Тайфун

Глава 11

Событие тридцать первое

«Итак, убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте; а всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя»

Библия. Числа 31 17–18

Двадцатишестилетний цесаревич — здоровый такой наследник, ростом чуть пониже отца, с рыжими огромными бакенбардами и такими же усами роскошными, приподнялся над скрипнувшем под ним стулом и, протянув руку с массивным перстнем, сверкнувшим синим камнем, взял чёрный конверт. Он плюхнулся назад на опять пожаловавшийся стул и попытался оторвать полоску от чёрного бока конверта. И не смог. Цесаревич перевел взгляд с конверта на родителя.

— Это пергамент. Вон, нож для бумаги возьми, — в малахитовом письменном приборе на столе из стаканчика зелёного торчала рукоять ножа.

Александр опять встал со стула и в этот раз садиться не спешил, словно ожидал других каверз от чёрного, притягивающего взгляды, конверта. Поддев острием уголок, наследник вспорол весь бок, тончайшая кожа, как могла, сопротивлялась, но острейшее лезвие и богатырская сила наследника Российского престола победили. Цесаревич опустил нож назад в стаканчик письменного прибора и заглянул в разрез.

— Сашка чего там? — не утерпел адмирал.

— Там чёрный конверт, — сообщил Сашка и вынул его. Точно такой же, ну, чуть меньше, ага и надпись другая на белой бумажке: «Вскрыть не раньше 1 ноября. Это важно».

— Шутник! — хмыкнул Александр, продемонстрировав новый конверт с запиской отцу и брату.

— Вскрывай уже, — недовольно крякнул император и сам протянул нож сыну.

На этот раз дело пошло чуть быстрее, сноровка появилась.

— Ну, — опять не выдержал Константин. Он вскочил даже со стула, но застеснявшись порыва этого детского, сел назад, поправив очки. Только взгляд сквозь стёкла выдавал теперь волнение и дернувшаяся рука к очкам снова, когда цесаревич вновь заглянул в прорезь.

— Тут конверт, — булькнул Александр пока не второй.

— Издевается князь! — начал привставать со своего места и император.

Но наследник вытащил в это время третий конверт. Он был обычным белым и из бумаги. Надорвав полоску сбоку, Александр на этот раз достал листок бумаги, на котором было прилично так, на пол-листа, убористым почерком написанных строчек. Цесаревич глянул на отца, нетерпеливо махнувшего рукой, и начал читать:

'Ваше Императорское Величество, моя жена видела ещё один вещий сон. 14 ноября 1854 года в Чёрном море будет страшный шторм, который потопит не меньше тридцати судов союзников и американцев, привёзших туда припасы, всего же в разной степени пострадают больше семидесяти кораблей и судов неприятеля. Корабли потонут, будут выброшены на берег и повреждены при столкновении друг с другом у Балаклавы, в устье реки Качи и севернее Севастополя, и у Евпатории. Более того, шторм полностью сметёт в лагере противника все палатки, а дождь, его сопровождающий, промочит все запасы пороха. Люди будут измучены, и не смогут сопротивляться. Следом наступит холод, и войска союзников совершенно будут не способны обороняться. Прикажите всем войскам в Крыму не предпринимать никаких действий, даже самых на первый взгляд удачных, по атаке врага с сего дня и по пятнадцатое ноября. А пятнадцатого нужно атаковать оба лагеря противника. Умоляю вас, Ваше Величество, не берите их в плен, отдайте команду уничтожать врагов. Если поступите по-другому, то последуют неисчислимые бедствия для России. Бог отвернётся от вас, и страна погибнет. Только тотальное уничтожение каждого француза, турка и англичанина позволит предотвратить это бедствие. Отдайте приказ генералам и офицерам расстреливать солдат и командиров вашей армии, которые будут брать неприятеля в плен. Повторяю — только убийство каждого до самого больного и раненого отведут беду от страны.

Поверьте в этот раз, Ваше Величество. Поймите, что Анна никогда не ошибается. Никаких атак до пятнадцатого ноября, и уничтожение всех врагов.

С верноподданническим смирением, Ваш покорный слуга князь Болоховский'.

В кабинете Николая несколько минут стояла тишина. Такое известие нужно было осознать и переварить.

