Событие шестьдесят первое
Для того, чтобы получить что-либо, необходимо дать что-либо взамен. Это принцип не только алхимии, но и всего мироздания.
Стальной алхимик (Fullmetal Alchemist)
Подлое нападение! Неспровоцированная агрессия! Наверное, так будут захлёбываться все английские газеты, а затем это подхватят французские, потом и вся остальная просвещённая Европа выдаст на-гора. Дак и за дело, подплыли подлые подданные Великого хана Великого Джунгарского ханства Галдана Бошогту и сожгли к чертям собачьим Нью-Уэстминстер. Э? Ладно, и сожгли единственный порт принадлежащей бедняжке Великобритании на Американском континенте — Ванкувер. А теперь и вообще последний на Великом или Тихом океане, так как нет ни Сингапура, ни Гонконга. Правда, фон Кох этого ещё не знал. Ну, зато он худо-бедно узнал князя Болоховского, уж с несколькими корабликами и фортами, непонятно зачем выстроенными, если там нет ни нормальных орудий, ни канониров, он точно справится. И вряд ли на этом успокоится.
Ванкувер разграбить не удалось. Он сгорел. По кораблям стала бить береговая артиллерия, и когда стали её подавлять, то несколько ядер отправили сперва с приличным перелётом. Там жахнуло прилично, как бы не в запасы пороха попали, потом начался пожар и именно в это место угодила бомба с 68-фунтового орудия, которая раскидала горящие деревяшки на пятьдесят метров в стороны. И одна из них попала на склад ворвани, полыхнуло знатно. Возможно, жители бы справились, но ветер был приличный, и в сторону города. Не прошло и часа, как Нью-Уэстминстер, он же Ванкувер, полыхал полностью. От одного края до второго и от третьего до четвёртого.
Ночь уже настала, а город продолжал пылать. Если нагличане и пытались его потушить, то этого им не удалось совершить. Сгорел. Утром только дым, ползущий от города, говорил о том, что был пожар, а о том, что был город, говорили уцелевшие в некоторых местах печные трубы. Капитан второго ранга фон Кох осмотрел город в подзорную трубу и покачал головой:
— Визгу в газетах будет. Ведь они войну с нами начали, воспользовавшись точно таким же событием. Случайная бомба при обстреле береговой бактерии сожгла Синоп. Что теперь сделают? — пленного Артура Экланда Худа — капитана парового колёсного шлюпа «Василиск» (Basilisk) вывели на палубу показать, чего случилось. Так на него икота напала.
— Там же десятки тысяч жителей и сейчас ноябрь, декабрь почти, зима. У людей не осталось ни тёплых вещей, ни домов, ни еды, амбары ведь тоже сгорели. Это ужасно! — капитан молодой горячий, а сейчас сник весь, видно, что в самом деле за людей переживает.
— Знаете, что произошло в Синопе? Турки расположили свою береговую артиллерию в непосредственной близости от города, и когда произошло сражение между эскадрами, то береговая батарея начала бить по русским кораблям. Им пришлось ответить. И ведь никто в Европе не захотел услышать, что это был ответ русских не по городу, а по батареи. И теперь вы видите, что мы били по батарее, по форту, а сгорел город, то есть, Англия и Франция начали войну против России зря. Я понимаю, что нашли другой бы повод, если очень хотелось войну начать, тот же Карс. Заявили бы что в осаждённой крепости гибнут мирные люди с голоду. Это я к тому, что бог есть, и он решил показать вам, что ложь будет наказаны. Сегодня вы были свидетелем знамения Господа. Он пометил шельму. И если ваши правители не одумаются, то он найдёт ещё способ вас наказать.
— Но люди же погибнут! От холода и голода…
— Вокруг несколько городков и рыбачьих посёлков. Я вас высажу вместе с пленными, и у вас будет вон те два китобоя. Берете, сажаете людей на шлюпы и развозите по этим посёлкам и городкам. А вот ту красивую шхуну я заберу в качестве трофея, — фон Кох уже было хотел спиной повернуться к англичанину с его претензиями, но передумал, — Вас сейчас переправят на берег, можете объявить людям, что ирландцев, ненавидящих англичан и индийцев, если такие есть в городе… были в бывшем городе, я могу взять с собой. На новое место жительства. Главное условие — ненавидеть Англию и англичан.
