Танец плащей

Глава 32

Здесь мы будем в безопасности, — сказал Гёрн. Они сидели, скрестив ноги. Город простирался вокруг них, окруженный Великой стеной. Он указал направо, где улица была надежно скрыта от глаз.

— Нас никто не видит, — сказал он.

Делисия кивнула. Она потерла руки, чувствуя одновременно холод и страх. Последние несколько дней были сплошным вихрем боли и смятения, и все, чего она хотела, это свернуться калачиком где-нибудь в тепле и поспать. Еще Гёрн продолжал смотреть на нее своими голубыми глазами, настолько сильным в своем отчаянии. Он чего-то хотел от нее, но что именно, она не знала.

— Зачем вы пришли за мной? — спросила она, надеясь быстро вытянуть это из него, чтобы вернуться в храм.

— Потому что… твой отец.

Делисия вздрогнула.

— Что с ним, Гёрн?

Ромул вздохнул и отвернулся. Маска помогла скрыть эмоции, но не стерла их полностью. Он был смущен и смущен. Делисия чувствовал ее страх затвердения в животе. Все Ромул пришлось сказать, что она чувствовала, она не хотела бы его слышать.

— Я помог убить своего отца, — Ромул сказал вдруг.

Делисия не шелохнулась. Ее мысли вернулись к тому дню, но она не помнила никакого мальчика. Она помнила только слезы, удивленные крики толпы и то, как она убежала, чтобы поплакать в одиночестве. До сих пор, болит, Гёрну было слишком реально, чтобы быть ложью.

— Почему? — спросила она. — Почему ты помог?

— Потому что мой отец попросил меня об этом, — сказал Гёрн. — Это еще не все, Делисия. У меня была миссия, которую я провалил. Ты была моей целью. Я должен был убить тебя.

Делисия вдруг почувствовала, что парализована страхом. Она вспомнила разговор с ним в кладовке. Что, если она была дурой, выпустив его? Его остановили по пути, чтобы закончить работу, и теперь она была здесь, беспомощная на крыше, не имея другого выхода, кроме долгого падения.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила она, молясь, чтобы Асмуда, что мальчик не рисовал его кинжалы.

— Я следил за тобой в тот день, — сказал Ромул. — Вы меня не видели, но я последовал за вами. Я слышал, как ты молился. Это разбило мне сердце. Вы понимаете? Слушая, как ты плачешь, слушая, как ты беспомощно молишься своему богу, я не мо…

Он встал и отвернулся.

— Я не мог позволить себе стать таким монстром. Я был близок к этому. Я не буду этого делать.

Делисия встала. Беда внутри него была так велика, и ее внутренняя природа победила. Она положила руку ему на плечо и повернула лицом к себе. Слезы стояли в его глазах, намочив ткань, туго обернутую вокруг головы.

— Я хочу знать, как молиться, как ты, — сказал он. — Я хочу иметь такую веру. Твой отец умер, а ты все ещё верила. Я пытался, но люди умирали. Я чувствую пустоту и фальшь. Что ты знаешь? Чем ты занимаешься? Пожалуйста, скажи мне, Делисия. Мне это нужно. Мне нужно за что-то держаться, иначе я потеряюсь навсегда. Я стану тем, кем хочет видеть меня мой отец.

Делисия покраснела. Она чувствовала себя такой юной и глупой, а он пришел к ней за помощью? Она попыталась вспомнить все лекции отца. Воспоминания о его добрых словах и теплой улыбке ранили ее еще больше.

— Дай мне свои руки, — сказала она. Одно она помнила, одно мгновение, которое ничто не могло разрушить. Это были ночные молитвы, которые отец читал ей, когда она чувствовала себя испуганной или потерянной. Слезами на глазах, она опустилась на колени, ее пальцы все еще сцепляются с Гёрн. Мальчик опустился на колени рядом с ней.

— Склони голову, — сказала она ему.

— Что теперь? — спросил он.

— Закрой глаза. — Он так и сделал, а потом стал ждать.

— Думай обо всем, что любишь, — сказала она. — И молитесь, чтобы это было безопасно. Не думайте о том, кому Вы молитесь. Не волнуйся, услышат его или нет. Просто молиться.

