Тайфун

Глава 9

Событие двадцать пятое

Владыка Света хочет, чтобы врагов сжигали, Утонувший Бог — чтобы их топили. Почему все боги такие жестокие скоты? Где Бог титек и вина?

Игра престолов (Game of Thrones)

Теперь всё, игры в диверсантов закончились. Теперь почти двести матросов и всяких боцманматов на двадцать пацанов и двух ветеранов. А может и больше двух сотен. Где-то там их разведка в Великобритании почерпнула информацию, что на винтовых фрегатах количество экипажа обычно в районе двух сотен человек. А ведь на обычных фрегатах до трёхсот пятидесяти доходит. Так, что надеяться на минимальное количество нужно, но силы следует рассчитывать всё же человек на двести пятьдесят. Если честно, то считалось так себе. У всех по два револьвера Кольт — Драгун. Двенадцать пуль, и потом их уже не перезарядишь в темноте и во время боя бумажными патронами, которые легко помять. Всё, двести шестьдесят четыре выстрела, если без возможных осечек считать. Ещё есть изготовленный в Златоусте кортик у каждого. Это не та фитюлька, что в двадцатом веке, как украшение, висит на ремне у моряков — это тридцать пять сантиметров очень хорошей, можно даже сказать, лучшей в мире стали — воссозданного Томским губернатором Аносовым булата. И последний довод королей — засапожный короткий нож.

С кортиком в правой руке и револьвером в левой, разделившись пополам, в разные люки стали спускаться пацаны в трюм. Последними шли Лермонтов и Ерофей Иванович. Они, конечно, учителя, но староваты, не та реакция. Шли аксакалы, с револьверами в обеих руках, страхуя учеников.

«Жилая» палуба трюма разделена на кубрики. Ближе к машине, естественно, располагались кочегары и механики, а дальше матросы палубной команды. Это, если со стороны бака. Со стороны квартердека или кормы ближе к машине артиллеристы или канониры жили-поживали, а совсем на корме элита — уорент-офицеры. Группа, которую замыкал Лермонтов, именно к этому кубрику с боцманматами и боцманами отправилась первому. В группе тоже чёткая градация, сперва пятеро калмыков, как наиболее подготовленных именно к диверсионным операциям воинов, а следом два артиллериста и три мичмана.

Все спали на 26-пушечном винтовом фрегате «Эвридика» (HMS Eurydice). Чуть раскачивались гамаки, подвешенные в кубрике, повторяя лёгкую бортовую качку самого фрегата. Гамаков восемнадцать. Больше, чем пришедших россиян. Этот вопрос на тренировках перед выходом в поход тоже прорабатывался. Сначала удары наносят калмыки, а остальные только держат кортики наготове, потом после отправки первых пяти англичан в ад, «школьники» переходят к следующим. В самом крайнем случае Лермонтов убивает из револьвера не вовремя проснувшегося, если он непосредственно угрожает жизни одного из пацанов. Но только в самом крайнем, потому что потом, когда проснётся основная масса матросов, всё уже будет не просто. Револьвер в замкнутом пространстве и против безоружных и сонных моряков аргумент серьёзный, но могут ведь и массой задавить — десятикратный перевес как-никак.

У калмыков сейчас в правой руке кортик, а левая пока свободна. На неё надета толстая кожаная перчатка. Человек не курица, это та бегает кругами вокруг колоды, на которой лежит её отрубленная голова с удивлённо распахнутыми глазами. Бегать со вставленным в глаз клинком он не будет. Но выгибаться и дёргаться будет, и даже закричать попробует, больно же боцману английскому, когда в глаз клинок кортика вставили, до мозга дошёл, повредил там всё выкованный в Златоусте булат, а всё одно больно. Дёргается. Счастье, что гамак, там это предсмертное дёргание не услышать, а вот чтобы не закричал, сначала левая рука зажимает плотно рот и вдавливает голову, а потом правая наносит точный удар в глаз, оставляет его там и фиксирует грудь умирающего, чтобы тот не выпал из гамака и не наделал шума.

Минус пять. Это не бесшумно, как ни старайся, но в этот раз повезло, хрипы и конвульсии остальных не разбудили, устали люди после целого дня обстрела монастыря, да и слух прилично посадили.

Следующие пять. А вот остальных восемь уже с привлечением мичманов. Нормально. Есть вскрик недолгий, здоровый боцман попался. В английском флоте все уорент-офицеры не мелкие. Им зуботычинами порядок наводить. Им матросов в страхе держать. Самых здоровых и выбирают. Теперь легче будет. И руки, как в первый раз, трястись не будут, ведь на баранах и свиньях тренировались, а тут хоть и враги, но живые люди, и навык появился.

