Танец Грехов

Глава XXVII. Заря и Тени

Судороги не оставили его даже спустя три часа. Онсидел, бездумно смотрел в снег, что-то бормотал себе под нос и дрожал, какосенний лист. Он пускал слюни изо рта, то и дело хватался за голову, сбивчивокричал и снова умолкал. Чёрные вены пальцами обхватили его горло, проступили наруках, подступили к глазам, высеклись на висках и голове. Капилляры в глазулопнули, и белая склера залилась красной паутинкой. Из ушей и носу то и делошла кровь, но через какое-то время останавливалась, чтобы вскоре прорватьсяснова.

Солнце светило во всю, разбрасывая жёлтые копья позимним шапкам леса, но едва ли от него исходила хоть какая-то толика тепла.Мороз грыз руки и ноги, пробираясь и без того рваную, потрёпанную одежду.Пальцы на руках и ногах покраснели, щёки горели, а в желудке было пусто. Всёэто действовало Однорукому на нервы, но от постоянного бормотания и вскриковВиктора, беловолосый хотел похоронить боевого товарища прямо здесь, освободивего от мучений одним взмахом меча.

— Опасный это клинок, — сказал Однорукийобезумевшему Виктору, но тот едва ли его услышал. Последний час беловолосый самсебе находил развлечение: метал снежки в дерево, исследовал сожжённые языческиедома, пытался поднять срезанную голову Сварога и вернуть её на законное место,не без интереса рассматривал труп Быка, вся мощь которого исчезла после одноготочного удара клинком.

Зрелище было действительно жуткое. Однорукийсправедливо думал, что язычнику моча в голову ударила, иначе парень немог объяснить то, как это лесное чудище умудрилось выронить своё главноеоружие, лишившись главного преимущества. Более того, беловолосого удивляло, чтоего догадливый товарищ решился использовать клинок и, самое удивительное, попалублюдку точно в сердце и бил до тех пор, пока этот бугай не ослаб, рухнув всугроб. Крови было целое море, но самое страшное началось потом, когда измогучего тела воина полилась чистая энергия, переливаясь бурыми, чёрными ибордовыми цветами. Виктор невольно раскрыл рот и эта энергия, как какой-точервь поползла внутрь. Однорукому показалось, что в этом потоке ревут душиубитых, в хороводе переливаясь своими аморфными остатками лиц, которых поразилужас и страх. Глаза Виктора залились белым, и он трясся, но Однорукий нерешился подходить. И вот, когда этот кошмар закончился, его умник-товарищрухнул на снег и провалялся с добрый час в его одеяле.

После он едва поднялся со снега и, пошатываясь, какбудто выпил половину мировых запасов спирта, доплёлся до алтарного камня итеперь сидел там, загоняемый дрожью, судорогой и ещё невесть чем.

«Оставь его, — вкрадчиво прошептал собственныйвнутренний голос, — он уже не жилец. Сколько раз этот ублюдок тебя едва неубил? Сначала вместо него на алтарь пошёл ты, затем за ним потянулась охота,оказалось, что у него контракт с владыкой Ада, а потом он вырвал головупленника и больше походил на демона, а не на человека? Тебе этого мало? Он ведьприкончит тебя и даже не вспомнит, что ты был ему другом».

«Нет-нет, — тряс головой Однорукий, борясь ссоблазном улизнуть из этой заварушки сухим из воды, — он придурок, конечно, номы с ним два сапога пара. Только я вот по казино шарюсь, а он кентуется с самимСатаной!»

Да и куда ему теперь бежать? Обратно, в Инквизицию?Так руководство справедливо поинтересуется, где же Однорукий пропадал итеперь-то уж точно бросит его в «Лёд». А оттуда, как известно, не сбежать, покрайней мере, живым уж точно. А если не к ним, то куда?

«Может, стать ведьмаком? — блеснула идея в голове,когда он рассматривал переливающееся в солнечных лучах, лезвие клинка. — А что,работаешь сам на себя, получаешь деньги, гасишь демонов, а потом снимаешьдевок, чем не жизнь?»

«Однорукий ведьмак с протезом от “Инквизитора”, —рассмеялся внутренний голос, — быстро же ты народу запомнишься, а там и доИнквизиции слушки дойдут. Думаешь, старый Скряга не запомнил тебя? Не запомнил,как едва не сделал тебя инвалидом, но твой дружок смог тебя спасти? Ты жезнаешь, что Кодекс не терпит дезертиров. Ты ведь читал, что они делают с такимикак ты».

