Ворон вынул клинок из шеи старейшины и оттуда сталавыходить тёмная кровь. Меч его был длинной восемьдесят сантиметров, напротяжении которых инкрустированная серебряными всечками сталь извивалась,будто змея. Эфес был выполнен с мастерской точностью и вниманием к деталям: гардапредставляла из себя небольшое изваяние змея: его пасть тянулась к навершию,плавно перетекая в рукоять. Само же навершие клинка, к которому змей тянул своиклыки, представляло из себя крупное, совершенной формы золотое яблоко, отлитогоиз золота. Пасть змея отчасти касалась прекрасного фрукта, сверкая своимикрошечными, рубиновыми глазами. Дамасская сталь переливалась тысячей мелкихузоров, что сводились в одну завораживающую картину. Стекающая по лезвию кровь,освещаемая бледной луной, придавала змеиному клинку зловещий вид. Воздух вокругмеча колебался, а сама сталь будто бы переливалась разными оттенками: отсеребристого до светло-алого.
Старик долго не хотел умирать. Когда он увидел, чтовсе его воины перебиты и барьеры у ворот пали, он принялся складывать печати, (которыхВорон доселе не видел) и исторгать из себя пламя. К удивлению Ворона, старикумел ставить мощные защитные барьеры, бросать завесы, которые лишали соперникавозможности даже через астральное зрение отследить свою цель, старейшина даже владелнавыками призыва. Прежде чем клинок, который Ворон прозвал Падшим, рассёк двух огромныхрыжих вепрей, громоздких и свирепых, от которых вились языки пламени,старейшина успел призвать огненного коня. Чудовищных размеров, широкий имускулистый, он озарял округу бело-красными отсветами. Ржание его заставляловетви деревьев дрожать, а снег под ним таял от нестерпимого жара. Даже стоя отрыжего коня в десяти метрах, Ворон чувствовал жар.
— Думаешь, твоя кобылка меня остановит? — крикнул онстарейшине, который, несмотря на свой солидный возраст смог оседлать чудо-коня.Глаза старейшины зашлись красными углями и тело его обрело более мужественныечерты.
— Пламя Сварога тебя пожрёт! — прогрохоталстарейшина и поднял небольшой молот кузнеца, порядком изъеденный временем, кнебу. Вознес древнюю молитву и языки пламени обуяли молот, проникли в железо иобратили старый инструмент в древнее оружие.
— Так значит, ты владеешь трансформацией? — Воронудивился не на шутку. Он, конечно, знал, что язычники владеют навыкамиманипуляции энергии гораздо глубже, чем почти что любой из Святой Инквизиции,но он и не подозревал, что лесные дикари обладают древним мастерством алхимии.
— Провались ты в Навь, нечестивец!
Язычник стеганул коня и рванул вперёд. От копытрыжего животного остались дымящиеся проталины. Ворон отпрыгнул вбок и былопосмеялся медлительности своего соперника, пока не заметил, что правый рукавего занялся пламенем. Махнув рукой, он сбил огонь чёрной энергией и вновьотскочил от навалившегося старейшины. Надо сказать, старик орудовал молотомумело: Ворону то и дело приходилось вилять то влево, то вправо, чтобы непопасть под удары этого чудовищного оружия. На месте своих промахов это оружиеоставляло либо глубокие ямины, либо горящие, поваленные на снег, деревья.
— Ты сожжёшь свой же острог! — Ворон сложил руки взнак Птицы Гермеса и пространство перед ним разрезалось. Из открывшейся чёрнойворонки вылетел чёрный, как сам мрак, феникс, с горящими тьмой крыльями.Стрелой он разрезал воздух и со свистом пролетел аккурат пламенного коня. Победру призрачного животного заструилась чёрная кровь. Конь заржал, ностарейшина удержал его. В эту же секунду Птица Гермеса, сверкая краснымиглазами развернулась и с пронзительным криком ударила рыжего пламенного коняещё раз. Затем ещё и ещё, пока призывное животное не рухнуло на землю,проплавив сугробы снега. Старейшина тоже свалился, и феникс прицелился своимострым, длинным клювом в шею старика, но за секунду до решающего удара, язычникбыстро, слишком быстро, взмахнул молотом.
— Ниграникс! — взвыл Ворон, глядя, как феникса разъедаетяркое, рыжее пламя. Птица Гермеса пронзительно крикнула несколько раз ирастаяла в одеяле пламени.
