Табу. Разбитые судьбы (СИ)

Глава 41. Маша

Тяжёлые мысли, что я упускаю что-то важное, и щекочущие натянутые нервы сомнения заставляли меня снова и снова просыпаться посреди ночи. Кожа была противно липкой, а от постоянных метаний простынь сбилась в одну бесформенную кучу.

Поэтому раздавшийся стук в дверь в ещё не рассеявшейся темноте квартиры вызвал скорее облегчение, чем недоумение. Облегчение, что смогла вырваться из лап очередного беспокойного сна, в котором улыбающееся лицо Митьки расплывалось и превращалось в свирепый оскал Пашки.

Наспех натянув домашние растянутые штаны и лёгкую спортивную кофту, я побежала открывать дверь неожиданному визитеру, на ходу пытаясь сообразить кто бы это мог быть.

Вариантов было два. Либо вернулся Пашка просить прощения. Либо соседский кот опять сбежал, и его хозяева объявили «план перехват». И в том, и в другом случае я бы предпочла остаться не замеченной.

Как бы ни было горько и обидно после последнего разговора, на данный момент видеть бывшего любовника не хотелось. А выслушивать его извинения в шесть утра не входило в мои планы.

Приоткрыв дверь, я с удивлением и колотящимся сердцем, поняла, что предпочла бы увидеть Пашку.

— Мария Зиновьевна? Жихарева? Открывайте, гражданочка.

Запахнув поплотнее кофту и распахнув дверь, я отступила от двери, пропуская двух не знакомых мужчин в полицейской форме.

Один из них на вид лет пятидесяти с внушительным пузом и запахом перегара прошёл вперёд, не спеша, рассматривая мою халупу. Семенящий же за ним молоденький парнишка был больше похож на выпускника военного училища, чем на полицейского.

Хлопая глазами, я судорожно копалась в голове, пытаясь отыскать мотив, приведший «бравых защитников». Быть может, что-то случилось с мамой? Сердце застыло камнем в груди от дурного предчувствия.

— В чём дело?

— Поступила наводка, — «пузатый» не удостоил меня взгляда, всё так же разглядывая скромный интерьер. По недовольному взгляду было ясно, что его моя компания так же раздражает, как меня его присутствие.

— И? — я сложила руки на груди, пытаясь унять тревогу.

— Дерзить мне вздумала? — он наконец-то взглянул на меня своими мутными колкими глазками. Вытерев ладонью выступающие после холодного воздуха сопли, он обратился к стушевавшемуся напарнику. — Санька, давай ищи. Вверх дном тут все переверни, но найди.

— Что?! Что вы делаете? Эй! Я к вам обращаюсь, — я подбежала к сложившему в карманы огромной форменной куртки полицейскому в надежде понять хоть что-то.

— А ну брысь с дороги, «амара»! У меня постановление на обыск! — толстяк потряс перед моим носом бумажкой, грубо оттолкнув меня с дороги.

Волоски на голове зашевелились. Нет. Скорее тараканы попадали в обморок. Это такое отвратительное чувство, когда знаешь, что ты перед законом и перед собой чист, а воображение подкидывает картинки, где я в полосатой пижаме на три размера больше в кандалах и бренчащих цепях вышагиваю по загону 10 на 10 метров с толпой таких же «счастливчиков».

— Что… что вы ищете? — я подбежала к главному, бесцеремонно скинувшему моё одеяло на пол и уже активно сдирающего своими толстыми пальцами наволочку с подушки. Было чувство, как будто он копается не в белье, а в моей душе грязными руками.

Поймав искренний и сочувствующий взгляд молоденького, я кинулась к нему, в попытке хоть что-то узнать.

— А ну отошла от него! Иначе ещё 294 статью припишу! На смотри! Русским по белому написано! Распространение и продажа бета… бетамор… про… мать его ети… Бета-мипро-дин. На! Ознакомься, распишись… Барыга…

— Что за бред вы несёте? Это ошибка какая-то! — дрожащими руками я схватила лист бумаги, но буквы разбегались, не желая складываться в слова. — Это просто кошмарный сон или глупый розыгрыш.

