Так становятся звёздами. Часть 1

Глава 6

Шаг к взаимопониманию девушки сделали очень быстро.

— Скажи, как я выгляжу? — вертясь перед зеркалом, спросила Гаитэ.

— С чего такой вопрос? — удивилась Эффидель.

— Собираюсь нанести визит моему жениху, твоему брату. Хотелось бы, чтобы первое впечатление было как можно лучше.

— Тогда распусти волосы.

— Распустить? Зачем?

— Они у тебя такие красивые, немилосердно стягивать их в узел вокруг лица. Ну-ка, присядь.

Не без сомнений Гаитэ отдалась в руки Эффи, но, как вскоре убедилась, не зря. Волосы под умелыми руками покорно приняли задуманную Лисичкой форму, выгодно подчёркивая точёные черты Гаитэ, делая лицо мягче и женственней.

— Так и вправду лучше, — поблагодарила она.

— Пойдём, провожу, — предложила Эффидель. — Возможно, моё присутствие заставит Торна вести себя сдержанней?

— Проводи.

Гаитэ не видела причин отказываться от помощи.

— Со мной путь будет короче, правда? — улыбнулась Эффи и на мягких щеках заиграли игривые ямочки. — Идём, сестра. Я ведь могу называть тебя так, правда? За кого бы из братьев ты не вышла замуж, мы всё равно породнимся?

— Надеюсь на это.

— Вот и пришли — покои Торна перед тобой. Даст бог тебе терпенья с ним, нрав у него тяжёлый. Особенно теперь, когда излишествами он довёл себя до крайности.

Из полумрака так внезапно вынырнула фигура, что Гаитэ остановилась, прижимая руку к невольно заколотившемуся от испуга сердцу.

— Слуга моего брата, — представила Эффидель, — Маркелло.

— Сеньориты, вас не ждали, — проговорил мужчина мрачным голосом.

— Конечно, не ждали. Мы без предупреждения. Папочка пожелал, чтобы брат познакомился со своей невестой, герцогиней Ревиндэйлской.

Маркелло вклинился между девушками и дверью:

— При всём уважении, — пробормотал он, — не думаю, чтобы господин принял вас.

Но Эффи не собиралась отступать. Вскинув голову, напустив на себя самый властный вид, она высокомерно молвила:

— Ты всего лишь слуга и не тебе решать, желает ли мой брат видеть меня или нет. Если он против нашего визита, пусть сам скажет об этом! А сейчас — немедленно отойди в сторону.

— Как прикажите, госпожа.

Эффи, подхватив Гаитэ под руку и подвела её к двойным дверям.

— Как думаешь, что с ним не так? — шёпотом затараторила Лисичка. — Торн болен? Или, что куда более вероятно, снова пьян? Будь с ним поосторожней.

— Хорошо, — пообещала Гаитэ.

Эффи заколотила в дверь.

— Торн, это я, — не допускающим возражения голосом позвала она. — Впусти меня!

Ответа не было.

Гаитэ расслабилась, с облегчением подумав, что встреча не состоится, и тут ключ в замке провернулся. Дверь приоткрылась. Эффи тем же манером, каким обычно проскальзывала к Гаитэ, просочилась в образовавшуюся щель. Гаитэ — за ней.

В комнате было темно. Плотными гардинами Торн устроил в ней искусственную полночь, посреди которой он, в своей белой рубахе, висевшей мешком, походил на полупрозрачный призрак.

— Какого чёрта ты сюда явилась? Что надо?

Голос его звучал глухо и ровно.

— Папочка попросил зайти, — высоким сладким голосом пропела Эффи. — Он очень беспокоится за тебя. Считает, что ты болен. Ты только посмотри на себя!

Эффидель хотела взять Торна за руку, но тот резко дёрнулся, избегая её прикосновения.

— Да ты весь горишь, — воскликнула девушка. — Тебя лихорадит!

— Ерунда, — нервно дёрнул он головой. — Просто подцепил простуду. Скоро пройдёт.