Ромул открыл глаза и посмотрел на нее.

— А что, если мне нечего любить? — спросил он.

Вопрос пронзил сердце Делисии. Однажды она задала этот же вопрос своему отцу после того, как они сильно поссорились. Она дала Гёрн один и тот же ответ он дал. Никогда в жизни она так не скучала по отцу.

— Тогда ты можешь любить меня, — сказала она.

Ее тело дернулось вперед. Ее рот открылся от шока. Кровь стекала по ее платью, когда она падала, из спины торчала маленькая стрела.

— Нет! — Ромул с криком, ловя ее в свои объятия. Люди вокруг него прыгали на крышу. Через два дома человек в сером плаще опустил ручной арбалет и приблизился.

— Держись от меня подальше, — закричал Ромул, держа Делизию в одной руке, а другой вытаскивая Кинжал. Члены Гильдии Пауков окружили его, обнажив оружие. Никто не приближался, все ждали издалека человека с арбалетом.

Ромул взглянул за ним, видя его случайный подход. Он знал, кто это. Он умолял, чтобы это было не так, но он знал.

Аргон Ирвинг перепрыгнул через последнюю щель и приземлился на крыше дома. Он все еще держал маленький арбалет.

— Ты ослушался меня в последний раз, — сказал Аргон. Его голос был переполнен яростью. — Молитвы на крыше? Прятаться со жрицей? Что с тобой такое?

— Не подходи! — Ромул снова закричала, слезы текли по его прикрытым лицом. Аргон не обратил на него внимания. Он подошел и сдернул маску с лица Ромула, нисколько не обеспокоенный кинжалом, который держал его сын.

— Ты меня разочаровываешь, — сказал Аргон.

Что-то больно ударило Ромула сзади. Его глаза закатились, и он рухнул на тело Делисии.

За его спиной стояла Лейла, в руке она держала камень, завернутый в кожу. Аргон кивнул, радуясь, что она ударила мальчика.

— Несите его, — приказал Аргон своим людям. — Оставить девушку.

Два из них взвалил мальчика на плечи и направились к краю дома. Группа из трех человек ждала на улице внизу, поймав Аарона, когда его спустили вниз.

— Куда мы его везем? — Лейла осмелился задать.

— Эти глупые идеи нуждаются в лечении, — сказал Аргон, убирая арбалет. — Асмуд — это болезнь, поражающая моего сына, и, похоже, я не в состоянии справиться с ней самостоятельно.

Лейла следила за логикой до самого ужасного конца.

— Ты отдашь его жрецам Корага, — сказала она.

Аргон взглянул на нее.

— Мне это тоже не нравится, но так надо, — сказал он. — Они сокрушат его веру в Асмуда, очистят его. Я забираю своего наследника.

С этими словами он спрыгнул с крыши и присоединился к своим людям. Лейла оглянулась на рыжеволосую девушку.

— Черт побери, Ромул, — сказала она. — Я не знал!

Аргон приказал ей следовать за Ромулом. Как только он остановился у храма, она вернулась. Часть ее надеялась, что к тому времени, когда они вернутся, он уже уйдет, но не достаточно далеко. Аргон нашел его и, что еще хуже, нашел с дочерью того идиота-священника, которого убила Лейла. Кровь, пролившаяся по крыше, была ее виной.

Она опустилась на колени и дотронулась до шеи девушки, пораженная медленным пульсом. Девушка была жива.

— Ты мой должник, — прошептала Кайла, поднимая девочку на плечо.

Она вела себя глупо. Она понимала, что ведет себя глупо. Инстинкт самосохранения требовал держать руки чистыми и дать девушке умереть. Но она не могла. Как только Ромул узнал, что это она последовала за ним, она не могла представить, что встретится с печалью и предательством в его глазах.

— Останься со мной, — прошептала она. — Если твой Бог реален, то, надеюсь, он поймет, что я здесь, внизу, нуждаюсь в помощи. — Она осторожно спустилась на улицу, тело Делисии было перекинуто через ее плечи. Все это время она изо всех сил старалась не обращать внимания на пытки, ожидавшие Ромула в храме темного бога.