— Виктор Максимыч, я что-то нашёл.

Подошедший к нам молоденький помощник развеял все мои сомнения. Нет. Не сон. Лишь моя кошмарная жизнь, которая снова и снова тычет меня носом в дерьмо.

Пузатый Виктор Максимыч с не скрываемым злорадством выхватил из его рук спортивную сумку, аккуратно и с театральным жестом вынимая тряпку за тряпкой.

— Это грязная одежда моего…

— Заткнулась! Щас мы проверим твоё грязное бельишко.

В гробовой тишине можно было различить храп вечно пьяного соседа с третьего этажа. Замерла не только я. Вместе с моим дыханием замер весь мир вокруг, ожидая приговора. Вытянув рабочий медицинский халат, мужчина выудил из кармана картонную коробочку таблеток, которые в нашей больнице всегда были под строгим учётом и заперты за семью замками.

— Ну что ж. Руки за спину. Санька, доставай «баранки».

— Эй! Отпустите! Это не мои вещи! — холодный метал наручников больно врезался в запястья, отрезвляя, но никак не помогая поверить в происходящее.

— Ага. Я слышу этот «свист» каждый день. Ничего, краля, твои «нары» и новые соседи быстро прочистят мозги.

Беспардонно вытолкнув меня в подъезд, полицейские даже не удосужились подождать, когда я одену обувь.

На шум и крики повыскакивали любопытные соседи с осуждением разглядывая бесплатное представление. Им было так же, как и полицейским, всё равно, виновата ли я или это чей-то глупый розыгрыш. Что ещё людям для счастья нужно, кроме хлеба и зрелищ? Правильно. Ничего. Они до последнего будут осуждать, в душе надеясь, что с ними такого не случится.

Меня неспеша вывели на улицу, словно напоказ. Словно хотели, чтобы моё наказание уже началось без разбирательств. Под комнатными тапочками хлюпал сырой снег, но я не чувствовала холода. Медленно передвигая конечностями и опустив голову, я пыталась найти в себе силы дышать.

Можно ли пасть ниже этой грязи, через которую я прошла когда-то? Моя жизнь тому доказательство. Кажется, что я находилась на дне все эти десять лет, но вот земля разверзлась, и я упала ещё ниже. Лицом прямо в грязь…

Холодный снег под промокшими ногами. Холодная лавка автозака. Холодный каменный пол в холодной клетке, где я проведу часы, дни, а может годы. Будет ли разбирательство, что это ошибка или для людей по ту сторону решётки и так всё ясно? Мне точно ясно. Это конец.

— Опа-опа! Какая красопеточка ко мне в гости залетела! Заходи. Будем знакомиться. Не ожидала такой подарочек на Новый год.

Как в плохом сериале по НТВ, моей соседкой оказалась чуть пухлая мужеподобная женщина около сорока лет. Судя по её нахальному и обрюзгшему лицу, было понятно, что это был отнюдь не первый её день в этой клетке. Засаленные короткие волосы слиплись прядями, а смрад немытого тела непроизвольно заставили меня поморщиться.

Существо подошло ко мне развязной походкой, ухмыляясь уголком сухих губ.

— Что такое, сладкая? Не понравилась? Ну ничего. Привыкнешь, — она медленно провела по моей щеке шершавым пальцем.

— Эй вы там! Хватит лясы точить. Баланду принимаем.

В небольшую прорезь двери охранник протянул тарелки с отвратительно пахнущей тушёной капустой, видимо, не первой свежести, и кружку с водой.

Только избавившись от пристального взгляда полу-женщины, я выдохнула, ощутив за спиной ледяную стену. Хотелось вжаться в неё, проскользнуть в щёлку и скрыться в глухой тайге, чтобы больше никто не нашёл. Ни полиция, ни Пашка, ни… Димка. Слёзы снова навернулись на глаза, туманя взор. Я стёрла их рукой.

