Тайная жизнь ребёнка до рождения

Глава 2. Новые знания

Доктор Альфред Томатис, профессор психолингвистики из Школы практических психологов при Католическом институте в Париже и автор ряда признанных научных трудов, прекрасно осознаёт ценность научных данных. Однако он убеждён, что порой один конкретный случай может объяснить суть вопроса гораздо эффективнее и понятнее, чем дюжина исследований. Поэтому, когда он хочет проиллюстрировать влияние пренатальных переживаний, он часто рассказывает историю Одиль, девочки-аутистки (ребёнка, избегающего контактов с окружающими), которую он лечил несколько лет назад.

Как и большинство детей с подобным диагнозом, Одиль практически не разговаривала. Во время первой встречи с доктором Томатисом она не произнесла ни слова и, казалось, не реагировала, когда к ней обращались. Поначалу она упорно хранила молчание, но постепенно лечение стало давать результаты, и уже через месяц она начала слушать и говорить. Естественно, её родители были рады такому прогрессу, но в то же время они были немного озадачены. Они заметили, что дочь лучше понимала их тогда, когда они говорили с ней по-английски, а не по-французски. Родители не могли понять, откуда у Одиль такие знания. Дома никто из них не говорил по-английски, и до того момента, пока четырёхлетняя девочка не попала к доктору Томатису, она практически не реагировала на устную речь, независимо от того, на каком языке она звучала. Даже если поверить в то, что она каким-то образом выучила английский, подслушивая разговоры родителей, возникал вопрос: почему никто из её старших (и здоровых) братьев и сестёр не сделал то же самое?

Вначале доктор Томатис не мог понять, в чём дело, пока однажды мама Одиль случайно не упомянула, что на протяжении почти всей беременности она работала в парижской импортно-экспортной фирме, где все говорили только по-английски. Это помогло ему понять, что языковые навыки могут формироваться ещё в утробе матери, и это стало настоящим открытием.

Сорок лет назад такая гипотеза могла бы показаться невероятной, а четыре столетия назад к ней отнеслись бы как к само собой разумеющемуся факту. Наши предки прекрасно понимали, что опыт матери оказывает влияние на её будущего ребёнка. Именно поэтому в Китае ещё тысячу лет назад существовали предродовые клиники. Даже в самых примитивных культурах были предписания, согласно которым беременным женщинам следовало избегать таких пугающих событий, как пожар. Накопленный веками опыт свидетельствовал о том, насколько сильно влияют на ребёнка материнские тревоги и страх.

Упоминания о подобных пренатальных воздействиях можно найти во многих древних текстах – от дневников Гиппократа до Библии. Так, в Святом Евангелии от Луки (Лк. 1: 44) Елизавета восклицает: «Ибо когда голос приветствия Твоего дошёл до слуха моего, взыграл младенец радостно во чреве моём».

Первым, кто осознал всю важность пренатальных влияний, был не святой и не врач, а великий итальянский художник и изобретатель, гениальный Леонардо да Винчи. Его «Тетради по анатомии» содержат больше сведений о влиянии матери на ребёнка до его рождения, чем многие современные медицинские книги. В одном особенно интересном отрывке он писал: «Одна и та же душа управляет двумя телами… Желания матери часто находят отражение в ребёнке, которого она носит в момент желания… Страх или душевная боль матери влияют на ребёнка сильнее, чем на саму мать, и часто ребёнок может даже погибнуть из-за этого».

Человечеству понадобилось четыре столетия и помощь другого гения, чтобы дорасти до Леонардо. В XVIII веке люди начали свой долгий мучительный роман с машинами, последствия которого сказались во всех областях, включая медицину. Врачи стали смотреть на тело человека примерно так же, как сейчас дети смотрят на конструктор лего. Они относились к человеческому организму как к сложной машине, стараясь найти причины болезней в нарушениях её работы. Важным было то, что можно было немедленно увидеть, потрогать и проверить.

Все эти изменения, безусловно, были полезными, но только до определённого момента. Таким образом медицина избавилась от суеверий, накопленных за две тысячи лет, и приобрела более научное обоснование. Однако при этом врачи всё подозрительнее относились ко всему, что невозможно было взвесить, измерить или рассмотреть под микроскопом. Чувства и эмоции казались им чем-то неопределённым, ускользающим и совершенно несущественным в рациональном новом мире точной медицины. Однако в начале XX века многие из этих «неопределённых» аспектов вернулись в медицину благодаря психоаналитическим теориям Зигмунда Фрейда.

Фрейд лишь вскользь затрагивал тему внутриутробного развития ребёнка. В его время принято было считать, что ребёнок недостаточно развит, чтобы испытывать или осмысленно переживать что-либо до второго или третьего года жизни. Поэтому он полагал, что формирование личности начинается не раньше этого срока.