Аргон был одним из немногих, кто знал, где находится храм Корага. Как только они приблизились, он взял Ромула на руки и приказал остальным вернуться домой. Грядущие день и ночь станут, самыми важными за последние пять лет. Его люди должны быть свежими, а он уже достаточно напряг их. Все из-за его сына. И все из-за Асмуда.

— Я вижу сквозь твои иллюзии, — сказал Аргон, стоя перед толстыми железными воротами, окружавшими роскошный, но пустой особняк. Изображение дрогнуло. Забор открылся сам по себе. Аргон шагнул внутрь и зашагал по гладкой обсидиановой дорожке, ведущей к огромному зданию с колоннами самого черного цвета. Над дверью висел львиный череп с окровавленными зубами.

Двойные двери распахнулись. Из нее вышел молодой человек с волосами, собранными в длинный хвост.

— Я прошу вас оставаться снаружи, — сказал он. — Пеларак знает о вашем прибытии.

Не дожидаясь ответа, мужчина закрыл дверь. Аргон прислонил тело Ромула против одного из столпов и ждал. Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз обращался к кому-то за помощью, и он не знал, как себя вести. У него не было ни малейшего желания кланяться жрецам и просить, как простолюдин. Возможно, обмен.

Двери открылись. Аргон вытянулись по струнке, руки падают на его лопасти тоже из инстинкта укоренившимся отказать.

— Это странная ночь, которая дарует мне такого гостя, как ты, — сказал Пеларак, выходя и закрывая за собой двери. — Ибо ты Аргон Ирвинг, не так ли? Мастер Гильдии Пауков, кукловод воров? Чем обязан такой чести?

Он взглянул на Ромула, но промолчал.

— Мне нужно вылечить сына, — сказал Аргон.

— Мы не так искусны в искусстве исцеления, как наши соперники, — сказал Пеларак. — Хотя я сомневаюсь, что они помогут тебе. Я слышал, они изгнали своего бывшего первосвященника после того, как ты убил одного из них.

Аргон нахмурился. Чертовски жаль. Он провел много месяцев, медленно работая над Кэлвином, подкупая его всеми возможными пороками в поисках его слабости. Как только он обнаружил свою любовь, процесс пошел значительно легче. Неужели все разваливается так близко к Сбору Дани?

— Ты неправильно понял мое желание исцеления, — сказал Аргон, возвращая разговор к насущной задаче. — Мой сын вбил себе в голову глупые идеи, которые я хочу искоренить.

Пеларак почесал подбородок.

— Он влюбился в обольстительную грацию Асмуда? — спросил он.

Аргон кивнул.

— Это потребует много времени, — сказал Пеларак. — И что более важно, это потенциально погубит меня. Бернард Готфрид угрожает самому нашему существованию, если я не встану на его сторону, Аргон. Скажи, что бы ты сделал на моем месте?

— Уничтожь тех, кто угрожает мне, — сказал Аргон. — Никогда не позволяй мужчине держать меч наготове над твоей шеей.

— Слова, которыми мы не можем жить, — сказал Пеларак. — Присутствие Асмуда здесь слишком глубоко. Бернард может послать против нас толпу. Кровь заполнит улицы. Ничто из вашей маленькой войны с Ролэнгом не сравнится с той бойней, которую мы устроим. Но это положит конец нашей работе здесь. Так что у меня нет выбора.

Аргон выхватил кинжалы.

— Я бы действовал осторожно, — сказал гильдмастер.

Пеларак хмыкнул.

— Убери их. Даже с твоим мастерством, ты не можешь сравниться с моей силой. Я самый верный слуга Корага, если не считать его пророка. Если бы я хотел твоей смерти, я бы не стал объявлять или объяснять.

Аргон опустил мечи, но не обшить их.

— Какой у тебя выбор? — спросил он.

— Я могу либо прогнать тебя, либо сделать потенциальным врагом. При этом я также остаюсь марионеткой Трифекта. Однако даже в этом мне отказано. Дочь Бернарда Готфрида пропала. Она была на моем попечении, пока не. За одно это Бернард уничтожит нас.