Обдумать мое не завидное положение не давал страх потерять бдительность. Моя соседка, не морщась, уплетала уже мою порцию «ужина», периодически поглядывая и вытирая рукавом испачканный рот.

— Чего уставилась, голубка? Жаждешь познакомиться со мной поближе? Я тебе устрою…

Всё по тем же иногда попадающимся на глаза сериалам про уголовников, я имела представление, что происходит в тюрьмах. Но никогда не могла и подумать, что стану одной из жертв сексуальных домогательств.

Обнажив пожелтевшие маленькие зубы в омерзительной улыбке, моя сокамерница всё так же неспеша приблизилась ко мне, рыгнув от сытного завтрака. Смрад от дыхания был почти невыносим.

Я вжалась в стену ещё больше, с отчаянием понимая, что это меня не спасёт. Меня ничто не спасёт. Ни сопротивление. Ни мольбы о помощи. До меня просто нет никому дела. Меня бросили за решётку и оставили здесь гнить.

Можно ли ощущать себя более одинокой, как не в холодной камере по ложному обвинению? Без малейшего плана по спасению, стоя вжав голову в плечи под нависавшей надо мной женщиной.

Её грязная ладонь провела по моей шее. Медленно. Осознавая, что у неё куча времени. Осознавая, что стоящая бледная девушка ей не соперник.

— Неееежная. Какая у тебя кожа. Наверняка, кремом пользуешься. Ухаживаешь за собой, — она подняла мой подбородок, чтобы я взглянула ей в глаза. — Надеюсь язычок такой же нежный.

В миг меня замутило, перед глазами всё потемнело, а на коже выступил холодный пот. Тошнота подкралась к горлу. Голова кружилась. Неужели я так просто сдамся? Неужели дам надругаться над собой? После такого один выход. Смерть.

Я сжала ладони в кулаки, пытаясь короткими ногтями привести себя в чувство. Или сейчас, или никогда. Не ожидавшая нападения соседка охнула от боли, когда я ударила лбом по её желтым зубам. Она отступила на шаг, ошарашенно глядя на меня.

— Ах ты шука! Убью…

Я не ждала, когда она приведёт свои угрозы в исполнение, а ударила рукой, попав лишь кончиками пальцев по её щеке.

Ну вот и конец. Я билась не долго, но достойно. Это и будет написано на моём надгробье. Только боюсь мою могилу никто не найдёт.

Бешеное торнадо из кусков сала и мяса подлетело к мне, впечатав затылком в стену. Яркая вспышка боли на миг ослепила. Уголовница придавила меня своим телом, перекрыв доступ кислорода к легким.

Не до конца осознавая, что делаю, вцепилась пальцами в её волосы, в попытке хоть как-то оттащить, но понимая, что силы не равны, и их все меньше.

В затуманенной от удара и её криков голове крутились мысли. Единственное, о чем я сожалею — это то, что не увижу больше Митьку с Мишкой. Не попрощаюсь с мамой. Они не узнаю, что со мной стало. Даже если и будут искать. А если и узнают, то я бы умерла от стыда и отчаяния. Так что слава богу, я это не увижу.

Туман немного рассеялся, когда я наконец-то смогла вдохнуть полной грудью. Раскрасневшаяся от ненависти соседка стояла лицом к стене, а полицейский, который принёс «завтрак», надевал на неё наручники.

— Че за разборки устроила, Люська? Житья от тебя нет. Пойдём проветришься.

Лишь через несколько минут из моего пересохшего от ужаса горла вырвался слабый стон. Я медленно осела на пол, опустив голову на согнутые колени. Тело подрагивало. Последние силы покинули, и я легла на пол, сжавшись в комок.

Это лишь отсрочка.

Волна жалости к себе прорвалась наружу, и я выплеснула её из себя отчаянным криком.