На «Диане», «Аретузе — Авроре», паровой шхуне «Восток» и шлюпе «Илайза» ещё до битвы у Ванкувера находилось прилично так переселенцев в Форт-Росс. Это полста корейцев. Выбирали в основном молодых и здоровых, думали в моряки из рабов переквалифицировать, но сейчас уже эту идею фон Кох отбросил. Они же идут в Форт-Росс, а там что? встанут на прикол в порту и будут стоять практически без дела. Тогда зачем ещё полсотни моряков, пусть из них уже там думают кого воспитать. Они были крестьянами, может и нужно их крестьянами оставить. Кроме пятидесяти мужчин были куплены в Корее ещё десять девушек. Ну, кому-нибудь в Русской Америке красивая и трудолюбивая жена достанется.
Сейчас же в Ванкувере на борт эскадры вступило пятеро индийцев, бывших моряками — матросами на той самой приватизированной небольшой шхуне «Заря» (вообще-то «sunrise» — это «восход», но шхуна же женского рода, потому обозвали «Заря»). Кроме них из сожженного города «пожелало» убраться без малого две сотни ирландцев. И они тоже почти все были моряками. Китобоями. Именно на тех двух шлюпах и были. Капитан Худ, едва его отпустили на берег, начал с помощью выловленных после боя офицеров и матросов в городе свой порядок наводить, и в первую очередь, как ему фон Кох и советовал, конфисковал для нужд ВМС Великобритании оба шлюпа. Капитан одного из китобоев попытался возмутиться, и был тут же убит из револьвера. А почти вся команда оказалась ирландцами. Те попробовали вступиться за капитана, но матросов у капитана Худа было больше, и их избили, и забросили в баркасы, после чего в обмен на продовольствие отправили на джунгарсую эскадру. Прибывший в качестве парламентёра офицер с «Василиска» нагло потребовал за ирландцев пятьдесят тонн муки или зерна. Поторговались, пообещали вместо зерна послать бомбы. Оказалось, что на втором китобое тоже почти все ирландцы, а ещё и в городе есть пару семей. В результате — сто семьдесят девять ирландцев (вместе с женщинами и детьми) и двадцать тонн муки за них. Больше просто не было. Теперь нужно на всех парах лететь к Форту-Росс, а то на эскадре голод начнётся.
Событие шестьдесят второе
«There are three things you can watch forever: fire, water, and other people working».
(Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как работают другие люди).
На баке винтового фрегата «Хайфлаер» («Highflyer») на поворотном станке было установлено новейшее 10-дюймовое орудие, «Хайфлайер» переименовали и усилили. С «Арчера» («Archer»), который имел на баке две 68-фунтовые гладкоствольные дульнозарядные пушки Dundas 1853 года выпуска, сняли эти замечательные пушки и усилили ими «Высоколетящий», а назад на «Лучник» отправили две обычные 32-фунтовые. «Лучник» остался стационером в Гонконге и воевать там ему вроде не с кем, а купцов гонять той артиллерии, что у него осталась с избытком хватит.
Потренироваться в стрельбе из монструозной пушечки 10-дюймовой ещё артиллеристам «Высоколетящего» не доводилось, просто в море палить жалко, количество бомб ограничено семью десятками. При обстреле фортов в Тринкомали первый раз это орудие с бака винтового фрегата бабахнуло по противнику. Ну и все 80-фунтовые и 68- фунтовые до кучи отметились. После третьего залпа этих монстров сопротивление прекратилось. Возможно, англичане смелые моряки и у них высочайшая дисциплина. Одна та самая «тонкая красная линия» из шотландских стрелков чего стоит, не зря она в историю вписана. Но тут другое. Это не война, когда ты стреляешь из десятка 24-фунтовых орудия и из десятка 12-фунтовых, и стреляешь обычными чугунными ядрами, а в ответ летят бомбы диаметром в 250 мм, которые при взрыве делают воронку в метр. Два залпа и половина прислуги артиллеристской выбита, ещё два залпа и стрелять практически не из чего, проклятые враги, на мачтах которых развиваются теперь непонятные красные флаги, пристрелялись. И теперь каждая их бомба попадает куда надо. А когда все корабли эскадры выстрелили всеми пятью бортами, то живых на двух фортах Тринкомали почти не осталось. Пришлось выжившему офицеру — мичману с перевязанной головой замахать винтовкой с привязанной к ней окровавленной рубахой.