— Есть другой путь, — сказал Аргон, поняв, к чему клонит Пеларак. — Вот мой путь. Возьми моего сына. Вылечить его. Сожги все остатки Асмуда с его плоти, чтобы он был чист.

— Вы можете убить Бернарда Готфрида? — Спросил Пеларак. — Мое время уже прошло. К концу Сбору Дани он выполнит свою угрозу.

Аргон отсалютовал своим мечом.

— К завтрашнему вечеру Бернард будет мертв, — поклялся он. — Ты можешь спасти моего сына?

— Мы возьмем его, — сказал Пеларак. Он дважды постучал в дверь. Вышли еще два священника. Когда Пеларак указал на Ромула, они подняли мальчика и внесли внутрь. Пока они это делали, Аргон вкратце описал события, которые произошли от молитв Ромула, его цепи Золотой горы, до его тайной встречи с Делисией.

— Сколько времени это займет? — Спросил трен, когда закончил.

— День или два, если только он не противится нашим методам, — ответил священник.

— А он может? — Спросил он, глядя, как закрываются двойные двери, скрипя деревянными и железными замками.

Пеларак тихо рассмеялся.

— Конечно, нет. Он всего лишь мальчик.

Аргон поклонился.

— Пусть наши усилия помогут нам обоим, — сказал он.

— Иди с благословением истинного Бога, — сказал Пеларак, прежде чем вернуться внутрь.

Аргон почувствовал облегчение, перемахнув через железную ограду и помчавшись по улицам по извилистой тропинке к своему убежищу. Теперь все было не в его власти. Жрецы обратят его сына в свою веру или убьют его. Любое влияние Асмуда на него исчезнет. Аргон сохранит убийцу, своего идеального наследника.

Если предположить, что его планы относительно Сбору Дани осуществились безошибочно.

Сознание Ромула поднималось и опускалось, и когда оно поднималось, он чувствовал боль. Она вонзилась ему в запястья и заставила отступить. Вода брызнула ему на язык. Монотонное пение сотрясало ритм его снов, наполняя их цветом, который вибрировал в такт звуку. Он видел красное и Пурпурное. Цвета вызывали резкий дискомфорт в его сознании. Снова боль, на этот раз в лодыжках. Вода стекала по его губам. В этом не было никакого смысла. Почему вверх?

Он открыл глаза. Ожидая, что его перевернут, он с удивлением увидел стоящего перед ним человека. Он был лысеющим, с острыми глазами и горьким хмурым взглядом. На нем были темные одежды. На шее у него висел кулон в форме львиного черепа.

— Где я? — Спросил Ромул.

— Комната веры, — сказал священник. — Меня зовут Пеларак, и ты находишься в самом священном месте. Здесь Кораг-хозяин, а не богиня эльфов, не Асмуд, не Луна, не звезды и не Солнце. Только Кораг.

Он протянул руку. В нем был бурдюк с водой. Когда он прижался к ней, вода поплыла вверх, а не вниз, разбрызгиваясь по потолку. Зрелище было настолько странным, что у Ромула закружилась голова. Он повернулся на бок, его вырвало, и он с ужасом увидел, как она ударилась о потолок, забрызгав его грязно-красным.

— Этого следовало ожидать, — сказал священник. — Здесь много странного, и ты увидишь лишь несколько благословенных. Кораг-Бог повсюду, но мы освятили эту комнату кровью и молитвами.

Ромул попытался пошевелиться, но не смог. Он посмотрел на свои запястья, где нащупал холодные железные цепи. Он не видел ничего, кроме воздуха. То же самое с его лодыжками. Пока он боролся, он увидел, как на его коже появились вмятины, оставленные невидимым источником.

— Цепи обманчивы, — сказал Пеларак. — Кто их делает? Что дает им силу? Неглубоко называть их железными и нерушимыми, но глупо называть их самодельными. На вас цепи. Разбить их.