— Жалко птичку?! — Старейшина засмеялся, но фальшиво.Потеря рыжего коня лишила его основного преимущества.
Ворон выхватил Падшего и ринулся на старейшину.Молот норовил пробить дамасскую сталь и два соперника закружились в смертельномтанце. Старик норовил достать Ворона медленными, но крайне тяжёлыми ударами, вто время как Ворон бил соперника точными, колющими выпадами.
«Он меня не достанет, — знал старейшина, — несможет!»
Старик пригнулся и приложил старые пальцы к земле.Снег прожгли несколько печатей сварожича, но Ворон быстро отскочил. Из полос,составляющих печать, высоко вверх взмыл поток красного пламени. Ворон выругался,вздел две руки и из широких рукавов его чёрной мантии стрелами вылетелонесколько десятков воронов, окутанных тенями. Они громко каркали и норовиливпиться своими острыми клювами в старика, но барьер жарящего пламени сжигалчёрных птиц. Но их поток не останавливался, они всё летели и летели. Одна изптиц всё же, обгорев, проникла за пламенный барьер и клюнула старика в лоб. В следующеемгновение от птицы остались лишь тлеющие кости.
Когда бесконечное карканье и чёрное одеяло из воронспало, старик увидел своего врага.
— Сима-а-а-ргл! Явись! — Старейшина ударил несколькораз молотом в землю и воздух рассёкся. Из подпространства выскочил крылатыйволк, обуянный пламенем. Волк обнюхался и быстро бросился на врага,подхваченный своими пламенными крыльями. Ворон не успел отпрыгнуть и существоразодрало его глотку, лицо, вспороло брюхо, выпустив кишки наружу. Старейшинатяжело выдохнул, поманил крылатого волка и, махнув рукой, хотел отпустить его. Вдругстарик почувствовал тёмную, пульсирующую в затылке тёмную энергию, развернулся,но холодная сталь уже зашла ему в горло. Симаргл зарычал, хотел было броситьсяна врага, но вместо этого вцепился старику в ногу.
— Хороший волк, — сказал Ворон.
Старейшина что-то прохрипел, но вместо слов толькокровь брызнула из второго рта на горле. Перед ним стоял он сам, облачённый вутеплённые волчьи меха, с ободком на голове, длинной бородой и старческимиморщинами.
— Похож, верно? — Ворон, укрытый личиной старейшины,расхохотался. Симаргл, его верный волк с огненными крыльями оторвал от старикакусок ноги и бросил остаток на снег. — Знаешь, перед твоей смертью, я тебя ещёнемного расстрою.
Ворон схватил крылатого волка за шею и тот взвыл.Человек в чёрной мантии взмахнул Падшим и клинок отсёк крылатому волку голову. Теложивотного рухнуло на снег и стало затухать, как костёр, на который вылили воду.Голова же Симаргла обратилась чёрным цветом, а яркие глаза синего пламени, зажглиськровью.
— Ты… не… отнимешь его… нет… — Старейшина протянулпальцы к голове Симаргла, но из-за этого только глубже вогнал Падшего себе вглотку. — Нет…
Ворон вынул клинок из шеи старейшины и оттуда сталавыходить тёмная кровь. Вождь «Сварога» ещё не умер, хотя признаков жизни неподавал.
«Так быстро я тебе умереть не дам», — Ворон приложилсвои пальцы к окровавленному горлу старика. Несмотря на то, что Ворон давноутратил возможность манипулировать позитивной энергией, он отлично умелпользоваться «Лазарем» — техникой регенерации, во время которой негативнаяэнергия обращалась в позитивную, что позволяло регенерировать даже самыетяжёлые раны. Этой именной технике его обучили мастера, во времена, когда Воронпрактиковался в ордене Лазаря.
Вождь «Сварога» вдруг закашлялся, а в егостекленеющие глаза вернулась ясность. Он было хотел сложить печать, но человекв чёрном пригвоздил его руку клинком к земле. Старейшина взвыл.
— Что тебе… от меня нужно, ублюдок? Пусти меня… вцарство Прави…
«Жаль у нас только один Кинжал Душ, — огорчённоподумал про себя Ворон, — в ином случае, пацан бы уже мог впитать в себя силыэтого старикашки, но придётся отдать этот подарок демону…»
— Эй, Когнос! — крикнул Ворон. Спустя несколькомгновений, земля рядом с ним задрожала и оттуда вынырнули три гнилых головы, сдлинным конским телом. Демон неспеша воспарил над землёй. — Вот твоя жертва,как мы и договаривались.