Тем не менее Фрейд внёс значимый, хотя и непреднамеренный, вклад в пренатальную психологию. Он установил, что негативные эмоции и чувства могут оказывать отрицательное воздействие на физическое состояние человека, и назвал это психосоматическим заболеванием. То, что он, когда формулировал эту концепцию, имел в виду язву и мигрень, вовсе не умаляет общего значения его открытия. Также не имеет значения и тот факт, что он фокусировался на негативном влиянии разума на здоровье. Главным было его осознание того, что эмоция может вызвать боль и даже физические изменения в организме. Учёные задумались: если это так, то не могут ли эмоции так же формировать личность ещё не родившегося ребёнка?

К концу 40-х – началу 50-х годов XX века исследователи, среди которых были Игорь Карузо и Сепп Шиндлер из Зальцбургского университета (Австрия), Лестер Зонтаг и Питер Фодор из США, Фридрих Крузе из Германии, Деннис Стотт из Университета Глазго, Д.В. Винникотт из Лондонского университета и Густав Ганс Грабер из Швейцарии, были убеждены, что материнские эмоции именно так влияют на плод. Но они не могли подтвердить это лабораторными исследованиями, поскольку, как психиатры и психоаналитики, они полагались исключительно на свои идеи и инсайты. И несмотря на то что к 1950-м годам они уже достигли значительных высот благодаря этим идеям, превысив свои первоначальные ожидания от исследований, они всё ещё нуждались в методе, который позволил бы трансформировать эти идеи в конкретные и проверенные факты, которые могли бы подтвердить их коллеги-физиологи. Другими словами, им требовался метод реального изучения и тестирования ещё не рождённого ребёнка в утробе матери, но имеющиеся в их распоряжении приборы и инструменты не позволяли решить эту задачу.

Однако к середине 60-х годов XX века медицинские технологии значительно продвинулись вперёд. И поскольку многие из первопроходцев, начавших исследования в этой области, дожили до почтенного возраста (а некоторые из них здравствуют и поныне), им посчастливилось увидеть, как правильность их идей была подтверждена новым поколением учёных. Исследования таких неврологов, как Доминик Пурпура из Медицинского колледжа имени Альберта Эйнштейна в Нью-Йорке, Мария З. Салам и Ричард Д. Адамс из Гарварда, аудиологов, таких как Эрик Веденберг из шведского Научно-исследовательского института Каролинска, и акушеров, таких как Антонио Дж. Феррейра из Института психических исследований в Пало-Альто, а также доктора Альберта Лайли из Национальной женской больницы в Окленде (Новая Зеландия) и его жены Маргрет Лайли, предоставили долгожданные физиологические доказательства того, что плод способен слышать, ощущать и чувствовать. Оказалось, что нерождённый ребёнок, каким его показали исследования всех этих учёных, эмоционально, интеллектуально и физически даже более развит, чем предполагали такие пионеры пренатальной психологии, как Винникотт и Крузе.

Исследования показывают, что к пятой неделе жизни малыш уже обладает на удивление сложным арсеналом рефлекторных действий. К восьмой неделе он уже не просто двигает головой, шевелит руками и туловищем, но и превращает эти движения в примитивный язык тела, выражая свои симпатии и антипатии посредством чётко направленных толчков и ударов. Особенно ему не нравится, когда его толкают. Если надавить, слегка толкнуть или ущипнуть беременную женщину за живот, её десятинедельный плод тут же отодвинется в противоположную сторону (это можно зафиксировать при помощи различных приборов).

Такое стремление к комфорту может объяснить, почему некоторые новорождённые так активны по ночам. В материнской утробе ночь является для ребёнка самым беспокойным временем суток. Лёжа в постели, его мать не может как следует расслабиться и отдохнуть. Из-за изжоги, проблем с пищеварением и судорог в ногах она постоянно ворочается с боку на бок и как минимум два-три раза поднимается, чтобы сходить в туалет. Поэтому мне вовсе не кажется удивительным, что некоторые младенцы появляются на свет с нарушенным ритмом сна.

Чтобы научиться управлять мимикой, ребёнку требуется немного больше времени, чем для освоения движений всего тела. К четвёртому месяцу жизни в утробе малыш уже умеет хмуриться, морщиться и корчить рожицы. Примерно в это же время у него формируются основные рефлексы. Например, если слегка коснуться его век (это проверяется экспериментально ещё в утробе), он щурится, а не дёргается всем телом назад, как раньше. Если же погладить его губы, он начинает рефлекторно сосать.

Через четыре-восемь недель он становится таким же чувствительным к прикосновениям, как и годовалый малыш. Если во время медицинского осмотра случайно коснуться его головы, он мгновенно отреагирует, повернув её в сторону. Холодная вода ему тоже не по душе. Стоит ввести её в материнский желудок, и он начинает яростно брыкаться.

Пожалуй, самым удивительным является способность ещё не родившегося ребёнка различать вкусы. Обычно мы не считаем плод гурманом. Но в какой-то мере это так. Добавьте сахарин к его обычно безвкусной амниотической жидкости, и частота его глотательных движений возрастёт в два раза. А при добавлении неприятного на вкус, похожего на йод масла под названием «Липидол» скорость глотания резко падает, а малыш начинает морщиться.