Пора в следующий кубрик.

Идеально операция не прошла. Когда группа, где старшим был Михаил Юрьевич Лермонтов, почти заканчивала работу во втором кубрике — месте упокоения артиллеристов фрегата «Эвридики», на носу раздался глухой, почти не слышный из-за множества перегородок деревянных и приличного в три десятка метров расстояния, выстрел. Один лишь из недобитых ещё пушкарей дёрнулся, но стоящий на подхвате лей-гвардии майор в отставке Лермонтов прикладом в висок вырубил этого товарища, а ускорившиеся диверсанты довершили зачистку. Дело сделано.

Но это в кормовой части трюма, там же на носу, выстрелы продолжились. Оно и понятно — разбудили мореманов. Вскоре, однако, и там наступила тишина. Михаил Юрьевич первым выскочил на палубу, забыв, что разменял пятый десяток и понёсся к баку «Эвридики». Добежал и сунулся к распахнутому люку, но оттуда уже поднималась усатая физиономия хорунжего Осипова.

— Что там? — просипел Лермонтов, хотя теперь, наверное, можно и в полный голос говорить, но ночь и обстановка всё же заставила шёпотом говорить.

— А, ерунда, проснулся один не вовремя. Всех зачистили. Не переживайте ваше Высокоблагородие. Порядок у нас. У вас тоже кажись?

— Тоже. Блин, в разведку на Кавказе ходил, в перестрелках сколько раз участвовал, а вымок, хоть выжимай.

— И я словно из реки вылез. Ух, воздух какой ядрёный, надышаться не могу, — хорунжий подошёл к фальшборту, — Как думаешь, Михаил Юрьевич, на «Одине» не услышали?

Лермонтов тоже подошёл к фальшборту. Где-то там, мористее на пару кабельтов, стоял на якоре пароходофрегат «Odin». Сегодня нужно ещё и там побывать. И нужно торопиться. Ночи летом в этих широких короткие

— Полверсты почти, да в трюме стреляли. Не должны.

Он оглядел подтянувшихся к ним ребят.

— Молодцы. Всё, закончили перекур, нас на «Одине» ждут, отправим наглов к норвежским богам. Спускайтесь в баркас.

Событие двадцать шестое

— Я не брал у вас денег!

— Стало быть, и возвращать не хочешь⁈

Счастливое число Слевина (Lucky Number Slevin)

У капитан второго ранга Пауля Ирби на Хоккайдо особых сил военно-морских для полномасштабного ответа японцам не было. Всего три корабля у него. Барк «Южная Америка» под командованием лейтенанта Сомова ушел патрулировать острова Курильской гряды. Лето и американских китобоев опять должно видимо-невидимо набежать в Охотское море. За последние два года почти они их уже под три десятка выловили. Часть потопили, часть с грузом арестовали, с десяток просто отпугнули. И что? Не понимают. Пищат, как говорится, но лезут. Чтобы полностью от них избавиться нужно десяток военных кораблей расставить вдоль Курильских островов и топить всех до единого. Пару лет и перестанут лезть, просто кончатся. Но ведь это только половина браконьеров, заплывать и вести промысел к западу от Алеутских островов тоже по договору американским китобоям запрещено, а в Ново-Архангельске говорили, что их там десятки. Ну, и как тут с одним корабликом справишься?

Вторая задача, требующая как минимум ещё одного корабля — это торговля с Кореей. Эта торговля регулярно растёт. Они закупают в Корее уголь, продовольствие, рабов, вербуют рабочих и моряков, а взамен везут табак, конфискованный и купленный, меха, поставляемые айнами, и спермацет, реквизированный у китобоев. И на всё это тоже всего один кораблик — конфискованный у американцев новенький шлюп «Беринг», который вооружили предоставленными губернатором Камчатки пушками.

Вот и осталась от всей эскадры один паровой шлюп «Гретта», которая курсирует в Цугарском проливе, пытаясь предотвратить десант японцев с соседнего острова. Японцы в этот раз капитана Ирби переиграли, они не сунулись напрямую к Мацумаэ, как обычно, а обошли его гораздо западнее и высадили десант в тридцати милях севернее. Счастье, что айны на них наткнулись. Нет, отбились бы, но ведь рядом с Белым замком сейчас уже чуть не город вырос с десятком производств и несколькими сотнями жителей. Калмыки и айны отбились бы в замке, а потом и истребили бы этот десант, но сколько бед они бы причинили, ворвись в незащищённый посёлок. А что самое плохое — освободили бы американцев и англичан — пленных, что сейчас строят дорогу и «Великую китайскую стену» — цепь башен и укрытий вокруг выросшего посёлка. Оставлять эту вылазку безнаказанной никак нельзя. Пленные сообщили, что руководил и организовывал этот поход сам даймё княжества Акита Сатакэ Ёсиацу, а непосредственно командовал десантом его вассал Одано Наотакэ.