Что ж, «Принц де Лень» оказался провидцем, а вот сведения, что почерпнул от соседа Ивана в Пхеньяне Сашка, получается, были не совсем точны, или возможен другой вариант, когда дела у великобританцев пошли не по плану, они засуетились и отправили за золотом эти фрегаты. По времени вполне такое могло произойти. Из Индии до Австрии месяца два — три и назад столько же. Вполне могли успеть вернуться. Вот и вернулись. И прямо в загребущие ручонки Дурня.
Обследовали три фрегата на следующий день. Уже темнеть начало, когда последних раненых с них перевезли на берег. Утречком же проснулись и пошли в закрома.
Пиастры! Пиастры! Это попугай орал. Ещё в «Пиратах Карибского моря» красивые сундуки с золотыми монетами показывают. Граф этот с острова Монте Кристо в сундуках тоже копается, и звенят золотые дублоны. Ну, красиво же. Ничего, что тогда чеканка монет была на очень низком уровне. Они просто не могли блестеть. Были тусклыми и неровными. Нужна же картинка. Ладно, я не гордый, я согласен на медаль. И так не получилось. Сашка смотрел на мешочки кожаные, в которых и было это самое ЗОЛОТО, и всё настроение благостное уходило сквозь пальцы, как тусклый серовато-желтоватый песок. Нет, мог бы и догадаться, что не будет никто в Австралии золотой песок с мелкими самородками переплавлять, рафинировать, а потом гинеи штамповать. Бред. Монеты могут делать только в метрополии, а то колония, получив свои деньги, может возжелать и независимости. Но понимание и ожидание — разные вещи. Хотелось блеска пиастров.
Сундуков было двадцать два. Или сундуками эти шкатулки назвать сложно. Всё же сундук. Деревянный с крутой такой крышкой полукруглой, с сургучной тёмно-коричневой печатью. Красивые. Открываешь, а там кожаные мешочки, в которых по четыре, видимо, кило. Ну, по десять фунтов. Небольшой такой мешочек. И хоть золото не чистое, а смесь с серебром и медью, а все равно вид мешочка и его вес вызывают оторопь, когда первый раз берёшь в руки. Радостное событие всё же случилось. В третьем по счёту сундуке мешочки были другие. Больше. Достали, позырили… А там самородки. Ну, не очень крупные, но самородки. И в пятом мешочке из этого сундука снос башки и произошёл. Там был один самородок. И весил он килограмма три с половиной, а то и все четыре. Не с чем сравнивать, и нет весов под рукой.
В общем в этот день Виктор Германович узнал, что не три вещи есть, на которые можно смотреть вечно, ну, там, костёр, ручей и как красивая девушка раздевается, но и четвёртая тоже вполне себе — это разглядывание золотых самородков.
Событие шестьдесят третье
«Он запретил вам только мертвечину, кровь, мясо свиньи и то, что принесено в жертву не ради Аллаха. Однако если кто-то вынужден пойти на это, не домогаясь запретного и не преступая пределы необходимого, то нет на нем греха. Воистину, Аллах — Прощающий и Милосердный»
(аль-Бакара, 2: 173).
Про восстание сипаев все знают, поймай в России человека в глубинке, и он тебе, почесав мозолистой рукой затылок, скажет, да слышал, мол, и даже про картину Верещагина вспомнит, где бородатых белых мужиков к пушкам привязали, или не бородатых, но привязали. В Москве, наверное, и в культурной столице процент будет раз в десять ниже, про Верещагина точно не вспомнят, где культура и где Верещагин?
Сашка знал не больше того глубинника раньше. И только после Пхеньяна и рассказа Ивана узнал чуть больше. Возможно, и не каждый учитель истории про такую хрень знает. Сосед по гостинице тогда посетовал, что начнись восстание сипаев на год раньше в 1856 году и неизвестно, как бы выглядел Парижский договор. Уж точно не до войны с Россией сразу наглам стало. То есть, восстание сипаев начнётся в 1857 году. Уже не каждый в глубинке даже скажет, даже всю голову расчесав.
«А знаешь, что послужило триггером», — посмеялся тогда Иван.
«Откуда? Кого-то убили не того?», — предположил Виктор Германович.