Существо вздёрнуло свои головы и защёлкало всемичелюстями разом. Длинные, спутавшиеся волосы свисали с них, словно черви.
— Жертва… — прошептал демон. — Дар… За жизнь…
— Давай быстрее с ним заканчивай и выполняй своючасть, — бросил Ворон и направился к алтарному камню, не желая смотреть на жертвоприношение.
Сотни рук демона, которые бессвязно копошились поддлинным плащом, выползли из-под дряхлой накидки и обступили несчастногостарейшину.
— Да сохранит меня Владыка Огня и Отец нашвсемогущий, — дрожащим голосом лепетал вождь «Сварога», чувствуя, как холодныепальцы сотни мертвецов ползают по его тёплому телу. Сначала они с хрустомсломали жертве ноги, затем руки, рёбра и переломили позвоночник, утягиваястарейшину в чрево демона, скрывавшееся под плащом. Лицо старейшины побледнелои глаза стали почти кроличьими, испустив последние нотки мужества. Он, наконец,не в силах молчать, громко и протяжно закричал, его голос перерос в испуганныйвизг.
— Хи-хи-хи, — шептало треглавое чудовище, своимигнилыми зубами впиваясь в тёплое тело жертвы. Когда множества чёрных глазвстретились с глазами старейшины, последний побледнел пуще прежнего, в страхераскрыл рот и почернел. Светло-рыжая эссенция вырвалась из его рта тонкойструйкой, норовя сбежать, но чёрные пальцы Когноса утянули остатки души в себя.
На промёрзшую землю рухнула истлевшая головастарейшины, вывалив почерневший язык. Древний демон ещё что-то пробубнил себепод нос и растворился в воздухе.
— Закончил? Хорошо. Теперь твой черёд выполнятьконтракт, — Ворон поднялся с алтарного камня, подле которого стоялавнушительных размеров, гордая статуя Сварога.
— Сила… за силу…
Одна из рук демона выволоклась из-под чёрной мантиии потянулась к правой голове демона. Пасть существа широко раскрылась, ощерившисьгнилыми, квадратными зубами. Рука, чьи пальцы были украшены бронзовымиперстнями, проникла глубоко в рот демона.
«Какая гадость, — подумал Ворон, глядя на этуотвратную картину, — не дай бог стать демоническим гнездом или одержимым, недай бог…»
Наконец, рука что-то схватила внутри, дёрнулась иповолоклась назад. Демон продолжал хихикать и аморфное его тело дрожало, какосенний лист.
— Обмыл бы хоть, — хмыкнул Ворон, видя, как подлинным чёрным пальцам стекает густая слизь. В культе Когнос сжимал всемишестью отростками блестевшего в лунном мраке скарабея. Маленькое тельценасекомого было выковано из чистого золота, в острых рожках вперили крошечныеизумрудные камни. Панцирь был большим и занимал почти треть от тела изваянияжука и был обрамлён грядой маленьких, кроваво-красных рубинов. В самом центрепанциря зиял малахитом огромный изумруд, своими гранями переливаясь на лунномсвете. От него отступала тонкая линия золота, затем плавно переходя к рубиновойгряде.
— Солнечный жар… — прошептал Когнос, перекладываяскарабея в тёплые руки Ворона, — Перерождение…
В лунном свете артефакт переливалсякрасно-малахитовыми цветами, а крошечные глазки, блестящие белым алмазом, хищноблестели.
Ворон вынул серебряный нож из ножен на поясе, снялперчатку и лёгким движением руки разрезал ладонь по одной из вертикальных линийна ней. Кровь проступила по коже и мягко стекла на изумрудный панцирь скарабея.Артефакт жадно впитал людскую кровь и изумруд наполнился тёмно-багровымицветами.
— Gemma,—сказал Ворон, и скарабей зашевелил своими золотыми лапками. Через несколько мгновенийсущество уже бросилось под чёрные одежды Ворона. Он почувствовал, как скарабейползёт по грудной клетке и, нащупав середину между левой и правой грудиной,насекомое, скованное из золота, вгрызлось Ворону в грудь. Тот тихо выматерился,но не дрогнул. — Кусачий паршивец. У вас в Египте там все такие?
Когнос нервозно захихикал.