Сейчас втроём с Дондуком и вахмистром казаков Урюбджуром Эрдниевым они сидели в капитанской каюте на «Гретте» и обсуждали ответный визит вежливости. Оставлять такое без нанесения сильного урона японцам нельзя, а то они захотят повторить. Джонки все успел Ирби перехватить, когда они назад попытались уплыть. И не стал заморачиваться. Начал расстреливать. Одну за одной топил. До порта Акита ни одна из двадцати не добралась.

— Тут я задал вопрос пленному, а чем вообще это княжество занимается, — слово взял Дондук.

— Судостроением? Двадцать больших трёхмачтовых джонок — это прилично, — попытался угадать Пауль Ирби.

— Не знаю насчёт судостроения, возможно, но главное занятие в этом княжестве добыча медной руды и выплавка меди, там, по словам того пленного, каждая семья так или иначе с добычей или переработкой меди связана, — помотал головой калмык, не угадал англичанин.

— Медь⁈ А ведь медь ценный металл, — погладил свой шрам на щеке капитан, — Меня спрашивали в Корее, нет ли у нас меди или бронзы на продажу.

— Ну, вот, хоть не просто так в гости пойдём. Нужно захватить столицу княжества, изъять со складов всю медь, а этого Сатакэ Ёсиацу обложить данью. Пусть за своё нападение нам медь поставляет. Пудов по сто ежемесячно. Не будет меди, подойдём и разрушим все прибрежные города и посёлки в его княжестве, — потёр руки Дондук.

— Это я двумя руками за, — Ирби научился от князя Болоховского. Сейчас, и правда, обе руки вверх вытянул.

— И я за, — вахмистр тоже потихоньку привыкал к необычным жестам новых соратников.

— Сколько народу в замке оставим? — опять погладил шрам англичанин, у него он чесаться начинал при возбуждении, а как тут не возбудиться, когда впереди любимая работа, карать преступников с изъятием у них ценностей.

— Да, никого не оставим. Все пойдём. Иначе ничего хорошего из этого набега не будет. Семьдесят человек на «Грету» влезут. Больше нет, но больше и не надо. Обстреляем порт с моря, выбьем их детские пукалки и перенесём огонь на город, а мы под прикрытием и высадимся. Нужно только обязательно князя, даймё этого захватить или его семью, чтобы торговаться сподручней было.

— А если не получиться князя захватить, — нахмурился вахмистр.

— Не беда, через пару недель опять наведаемся.

Событие двадцать седьмое

Колдовству, как известно, стоит только начаться, а там уже его ничем не остановишь.

Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»

Расстояния… Как хорошо во вшивой Европе, пару километров и другое государство, а за ним в десятке ещё другое. Ограбил кого и домой за пару дней всё добро в закрома Родины перенёс. А тут вам не там. Тут от Гонконга до Мацумаэ с заходом в Шанхай и Пусан тысячи миль… По карте получается три с половиной тысяч километров и, то есть, приблизительно две тысячи двести миль. Пусть даже по двести миль в сутки. Ой-ё-йой. Это месяц уйдёт минимум на дорогу туда обратно. Так это ещё на пароходах на полной скорости, а парусники, они по прямой здесь не ходят, тут почему-то куда бы ни плыл ветер всегда в харю. Парадокс.

И никуда от этой прогулки не деться. Столько хабара взяли в Благоухающем городе, что дальше в Сингапур идти бессмысленно. Трюмы полны. И на кораблях, с учётом перегона трофеев в Мацумаэ, людей почти не осталось. А ещё скоро осень с ветрами и штормами.

В факториях на берегу… Лучше так, на английских и французских складах на острове и по другую сторону пролива в городе Шэньчжэнь добыли ещё двадцать тонн опиума и десять тонн ханки, того же опия худшего качества, смешанного с табаком. Самого табака тоже двадцать тонн изъяли. Часть опия и ханки уже реализовали и в закромах английских было серебра более двух тонн. Всякого разного — монеты всех стран, просто слитки, кажется, даже гривны были, палочки такие серебряные. Всё, что китайцы зарабатывали последние века, торгуя с европейцами, теперь за опиум текло в загребущие руки великобританцев. Ничего, бог велел делиться. Сашка точно это знал. Но делить ничего не стал, всё забрал. Сотни тюков шёлка, ракеты, в смысле фейерверки, и немного фарфора можно даже не считать, мелочь. Бумага белоснежная из рисовой соломы, сам рис, всё с собой, всё в закрома. А ещё ведь перегонять два военных корабля и семь купеческих судов. Это уже целый флот с учетом его пяти фрегатов и «Проворного» получается.

