Впервые за долгие две недели я проснулась не от боли. В солнечном свете, льющемся из открытого мутного окна, мелькали пылинки, кружась, подобно маленьким феям. Казалось бы, откуда в вечно пасмурной зиме столицы может быть столько света?
Но именно это утро было похоже на только открывшую глаза весну. Яркое солнце пригревало моё заспанное лицо. Я прищурилась, наслаждаясь этим моментом.
Алевтина Яковлевна выписалась прошлым утром, поэтому моё пробуждение было как никогда спокойным. В тишине палаты слышалось лишь моё мерное дыхание и обычная суматоха больницы, слышащаяся за закрытой дверью. Впервые за эти недели я позволила себе не думать о плохом. Все проблемы ушли куда-то, оставив в душе лишь спокойствие и умиротворение.
За дверями палаты кипела жизнь, а в моем маленьком мире царила гармония. Завтра. Все проблемы завтра. Сегодня я хочу насладиться этим. Подпитать свои расшатавшиеся нервы солнечными лучами и запахом моих любимых ирисов, стоящих со вчерашнего дня в двухлитровой банке на старенькой тумбочке.
Митька приходил каждый день, стараясь провести со мной как можно больше времени. Теперь в этом статном красивом мужчине я видела того прежнего подростка, с которым мы когда-то убегали от всего мира на нашу крышу. Там, сидя в темноте, мы были одни в этой бескрайней вселенной. Это было больше, чем дружба.
После тихого стука, в палату вошёл улыбающийся Митька. За последние дни синяки под его глазами пропали, а складка между бровями разгладилась. Расслабленной походкой он подошёл к моей кровати.
— Ты сегодня без цветов, — я наигранно укоризненно посмотрела на него, прищурив глаза.
— У меня есть кое-что посущественнее. Доктор разрешил тебе поехать домой.
— Ну наконец-то!
— Раньше времени не радуйся, соплюха. Впереди тебя ждёт постельный режим. И я намерен проследить за этим.
Он присел на кровать и взял меня за руку. Я видела, что он хочет что-то сказать, но никак не решится. Его горячие пальцы бережно поглаживали мою ладонь, задумчиво следя за этим действием чёрными глазами.
— Дим… В чём дело?
— Я понимаю, что не в праве ждать чего-то. Не в праве надеяться, что ты простишь меня за всё… что я причинил тебе, — его тихий голос, как обычно это бывало, вводил в транс, а близость тела оттесняла все мысли из головы. Хотелось прижаться к нему. Утонуть в его запахе и объятьях. Почувствовать себя той маленькой девочкой, которую так бесстрашно защищал долговязый парень с очаровательной улыбкой. — Я всё понимаю, Мань, но всё же надеюсь, что смогу занять хоть какое-то место в твоей жизни. Главное быть в ней. Быть рядом.
— Дим, ты всегда был рядом. Как бы далеко ни находился. Я устала от жалости к себе и от обиды за прошлое. Очень устала.
Я протянула руку к его лицу, прижав ладонь к колючей щеке. Димка поднял глаза, с надеждой заглянув в глубину моей души. Вся она, все мои мысли как на ладони. Все чувства и переживания. Желания, надежды и грусть, что они никогда не станут явью.
Мне не хватало сил отталкивать его больше. Я не могла справляться со своими чувствами к этому человеку. Только с ним я могла бы быть счастлива. А без него я чувствовала себя пустой. Я просто хотела видеть его рядом, а остальное… гори всё адским пламенем.
Мне было плевать, что у нас никогда не будет полноценной семьи. Главное быть рядом.
— Я люблю тебя, Мань. Какое бы решение ты ни приняла, это не изменит моих к тебе чувств.
— Ты же знаешь, Мить. Мы не можем… Что это у тебя? — я только сейчас увидела тоненькую папку в его руке, которую он с силой сжимал.
— Это? Хм… доказательство того, что вся моя жизнь оказалась ложью.
Мужчина сжал губы, в миг становясь молчаливым и задумчивым. Его глаза буравили папку, а мысли витали где-то далеко, переживая снова и снова моменты из жизни, принесшие ему лишь страдания.