— Теперь… сделка завершена…
— Да, завершена, — подтвердил Ворон. — Можешь идти всвои жаркие пустыни, или где ты там обычно ошиваешься? Впрочем, неважно.
Когнос было начал растворяться так, как снег таят отжара, но вдруг развернул свою голову на сто восемьдесят градусов. Древние костипрохрустели.
— Я чувствую… кровь и… брата… — сказало существо ируки мертвецов стали выползать из-под рваной мантии, будто желая кого-тонащупать.
— Кровь? — Ворон попытался сыграть в голосеудивление. — Брата?
Глаза существа пульсировали, становясь то больше, томеньше и оно протянуло часть рук к северу, а часть — к югу. Земля под Когносомпочернела и стала почти что жидкой.
— Я не уйду, — захихикало древнее чудовище, дёргаятремя головами, — не… уйду…
«Первый», — подумал про себя Ворон, а самсказал:
— Ну, моя работа здесь окончена. Могу пожелатьтолько кровавой охоты и приятного аппетита, если тебе до сих пор душ не хватило.— Ворон сложил руки в печать и следующим мгновением на его месте появилась стаячёрных птиц, со свистом стрелы, разрезавшая воздух.
Птицы быстро растворились за горизонтом, но в путитолько одна из них свернула вправо, отбившись от толпы. Летела она долго, почтичас, но в конце концов остановилась на ветке и среди густых деревьев, прилипшихдруг к другу и белого снежного ковра, Ворон без труда отыскал присыпаннуюветками ямину. Солнце должно было прорезать небосвод в ближайшие часы и до тоговремени, человеку в вороньей маске предстояло сделать многое. Он снова принялчеловеческий вид и оказался возле ямины. Присыпал он её весьма неудачно, ивсякий случайный человек смог бы обнаружить укрытие. Но почти никому излюбопытствующих не удалось бы, приподняв деревяную крышку, остаться в живых.
— Cadere deorsum.
Клыки, блестевшие во мраке, рассеялись. Да, неповезло бы случайному путнику, быть разорванным в клочья Зубами Цербера. Этутехнику Ворон выучил давным-давно, но она всегда надёжно защищала его тайники,ведь могла докучать даже потусторонним второго и первого порядка, не говоря ужео людях.
— Кто там? — пискнул голос в темноте. — Я тебя небоюсь! Слышишь?
Изо тьмы выступил силуэт маленького человечка,больше смахивающего на домового. Копна чёрных волос ела голубые, чистые, какродниковая вода. В руках мальчик держал остро наточенную палку, а в поясе,который представлял из себя повязанную верёвку, болтался самодельный каменныйнож.
— Эй, дружище, я сдаюсь, только не бей! — засмеялсяВорон и поднял руки кверху. И что мальчишке не спится? — Ты тут как, неиспугался?
— Я сын Быка и ничего не боюсь! — грозно проговорил Бушуйи топнул ногой. — Здесь были крысы, аж четыре штуки! Во-о-от такие! — Мальчикшироко раскинул руки. — Я их всех убил! У тебя есть огниво? Давай разведёмкостер, а то я страшно голоден. Мы можем зажарить крыс.
Теперь Ворон рассмеялся совсем искренне. А мальчик похожна своего заносчивого отца. Крепкий духом и отважный даже в свои-то годы. Аголосок-то какой! Жаль вот только, что сегодня ему предстоит попрощаться сдетством.
— Ты хочешь есть крыс? — Ворон прошёл вглубь этойземлянки и присел за самодельный деревяный стол. Срубили его грубо, а стульяпредставляли из себя круглые чурки. Ему пришлось значительно сгорбиться, чтобыне ударить голову о мёрзлую землю, с которой свисали тонкие корешки имороженный мох.
— Мы с друзьями часто их ели, хотя отец, когда этовидел, грозился меня выпороть, — отвечал Бушуй. Он по-хозяйски потопал кправому, голому углу и схватил трёх, действительно больших, мёртвых крыс,смиренно ждавших своей участи. — Тебе какую?
— Я, пожалуй, откажусь, — не станет он есть никакихкрыс. Быть может, от них будет несварение, или ещё какая гадость.
— Если не хочешь крыс, мы можем смастерить лук иприбить парочку ворон, — совсем не скрывая ехидной улыбки проговорил Бушуй. — Онивкуснее, чем крысы.
— Издеваешься? — Ворон ткнул пальцем на своюкостяную маску.
