемая злость сводили с ума. Мне хотелось, чтобы он был только мой. Чтобы никто не смел и думать о нём. В такие моменты я сама себя не узнавала.
Но стоило ему взглянуть на меня своими тёплыми карими глазами, игриво подмигнуть, и моё сердце таяло. Как и я сама. Эти бездонные шоколадные омуты засасывали меня, а я не хотела спасаться.
Я хотела, чтобы он остался навсегда со мной. Так же смотрел на меня с хитрой улыбкой. Так же защищал от всех хамоватых поселковых ребят. Так же подставлял своё плечо, когда грустно.
Я боялась, что он до сих пор видел во мне четырнадцатилетнего нескладного подростка. Друга или, не дай бог, младшую сестру. Ведь я была безнадежно влюблена в этого немного нахального, но такого милого соседа.
Это было настолько новое чувство для меня, которым я не могла ни с кем поделиться, что ходила сама не своя, пока бабуля с пристрастием заправского полицейского не устроила допрос. Пришлось выкручиваться и делать вид, что переживаю из-за учебы. Врать я никогда не умела, но бабушка не стала лезть в душу. За что я была благодарна.
Митька же делал вид, что не замечал моих пристальных взглядов и вздохов. Лишь тепло улыбался и щипал за нос.
Так хотелось остаться в том времени навсегда. Быть рядом с ним. Но всему хорошему рано или поздно приходит конец.
Лето пролетело. Конец августа ударил, как обухом по голове. А это значило, что Дима… мой Митька уезжает учиться в город. А я остаюсь. Снова одна.
Грудь сдавливало так, что слёзы катились по щекам. Я до последнего надеялась, что наша разлука для него так же тяжела, и он решит остаться. Он мог устроиться на какую-нибудь работу у нас в посёлке. Тогда бы мы по-прежнему каждый день проводили вместе. Каждый вечер забирались на мою крышу и смотрели на звёзды, думая каждый о своем. Кому вообще нужен этот дурацкий диплом?
Но здравый смысл кричал мне, что он не сможет остаться. Он должен думать о будущем. А тараканы в моей голове шептались по углам, что в этом будущем нет места для меня.
От очередной ночи, полной пролитых слез, я ходила весь день с тяжелой головой. Словно бестелесный дух, без смысла и цели.
Вот и всё. Настала точка невозврата. Завтра его уже здесь не будет. Наш последний день вместе.
Вернувшись с бабушкой от её подруги, которая часами без умолку рассказывала про свою внучку, получившую золотую медаль за гимнастику, я тяжело плюхнулась на подоконник в своей комнате.
Постоянные мысли о скором отъезде Митьки сделали меня напряженной, как струна, и всё время раздражительной. Ну почему всегда есть какой-то подвох? Почему, если в жизни всё хорошо, то обязательно жди беды?
Я улыбнулась новой записке, лежащей возле распахнутого окна. Эти маленькие письма стали нашим тайным ритуалом. В сердце моментально разлилось тепло от написанных красивым почерком строк.
«Вечером в десять на нашем месте. Не опаздывай, соплюха».
Несмотря на то, что родные знали о нашем общении, наше тайное место так и осталось тайным. На крыше мы могли быть самими собой, зная, что нас не увидят и не осудят. Там, глядя на звёзды в чёрном небе, нам казалось, что на свете остались только мы. Наш маленький уютный мирок, в котором есть только счастье, окутывающее наши наивные сердца.
— Ты опять куришь, Сокольский? — я не смогла удержать грусть в голосе при виде Митьки, сидящего на пледе.
Он повернулся и с хитрой улыбкой выпустил дым через нос. Я тоскливо улыбнулась. Ни слова не говоря, парень отвернулся к ночному небу и похлопал ладонью рядом с собой, приглашая присесть.
Я аккуратно села рядом, всматриваясь в сосредоточенное лицо. Мне самой одновременно хотелось просто молчать, положа голову ему на плечо, и так много рассказать. Рассказать всё, что у меня в душе. Всё, что чувствовала к нему и о чем так сильно переживала. Оставшегося для нас времени было ужасно мало. Хотелось запомнить каждое мгновение.
— Ну что? Готов к новой жизни? — я попыталась улыбнуться и пошутить, хотя в душе всё разрывалось.
— Ага…
— Ты не на шутку молчалив сегодня…
— Пытаюсь вспомнить таблицу умножения. Иначе выпрут с первого занятия… — он улыбнулся под моим гневным взглядом и обнял за плечи одной рукой.