Кроме того, недавние исследования свидетельствуют о том, что начиная с двадцать четвёртой недели беременности младенец в утробе постоянно слушает окружающий мир. Ему приходится выслушивать множество звуков. Живот и матка будущей мамы – довольно шумные места, а самый громкий звук, который он слышит, – это урчание в материнском животе. Голоса родителей и другие посторонние шумы доносятся до него несколько приглушённо, однако он способен различать и их. Но самый главный звук в его мире – это ритмичный стук материнского сердца. Пока оно бьётся в нормальном ритме, малыш понимает, что всё в порядке, и чувствует себя в безопасности.

Подсознательная память о биении материнского сердца в утробе, по-видимому, объясняет, почему младенец успокаивается, когда его прижимают к груди, или засыпает под размеренное тиканье часов, в то время как взрослые в шумном офисе почти не замечают ритмичного клацанья клавиатуры или мерного гудения кондиционера. Доктор Альберт Лайли полагает, что именно поэтому большинство людей, когда их просят настроить метроном на удобный для них темп, обычно выбирают интервал от 50 до 90 ударов в минуту – примерно такой же, как стук человеческого сердца.

Ещё один эксперт, Элиас Карнетти, считает, что наши музыкальные вкусы тоже во многом объясняются изначальной памятью о сердцебиении матери. По его мнению, все известные барабанные ритмы можно отнести к одному из двух основных паттернов – либо быстрому стуку копыт животных, либо размеренному биению человеческого сердца. Первый ритмический рисунок достаточно прост для понимания – это далёкий отголосок прошлого человека как охотника. Однако именно ритм биения сердца наиболее распространён в мире, даже среди сохранившихся до наших дней охотничьих культур.

Борис Бротт убеждён, что его творческие способности пробудились ещё в утробе матери. То же самое утверждают и многие другие музыканты, в том числе Артур Рубинштейн и Иегуди Менухин. Более того, аудиолог Мишель Клементс в серии заслуживающих внимания исследований показала, что у ещё не родившегося ребёнка имеются чётко выраженные музыкальные предпочтения и антипатии, причём весьма избирательные.

Как я уже упоминал выше, один из самых любимых композиторов ещё не родившихся малышей – Вивальди, а второй – Моцарт. Доктор Клементс отмечает, что при звучании их возвышенных композиций сердцебиение плода неизменно становилось ровнее, а толчки уменьшались. Музыка Брамса и Бетховена, а также любая разновидность рока, напротив, заставляли большинство детей волноваться. Они начинали яростно толкаться, когда их беременным матерям включали записи этих композиторов.

В двадцатых годах прошлого века один немецкий исследователь обратил внимание на необычную реакцию у своих беременных пациенток. Несколько из них признались, что отказались от посещения концертов, потому что их ещё не родившиеся дети слишком бурно реагировали на музыку. Спустя почти полвека доктор Лайли и его коллеги наконец-то выяснили причину подобной реакции. Оказалось, что начиная с двадцать пятой недели беременности плод начинает буквально подпрыгивать в такт с оркестровым барабаном. Естественно, что для будущих мам это не самый приятный способ провести вечер.

Зрение ещё не родившегося ребёнка развивается не так стремительно, что вполне закономерно: материнская утроба, безусловно, не самое тёмное место, однако это далеко не идеальная среда для развития зрительных способностей. Но это не означает, что плод вообще ничего не видит. Уже с шестнадцатой недели беременности он начинает реагировать на свет. Например, малыш может понять, что его мама загорает, по попадающим на её кожу солнечным лучам. Обычно это его не беспокоит, но свет, направленный прямо на живот матери, вызывает у него недовольство, и он часто отворачивается, а иногда свет его даже пугает. Исследования показывают, что мерцающий свет, направленный на живот беременной женщины, может спровоцировать резкие изменения в сердечном ритме плода.

Острота зрения новорождённого далека от совершенства. Она составляет 20/500, то есть ребёнок не может разглядеть дерево на расстоянии половины футбольного поля. Впрочем, в первые дни жизни ему это и не нужно. Он вполне чётко видит объекты своего мирка, когда они расположены поблизости. Так, он без труда распознаёт лицо матери на расстоянии 15–30 сантиметров. Более того, с расстояния в два с половиной метра он способен различить контур пальца.

У доктора Лайли имеется интересная теория на этот счёт. Он считает, что недостатки зрения младенца могут быть отчасти обусловлены последствиями привычки, сформировавшейся ещё в период внутриутробного развития. Он утверждает, что если ребёнок не проявляет особого интереса к предметам, находящимся от него дальше чем на 30–40 сантиметров, то это связано с тем, что такое расстояние соответствует габаритам его недавнего «жилища».