— Кхм, — Николай схватил с подноса остывший чай и двумя глотками опорожнил чашку. Грохнул её на место и взял с серебра, блеснувшего кровавым отблеском от красного фарфора, вторую чашку. Эту Государь осилил в три глотка.

— Так нельзя! — просипел стоящий столбом Александр, — нельзя добивать раненых и больных.

— Помолчи, Сашка, — император встал из-за стола и взял из рук сына страшный листок. Читать не стал. Так же, держа в руке, даже в пальцах, словно опасаясь его, прошёл к окну и молча всё ещё встал, глядя опять на колонну посреди дворцовой площади.

— Что думаешь, Костя, — голос Николая был осипший. И не старшего сына спросил, а младшего.

— Разве тут надо думать⁈ — Константин развёл руками. Отец не видел, но, уловив движение, обернулся.

— Так что…

— Тут не думать надо, а действовать, и в точности исполнить, то, что там написано.

— А офицеры?

— Расстреливать. Гибель России и жизнь турка или того хуже нагла, который пришёл на нашу землю, только чтобы не пустить нас в Средиземное море и Европу. Не хотят прибыль упускать от своей торговли. За золото на любые подлости способны. Я сегодня же выезжаю в Крым. Меншиков может не выполнить приказ.

— Не по-божески это, — прогудел Александр.

— Да ну⁈ А всемирный потоп, а уничтожение Вавилонской башни, а Содом с Гоморрой. Господь карает грешников не задумываясь. И сейчас хочет, чтобы мы стали его разящим мечом, — в запале выкрикнул адмирал.

— Разящим мечом, — Николай положил письмо князя Болоховского на стол, — Смотрите, мы не обсуждаем будет ли буря, и как атаковать англичан с французами и турками, мы обсуждаем добивать раненых и сдавшихся или нет. Господь насылает на врагов отечества нашего грозную бурю и даёт подсказку… — Император вздохнул тяжело и вдруг преобразился, став выше и моложе сразу. Лицо разгладилось, — Константин, всё правильно, немедленно выезжай в Крым, гони сколько сил будет. По всему пути лошадей подготовят. Телеграфом передадим. Собирайся немедленно. Через час выезжаешь. Примешь командование. Меншикова отправь сюда. Я ему приказ не атаковать дам, команду отстучат сегодня же. Там, как знаете, готовится операция по деблокированию Севастополя со стороны Инкермана в ходе которой планируется атака на высоты между Чёрною речкою и Килен-балкою. Я прикажу отложить атаку, — Государь, взял в руки письмо Болоховского, сложил и сунул за отворот мундира, две верхние пуговицы которого были расстёгнуты, — По добиванию раненых и пленных. Я не знаю, Костя. Я не могу такой приказ отдать… Проклянут. Но не на тебя же сие бремя взваливать. Напишу указ. С ним поедешь. Там, на бумаге, распоряжусь. Сказать не могу. Написать попробую. Будут офицеры бузить… Будут бузить расстреливай, как не выполнивших мой приказ.

Событие тридцать второе

«Предоставьте месть Мне, Я воздам. Придет время, поскользнутся ноги врага; день их бедствия близок и участь их поспешает»

Второзаконие 32:35; Римлянам 12:19; Евреям 10:30

Капитан второго ранга Пауль Ирби рассматривал в подзорную трубу город на берегу небольшой бухты. Ничего необычного. Замок немного похожий на их Белый, разве чуть побольше и пристрой какой-то рядом. А вот стена вокруг замка с башенками для лучников серьёзная. Такую без подготовки не возьмёшь. Без артподготовки. И построен замок грамотно, на холме, примерно в полумиле от берега. Грамотно с точки зрения отсталых японцев. Сейчас бомбы от больших орудий легко по две мили летят, а при возвышении ствола на 45 градусов и на три дотянутся. И такие орудия у него есть. После того как побили эскадру адмирала Прайса на «Гретте» сейчас два новеньких орудия 80-фунтовых. Да, по сравнению с 12-дюймовыми орудиями американских суперфрегатов — это детские игрушки. 12 дюймов — это бомба диаметром в 30 сантиметров, в которых дархан Дондук на французский манер всё измеряет, а 80-фунтовые (36 кг) орудия или пушки «Пексана», которые на его корабле, имеют калибр всего 22 сантиметра. Существенная разница.