— Я пока не дезертир, — буркнул Однорукий,разглядывая протез на правой руке, — но участь незавидная. Не хочу лишаться жизнииз-за своего друга-идиота.

— Ольга… — протянул Виктор ртом, который наполнилсячёрной слюной, медленно падавшей на снег, — Харон… Градимир… боги…

— Ага, а ещё мать Тереза и Иисус Христос, — ввернулОднорукий и ткнул Виктора в плечо. Тот едва головой не стукнулся о камень, нобеловолосый вовремя подхватил его, Виктора. — Совсем ты себя не жалеешь, вотчто я тебе скажу, дружище, — Он в очередной раз зарядил Звереву пощёчину, нотот даже глазом не повёл. — Вот, спрашивается, кто тебя просил этимпользоваться? — Однорукий держал в руке кинжал с обсидиановым лезвием. КогдаВиктор пробил им сердце язычника, то Однорукому показалось, что чёрное лезвиераскалилось докрасна и жадно въелось в плоть своей жертвы, вытянув из неё всесоки. Теперь это жуткое оружие было в руках однорукого инвалида и угрозы непредставляло.

Но Однорукий чувствовал, как его заряженное чёрнымпламенем ядро будто бы тянулось к хищному чёрному лезвию, будто желаловпитаться в этот обсидиан и растаять во мраке. Парень вздрогнул и спряталклинок в ножны на поясе.

— Почему она умерла? — Виктор поднял глаза, залитыелопнувшими капиллярами. — Мне пришлось, пришлось её убить…

— Кого убить? — Беловолосый чувствовал, будтобеседует с заснувшим человеком. Это вернуло ему толику любопытства — всё лучше,чем молчать с трупами.

— Ольга была моей… — сказал Виктор, — она ушла кдемонам… Я не мог…

«Это ведь не его воспоминания, — вдруг понялОднорукий и ухмылка сползла с его лица, — глядишь, он так и себя забудет…»

— Голова шакала, — объявил парень снова и вытянулруки, желая сползти с камня, — Анубис платит жизнью за смерть и смертью зажизнь…

— Очень умно Витя, очень. Что ты прикажешь с тобойделать?

— Пески не забудут меня… — прошептал он и затрясголовой, — тюрьма… теперь тюрьма…

— Темница, — продолжил он и спал с алтарного камняна снег, — Владыка Молний меня оставил…

— Достало меня твои фокусы терпеть! — Однорукийвырвал серебряный клинок и приблизился к Виктору. Овощ овощем, подумалОднорукий, уж лучше тебя щас прикончить.

Он было замахнулся и готовился пробить груднуюклетку своего друга, но не успел — чёрная рвота облепила его ноги и штаны. Викторзакорчился на земле, застонал и его снова вырвало. Чёрные вены, большенапоминавшие цветом нефть, стали таять, возвращая себе естественный зеленоватыйоттенок.

— Прочь от меня, — закряхтел Виктор и выкинул рукивперёд, будто от кого-то защищаясь, — прочь, выродки! Я ВАС ТУТ ВСЕХ ВЫРЕЖУ!

— Не ори ты, придурок.

Виктор отполз к камню и опёрся на него спиной, жаднохватая воздух. Было так приятно ощутить эту морозную свежесть сибирского леса.

— У тебя привычка такая, вырубаться, а потом ждать,когда тебя кто-то разбудит? Я тебя уже второй раз в таком виде в чувствопривожу.

— Знаешь ли… человека очень просто отправить вобморок, — парировал Виктор и сплюнул.

— Особенно тебя, — Однорукий подал свою стальнуюкультю и Виктор, пошатываясь, поднялся. — В прошлый раз тебя отправил спатьодин удар Когноса, а теперь ты обожрался чужой силой и тоже голову потерял.Сколько можно тебя спасать, сукин ты сын?

— Это последний, — протянул Виктор, подняв голову, —последний…

Через час он уже полностью пришёл в себя. Ониразвели костёр и согрелись, но еды не было, хотя желудок сворачивало от голодаузлом. Однорукий, помимо этого, ещё и терпел постоянную ноющую боль в нижнейчасти груди и боялся, что за время этих весёлых приключений, поломал себепару-другую рёбер.

— Знаешь, Витя, мне казалось, когда я сюда поступал,что буду здесь мочить демонов направо и налево, прямо как герой из американскихбоевиков.