Тот факт, что ещё не родившийся ребёнок демонстрирует способность реагировать на окружающий мир с помощью органов чувств, говорит о том, что у него есть базовые способности к обучению. Однако для формирования личности требуется нечто большее. Как минимум для этого необходимо присутствие сознания или способность к отражению. Мысли и чувства матери не могут быть восприняты пустотой. Ребёнок должен чётко понимать, что́ именно она думает и переживает. Не менее важно, чтобы он умел улавливать её мысли и чувства, причём достаточно тонко и искусно. В утробе матери плод получает огромное количество сообщений, и он должен уметь распознавать, какие из них важны, а какие нет, и определять, на какие из них нужно реагировать, а какие можно проигнорировать. Кроме того, он должен уметь запоминать то, что ему говорят. Если же он не способен запомнить полученную информацию, то она не задержится в его памяти дольше, чем на несколько секунд, каким бы важным ни было её содержание.

Для малыша это кажется слишком сложной задачей, поэтому некоторые учёные до сих пор категорически отвергают идею, что личность начинает формироваться ещё в утробе матери. Они утверждают, что уровень эмоционального, интеллектуального и неврологического развития, необходимый для этого сложного процесса, должен быть выше, чем у ещё не родившегося ребёнка. Однако эти возражения могут возникнуть лишь при полном игнорировании данных, полученных во время лабораторных исследований. Современные научные работы в области неврологии подтверждают тот факт, что ребёнок в утробе матери обладает сознанием, которое является одним из трёх ключевых факторов, определяющих формирование личности. Более того, они позволяют определить точное время его возникновения.

Доктор Доминик Пурпура, редактор весьма авторитетного научного журнала Brain Research («Исследования мозга»), профессор Медицинского колледжа имени Альберта Эйнштейна и руководитель секции по изучению мозга при Национальном институте здоровья, считает, что это происходит примерно между 28-й и 32-й неделями беременности. К этому моменту, отмечает он, нейронные связи мозга плода находятся на таком же уровне развития, как у новорождённого[4]. Этот процесс играет ключевую роль, поскольку именно через эти связи информация передаётся в мозг, а оттуда доставляется в различные части тела. Примерно в это же время серое вещество головного мозга достигает достаточного уровня зрелости для поддержания сознания. Это особенно важно, поскольку именно серое вещество – самая сложная часть нашего мозга, которая делает нас людьми. Именно она отвечает за наше мышление, чувства и память.

Спустя несколько недель мозговые импульсы становятся более отчётливыми, что позволяет легко определить, когда ребёнок спит, а когда бодрствует. Даже во время сна его мозг теперь остаётся активным. Начиная с 32-й недели энцефалограмма начинает фиксировать наличие фаз быстрого сна (БДГ-фаз), которые у взрослого человека соответствуют периоду сновидений. И хотя невозможно точно сказать, свидетельствуют ли БДГ-фазы у плода о том, что он видит сны, я подозреваю, что, за исключением разницы в жизненном опыте, его сны не сильно отличаются от наших. Например, ему может сниться, что он шевелит руками и ногами или слышит звуки. Возможно, он даже способен настраиваться на мысли или сны своей матери, так что её сны становятся и его сновидениями.

Американские исследователи сна, доктора Х.П. Руфварг, Дж. Х. Музил и У.К. Демент, выдвинули интересную гипотезу, согласно которой периоды быстрого сна у плода можно сравнить с тренировками для мозга. Они утверждают, что для правильного развития мозгу необходимо тренироваться, а неврологическая активность в БДГ-фазе является именно такими умственными упражнениями.

Первые проблески памяти начинают появляться у плода примерно в третьем триместре беременности, хотя точное время этого процесса до сих пор остаётся предметом дискуссий. Одни исследователи считают, что ребёнок способен запоминать начиная с шестого месяца; другие утверждают, что его мозг приобретает такую способность только к восьмому месяцу. Однако нет никаких сомнений в том, что нерождённый ребёнок действительно что-то запоминает и сохраняет эти воспоминания.

В одной из своих работ чешско-американский психолог и психиатр Станислав Гроф приводит интересный случай. Один из его пациентов, находясь под действием медицинских препаратов, в подробностях рассказал о том, как находился в утробе матери. Он описал, какой большой была его голова по сравнению с маленькими ручками и ножками, и поведал о том, каково это – находиться в тёплой амниотической жидкости, будучи связанным с плацентой. Продолжая свой рассказ и описывая стук своего сердца и биение сердца матери, он вдруг осёкся и заявил, что слышит приглушённые шумы извне – громкий смех, крики и грохот труб карнавального оркестра. Неожиданно он объявил, что с минуты на минуту должен родиться.

Поражённый яркостью и детальностью этого воспоминания, доктор Гроф решил обратиться к матери пациента. Женщина подтвердила правдивость рассказа сына: причиной его преждевременного появления на свет стало волнение, связанное с карнавалом. Однако она была удивлена вопросом доктора Грофа, ведь она все эти годы держала своё посещение карнавала в секрете, ведь её мать предупреждала её о вероятных последствиях такого похода. Откуда же доктор узнал о её тайне?