Пеларак махнул рукой, произнося последнюю команду. Внезапное желание наполнило сердце Ромул. Он не мог думать ни о чем, кроме бегства. Казалось, каждая реакция на полет вызывалась в его сознании. Каждый мускул сжимался и боролся с невидимыми цепями. Он почувствовал, как его кожа ободралась. Колени и плечи ныли от боли. Кровь капала вверх каплями дождя. Наконец он бросился всем телом вперед, так сильно натягивая цепи, что шея его вздулась, а со лба капал пот, который поднимался к волосам, прежде чем собраться в крупные капли, поднимавшиеся к потолку.

Как бы он ни старался, он не мог ни разорвать цепи, ни прекратить свои попытки.

— Это жизнь, — сказал Пеларак, бесстрастно наблюдая за происходящим. — Мы боремся с нашими узами, не в силах разорвать их, но только потому, что мы глупы. Ты сделал эти цепи, Ромул. Разбить их.

Он хотел. О, как он хотел. Казалось, что его сердце вот-вот разорвется, и каждый удар молота обрушится на грудь. Еще больше крови хлынуло из его запястий. Его разум искал решение. Риборт Гёрн всегда настаивал, что знает ответ на любой вопрос, но разве этот священник гарантировал ему такую же справедливость? Что он имел в виду, говоря о цепях собственного творения?

— Я не понимаю, — сказал он срывающимся голосом. Язык казался ватным. — Тогда ты будешь стараться сильнее, — сказал Пеларак. — Невежество-не оправдание, это слепота, порожденная этим миром. Ваше тело сломается, и вы умрете, и все из-за вашего невежества.

Этот человек явно был жрецом Корага. Только одна вещь пришла ему на ум, которая могла бы объяснить цепи, и почему он думал, что они его собственное творение: Асмуда.

— Я молился Асмуд, — Ромул кричал. Он почувствовал, как его сводящее с ума желание бороться медленно отступает. Его дыхание дрожало, когда он повис на невидимых цепях.

— Очень хорошо, — сказал Пеларак. — Ты делаешь успехи. Посмотри на свои руки и ноги, Ромул.

Цепи больше не были невидимы. Хотя на ощупь они казались железными, казалось, что они сделаны из белого мрамора. Замочные скважины украшали золотые горы. В комнате медленно темнело, хотя цепи оставались яркими, почти светящимися.

— Символы, — прошептал Ромул. — Они лгут так же легко, как и мужчины.

Лицо Пеларак, казалось, темнеют на это.

— Смотри в оба, — сказал он. — Я хочу тебе кое-что показать.

Он отступил назад. В комнате стало совсем темно, хотя и цепи, и Пеларак были хорошо видны. В центре комнаты вспыхнул огонь. В его центре он увидел мельчайшее изображение глаза. Огонь вспыхнул снова, потом разгорелся. Он взревел до потолка, огромный, но без тепла. Его жизнь была быстрой, и когда он умирал, перед ним стояла молодая девушка, ее огненно-рыжие волосы были спутаны и неопрятны.

— Ромул? — Спросила Делисия. Ромул почувствовал, как его тело задрожало при звуке ее голоса.

Просто ложь, подумал он. Еще одна ложь.

Но в это трудно было поверить, когда она коснулась его щеки. Ее рука была холодной, но прикосновение было настоящим. По его щекам текли слезы. Ее платье обуглилось, как от огня.

— Они лгут, — сказала девушка. — Бездна холодна. Огонь не дает тепла. Асмуд не хотел меня, так что теперь я здесь. Я не любила Корага, и он не любит меня.

— Ты не настоящая, — сказал он. Это прозвучало как мольба. — Ты с Асмудом. Ты отправилась в лучшее место. Ты была хорошей. Ты была невиновна.

Пеларак рассмеялся. Делисия плакала. Ее тело растворилось в неощутимом ветре.

— Невиновных нет, — всхлипнула Делисия. — Но я поклонялся чему-то ложному. Неважно, как я молилась. Я молился глухим ушам.

Ромул бросился на свои цепи, отчаянно желая прикоснуться к ней. Она исчезала, как призрак. Тьма овладевала ею, въедалась в ее плоть, становясь прозрачной. Пеларак махнул рукой, рассеивая ее образ, как дым.