— Ага, как же, — сухо посмеялся Виктор, тяжеловдыхая воздух, — последнее время мы только и делаем, что получаем по самыеяйца.

— Ага, пока эти два монстра тут резались, только иприходилось, что бегать, — сказал Однорукий, ближе наклонившись к костру, —вообще чудо, что мы выжили под таким давлением.

— Я смог их сожрать, — вдруг сказал Виктор, — ихбыло много, но я всех сожрал…

— Чего?

— Души, — Парень указал на обсидиановый кинжал, —это оружие впитывает чужие души, чужие силы. Этот язычник поглотил вождей«Даждьбога» и «Сварога», а потом сожрал ещё и Когноса. Я просто… — Онзакашлялся кровью, — вовремя перехватил этот сосуд…

— Я так и понял, судя по тому, что ты нёс какую-тохерню, — пожал плечами Однорукий, — выходит, в тебе мощь демона первого порядкаи всей языческой верхушки, включая то чудовище из молний?

— Так и выходит, — тряхнул головой Виктор. Головастала такой тяжёлой, будто её свинцом набили, но он старался не дать себезаснуть. — Бог знает, как я всё это переварил…

— Скорее уж Сатана, — ввернул Однорукий и пошевелилветки в костре. Пламя плясало и давало приятный жар, возвращавший пальцам былуючувствительность. — Если ты уж впитал такую мощь, то почему я сейчас вижу передсобой калеку-инвалида-овоща?

— Думаю, всё это не сразу происходит… нужно время,полагаю. Надо нам отсюда рвать когти, пока инквизиторы не пришли.

— Это без меня, Витя.

— Что ты такое несёшь? — Тени плясали на бледномлице Виктора, делая лицо жёстким и грубым.

— По-твоему я совсем идиот, чтобы тащиться с тобой?Куда мы пойдём? Где примут двух дезертиров? Нас отыщут, обязательно отыщут итеперь-то, если и не убьют, то бросят в «Лёд». А я слышал, как они кормятдемонов заключёнными, отправляют их на опыты, поступают с людьми, как соскотиной… — Однорукий болезненно взвыл и воткнул ветку в горящие угли. Оназадымилась, пламя охватило её своим голодом и увлекло в себя. — Это всё равно,что самоубийство, Вить, ты этого не понимаешь?

— А что хочешь ты? Сидеть, ждать, пока за тобойпридут инквизиторы и поднять лапки кверху? — вспылил Зверев. — Это капитуляциябез борьбы. Они придут и будут требовать от тебя то, что ты не знаешь, а потомскормят сраным паркам, — Огонь придавал ему лицу жутковатый красный оттенок, вкотором его льдистые хрусталики глаза обращались в багровые. — Это твой выбор?

— Бежать бессмысленно. Я всё равно проиграл, — Однорукийпотрепал волосы на голове и тяжело вздохнул. — Мне хотелось только выбить себеместо потеплее и потчевать на лаврах, сидя где-нибудь в центральных районах, вбезопасности и обеспеченности. Но я ввязался в эту авантюру и вот, пожалуйста!— Он раскинул руки, будто желая ими обхватить всё вокруг. — Боже, я за этиполгода так наелся дерьмом, что хоть за шиворот суй и ещё вываливаться будет.

— Так зачем же ты вообще сюда пошёл? — Виктор взглянулв лицо Однорукому. — Ты разве думал, что это лёгкое дело для заработка?

— Я думал, что оно не настолько гнилое и кровавое, —ответил Однорукий, закрыв лицо руками. — Да и что с меня было взять? Всё, что уменя было, когда я, наивный придурок, подавал заявление в эту шарашкину контору— это влажные мысли о бравых подвигах, деньгах и пригретом месте. Это уж лучше,чем терпеть своего папашу-кретина. Он, знаешь ли, и до этого был таким себеотцом, но после того, как его начал жрать рак, совсем ума лишился. Желаемое унего смешивается с действительным и последние несколько недель, перед тем как яслинял из дому, папаша только и пускал слюни, да срал себе в штаны. А ещё звалсвою жену, ну, мою мать, в смысле. И плакал, представляешь, плакал ублюдок этакий,что не хотел этого, что просит он прощения, что всё это случилось из-занеё, из-за моей матери, которую я уже толком и не помню.

— Ты ушёл сюда и оставил его умирать от болезни?