— Придурок… — я с наслаждением прижалась к его горячему боку и немного успокоилась.
Близость Митьки всегда действовала на меня успокаивающе. Каким бы сложным эмоционально или физически ни был день, стоило только увидеть его улыбку или тёплый взгляд, пружинка во мне расслаблялась. Я чувствовала умиротворение, как дома. Как под тёплым пледом. Как в самых надежных объятьях.
— О чём думаешь, Мить? Ты же будешь мне писать СМС?
— Не знаю. Ещё не решил… — я отпрянула от него, ударив в плечо. Он рассмеялся, но как-то грустно. — Я решил жениться, Мань.
— Ой хватит твоих шуточек… — я закатила глаза, пытаясь спрятать укол ревности в сердце.
— Я серьезно, — он снова отвернулся, задумчиво подставив лицо прохладному ветерку.
— Чего? — я замерла, не веря в услышанное. Я ждала. Вот сейчас он снова рассмеётся и скажет, что я всё такая же наивная. Но Митька не смеялся, оставаясь сосредоточенным.
— Года через четыре, когда будешь взрослой, я приду к тёте Ире и попрошу её твоей руки.
Теперь я нервно расхохоталась над его шуткой. Ах знал бы он, что весь прошедший год я мечтала об этом.
— Так… я взрослая.
Он снова притянул меня к своему плечу, тяжело вздыхая.
— Ты соплюха ещё, Мань. Целоваться даже не умеешь ещё.
Во мне снова проснулся колючий ёжик. Хотелось сказать, что он не прав. Что я взрослая, но тепло от его слов растянуло на моём лице улыбку. Щёки вспыхнули от удовольствия, а сердце бешено застучало.
— Если это шутка такая, Мить, то не смешная…
— Сначала поговорю со своей мамой.
— Она что-то не особо меня любит… — я скривилась, вспоминая её колкий немного высокомерный взгляд, когда Димка провожал меня после школы.
— Ерунда. Был бы рядом отец… — Митька замолчал на мгновение. — Был бы тут отец, ты бы ему понравилась.
Он опустил руку в карман джинсовки. Я посмотрела вниз. На его ладони лежало маленькое колечко. Обычная дешевая бижутерия, которую можно купить на каждом углу. Маленькое «золотое» колечко, в середине которого мутно поблескивал в свете луны «рубин» в виде сердечка.
— Давай сюда лапку, Манька. Не бриллианты, конечно, но когда-нибудь я подарю тебе настоящее.
От переполняющих меня чувств, я хотела взорваться на миллион кусочков или прыгать, как сумасшедшая, пока не проломлю шифер под ногами. Но вместо этого ошарашенно смотрела, как Митька надевает на мой палец самое прекрасное кольцо в мире. Кольцо, дающее надежду, кричащее без слов о его чувствах ко мне. Кольцо, которое безбожно было велико мне.
От обиды хотелось расплакаться.
— Мда, Мань… И что мне с тобой делать? — он почесал в затылке, задумавшись. Затем оттопырил ворот футболки и ловко щелкнул замочком на цепочке, болтавшейся на шее.
Продев кольцо в цепочку, застегнул её теперь на моей шее. Щёки вновь опалило огнём, а сердце затрепетало, как будто хотело вырваться и прыгнуть ему в карман, чтобы быть всегда рядом. Чтобы и он не забывал обо мне. Чтобы знал, что я его жду и люблю всем своим наивным сердечком.
— Уже рассвет. Надо идти, а то получу по шее… — его голос был таким тихим, таким непривычно грустным.
Сдавшись своим эмоциям, я со всей силы прижалась к его чуть костлявому телу и обняла за шею, не желая отпускать. Хотелось вжаться в него так, чтобы быть одним целым и не расставаться больше ни на миг.
Его ладонь опустилась на мою спину, медленно поглаживая её. Расслабляя. Давая мне время успокоиться и перестать лить слёзы по своей детской любви.
— Ну чего ты, соплюха? Я же вернусь. Вот каникулы будут и приеду… — его тихий голос убаюкивал.
— Почему мне кажется, что стоит тебя отпустить и всё изменится? — я крепко сжала колечко, висевшее на шее.
— Тебе кажется. Что бы ни случилось, я всегда буду рядом. Всегда буду оберегать тебя. Запомни это…
Если бы я знала, что мои слова будут пророческими, то никогда бы не отпустила.