— Да, издеваюсь, — гордо подтвердил Бушуй. — Воронаест ворону, вот смех-то! Так мы сможем развести костёр?
Если его не покормить, он ведь неуспокоится. Надеюсь, он потом удержит всё это в своём желудке. Картина будетнеприятная.
— Да, давай разведём.
Бушуй, не безпомощи Ворона, приподнял деревяную крышку и выполз наружу. Солнце, не торопясь,сменяло луну, отправляя легионы своих копий прорезать ночной мрак. Бушуй быстроумчался в чащи леса и Ворон даже испугался, что парень заплутает, или наткнётсяна диких зверей, но маленький домовёнок вернулся из объятий леса черезпятнадцать минут, в руках удерживая внушительную охапку палок. Часть из нихпромокла, но в целом все они были сухими и придавались растопке. Аккуратносложив ветки друг с другом и, пропихав между их рядами бересту, Бушуй, гордосложив руки, посмотрел на своего птичьего спутника.
— Нам нужно огниво, — приказным тоном сказалмальчик. — Оно у тебя есть?
Вместо ответа, Ворон наклонился к веткам, снялперчатку и щёлкнул пальцами. Раз, второй, третий, но ничего не произошло.
«Нельзя же так позориться перед этим сопляком!»
— Ты что, совсем головы лишился? — Бушуй, заваливголову на правое плечо, с интересом наблюдал за тщетными попытками Воронавысечь пламя из воздуха. — Нам нужно огниво! Или, как их… Спичкари? Спичиницы…Спи…
— Спички, — оборвал Ворон. Они, конечно, были у негово внутреннем кармане, рядом с сигаретами, но он не желал так просто сдаваться.Он ведь только-только одолел вождя «Сварога»! А у этого племени вся техниказавязана на высечении огня. Да, поглощать чужие техники полностью он неможет, но какие-то кусочки должны были перейти к нему в арсенал, прямо каккрылатый огненный волк. — Подожди минутку, сейчас всё будет…
Щёлк, щёлк, щёлк. Из пальцев на секунду вырваласьслабая искра, которая упала на бересту, но пламя не занялось. Только крохотнаяструйка дыма поползла вверх.
— Спички! Или огниво! — скомандовал Бушуй и протянулруку. — Дай, я покажу тебе, как это делается.
Ворон нехотя протянул маленький коробок, и домовёнокловким движением открыл её, вынул спичку, ударил ей по тёрке на боку и почтичто небрежно бросил спичку в наваленный хворост. Через пару минут пламя во всюобъедало сухие ветки, поднимаясь всё выше и выше.
— Откуда тебе, лесному жителю, знать, какпользоваться спичками?
— Отец часто приносил мне разные мелочи, которыеснимал с поверженных соперников. Спички, какие-то длинные, квадратные кирпичи, состеклянной поверхностью, железки, резиновые палки, а однажды я даже сам держал серебряныйклинок! Это было просто охрененно!
— Слышал бы тебя отец, давно язык бы оторвал.
— Я — будущий вождь, а значит, могу сквернословить.Ты вообще знаешь, что мой отец кричит во время битв? Или когда заседает вВеликом Совете с другими вождями? Я та-а-ких слов нахватался!
Ворон коротко посмеялся.
Бушуй предложил пожарить крыс и его вороний друг нестал отказываться. Было чертовски интересно посмотреть, какой из домовёнкаповар. Бушуй взял три своих больших трофея, выпросил у Ворона нож и, даже непоморщившись, отрезал им головы и хвосты, сдёрнул их шкуры и выпотрошил. Затемон отыскал три ровных палки и насадил крыс на них и отправил на костёр.
Как бы Ворон от всего этого не морщился, скоро запахстал походить на вкусный шашлык, какой он пробовал в элитных ресторанах Невска.
— Попробуй, — Мальчик протянул шпажку с ужавшейся,поджарой тушкой крысы. — Это вкусно.
— Сомневаюсь, — отмахнулся Ворон, но желудок далзнать, что был бы не против насытиться. Он не ел уже почти что день и слюнасама стала вырабатываться в ответ на запах.
— Если ты снимешь маску, я опять увижу маму, да? —Голубые глаза ребёнка зажглись надеждой.
— Нет, — сказал Ворон, принимая шпажку с зажареннойкрысой. — Твоя мама редко выходит на контакт, но мы её обязательно отыщем, непереживай. Просто доверься мне.
Он схватил маску за клюв и поднял её. Отпропотевшей, гладкой кожи исходил пар.