Ненужно было быть лекарем, чтобы распознать ложь. Расшнурованный ворот рубахи промок от пота и лип к груди так, словно Торн только что вымылся и оделся, не вытираясь.

— Брат, тебе лучше лечь, — запричитала Эффи. — Нужно немедленно позвать врача.

— Да не суетись ты! Я уже его звал и принимаю поганое лекарство.

Заметив Гаитэ, беззвучно стоявшую в дверях, Торн нахмурился, распрямляя плечи:

— Это ещё кто с тобой?

Взгляд его поначалу словно вскользь мазнул по Гаитэ, но тут же вновь вернулся задержавшись.

В нём читалось узнавание:

— О! Да гостья не нуждается в представлении. Герцогиня Рэйвская, если не ошибаюсь?

От сухого грубого смеха мороз продрал по коже.

— Конечно же, я не ошибаюсь. Это с вами мы довольно близко познакомились на днях? Что ж вы сразу-то своего имени не назвали?

— Вот что за бред ты сейчас несёшь? — всплеснула руками Эффидель, но Гаитэ отметила, что глаза у Лисички острые, пытливые, ничего не упускающие.

Господи, помоги ей, Гаитэ, дай терпения с этим семейством. И помоги накинуть узду на этого одичалого жеребца! С чего только она взяла, что сможет справиться с ним?

«С того, что выбора изначально не было», — напомнила она себе.

— Прости, сестра, — по бледному лицу Торна снова скользнула усмешка. — Но так неожиданно оказаться помолвленным для меня не совсем приятный сюрприз. Вернее сказать, совсем неприятным. Вот я и занемог.

— Не понимаю, почему? — с наигранным, показным возмущением проговорила Эффи. — Гаитэ красива и знатного рода. Чем тебе быть недовольным?

В сумеречном свете затемнённой комнаты казалось, что глаза Торна залиты сплошным мраком, будто ярость поглотила его зрачки.

А Эффидель продолжала читать нотацию:

— Сделай так, как хочет папочка, пока кое-кто другой не поспешил выполнить его желания за тебя.

Стоило Эффидели закончить фразу, как Торн уставился на неё с таким выражением, что Гаитэ всерьёз начала беспокоиться, как бы он не ударил свою, не в меру болтливую, младшую сестрёнку.

— Госпожа, не могли бы вы оставить нас? — поспешила Гаитэ вмешаться, чтобы разрядить ситуацию. — Я хотела бы переговорить с вашим братом наедине.

Эффидель охотно выполнила желание подруги.

Взглянув на Торна, Гаитэ с трудом сдержала дрожь. Он казался таким громадным! Просто башня, сплетённая их твёрдых мышц и сухожилий. А какой ледяной взгляд? Нет, нельзя показывать, что она боится. Страх лишь спровоцирует новый конфликт.

— Тебе так не терпится попасть в мои жаркие объятия, женщина, что ты сама заявляешься, не дожидаясь официальных представлений? — с сарказмом процедил Торн.

— Я пришла потому, что считаю, что нам необходимо поговорить наедине.

В ответ раздался грубый издевательский смех:

— «Нам необходимо поговорить наедине», — передразнил он её. — О чём мне говорить с тобой, Тигриное отродье? Нужно было свернуть твою шею ещё в прошлую встречу и разом освободиться от твоей навязчивой персоны.

— Крайне неразумное решение, — твёрдо глядя в его одичалые глаза, произнесла Гаитэ. — Это лишь подбросило бы дров в костёр, что ваш отец пытается погасить и…

Он схватил её за плечи, сжимая их до боли:

— Прийти сюда с твоей стороны было глупо. Приезжать — глупо. Весь этот фарс с нашей свадьбой — сплошной идиотизм!

Самообладание Гаитэ тоже дало трещину:

— Что вы себе позволяете? Да если бы не обстоятельства, я бы предпочла любого другого лорда в Саркасоре, лишь бы это были не вы! Но только так я могу спастись сама и спасти моих людей — выйдя за вас замуж! Очень жаль, что ваш брат уже женат. Он-то не такой грубиян, как вы.