Всякий раз, когда я рассказываю эту историю на своих лекциях, слушатели всегда понимающе кивают головой. Их совершенно не удивляет мысль о том, что ребёнок в утробе матери способен запоминать информацию. То же самое можно сказать и о сознании плода: большинство людей считают это вполне логичным, особенно женщины, которые ждут ребёнка или раньше были беременны. А вот утверждение о том, что нерождённый ребёнок может воспринимать мысли и эмоции своей матери, вызывает недоумённые взгляды и вопросы аудитории. Люди недоумевают, как ребёнок может понять в мыслях матери такие сложные понятия, как «любовь» и «утешение», если он ещё не знает, что означают эти чувства?

Первые подсказки к ответу на данный вопрос появились в 1925 году, когда американский биолог и психолог У.Б. Кэннон доказал, что чувство страха и тревоги может быть вызвано химическим способом. Для этого он использовал инъекцию группы химических веществ[5], известных как катехоламины. Эти вещества вырабатываются надпочечниками, когда животное или человек испытывает страх или беспокойство. Эксперимент доктора Кэннона заключался в том, что катехоламины, выделенные из крови испуганных животных, вводились второй группе особей, которые до этого были абсолютно расслаблены. Буквально через несколько секунд все спокойные ранее животные без всяких на то причин начинали испытывать чувство страха.

Впоследствии доктор Кэннон выяснил причину такого необычного эффекта. Оказалось, что катехоламины действуют как своеобразная система пожарной сигнализации. Попадая в кровеносную систему, они провоцируют все те физиологические реакции, которые мы связываем со страхом и тревогой. Причём действуют они одинаково как на животное, так и на нерождённого малыша. В случае с плодом единственное отличие заключается в источнике этих веществ: они поступают от матери, когда она испытывает стресс. Проникая через плацентарный барьер, они начинают воздействовать и на ребёнка.

По сути, тревога и страх нерождённого малыша в первую очередь имеют физиологическую природу. Материнские гормоны оказывают прямое и наиболее ощутимое воздействие на его тело, а не на психику. Однако в процессе развития ребёнка эти вещества начинают побуждать его к первичному осознанию себя и к сугубо эмоциональной стороне испытываемых им чувств.

Этот сложный процесс мы рассмотрим подробнее в следующей главе. Здесь же достаточно будет отметить, что каждый всплеск материнских гормонов выводит ребёнка из состояния неведения, которое является для него нормальным в утробе матери, и делает его более восприимчивым. Происходит что-то непривычное, возможно, вызывающее беспокойство – и плод, который уже является маленьким человеком, пытается осмыслить случившееся. Хотя он ещё не может спросить напрямую, как это делают взрослые, он как бы спрашивает: «Почему?»

Постепенно, по мере созревания мозга и нервной системы, ребёнок начнёт находить ответы на свои вопросы не только в физических ощущениях своей матери, но и в её эмоциях. Хотя этот процесс не так однозначен, как кажется на словах, но к шестому или седьмому месяцу внутриутробного развития ребёнок уже способен различать даже незначительные изменения в настроении и чувствах своей матери. Более того, он начинает реагировать на них.

Одним из самых убедительных подтверждений этого факта стал ряд замечательных исследований, проведённых доктором Деннисом Стоттом в начале 70-х годов прошлого века. Разумеется, нерождённый или только что родившийся ребёнок не может рассказать нам о том, какие материнские чувства он испытывал, находясь в утробе матери, и как он на них реагировал. Однако он, как и все мы, подвержен психосоматическому воздействию. Когда он чувствует себя счастливым, его физическое состояние часто улучшается, а когда он расстроен, то часто становится болезненным и эмоционально нестабильным. Поскольку основным источником эмоциональной жизни ребёнка в утробе является мать, доктор Стотт предположил, что его физическое и эмоциональное состояние при рождении и в первые годы жизни может дать представление о том, какие именно материнские эмоции он ощущал до рождения и насколько точно он их воспринимал.

Если доктор Стотт прав, то кратковременные стрессы будущей мамы не должны сказываться на ребёнке так же сильно, как долговременные. Именно это он и обнаружил в одном из своих исследований. У детей, чьи матери пережили во время беременности достаточно сильный, но кратковременный стресс (например, стали свидетелями яростной собачьей драки, получили нагоняй на работе или поссорились со старшим ребёнком, из-за чего тот сбежал из дома на целый день), не было выявлено никаких негативных последствий – ни физических, ни психических.

Некоторые могут возразить, что кратковременные переживания и, соответственно, недолгое воздействие материнских гормонов не оказывают особого влияния на эмоциональное и физическое здоровье детей. Но, исходя из этой логики, все участвовавшие в исследовании дети, подвергшиеся сильному и длительному стрессу, должны были бы родиться с проблемами со здоровьем. Однако это не так. На самом деле существует чёткое различие между разными типами стресса. Доктор Стотт выявил интересную закономерность: долгосрочные стрессы, не угрожающие эмоциональной стабильности матери (например, болезнь близкого родственника), практически не влияли на её будущего ребёнка, в то время как длительные личные конфликты часто имели негативные последствия. В большинстве случаев они были вызваны напряжёнными отношениями с близкими людьми – чаще всего с мужем, но иногда и с другими близкими родственниками.