Для настоящей войны с серьёзным противником, таким как американские паровые фрегаты — очень существенная. А вот для войнушки с японцами, у которых на стенах замка видны стволы орудий, кидающих каменный шарик диаметром в два дюйма на полмили максимум, разница уже не так очевидна. На всякий случай, чтобы вопреки законам физики шальное ядрышко не попало в корабль, а то поцарапает ещё или парус порвёт, остановились в пяти кабельтовых от замка. Первый выстрел, пристрелочный, сделали всего из одного орудия. Бомб не бесконечное количество, их беречь надо.

Бабах. И через несколько секунд столб огня, обломков и дыма вспух в нескольких метрах от стены замка князя или даймё Сатакэ Ёсиацу.

— Нормально. Санчес, давайте обоими орудиями.

Наводчики, бомбардиры, фейерверкеры и вся прочая обслуга 80-фунтовых орудий собралась мексикано — бразильская. Вечно ругаются друг с другом, но это когда мир и скучно, как только начинаются военные действия, так языковой барьер пропадает, и куда-то улетучивается вся неприязнь, во многом показушная, и артиллеристы становятся слаженной, без слов понимающей друг друга командой. Бах. Бах. Почти одновременно рявкнули оба монструозных орудия, и Пауль приготовился убедиться в меткости своих канониров, направив окуляр на замок.

Бух. Бух. Звуки взрывов дошли только секунд через десять, пока бомбы летели, пока взрывались, пока взрывная волна, преодолевая всего 330 метров в секунду, назад добиралась. Ирби успел спокойно навести трубу на замок князя Акита. Одна бомба попала крайне удачно. Правой башни нет, и часть стены обрушилась. Второе орудие опять с недолётом, что-то взлетело в воздух в нескольких десятках метров слева и ближе стены замка.

— Продолжаем. Сальвадор, не отставай. Пока у Санчеса лучше получается.

Бабах одновременно ухнули орудия. Даже подпрыгнула небольшая «Гретта». Вот, теперь другое дело. Кто попал неизвестно, но крыши и верхнего, третьего, этажа на замке больше нет. Если оттуда господин Сатакэ смотрел на корабль, то ему крупно не повезло.

Огромные орудия сделали ещё по три выстрела. И после этого Ирби приказал закончить. Замка уже не было, почти, еще раз попали, снеся и второй этаж, как нет и двух стен, только справа имелся кусочек, и видимо задняя стена осталась. Белым флагом никто не махал. И Пауль даже подозвал монаха буддийского, чтобы узнать, а есть ли вообще у японцев такой обычай. Как они показывают, что сдаются?

— Белый флаг? Конечно, есть белый флаг. Это ещё и символ страдания у нас, — пояснил монах.

Никто не махал флагом, не страдал.

— Готовьте десант, — кивнул капитан Дондуку, и с Греты стали спускать баркасы. Берег вымер, никто со своим «банзаем», высадившись в два приёма калмыков и айнов, не атаковал.

Дошли до развалин замка, нашли несколько раненых самураев, через которых и выяснили, что как Ирби и предположил, даймё Сатакэ Ёсиацу был в замке и погиб там вместе со всей семьёй и самураями высокопоставленными. Всё, нет больше законной власти в княжестве. Гуляй рванина. Грабь награбленное. Реквизируй неправедно нажитое.

Калмыки с айнами прошлись по всяким складам на берегу и у замка. Среди завалов удалось разыскать восемнадцать медных пушек. Часть повреждена. Но ведь это не важно. Имеет значение сама медь, никто из этих мелких пушечек стрелять не собирается, пойдут в переплавку на котлы и прочие кастрюли. И в порту обнаружилась батарея из пяти орудий. Тут же в порту нашлось и искомое — склад готовой к отправке меди в слитках. В сумме орудия и слитки потянули на двадцать тонн почти. Для первого раза вполне нормальный результат. Ирби приказал заканчивать наземную операцию. Загрузили на корабль всю медь, из подвалов замка перенесли пятьдесят мешков риса и немного холодного оружия. После этого сожгли верфи в бухте и все джонки, даже небольшие рыбацкие лодочки сожгли. С голоду умрут? Так их никто нападать на Мацумаэ не просил, сами начали войну, пусть сами и пользуются её результатами. Через старосту, или уж как там эта должность в прибрежном поселение называется, для будущего руководства княжества монах написал сообщение от капитана Ирби. Мол, ребята, давайте жить дружно, не будет ровно через месяц на берегу лежать десять тонн меди, придём и разрушим всё, а всех жителей продадим в рабство. И чтобы встречали с цветами и угощением. Радость изображали.