При упоминании брата Торн зарычал как дикий зверь. Судорога дикой ярости прошла по его лицу и… бесследно исчезла. Оно вновь приняло спокойное, безмятежное выражение.

— Я понимаю, — кивнул Торн. — Всё это я успел выслушать от отца несколько раз: свадьба Фальконэ и Рэйвдэйлов равняется миру. Что ж? Вынужден признать, во всём этом есть определённый смысл.

Гаитэ была удивлена тем, с какой быстротой у Торна поменялось настроение. Впрочем, это могло быть лишь следствием издёвки. Вероятнее всего, именно издёвкой это и было.

Скользнув от плеча к кисти, его рука сжала ладонь Гаитэ. Она была горячая, как раскалённая печка. Подтащив к кровати, он толкнул Гаитэ на неё:

— Пожалуйста, сядь.

Она вырвала руку, глядя возмущённо и испуганно:

— Сесть на вашу кровать?

— Я прошу вежливо, — всё та же злобная усмешка продолжала искажать его лицо. — Сядь! — прозвучало уже как приказ.

А ещё так, словно он втайне надеялся, что Гаитэ станет сопротивляться, тем самым дав ему право высвободить всех, просящихся на волю, демонов.

Гаитэ не стала его провоцировать. Она медленно села на кровать, с тревогой наблюдая за тем, как Торн запирает дверь на ключ. Как, крадучись, словно кошка, он быстро возвращается назад.

Отерев рукой блестящие бисеринки пота со лба, он опустился на корточки рядом.

— Когда мы с Сезаром были детьми, — произнёс Торн, — начали одну увлекательную игру. Знаешь, как она называется?

Гаитэ помотала головой в знак отрицания.

Торн улыбнулся ядовитой улыбкой:

— Соперничество. Это игра называется «соперничество». Видишь ли? Мы братья лишь по крови, но не по духу. Мы никогда не были с Сезаром близки. Наши бесконечные ссоры портили жизнь всем вокруг: родителям, слугам, сестре, просто случайным, не вовремя подвернувшимся под руку, людям. Мы постоянно проверяли, кто из нас сильнее. Сначала дрались на простых палках, с годами перешли на мечи. Сначала матери, потом оруженосцам не раз и не два приходилось разнимать нас. Отец всю жизнь пытался установить между мной и Сезаром неустойчивое перемирие, но даже он не в силах унять нашу вражду, что с годами лишь крепнет. Несмотря на то, что мы оба вышли из одного чрева, мы чужаки, несовместимые во всём. Сезар всегда хотел занять моё место — получить мои доспехи, мои земли, поиметь моих женщин. Ему мало того, что предназначено ему — он хочет моё. Чтобы мне не предназначалось это сразу же становится для него желанным.

Взгляд Торна медленно скользнул по фигуре Гаитэ.

— Даже если мне это не так уж и нужно — всё равно хочет. Годы идут, а детская игра не заканчивается. Лишь повышаются ставки.

Он казался больным, но его реакции, воспитанные войной и насилием, было молниеносными. Стремительно схватив Гаитэ за руки, он рывком завёл их над её головой, нарочно причиняя боль. От неожиданности она не смогла удержаться и вскрикнула, что явно ему пришлось только по вкусу:

— Эта мелкая гадина, моя драгоценная младшая сестрёнка, всегда бегает за Сезаром, словно сучка во время течки. Она готова ради него на всё. Скажи, Эффи уже подкатывала к тебе с разговорами о том, какой хороший Сезар и какой нехороший я?

— Пусти меня!

— Говори, — холодно требовал он.

— Перестань! Какие ответы ты хочешь от меня получить? Да какая разница, что мне предлагают Сезар или Эффи, если сам ты спишь и видишь, как от меня отделаться?

Его пальцы впились ей в подбородок, не давая возможности отвернуться от его жестоких глаз и приближающихся губ:

— А ты так рвёшься за меня замуж? — хохотнул он.