«Нет, там круто всё. Выдали сипаям новейшие винтовки Энфилда с капсюльным замком, и отправили стрелять учиться пулями Минье. Ну, те стреляют, ругаются, что какой-то хренью засохшей пули смазаны, и нашёлся сержант, фамилии которого история не сохранила, может и лейтенант, который и говорит сипаям: „Вы неблагодарные скоты, пули смазаны смесью лучшего свиного и коровьего жира. Должны благодарить белого господина“! Ну, тут и началось. Сержанту или лейтенанту тому и в голову ведь не пришло, что корова является священным животным в индуизме, а свинья — нечистой животинкой в исламе. А дело происходило в Пенджабе, где мусульман и индуистов почти поровну, и они столько времени руками трогали этот жир и откорябывали его от пуль. Так руки, это ладно, там всё бы утряслось… может, но при стрельбе солдату было необходимо, держа в одной руке винтовку, а в другой упаковку патронов, вскрыть бумажную коробку зубами, тем самым коснувшись губами коровьего или свиного жира. Какой-то солдат сипай возмутился и стрельнул в того лейтенанта, всё же, точно не помню. Не убил, попал в лошадь, тот видно ещё стрелок был. С этого и началось».
«В одном Пенджабе восстание было, что же его так долго подавить не могли»? — удивился Виктор Германович.
«Нет много где, и в Бенгалии мощное было».
Всё больше ничего Сашка не помнил из того разговора. Потом забыл за годы. И вот только сейчас, когда гадали, куда после разгрома гарнизона Тринкомали идти, и разговор зашёл про Калькутту, кто-то из офицеров и говорит, Калькутта — это Бенгалия. И рассказ тот Ивана про восстание сипаев сразу у князя Болоховского в голове всплыл.
— Точно, господа офицеры, идем мы с вами в Калькутту. Есть у меня идея замечательная.
Чтобы та идея воплотилась, для начали в Тринкомали вместе с сотней моряков и калмыками контр-адмирал Болоховский прогулялся до местной администрации, которая оказалась пустой. Зато местного, чего-то там ковыряющегося в клумбе с розами, нашли. Он и указал, где найти чиновников, и где переводчика. Пусть не быстро, даже из подвалов вытащенные, но нашлись искомые. Расспросили, побили слегка и выяснили, где работники тюрьмы обитают. Оказывается, при тюрьме есть домики и для служащих. В общем, долго ли коротко ли, но перед Сашкой предстали три сипая, сидящие в тюрьме. И какой-то важный чиновник из местных, обвинённый в неуважении белых господ и приговорённый к расстрелу.
— Организовывай Революцию, брат. Хинди руси бхай бхай! Вот тебе сотня матросов, свергай местных чиновников англичан, вешай их, расстреливай. Сипаев на свою сторону переманивай. Рули, в общем. До вечера у тебя время, потом матросов я заберу, а ты дальше сам. Главное, качественно ограбить англичан, на эти деньги сформировать армию и идти на Коломбо.
— Так инглизы вернутся, — опасался тот самый в белых одеждах и с бородой, которого потом к пушке привяжут.
— Не всё так просто, мы плывём в Калькутту и поднимем сипаев в Бенгалии. Не до вас станет белым господам.
А с сипаями переговорили как раз про Бенгалию, типа, сможете с побережья добраться и проникнуть в гарнизоны. Мы дадим оружие, Браун Бессов у нас пять тысяч есть, кроме того, десяток калмыков получите, загримируем их под местных, — и Сашка рассказал арестантам про свиной и говяжий жир.
Оказалось правдой. Пули Минье и сюда уже завезли, правда немного. Только чтобы местные научились ими пользоваться. В Крыму же не пошло у англичан. Пулю клинило, винтовки разрывало. И солдатики стали стрелять из винтовок обычными круглыми пулями, которые сами налили. При этом диаметр на миллиметр меньше, чем калибр, ну, чтобы быстрее заряжать.
Да, русским бы десять тысяч Шарпсов и война совсем по-другому бы пошла. А ещё сотню «бутылок Дальгрена». И это не фантастика. Всё это есть в Реале. Только озаботься на полгода пораньше.
— Хорошо, — говорит старший из сипаев, плюясь, и шкрябая грязными ногтями себе язык, видимо тоже наелся коровьего жира, — давайте уничтожим этих шелудивых собак. И глазами ворочает, покрасневшие сразу белки показывая со всех сторон, — Хинди руси бхай бхай!