По словам доктора Стотта, такие стрессы носили личный характер и имели две особенности: они, как правило, были постоянными (или могли вспыхнуть в любой момент) и не поддавались разрешению. Я же считаю, что тот факт, что у десяти из четырнадцати женщин, участвовавших в исследовании и подвергшихся этим стрессам, родились дети с физическими или эмоциональными проблемами, нельзя объяснить сугубо физиологическими причинами. В конце концов, оба типа долгосрочных стрессов, которые изучал доктор Стотт, были интенсивными, а значит, с одинаковой вероятностью могли привести к выбросу в кровь матери большого количества гормонов.

Разница между этими стрессами заключается именно в восприятии. В одном случае дети смогли почувствовать, что, хотя переживания их матери вполне реальны, они не угрожают ни им, ни ей самой; в другом случае они правильно ощущали, что её стресс представляет собой угрозу.

К сожалению, в своём исследовании доктор Стотт не учёл то, как матери, испытывающие личный стресс, относятся к своим нерождённым детям. Я думаю, что если бы он это сделал, то обнаружил бы, что сильные чувства женщины по отношению к своему ребёнку могут уменьшить влияние её стресса на его состояние. Любовь матери – самое главное. Когда ребёнок чувствует эту любовь, она создаёт вокруг него своеобразный защитный барьер, который может снизить, а в некоторых случаях даже нейтрализовать воздействие внешних факторов.

Трудно представить себе более напряжённую беременность, чем та, которую пережила женщина, которую я назову Сьюзен. Муж ушёл от неё через несколько недель после того, как она узнала, что ждёт ребёнка. Она постоянно сталкивалась с финансовыми проблемами, а на шестом месяце беременности у неё обнаружили предраковую кисту на одном из яичников. Врачи настоятельно рекомендовали немедленную операцию. Но когда женщина узнала, что в результате операции она потеряет ребёнка, она наотрез отказалась её делать. В свои тридцать с хвостиком Сьюзен считала, что это её последний шанс завести ребёнка, и отчаянно этого хотела. «Всё остальное не имело значения, – сказала она мне позже. – Я готова была рискнуть чем угодно, лишь бы родить». Думаю, в какой-то момент её ребёнок почувствовал это желание. Девочка, которую назвали Андреа, родилась здоровой и сейчас, на момент написания этой книги, растёт нормальным и счастливым ребёнком.

Обобщая сказанное, можно утверждать, что внешние факторы, способствующие возникновению стресса у беременной женщины, безусловно, оказывают своё влияние, однако гораздо более важную роль играет то, как она относится к своему будущему малышу. Мысли и чувства матери – это основа для формирования личности ещё не родившегося ребёнка. Если эти эмоции позитивны, они служат своего рода опорой для малыша и помогают ему, подобно Андреа, успешно противостоять различным трудностям, возникающим на его пути. Но обмануть ребёнка не удастся. Как показывают недавние исследования, он способен ощущать не только общее эмоциональное состояние матери, но и её отношение к собственной беременности.

Доктор Моника Лукеш, психолог из Университета Константина во Франкфурте, понаблюдав за двумя тысячами женщин во время беременности и родов, обнаружила, что именно отношение матери оказывает наибольшее влияние на то, каким родится ребёнок. Все её испытуемые принадлежали к одному социальному слою, обладали схожим уровнем интеллекта и получали дородовую медицинскую помощь одинакового качества. Единственное существенное различие между ними заключалось в их отношении к будущему ребёнку, и именно оно оказало решающее влияние на их младенцев. Дети тех матерей, которые с нетерпением ждали пополнения в семействе, родились гораздо здоровее, как эмоционально, так и физически, и впоследствии развивались лучше, чем дети матерей, которые не хотели своей беременности.

К аналогичному выводу пришёл доктор Герхард Роттманн из Зальцбургского университета (Австрия). Его исследование особенно примечательно тем, что наглядно демонстрирует, какие тончайшие оттенки эмоций способен различать ещё не родившийся ребёнок.

В эксперименте участвовала 141 женщина. Все испытуемые были разделены на четыре группы в зависимости от их эмоционального отношения к беременности. Результаты исследования не стали неожиданностью, так как полностью подтвердили предыдущие выводы доктора Лукеш. Женщин, чьё психологическое тестирование показало, что они хотели иметь детей не только на сознательном, но и на подсознательном уровне, доктор Роттманн назвал «Идеальными Мамами». Их беременность протекала легко, роды проходили без проблем, а потомство было самым здоровым – как в физическом, так и в эмоциональном плане. А вот женщины, которых он назвал «Мамы-Катастрофы», из-за своего негативного отношения к будущему материнству постоянно сталкивались с медицинскими проблемами во время беременности. В их группе наблюдался самый высокий процент преждевременных родов, а их дети чаще рождались с низким весом и эмоциональными нарушениями.