Событие тридцать третье

Русские не мылись, а бани у них строились исключительно для разврата. Умение мыться русским отдали европейцы, причём отдали совсем безвозмездно. Так, что сами даже забыли, что это такое…

Михаил Задорнов

Пять разношёрстных фрегатов: «Паллада», «Паллада −2», «Леандр», «Тринкомали» и «Форт» в сопровождении двух пароходов «Проворный» и «Высоколетящий» прибыли в Шанхай пятнадцатого ноября. Четырнадцатого Виктор Германович весь день смотрел на небо в поисках подсказки, была ли буря в Крыму. Смешно. Нет, небо здесь за тысячи и тысяч миль тоже было хмурым, и ветер приличный, но не буря. И понятно, дурень же, а не дурак, явно эти два случая между собой никак не связаны.

В бухте Шанхая опять было столпотворение торговых судов, и неугомонные упорные наглы тоже были среди купцов. Из семи кораблей, стоящих в порту под загрузкой или разгрузкой, два были с красным торговым флагом Великобритании. Плюсом один француз. Кроме того, было два голландских корабля, американец и португалец.

— Если так и дальше будет продолжаться, то мы до Австралии с её золотом вообще никогда не доберёмся. Опять сами враги в ниши руки добычу послали, — Пожаловался Сашка капитану первого ранга Тебенькову.

— Бу-бу-бу, — это кавалер шведского ордена «Меча» Михаил Дмитриевич своё отношение к разграблению купцов, в частности ни в чём неповинных белых и пушистых англичан, высказал.

— Смотрите, француз какой прыткий, удрать решил, — на французском судне действительно поднимали паруса, — Где только его навигации учили. Ветер восточный, из порта не выйти. Да и пароходы у нас. Понаберут в капитаны по объявлению. Правьте к нему наперерез, он на север собрался. — А чего за два с лишним года всяких морских сражений и походов даже дурень в морском деле может разобраться.

Пока догоняли прыткого француза на «Высоколетящем», Сашка пошёл в каюту, продрог под дождём на ветру. Юг, конечно, но всё одно холодно.

Присел на диван, закутавшись в одеяло, чтобы согреться, и мысли перенеслись к письму, что он в чёрном конверте оставил Государю императору. Зачем написал про истребление раненых, больных и пленных? Ну, целых две причины. Первая — в шок ввести царя батюшку. Нужно, чтобы он не раздумывал, будет ли буря и предпринимать ли атаку на них пятнадцатого ноября, отложив подготовленное Инкерманское сражение. Это — данность. Обсуждайте господа правители этично это или не этично, а не будет или нет. Будет. И шок от кровожадности сна отобьёт в этом сомнение. Было и второе, гораздо более прагматическое объяснение, но его озвучивать нельзя. Даже задумываться об этом этим рыцарям нельзя. Там будут десятки тысяч лишённых продовольствия англичан, турок и французов, и из них тысячи обмороженных и покалеченных. И если они все, скажем пятьдесят тысяч, попадут в плен, то их русская армия, сама лишенная продовольствия, не прокормит. И русские офицеры и генералы будут кормить пленных, убивая голодом своих русских солдат. Они же Ссуки все гуманисты, все рыцари. И это обязательно приведёт к солдатскому бунту и проигрышу в войне. Получится не лучше, а хуже. Выход только один — не брать в плен ни одного врага. Истребить прожорливых французов, англичан и турок. Что скажет просвещённая Европа⁈ Она скажет, что русские — варвары. Вот это новость!!! Да, не может быть. У нас баня есть, у нас нужники строят, у нас народ, в смысле дворянство, по нескольку языков знает. У нас Глинка, Пушкин, Лермонтов, Римский-Корсаков, Ломоносов, растудыть его в качель. Пирогов опять же. Да хрень всё это. Русские — это орды диких варваров, и от них нужно спасать Европу. Убили пленных?!! Из диких варваров станут кровожадными варварами. Не любили, презирали и ненавидели, теперь ещё и бояться будут. Это хорошо. В следующий раз подумают. Хотя, чем там думать. Ну — задумаются хоть.