— Нет!

— Тебе всё равно? Что один брат? Что другой? Да?

— Да!

— И ты не хочешь ни одного из нас?

— Нет!

— Лгунья!

Гаитэ разозлилась:

— Вы оба — жестокие, бессердечные ублюдки! Ты ещё и с гнилым нутром! Кем нужно быть, чтобы желать тебя?!

Одним стремительным рывком Торн бросил её на кровать, упав сверху, прижимая всем телом.

— Повтори, что ты сказала?! Ну?!

— Пусти! Я закричу! Я буду звать на помощь! Это безбожно, зная о таком недуге, как у вас, вести себя подобным образом, обрекая других на те же муки!

Торн приподнялся на локтях, по-прежнему нависая над Гаитэ. Его тигриные глаза светились угрожающим, опасным светом.

— Как ты узнала? — тяжело дыша, прорычал он.

— О твоей болезни? Это несложно. Я ведь была не просто послушницей в монастыре — я исполняла обязанности Белого Лекаря. Так что признаки данного недуга мне так же хорошо известны, как признаки чумы или холеры.

— И, зная о моей позорной, хуже того, заразной болезни, ты согласилась выйти за меня замуж? — зло рассмеялся он. — Надеешься, что не дотяну до первой брачной ночи?

— Есть средство, что предохранит меня от заражения. Скажу больше, я и тебя могу исцелить. По-настоящему. Не так, как это делают лекари и шарлатаны.

— И ты хочешь, чтобы я тебе поверил?

— А что ты теряешь, поверив? Если у меня не получится, вернуться к чудовищной хирургии и ртутным парам, всегда ведь успеешь?

— От этой болезни нет других методов.

— Есть, — уверенно заявила Гаитэ. — Из-за определённой специфичности мой метод невозможно распространить широко, но для друзей и близких моей жизненной энергии хватит. Слово даю, не пройдёт и месяца, как будешь здоров. При условии, конечно, что станешь выполнять абсолютно все мои указания. Но в ответ за мою услуги я тоже кое о чём тебя попрошу.

— О чём же? Давайте, назначайте цену. Во сколько вы ставите ваши услуги, сеньорита?

— А во сколько вы оцениваете собственную жизнь, сеньор? — фыркнула она в ответ. — По мне, так любая стоит не дёшево, но если чужие жизни для вас, Фальконэ, как камни под ногами, то свои-то собственные вы цените? Ваш лекарь уже успел рассказать о последствиях, ждущих вас впереди? Болезнь уродует и калечит всех, вне зависимости от социального статуса. Сначала ваше лицо станут есть язвы, потом возникнут проблемы с речью, глотанием, дыханием. И, наконец, она доберётся до ваших внутренностей, до самых костей…

— Назовите цену, — презрительно сощурился Торн.

— В обмен на твою жизнь я хочу свою.

— Не понимаю?..

— Рядом с вами я не чувствую себя в безопасности.

— Почему же?

Его издевательская улыбка стала ещё шире.

— Потому, что вы не берёте на себя труда сдерживать ваши порывы, а это может наполнить мою жизнь отнюдь не самыми приятными сюрпризами, — с иронией проговорила Гаитэ. — Я не хочу терять себя, свой душевный покой. Из-за затворнической жизни, что меня вынудили вести, мой опыт общения с мужчинами не богат, но и его вполне достаточно, чтобы понять — вы из тех, кто смотрит на женщину сверху вниз.

— Я по-прежнему не понимаю.

— Так вы не желаете понимать! Ну так я выскажусь напрямую! Я спасу вашу жалкую, никчёмную жизнь, а вы, в свой черёд, дадите мне слово, что никогда не будете обходиться со мной так, как привыкли это делать со своими шлюхами. Никогда не поднимете на меня руку так, как сделали это в нашу первую встречу или сейчас. Станете уважать мои чувства, считаться с моими желаниями…

Торн усмехнулся, но усмешка не задела янтарных глаз. В чертах его лица Гаитэ чудился намёк на нечто непристойное. Указательным пальцем он провёл по её горлу, отодвигая кружевную шемизетку в сторону.