— Он это заслужил, — холодно ответил Однорукий, —мне легче думать, что я и вовсе не сын этого ублюдка, чем вытаскивать из негособственное дерьмо. Этот выродок… Ладно, не будем об этом, — выдохнул парень ипошевелил угли в костре. — Лучше скажи, куда пойдёшь, ты, Витя?

— Не знаю, — признался Зверев. — Здесь меня уже кактолько не пытались изжить: бросали к демонам, к язычникам, травили своих шавоки всё это тайно, тихо, исподлобья. Учитывай, что всё это время я был подсомнительным, но всё же крылом Святой Инквизиции. А вот что будет со мной,когда меня официально объявят дезертиром, я и представить не могу. Моёлицо будет маячить на экранах, по новостям меня будут клеймить как убийцу ичудовище, это Скряга устроить может, он ведь, сука такая, сразу меня невзлюбил.Так что, скорее всего, — Виктор тихо рассмеялся, — скорее всего, меня выловяткакие-нибудь бандиты и вручат Соломону мою отрезанную головёшку.

— Ты правда думаешь, что ты настолько важнаяфигура, чтобы о тебе говорить в прямых эфирах? Ха! Да ты слишком много о себевозомнил, Док!

— Если бы я действительно возомнил о себе слишкоммного, то Соломон, между прочим, который занимает пост Святейшего ВерховногоАрхиепископа, третий человек в «Зиме», какого-то хрена пытается меня схватить!— Виктор взял в руки снега и начал сжимать его в руках. Ладони слишкомразгорячились от костра. — Уверен, что я выжил после того злополучного дня лишьблагодаря огласке прессы. Они ведь талдычили обо мне, пара репортёров дажеголов своих лишилась, решив расследовать дело в старом гостиничном комплексе.Экие идиоты…

— Не понимаешь ты шуток, вот что, — вздохнулОднорукий, — но по крайней мере, та пленная псина подтвердила наши догадки,относительно того, как в этой структуре дела делаются. Мы ведь это с тобой дажеобсудить не успели — уж больно ты быстро голову потерял.

— Да, этот парень… — вспоминая о том, как головаэтого человека вместе с хребтом рассталась с плечами, залившись кровью, Викторабросало в дрожь. А живот его связывало в узел, когда он вспоминал, что этукровавую жертву он, Виктор, принёс своими же руками. — Я убил его, потому что…Этот ублюдок знал, видел, содействовал кровожадной системе, но даже пальцем неповёл… Ты хоть понимаешь, что все они лгут. В детстве я часто смотрелотрывки с тем, как охотники изгоняют демона, смотрел фильмы и сериалы, какОбщеинквизиционный Союз спасает простых, невинных граждан. И в глубине души ещёбольше, после, себя ненавидел за то, что не мог переступить через свой страх,через слабость внутри себя. Они лгали нам! Лгали, обманывали, пихали нам взадницу розовые иллюзии о том, что бравые инквизиторы спасают простых граждан,от потусторонней угрозы. Но на деле, — Виктор наклонился ближе к Однорукому ивзглянул на него ледяными глазами, — на деле эти выродки заманивают сюданаивных идиотов, вроде нас, и скармливают голодным, озверевшим демонам илибросают сюда, в леса. Убивать невинных язычников, которые лишь защищают своиправа.

— Мы ничего не изменим, — пожал плечами Однорукий исказал это с таким холодом, что Виктора аж вывернуло. — Ты не подумай, менятакая новость отнюдь не радует, но что мы можем сделать? Что ты можешь сэтим сделать? Да, ты парень способный, у тебя есть контракт с главным плейбоемАда, а теперь ты ещё и перекусил огромным таким стейком из концентрированнойсилы. Но она, эта сила, тебя погубит. Разве ты выдержишь такое давление?

— Этого я не знаю и знать не могу, — Виктор поднялголову к небу. Чистое, голубое, по которому россыпью плыли массивы пушистых,белых, как вата, туч. Он так бы хотел закрыть глаза и ни о чём не думать, такбы хотел проснуться от этого страшного сна и прижаться к матери, поиграть с сестрой…Даже повздорить с отцом он был бы сейчас рад, всё это лучше, чем холодноедыхание смерти. — Но сейчас у меня нет никаких сил и, если включить мозги, дажес такой мощью, которую я впитал, меня быстро успокоят охотники типа Аристарха. Ноя лучше умру, пытаясь что-то изменить, чем буду смиренно ждать своей участи.