— Ты пошел к ней, — сказал священник. — Я говорил с твоим отцом. Я знаю, что вы сделали. Разве вы не видите, как глупы? Девушка. Молодая, глупая девушка, и все же ты думал, что у нее есть мудрость?

Ромул обмяк, и его глаза уставились в пол без текстуры и глубины.

— Ее молитвы были такими реальными, — сказал он. — Она имела в виду их. Она чувствовала их. Вот чего я хотел.

Пеларак схватил Ромула за волосы и дернул вверх, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза.

— Безумцы бормочут, что в них живут демоны и что их голоса мучают их ежедневно. Разве они не верят так же глубоко, как та маленькая девочка? Почему бы не обратиться к ним за советом?

Ромул не знал, что ответить, но Пеларак знал.

— Потому что ей приснился сон, о котором ты мечтал, — сказал священник, отпуская волосы Ромул. — Тебе понравилось то, во что она верила. Это звучало мило. Но единственное, что имеет значение, это правда. Стал бы ты сознательно жить во лжи только потому, что тебе это нравится? Должен ли я сказать тебе, что твоя девушка в порядке, и что мир прекрасен, и что никто никогда не причинит тебе вреда? Я бы хотел жить в этом мире, но это не делает его реальным. Что реально, Ромул? Что ты знаешь о реальности?

Он подумал, что Риборта Гёрне мертв, который убит руками своего ученика. Своими руками.

— Я знаю, что убил тех, кого любил, — сказал он.

— Ах да, а почему? — Спросил Пеларак. — Что привело к их убийствам?

В глазах Ромула вспыхнул огонек. Он знал. Он видел свою любовь и преданность, видел, кому он ее посвятил. Его вина и стыд слились в твердую стрелу, больше не нацеленную на него. Был один человек, который заслуживал всего этого. Тот, кто душил его душу и извращал его желания. Тот, кто использовал свою любовь для убийства и разрушения. Его собственный отец.

— Я молился Асмуду, — сказал Ромул. Это не было ложью. — Из-за этого погибли люди.

— Вот именно, — сказал Пеларак. — Это сила Асмуда? Преданность ведет к смерти? Кораг — это сила, мальчик. Он — Лев. Он царь всех, и все будут дрожать перед его ревом, и кланяться, целуя его когти.

Вдруг Пеларак исчез. Цепи треснули и разорвались. Ромул рухнул на землю, дрожа в темноте. Ему было холодно. Его зубы стучали.

А потом подошел Лев. Он шел издалека, слишком далеко, чтобы быть внутри маленькой комнаты. Его мех был огнем, горящим поверх кожи, сделанной из расплавленного камня. Глаза, полные ненависти и дыма, остановились на его дрожащем теле. Когда он открыл пасть, зубы размером с Кинжал блестели свежей кровью.

— Узрите Льва! — раздался голос, невероятно низкий и гулкий из каждого угла комнаты. — Узрите силу Его Величества.

Лев зарычал. Глубоко в его глотке Ромул увидел тысячи плачущих жизней. Они потянулись вверх и завыли, их крики смешались с могучим ревом Бога. Ромул почувствовал, как его душа затрепетала. Он прижался лицом к холодному темному камню. Слезы потекли из его глаз. Он не мог думать. Он мог только дрожать от удивления.

Вы сомневаетесь в моей власти? — спросил Лев. Кто ты для меня, смертный? Когда твоя жизнь закончится, я буду истиной, которая ждет тебя. Где ты будешь стоять в моей вечности? Будете ли вы поклоняться рядом со мной, или Я сожгу вас в огне и перемолю ваши кости в моих зубах?

Ромул бесстыдно зарыдал. Он никогда не испытывал такого ужаса. Он был обнажен перед Богом, жалкий и беспомощный. Он стукнул кулаками по полу. Пот покрывал его, как холодная простыня. Лев снова зарычал, его дыхание превратилось в огонь и зубы. Его одежда порвалась, а плоть порвалась. Кровь лилась во все стороны, словно законы мира не имели никакого отношения к священной комнате Корага.

— Ты поклянешься мне жизнью? — спросил Лев.