Я аккуратно накрыла его ладонь, возвращая из горьких воспоминаний. Мне было больно видеть, как он страдает от того, что уже никак не может изменить. Но теперь я буду рядом. Пусть мы не сможем быть обычной парой, теперь все беды сможем разделить пополам. Будем друг другу плечом и опорой.
— Это результаты анализов, — он кинул бумагу на одеяло, как будто обжегся от скупых слов, напечатанных на белой бумаге. — Я без твоего ведома сделал это, боясь, что дам тебе ложную надежду.
— Что? Каких анализов? — я перестала дышать, внутренне готовясь ко всему.
— У нас будет время об этом поговорить. Просто… — видно было, что слова даются ему с трудом. — Просто я и подумать не мог.
— Объясни, наконец, в чём дело.
— Всё что мы пережили, лишь затянувшийся фарс. Мать всё выдумала.
— О чём ты… говоришь?
— Ты не моя сестра. Даже не дальняя родственница, Мань.
Должной радости сей факт у мужчины не вызвал. Теперь он, как и я когда-то, почувствовал на себе всю горечь предательства родного человека. Долгие годы женщина, называвшаяся его матерью, скрывала правду. Эта женщина придумала свой какой-то совершенно невероятный мир. Видя, что её сын страдает продолжала врать.
Дьявол не в аду. Он сидит в каждом человеке и лишь от нас самих зависит, вырвется ли он наружу. Под личиной любящей матери скрывался целый вулкан злости, обиды, зависти и корысти. И пострадал от её эгоизма единственный близкий и любящий человек.
Дверь с грохотом отворилась и в палату подобно маленькому урагану ворвался Мишка. Я не видела ребёнка несколько недель, а казалось прошла вечность. Своей счастливой беззаботной моськой он разгонял тяготившую ауру, скопившуюся от последних известий.
С радостным криком он запрыгнул на скрипучую кровать, вызвав во мне улыбку умиления, перекошенную резкой болью от ещё не зажившей раны.
Я не спрашивала, что стало с Пашкой. Этот человек умер для меня. После второго рождения я желала окружать себя лишь счастливыми и позитивными людьми, как этот малыш со светящимися голубыми глазами.
Удивительно, как всего за месяц из наигранно взрослого пятилетнего мужчины он превратился в обычного ребёнка, радующегося простым вещам.
— Маша! Ты представляешь?! Я впервые катался на лыжах! А ещё там была огрооомная новогодняя ёлка с гирляндами. Папа всегда покупал пластиковую, а там настоящая была! Он обещал, что когда тебя выпишут, у нас будет настоящий Новый год. С подарками, шарлатаном Дедом морозом и ёлкой. Здорово правда?
Ребенок всё щебетал, рассказывая все прелести зимнего отдыха с няней в санатории, а я чувствовала, как рука любимого под моей расслабляется, отпуская все обиды.
Я смотрела на эту идиллию, больше всего на свете желая быть частью их маленькой семьи.
— А я кое-что тебе принёс, — мальчуган стушевался и почему-то покраснел, когда начал шарить по карманам своей куртки. — Да где ж ты… Было же в кармане… А! Вот!
Мишка, потупив взгляд, протянул мне маленькую коробочку. Я с недоумением перевела взгляд на молчавшего Диму, но коробочку приняла. Там на дне в псевдо-бархатной подушечке лежало простое потускневшее от времени детское колечко. Моё колечко.
— Ты лазил в моём шкафу…
— Ну пааап! — он виновато посмотрел на отца и перевёл взгляд на меня. — Маш, ты это… будешь моей мамой?
Я перевела шокированный взгляд с открывшего в изумлении рот Митьки на его сына. Мишка сидел на кровати с огромными печальными глазами полными надежды. Его нижняя губа чуть подрагивала, а маленькие ручки нервно перебирали ткань куртки.
В своей такой ещё короткой жизни он уже почувствовал боль предательства родного человека. Именно в таком возрасте ему была так нужна мать, а она предпочла ему свободную жизнь.
Так легко потерять веру в людей, достаточно получить удар в спину от того, кому безгранично верил. Но теперь у малыша всё будет по-другому. Потому что МЫ есть друг у друга.