— Дурак ты, никто умирать и не собирается, —Однорукий щёлкнул стальной рукой Виктору по голову. Это вырвало парня измеланхолии, он схватился за голову и громко выматерился.

Виктор ткнул беловолосого в ответ и тот, особо несопротивляясь, отправился в холодные руки снега. Тут он вдруг увидел почерневшую головуКинжала, которую тот зомби таскал с собой в руке. На самом деле, разобраться сэтим ожившим трупом не составило особого труда — Однорукий сделал паруфальшивых выпадов, ударил несколькими колющими ударами, а потом рубанул поплечу выродку так, что тот лишился сначала одной, затем другой руки и обеихног. А там пара-тройка мощных ударов в сердце, прекратили попытки несчастногоожить в третий раз.

— А знаешь, Витя, быть может, нам и не придётсяповторять участь этого трупа, — сказал Однорукий и голос его оживился. — Я,кажется, придумал охрененную идею, говорю, она тебе понравится.

— И что же ты такого выдумал?

— План. Надёжный, как швейцарские часы, — прыснулОднорукий. — А теперь слушай.

Идея Однорукого была проста и изящна: Виктор Зверев,признанный дезертиром, еретиком и человеком, нарушившим Кодекс, с этой самойсекунды официально числится мёртвым. Попав в «Князь», виновный вступил в сговорс кем-то из охотников, он содействовал срыву операции «Капкан», а послеинцидента на капище «Перуна» сбежал. Однорукий же, будучи настоящим героем, отправилсяв преследование виновника. По пути были обнаружены трупы, посланные СтарымВолком для поимки Виктора Зверева, а сам нарушитель укрылся в лагере «Сварога».В ходе битвы, виновник пользовался помощью демона Когноса. Однако, внепредвиденный момент появился языческий вождь, который вместо помощи Звереву,по своим личным причинам, напал на него. В ходе кровавой заварушки, обвиняемыйпогиб, как и напавший язычник вместе с демоном. Останки демона, труп языческоговождя и иссохшая голова Виктора Зверева станут прямым доказательствомневиновности Однорукого.

— Итого, резюмируя мой гениальный план, — сказалОднорукий, выгибая спину, как кот. — Первое: с помощью вон тойголовёшки, мы инициируем твою смерть. Так как этот зомби был до этого пропитанчёрным пламенем, да и вдобавок выглядит… — Беловолосый посмотрел на высохшуючёрную, как уголь кожу, тонким слоям обтянувшей череп. На ней то тут то тампроступали трещины, глаза исчезли, образовав чёрные колодцы, кривые зубыпотемнели, ушей, бровей и волос на остатке головы не было. — В общем говоря,вряд ли эти кретины смогут опознать это. Благодаря этому, ты избавишьсяот любого, ну или почти любого преследования и сможешь вести свою тихую, мирнуюжизнь, так сказать, — Виктор смотрел на него подозрительным взглядом. «Какбудто я ему в “МММ” вступить предлагаю!» Второе, — Однорукий загнулвторой палец на протезированной правой руке, — я, наконец, смогу вернуться вряды Инквизиции, обрести церковное имя, возвратить законные выплаты и, наконец,выбьюсь из сраных крестоносцев. Ну и третье: от нас, наконец, отвалятвсе эти сраные лощённые выродки. Человек, известный как Виктор Зверев потерялголову здесь, — Однорукий указал на почерневшую голову Кинжала, — а я очищусвоё имя и смогу вернуться героем, а не дезертиром. Как тебе план?

Виктор поворошил угли в костре, отчего пламя взвилосьвыше. Его обдало жаром, хотя руки ещё дрожали от впитанной силы. Как толькоОднорукий заговорил, он, Виктор, сразу понял, что иного выхода у него нет. Ночто-то в душе его колебалось и словно говорило: «Нет, ты не можешь такпоступить. Если согласишься — ты станешь изгоем. Тебя оболгут, сделают убийцейи преступником, твоё имя станет синонимом слова “предатель”. Этого ли тыхочешь? Чтобы на каждом углу, в каждой подворотне тебя поминали, как лживого,двуличного лицемера?»

— Нет, — сказал Виктор так, словно защищаясь откого-то, — это неправильно.

— Чего?