Однако самые интересные результаты были получены в двух промежуточных группах доктора Роттманна. Его «Амбивалентные Мамы» внешне выглядели вполне довольными своей беременностью. Мужья, друзья и родственники считали, что эти женщины с нетерпением ждут, когда станут матерями. Но их ещё не рождённые дети знали, что это не так. Их датчики фиксировали те же подсознательные сомнения, что и психологические тесты доктора Роттманна. После рождения у многих из них наблюдались проблемы с поведением и пищеварением.

Нерождённые дети «Крутых Мамаш», похоже, тоже испытывали замешательство из-за противоречивых сигналов, которые они улавливали. У их матерей было множество причин, чтобы не хотеть ребёнка, – они строили карьеру, сталкивались с финансовыми проблемами или не чувствовали себя готовыми к материнству. Однако тесты доктора Роттманна показали, что подсознательно они всё же желали беременности. На каком-то уровне дети улавливали оба этих посыла, что приводило их в замешательство. После рождения многие из этих малышей были апатичными и вялыми.

А как на здоровье будущего ребёнка влияет отец? Я уже говорил: научные данные свидетельствуют о том, что характер отношений женщины с мужем или партнёром играет ключевую роль в развитии ребёнка ещё до его рождения. Если женщина чувствует себя счастливой и защищённой, это положительно влияет на малыша. С другой стороны, если она чувствует себя обделённой вниманием и подверженной угрозам, это может негативно сказаться на ребёнке. По мнению доктора Лукеш, качество отношений женщины с её супругом является вторым по важности фактором, влияющим на здоровье новорождённого, уступая лишь её собственному отношению к материнству.

Доктор Стотт также уверен, что отношения в паре играют ключевую роль. Он считает, что неудачный брак или напряжённые отношения между партнёрами являются одними из главных причин эмоциональных и физических внутриутробных травм. Основываясь на результатах исследований, в которых приняли участие более тысячи трёхсот маленьких детей и их родителей, он делает интересный вывод. У женщин, живущих в браке, где нередки конфликты и скандалы, на 237 % выше риск рождения ребёнка с психическими или физическими отклонениями, чем у женщин, у которых стабильные и гармоничные отношения с их партнёрами.

Доктор Стотт отмечает, что даже такие общепризнанные негативные факторы, как болезни, курение и тяжёлые физические нагрузки во время беременности, представляют меньшую опасность для будущего ребёнка, чем проблемы в супружеской паре. И его аргументы весьма убедительны. Он выяснил, что в несчастливых браках рождаются дети, которые в младенчестве в пять раз чаще испытывают страх и беспокойство, чем дети, выросшие в счастливых семьях. Эти малыши продолжали сталкиваться с проблемами на протяжении всего детства. Доктор Стотт обнаружил, что в возрасте 4–5 лет они отстают от сверстников в росте, стеснительны и эмоционально зависимы от своих матерей. Эти данные не могут не вызывать тревоги. Но не следует забывать, что сильная, поддерживающая ребёнка в утробе привязанность матери может защитить плод даже от серьёзных стрессов.

Более того, в человеческой психике нет чётких и однозначных закономерностей. Даже если ребёнок растёт в неблагополучной семье или у него холодная, равнодушная или деспотичная мать, это не обязательно приведёт к тому, что в зрелом возрасте он непременно будет страдать шизофренией, алкоголизмом, неразборчивостью в половых связях или навязчивыми состояниями. Человеческая психика гораздо сложнее. Однако материнская утроба – это первый мир ребёнка, и то, каким он его воспринимает – дружелюбным или враждебным, – оказывает влияние на формирование личности и предрасположенностей характера.

Уже в утробе матери формируются ожидания ребёнка от окружающего мира. Если он ощущает тепло и заботу, то, скорее всего, будет ждать, что и внешний мир окажется таким же. Это создаёт предрасположенность к доверию, открытости, экстраверсии и уверенности в себе. Мир для него будет таким же дружелюбным домом, как и утроба. Если же среда была враждебной, ребёнок будет ожидать, что его новый мир будет таким же неприветливым. Он будет склонен к подозрительности, недоверию и интроверсии. Ему будет непросто строить отношения с другими людьми, а процесс самоутверждения будет затруднён. Жизнь для него может оказаться сложнее, чем для человека с позитивным жизненным опытом до рождения.

Некоторые из предрасположенностей ребёнка можно измерить ещё до его рождения. Например, те малыши, которые беспокойно вели себя в утробе, впоследствии проявляют склонность к застенчивости. Это наглядно демонстрирует, как пренатальные характеристики могут предсказывать дальнейшее поведение. Ещё более показательный пример – долгосрочное исследование подростков, проведённое в Научно-исследовательском институте Фелса в Йеллоу-Спрингс, штат Огайо. Как и следовало ожидать, исследователи не обнаружили прямой корреляции между поведением испытуемых в утробе матери и их поведением в подростковом возрасте. Однако выявленные закономерности оказались значимыми и весьма любопытными.