Глубокая часть Ромула хотела подчиниться. Он хотел, чтобы террор закончился. Тьма поглотит его, и разумнее всего будет сдаться. Рядом со Львом было лучше, чем вой, который он слышал внутри. Бесконечно лучше.

Ромул подумал о том, что сказал Риборт. Асмуд был всем хорош в человечестве. Со слезами на глазах он посмотрел на Льва, ища в нем ту же доброту. В огне он ничего не увидел. Смерть, чахотка, гнев и осуждение смотрели на него, тлея в физической форме. Ни одна любовь, наполнявшая молитвы Делисии, не могла жить в этом ужасном существе. Он чувствовал, что его разум раскалывается, как будто перед ним два пути, и он наполовину хочет спуститься по одному, наполовину-по другому.

— Поклянись! лев зарычал. На коленях поклянись мне жизнью. У меня не будет другого выхода. Смерть — твоя судьба, дитя. Я вижу это яснее, чем вы видите солнце и Луну. Ты умрешь от руки друга, если будешь сопротивляться моей милости. Рядом со мной, ты будешь править Нелдарк как полубог.

Два пути. Два существа. Два ума. Его отец желал этого первого пути, легкого пути, пути кровопролития и убийства. Но Того, Кого зажег Риборт Гёрн, того, кого защищала Лейла и воспитывала Делисия, увели в смертельный свет. Каждый из них наполнял его страхом. В глубине души он знал, что правильно. Он знал, какой выбор должен сделать. Но он боялся.

— Выбирай! — лев зарычал. — Теперь, или Я сожгу все, что делает тебя тем, кто ты есть, и отдам священникам пустую оболочку.

Он не мог выбирать. Его охватил ужас. Звезды кружились в темноте вокруг Льва, как будто само небо окружало воплощение Корага. Из его ноздрей валил дым. Его глаза вспыхнули от нетерпения. Лев открыл пасть и зарычал. Его время истекло. Момент был упущен. Ромул почувствовал, как его захлестнул рев, более сильный, чем прежде. Казалось, мир вот-вот рухнет под его напором. Его уши никогда больше не услышат. Его глаза горели от слез. Дыхание в легких остановилось. Его сердце бешено колотилось. В его сознании бушевал огонь, пожирая все. Выбор. Был только один. Ромул знал это. Огонь был алтарем, и он положил свою жертву.

Все, что должно было стать Ромулом, сыном Аргона Ирвинга, убить без вины и посвятить все кровопролитию и убийству, он бросил на этот алтарь. Он открыто приветствовал рев, теперь уже очищающий огонь. Он позволил ему уничтожить свой страх. Он позволил себе забыть о раскаянии. Она разрушила его стены. Посреди этого рева он рассмеялся.

— Пусть Ромул умрет, — сказал он. — Гёрн живёт.

Новые призрачные порезы хлестали его по рукам и груди. Кровь теперь текла в правильном направлении. В легкие хлынул дым. Голова у него кружилась — легкая, кружащаяся и свободная. Его шея поникла. Он закрыл глаза. Все еще смеясь, он потерял сознание, когда Лев победно зарычал.

— Сказал Пеларак, открывая дверь. Еще два жреца вошли внутрь и присоединились к нему в маленькой квадратной комнате. Голые серые стены, холодный каменный пол.

— Вам это удалось? — спросил один из жрецов.

— Он видел Льва, — сказал Пеларак. — Никто, кроме самых верных и жили. Когда он проснется, его сердце будет принадлежать Корагу. В этом я уверен.

— Хвала Корагу, — сказал другой.

Они вынесли мальчика из комнаты. Пеларак смотрел им вслед, слегка нахмурившись. Что-то было не так, но он не мог понять, что именно. Он не слышал слов Льва, не видел его видения, но чувствовал его устрашающую силу, наблюдая, как Ромул рыдает и плачет на коленях. Было что-то тревожное в том, как Ромул смеялся в самом конце.

Решив расспросить Ромула, когда тот проснется, Пеларак вышел из самой священной комнаты. Он посвятит час молитве, а затем отправится спать, в чем отчаянно нуждался. Возможно, утром все покажется лучше.