— Ого-о! У тебя очень красивые глаза, — Бушуй слишкомшироко раскрыл челюсть, видя, как длинные белые волосы треплет лёгкий ветерок.Глаза Ворона были глубокого, фиолетового цвета. — Но я помню, когда ты впрошлый раз в деревне, ты выглядел иначе, — Бушуй сказал это и тут жезагрустил. Он вспомнил доброго старика Вторака, своих друзей, старших братьев,отца… Теперь никого нет, и он почти что остался один.
— Это мой настоящий облик, — солгал Ворон. — Норедко кто видит меня таким, какой я есть. Обычно люди видят во мне лицо,которое ожидают увидеть, — Он откусил небольшой кусочек от жаренной крысыи хотел было поморщиться, но проглотил кусок. Затем ещё, и ещё.
Далее, ели они молча. Ворон дал Бушую воды из фляжкии тот жадно глотал её, попеременно поедая свой шашлык. Когда он набил своёдетское пузо, то с довольным видом завалился недалеко от костра, где успелрастаять снег.
«Подумать только, этот ребёнок ест крыс и всю ночьсидит в сырой землянке, но даже не жалуется, — Ворон видел, как мальчикулыбается, глядя на лазуритовое небо. — Наелся крыс и доволен, как слон,подумать только!» — Каин вдруг почувствовал, как странное, давно забытое теплопротекает в области его сердце и впервые за долгие годы, улыбнулся. Искренне,без тени иронии и сарказма, какие он обычно выказывал всем остальным.
Он вспомнил далёкое, совсем забытое детство. Насекунду ощутил, как к нему касается рука матери, почувствовал доброжелательныйвзгляд отца. Он вспомнил своего старого друга, не того, кем он стал сейчас, атого, кем он был. Прозорливым, весёлым, несмотря на свою глубокую инвалидностьи невозможность двигаться.
«Ты улыбался, даже сидя в коляске, не в силахдвинуть ни рукой, ни ногой, — подумал про себя Каин. Он вспомнил изумрудныеглаза того мальчишки, вспомнил как они играли. И пусть, что их считали странными,а самого Каина часто поддевали тем, что он играет с инвалидом. Со слабым,беспомощным и немощным. Но он всегда защищал своего друга. Всегда держал кулакиза себя и за него. И никогда его не оставлял.
«А что теперь? — Он, не думая, вытянул извнутреннего кармана одежд пачку сигарет и закурил. — Теперь ты летаешь так высоко, что вряд ли ясмогу тебя коснуться. И я всё пытаюсь за тобой угнаться, — Каин протянул пальцык небу, будто желая ухватить силуэт своего товарища, который летел всё выше ивыше. — Я взлечу на твою высоту, друг, — пообещал он себе вот уже в которыйраз, — и взлечу ещё выше. И тогда мы снова… станем настоящими друзьями…»
— Э-эй! Ты что, уснул что ли? — Бушуй бил Каина вплечо своими крошечными кулачками. — Просыпайся, что ты, небо ухватить решил?
Лживая маска снова наползла на его лицо, и грустнаяулыбка обратилась в ехидную усмешку.
— Нет, просто… Брось, я просто задумался, — Каинбросил сигарету в снег, и та зашипела. — Ты что-то хотел?
Бушуй отвернулся, не желая показывать своего лица.
— Когда… когда мы пойдём к папе? Я ужаснососкучился.
— Истинным вождям не гоже скучать, — Каин хлопнулмальчика по плечу, как бы подбадривая. — Бык сейчас… — «Вырезает когда-тодружественным вождям их сердца», — занят… Демоны из Каменных Городов сейчаснаседают, и твой бравый отец защищает свой народ от них.
— Но потом мы пойдём к нему? И к маме? Да? Да?
— Да, — кивнул Каин. Пусть он и нагло ему лгал,мальчишке не стоит знать правду. Не стоит знать, что он лишь пешка в его игре,в игре, где правят грехи. Но цель, как говорил себе Каин, оправдывает средства.— Обязательно, не переживай насчёт этого.
Когда солнце встало в горизонт, Бушуя сразил сон. Мальчиксвернулся калачиком и спал спиной к костру, слишком близко. Каин отодвинулмальчишку подальше и тот, инстинктивно прижался к его ногам. Каин хотел егоотодвинуть, но, увидев, как лицо Бушуя становится недовольным, не решился.