Гаитэ стиснула зубы, заставляя себя лежать смирно, неподвижно, и глядеть ему прямо в глаза. Она ещё надеялась избежать обострения конфликта, не желала бросать открытый вызов. Но при одной мысли, что это может продолжиться, пересыхало во рту.

— Итак, моя жалкая ничтожная жизнь в обмен на твою? — проговорил он, продолжая щуриться. — Я оказываю тебе уважение — ты избавляешь меня от последствия моего слишком легкомысленного отношения к жизни? Так?

— Так, — подтвердила Гаитэ, перехватив его ладонь и удерживая в своей руке.

Торн усмехнулся, ложась на неё сверху. Их тела полностью соприкоснулись. Благо, хоть одежды была препятствием. Хотя — достаточным ли?

— Ваше поведение означает — «нет»? — вопросительно приподняла бровь Гаитэ, изо всех сил стараясь не терять самообладания.

— Не бойся, так не заразишься, — прошипел он насмешливо и одновременно зло, как рассерженный кот. — И даже так.

Он крепче прижал её к себе, заставляя Гаитэ чувствовать его напряжённые мускулы под ладонями. Она безрезультатно стремилась его оттолкнуть, изо всех сил упираясь руками ему в широкие плечи.

— Пустите! Мы же договорились!

— Договорились о том, что я не причиню тебе вреда, не оскорблю и не унижу, — насмешливо прошептал он ей в ухо, обжигая горячим дыханием. — Но я ничего такого и не делаю.

Его руки огладили её талию, словно холку породистой лошади.

— От поцелуя моя болезнь не передастся. Сама же знаешь?

— Нет у меня никакого желания целоваться!

— Зато такое желание есть у меня. Как твой будущий муж я хочу попробовать, каковы на вкус эти губы.

— Нет!

Её протест мало кого волновал, заботил или трогал. Торн прижался своими губами к губам Гаитэ. Язык взыскующе проникал в её рот.

Гаитэ пыталась противиться, но он был силён, как бык — хватка была железной, плечи крепкими, как слоновая кость. И в то же время податливыми и гладкими, на ощупь — как шёлк.

Желание, неожиданно просочившиеся в кровь, стало для Гаитэ открытием. Она считала себе не способной на подобные чувства. Она вообще не думала, что нечто подобное существует, и что страсть может порабощать тело до такой степени, что разум теряет контроль над ситуацией.

Её тело желало его — грубого, жёсткого, прогнившего насквозь душой и загнивающего телом.

Ну как такое вообще могло быть?!

Собрав волю в кулак, Гаитэ всё-таки оттолкнула его от себя. Хватая ртом воздух, отползла на другой конец кровати, подальше.

— Как это понимать? — разъярённо прорычала она. — Это отказ или вызов?

— Не то и не другое, — рассмеялся он. — Иногда поцелуй это просто поцелуй и ничего больше.

— Отлично! — кивнула Гаитэ.

Её взгляд, против её воли, скользил по его взмокшей рубашке, прозрачной настолько, что та не скрывала ни длинной шеи, ни тёмной тени растительности на широкой груди, ни розовых камешек, темнеющих под материей, сосков.

Она впервые сталкивалась с тем, как трудно глядеть полуобнажённому человеку в лицо — взгляд то и дело норовит соскользнуть куда-то в другую сторону.

— Отлично? — с усмешкой кивнул он, не сводя с неё глаз. — Пожалуй, соглашусь с твоей оценкой. Правда неплохо.

Гаитэ не знала, смеяться ей или плакать?

Она-то думала, что отличается от толпы бессмысленной, как стайка бабочек-однодневок, легкомысленных женщин, всегда увивающейся вокруг таких мужчин, как Торн.

Но хватило неделю под этой крышей, чтобы в сердце бурным цветом расцвело горячее безумие.

Что же будет дальше?