— Я говорю, что это неправильно, — повторилнеуверенным, сбитым голосом парень, — я ведь… Не предатель, не дезертир, нелжец… Всё же наоборот! — Он видел удивлённое лицо Однорукого, как по его обожжённомулицу скользит сомнение и недовольство. — Тебе-то проще придерживаться такогоплана. Ты хочешь закрепить меня в памяти всех, как последнего ублюдка? И что тыдумаешь, они правда поверят в эту лживую сказку? Ты со мной прошёл стольковсего, а им вдруг объявишь, что я предатель! А как сам будешь оправдываться,что в глаза не рассмотрел мою «истинную» суть?

— Что ты раскричался, как баба? — Однорукий поднялсяи отряхнул снег с ног. — Сам ведь прекрасно понимаешь, что другого выхода у наснет. Да, так ты останешься отродьем в их глазах, но что с того? Тебе-то ужекакая разница, Витя? Не понимаешь разве, что с этого самого дня Виктора Зверевабольше нет? Хорошо, хорошо! — крикнул в приступе гнева Однорукий и пнул рядомнаваленный хворост так, что он разлетелся в разные стороны. — Давай дождёмсяприбытия Инквизиции, они же нас, блин, выслушают и поймут. На что ты надеешься,придурок?! Если они будут слушать меня одного, в окружении остатков демонов,то, быть может, и поверят, но как только, как только они увидят тебя, —Беловолосый зло ухмыльнулся, — то сразу упакуют и бросят в «Лёд», если управыпохуже не придумают. Так, спрашивается, какого хрена ты оправдываешь своюрепутацию хорошего парня? Честь на жизнь хочешь променять, кретин? Мне тебеправда надо объяснять, как работает эта сраная жизнь?

Виктор потупил голову, чувствуя, как голоса,десятки, нет, сотни отрешённых гулких, завывающих голосов, звенят в его голове.Они нашёптывали ему ложь и правду, он слышал твёрдый, глубокий голос Быка,скрежет голов Когноса и ещё, вой простых людей, которые что-то кричали. Эхомони кричали и стихали, чтобы вновь разойтись в молящем крике.

— Да, расплачься, — ввернул Однорукий и положил рукуВиктору на плечо, — это нам не поможет. Может, я, конечно, ошибаюсь, какие утебя есть варианты? Знаешь ли, времени у нас не так много, как я слышал, даже всамой глубине Язычника разбросаны датчики, детектирующие выбросы энергии.

— Да… — нехотя протянул Виктор, усилием волиподавляя вздымающееся в нём сомнение и желание выйти сухим из воды. Видимо,ложь — это правда, а правда — это ложь, подумал про себя парень. «Что же,выбора у меня нет». — Чёрт с тобой, Однорукий, ты прав. Надо рвать когтиотсюда.

«Только вот куда?»

— Ты меня прости, Витя.

— Это за что?

— За всё что было и что будет, — сказал Однорукий,смотря в льдистые глаза своего друга. — Ты непременно услышишь, как из каждогоугла тебя дерьмом обливают, я, верно, тоже буду так делать, — Он короткопосмеялся, — но на свой счёт не бери.

— Не буду, — пообещал Виктор и почувствовал, как посердцу ползёт горечь. — Раз так, то вряд ли мы с тобой когда-нибудь теперьвстретимся, друг.

— Кто знает, как жизнь рассудит, — пожал плечамиОднорукий, — но скорее всего ты прав. Мне придётся лживо болтать о том, какойты ублюдок и стать примерным инквизитором, а тебе — скрываться, забыть о том,кто ты такой и стать новым человеком. Даже если мы и встретимся, то скорее, каквраги, а не как закадычные товарищи.

Виктор поднял голову к небу. Оно сияло лазуритом,тучи не смели приближаться к обжигающему солнечному диску. И тепло, онпочувствовал странное тепло, льющееся по его телу.

— В таком случае, я наконец-то тебе заряжу по самыеяйца, — рассмеялся Виктор и тоже поднялся с земли.

«Пора идти, — сказал он себе, — больше у меня нетвремени».

— Это мы ещё посмотрим, демон ты этакий, — Однорукийпо-братски обнял Виктора и тяжело хлопнул его по плечу. — Обещай не померетьтам.

— И ты тоже, — сказал Виктор, — а то я тебя лично вАду достану.

Виктор спрятал Кинжал Душ за пояс, подпоясался какследует и ушёл, скоро скрывшись за тесными стволами могучих, кряжистыхдеревьев. Солнце преодолело зенит и то небольшое тепло, которое оно дарило,стало неспеша ускользать.

Однорукий ощутил, как утратил частичку себя.

— Не плачь, — сказал он себе, смахнув с щекиединственную слезу, — мужики не плачут.