«Не смей к нему привязываться, — говорил он самсебе, — это твоя пешка. Твой инструмент. Если ты привяжешься к нему, то весьтвой план пойдёт прахом. Так что не смей…»
Решив отвлечься от мыслей, он сел в позу лотоса,сложил руки знаком Ворона и глаза его стали белыми, скрыв фиолетовый хрусталик.
Он был чёрной птицей, которая сидела на ветке. Взмывчёрной стрелой в небо, он миновал ряды берёз и тополей, прилипших друг к другу,тонкую речку, которую почти сковал мёртвый лёд… Наконец, заметив чёрные,выжженные деревья и разваленные бревенчатые постройки, он слетел на ветку,невдалеке от каменного алтаря, что стоял подле статуи. Каин видел трёх человекв чёрных одеждах. Два скрещённых христианским крестом клинка, на пересечениикоторых зияло всевидящее око — этот символ был вышит на левой или правойгрудине костюма или за спиной. Такое расположение позволяло даже самым далёкимлюдям понимать, что перед ними стоит не простой солдат, а член СвятойИнквизиции, спец. корпуса «Зима».
Один человек был беловолосым, обросшим инвалидом спротезированной рукой, другой — чуть выше ростом и шире в плечах, с короткойбородкой и голубыми глазами. Третий, как понял Каин, был пленником этих двоих исвязанный лежал на алтаре.
«Неужели, всё складывается так замечательно?»
Птица, чьим тельцем управлял Каин, раскрыла чёрныекрылья и слетела вниз, прямо к распластавшемуся пленнику. Увидев ворону, тотзаёрзал на камне и что-то промычал, но больше никто на это внимания не обратил.Только однорукий инвалид, взглянув на птицу, принялся лепить снежок.
Парни говорили о Когносе, но Ворону нужно было неэто. Он хотел знать, что эти придурки сейчас замышляют. Зачем им пленник? И какони так удачно забрели в этот лагерь?
Каин принялся слушать внимательно, но чёртов снежокугодил вороне прямо в клюв, и он пришёл в себя, лёжа на снегу. Засранцы ещёпоплатятся, обозлившись, думал Каин, ещё как поплатятся. Но еслиБык, как планировал Каин, успел перебить вождей «Даждьбога» и большую частьОгненных Лагерей, то сейчас этот бугай должен направляться к последнему капищуСварога, к последнему выжившему вождю. Вот только Бык опоздает и увидит, вместосвоих бывших собратьев, выжженные дома и двух сопляков. А там и Когнос… Каквсё замечательно складывается!
«Древний демон, обозлившийся на Инквизицию вождьязычников, и парень, который заключил таинственный контракт, — Каин невольноулыбнулся, — как бы не обернулась их встреча, победитель будет только один —я».
Чем дольше Каин пытался попытаться вновь проследитьобстановку в языческом лагере, тем хуже у него получалось. С каждой секундойбудто какой-то барьер рос вокруг того места, плотной стеной закрывая любойобзор. Каин тяжело вздохнул — ему осталось только смиренно ждать развязки, еслиона, конечно, случится. В ином случае…
Небо прорезала вспышка молнии. Гром прорычал вследза ней. Снова удары горбатых светло-голубых линий забили в землю и округанаполнилась хаосом. Даже сидя на приличном расстоянии от лагеря, Каин почувствовал,как аура этого место, доселе девственно чистая и белая, начала наполнятьсятёмно-красными оттенками.
«Твою ж мать, — выругался про себя он, астральнымзрением видя, как тени ползут на белый снег, переливаясь бордовыми тонами, —что там творится, если их аура ползёт аж сюда?»
Он в спешке надел воронью маску и усиленноанализировал пространство вокруг себя. Нельзя дать им себя обнаружить. Нужноподавить выработку негативной энергии, чтобы этих дебилов не притянуло сюда.
— Бушуй! — Каин дёрнул мальчика и тот, соннымиглазами осмотрелся. — Вставай и беги в ямину.
— Что? Зачем?
— Кажется, твой папочка вернулся, — прошипел Каин,указывая на яркие вспышки разноцветных молний вдали. — Нам лучше переждать ихбойню в безопасности.
Оказавшись под землёй, они ещё долго слышали далёкиекрики и грохот грома, а чёрные, окровавленные тени, тянули свои липкие пальцывсё дальше и дальше.
— Смерть, — вдруг сказал Бушуй, — я чувствую…смерть.