— Представляете командор, как ваши лорды в Парламенте огорчатся, когда получат от меня послание с перечислением всего конфискованного? — протягивая командору Эрасмусу Оммани чашечку кофе, порадовал того дархан Дондук.

— Они пришлют сюда весь флот и перетопят ваши лоханки, у нас двадцать винтовых линейных кораблей первого и второго ранга. По сотне пушек на каждом. Эти ваши скорлупки ничего не смогут им противопоставить.

Эрасмус хоть и говорил с Сашкой через губу, но кофе принял и стал потягивать, морщась.

— Чая! Блин, я же забыл. Вот голова. Кто-нибудь, заварите чая и молока туда плесните, — издеваясь прокричал в дверь каюты дархан.

Заглянул Бамба и переспросил на калмыцком:

— Молока? Где же тут…

— Шутка юмора. Просто командор такую рожицу от кофе скривил, не удержался. Хотя… Ладно, прикажи заварить чая зелёного для нашего гостя.

— Сейчас скажу, — вот оборзел бывший сотник. Где, ес сэр? Где щёлканье каблуками? «Сейчас скажу». Эх, разбаловал народ. Не настоящий командарм, тьфу, адмирал.

— Господин Оммани, чая я заказал для вас, — пояснил вслушивающемуся в незнакомый язык командору Сашка, — а по вашим линейным кораблям… Тут такое дело. Война же идёт. В Крыму ваши чудят, на Балтике. Все корабли задействованы, ни одного лишнего. И убрать их оттуда нельзя, особенно с Балтики, там наш флот примерно равен союзному по силе, уберут если лорды ваши хоть пяток кораблей, даже не линейных, а фрегатов, скажем, и равновесие качнётся в нашу сторону. А пять фрегатов я утоплю, не рассказывал же вам ещё, — хлопнул себя Сашка по лбу, — я уже утопил семь кораблей у адмирала Прайса, а самого в плен взял. И страшный секрет расскажу. Только вам. Уверен, что вы не проболтаетесь. Я великий маг и сейчас коплю силы для одного действа. Буря называется. И нашлю я эту бурю на ваш флот осадивший Крым. Тридцать кораблей утоплю одним словом и одним жестом, — Сашка подождал пока англичанин переварит и усмехнётся, — не верите. Мы сюда вернёмся примерно в середине ноября, а при неблагоприятном ветре даже в конце или начале декабря, при совсем неблагоприятном. Так вот, вас я возьму с собой, и к этому времени тут уже будут новые ваши корабли с новостями из Крыма. И там будет про бурю и тридцать потопленных кораблей. И я вас отпущу на самом быстроходном корабле, чтобы про наши беседы вы рассказали лордам. Так вот, если Великобритания не капитулирует, заплатив мне лично десять миллионов фунтов стерлингов золотом, то я к тому времени накопив ещё больше энергии нашлю её на Лондон и превращу его в руины, убив триста тысяч человек. Потом через два месяца Портсмут, и так каждые два месяца по городу, пока не останется ни одного крупного города. Остановлюсь с городами и начну убивать проклятиями членов парламента. И обязательно уничтожу семью Виктории и всех её родственников до седьмого колена.

Командор сидел, уронив челюсть.

— Не верите пока. Ничего. Помните — середина ноября здесь же. И вам ваши англичане, которых я снова захвачу, расскажут всё про бурю, неожиданно набросившуюся на ваши корабли в Крыму. О вот и чай. Осторожно горячий. Вы мне живой нужны и здоровый, чтобы рассказать обо мне — страшном Джунгарском колдуне своим лордам. Трах-тибидох. У вас нет больше флота на Белом море, — Сашка вырвал волос из головы, разорвал его и бросил в лицо сэру Эрасмусу.

Горячий чай пролился на ноги наглу и тот завизжал.

— Эх, лечи теперь.

Добрый день, уважаемые читатели. Кому нравится книга, нажимайте на сердечко, вам не тяжело, а автору приятно. Награды тоже приветствуются. Оставляйте комментарии.

С уважением. Андрей Шопперт.