В данном случае критерием оценки был ритм сердцебиения, который, подобно двигательной активности, является надёжной характеристикой пренатального «я». Наблюдая за его изменениями, мы можем понять, как конкретный плод реагирует на стресс и пугающие события (например, на внезапный громкий звук рядом с матерью). Важность исследований заключается в том, что они не просто доказали, что каждый малыш в утробе матери по-разному реагирует на стресс, но и показали, что эти реакции дают нам ценную информацию о его будущем характере.

Возьмём группу детей, которых я назову «слабо реагирующими». Судя по ровному сердцебиению, они практически не испугались неожиданного звука. Пятнадцать лет спустя эти дети по-прежнему редко расстраивались из-за неожиданных событий. Учёные обнаружили, что они хорошо контролируют свои эмоции и поведение. Совсем иначе обстояло дело с подростками, которые в своё время чрезмерно реагировали (судя по колебаниям пульса) на шум в утробе матери. Члены этой группы по-прежнему были очень эмоциональными.

Эти различия проявились даже в когнитивном мышлении обеих групп. Когда исследователи показывали картинку подростку из группы детей, которых я назвал «бурно реагирующими», он почти всегда давал эмоциональную, творческую интерпретацию её содержания. Ребёнок описывал не только то, что было нарисовано на картинке, но и чувства, которые, по его мнению, испытывали изображённые на ней люди – были ли они печальными или радостными, обеспокоенными или беззаботными. «Сдержанно реагирующие», наоборот, предпочитали очень конкретные описания. Они рассказывали о том, что видели непосредственно перед глазами. В их трактовках практически отсутствовало воображение или интуиция[6].

В следующей главе мы рассмотрим пренатальные факторы, которые влияют на формирование характера.

Аутичный ребёнок. Личное обращение доктора Альфреда Томатиса к автору.

Пренатальные клиники. Antonio J. Ferreira, “Emotional Factors in Prenatal Environment”, The Journal of Nervous and Mental Disease, 141:108–117, 1965. Это лучшая краткая история пренатального влияния, которую я знаю. См. также: Ashley Montagu, Prenatal Influences (Charles C. Thomas, Springfield, Ill., 1962), p. 169.

Рефлексы, движения лица. Maria Z. Salam and Raymond D. Adams, “New Horizons in the Neurology of Childhood”, Perspectives in Biology and Medicine, Spring 1966, pp. 384–410.

Сон младенца, реакции плода на холод, сладости и щекотку. Albert Liley, “The Fetus as a Personality”, The Australian and New Zealand Journal of Psychiatry, 6:99–105, 1972. Увлекательный и легко читаемый рассказ об индивидуальных особенностях плода.

Слух плода. Erik Wedenberg and Bjorn Johansson, “When the Fetus Isn’t Listening”, Medical World News, pp. 28–29, April 1970.

Биение материнского сердца, метроном, барабанные ритмы. Liley, op cit., p. 104.

Музыкальные вкусы. Michele Clements, “Observations on Certain Aspects of Neonatal Behavior in Response to Auditory Stimuli”. Доклад, сделанный на пятом Международном конгрессе по психосоматическому акушерству и гинекологии, Рим, 1977.

Реакция плода на свет. Liley, op cit., p. 103.

Зрение новорождённого. Robert McCall, Infants: The New Knowledge (Harvard University Press, Cambridge, Mass., 1979), p. 51.

Сознание. Dominick Purpura, Behavior Today. June 2, 1975, p. 494.

БДГ-фаза. Salam and Adams, op cit., p. 387.

Упражнения для мозга. H.P. Roffwaag и др. в McCall, op cit., p. 48.

Пренатальная память. Stanislav Grof, Realms of the Human Unconscious (E. P. Dutton, New York, 1976), p. 161.

Frederick Kruse, “Nos Souvenirs du Corps Maternel”, Psychologic Heute, p. 56, June 25, 1978.

Влияние различных стрессов. Dennis Stott, “Follow-up Study from Birth of the Effects of Prenatal Stresses”, Developmental Medicine and Child Neurology, 15:770–787, 1973.

Материнские установки. Monika Lukesch, “Psychologic Faktoren der Schwangerschaft”, dissertation, University of Salzburg, 1975.

Прочтение материнских стрессов. Gerhard Rottman. “Untersuchungen über Einstellung zur Schwangerschaft und zur fötalen Entwicklung,” Geist und Psyche, Hans Graber, editor (Kindler Verlag, München, 1974).

Влияние мужей. Dennis Stott, “Children in the Womb: The Effects of Stress”, New Society, pp. 329–331, May 19, 1977.

Стили личности. Sontag, op cit., p.1.