Тайные убийцы

7

Когда Фалькон закрывал телефон, между старшим инспектором и шефом пожарных метнулась какая-то фигура. Человек ринулся в груду обломков у подножия разрушенного здания, подтянулся и побежал по штабелю железобетонных плит. На фоне циклопических развалин он казался странно крошечным. Точно марионетка, он колебался то влево, то вправо, словно пытаясь отыскать точку опоры среди кусков бетона, торчащих стальных прутьев, покореженных решеток и обломков кирпичей.

Шеф пожарных закричал. Он не слышал. Он погрузил руки в обломки, изогнулся и перенес ногу через толстый стальной прут, являя собой ужасное и очень человеческое зрелище отчаянных усилий, подавленных собственной бесплодностью.

Когда они добрались до него, его тело беспомощно обмякло, ладони, которые он успел изрезать, кровоточили, лицо было искажено свежей болью. Они сняли его с этого жуткого насеста и вынесли, как солдаты выносят своего боевого товарища с линии огня. Не успели они спустить его вниз, как к нему вновь вернулись силы, и он снова рванулся в развалины. Фалькону пришлось обхватить его за ноги, чтобы удержать. Они катались по обломкам, словно гигантское членистое насекомое древности, пока наконец Фалькону не удалось навалиться на него сверху и прижать его руки к груди.

— Вам нельзя туда, — произнес старший инспектор хриплым от пыли голосом.

Человек всхрапнул и попытался, извиваясь, высвободиться из объятий Фалькона. Его рот был широко раскрыт, глаза глядели на груду развалин, оставшуюся от здания, и на его грязном лице набухли крупные капли пота.

— Кто у вас там? — задал вопрос Фалькон.

Среди всхлипов удалось разобрать два слова: жена, дочь.

— На каком этаже? — спросил шеф пожарных.

Недоуменно моргая, мужчина посмотрел на них, словно ответ требовал сложнейших дифференциальных вычислений.

— Глория, — сказал он. — Лурдес.

— Но на каком этаже? — повторил шеф пожарных.

Голова мужчины безвольно опустилась, он больше не сопротивлялся. Фалькон отпустил его и перевернул на спину.

— Там остался кто-нибудь еще, кроме Глории и Лурдес? Кто-нибудь, о ком вы знаете? — спросил Фалькон.

Голова мужчины склонилась набок, и его темные глаза увидели разрушенное крыло детского сада. Он сел, потом поднялся на ноги и механически побрел среди мусора и обломков в пространство между жилым домом и детским садом. Фалькон последовал за ним. Мужчина остановился там, где должна была быть стена. На месте класса была груда переломанной мебели и осколков стекла, а на дальней стене, колебавшейся от ветра, висели детские рисунки — огромные солнца, широченные улыбки, волосы, стоящие дыбом.

Ноги мужчины хрустели по стеклу. Споткнувшись, он тяжело упал на сломанную парту, но тут же выпрямился и сумел подойти к рисункам. Он сорвал один из них со стены и впился в него глазами с пристальностью коллекционера, изучающего шедевр. На рисунке было дерево, солнце, высокий дом и четыре человека — два побольше, два поменьше. В правом нижнем углу взрослым почерком было написано: «Педро». Мужчина бережно сложил листок и засунул под рубашку.

Втроем они прошли по главному коридору детского сада, добрались до входной двери и вышли. Прибыла местная полиция и теперь пыталась расчистить дорогу для «скорой помощи», которая должна была увезти тела четырех детей, вынесенные из разрушенного класса. Узнав об этом, две матери, стоявшие на коленях у ног детей, разразились истерическим воем. Третью мать уже увели.

Женщина с наложенной на одну щеку толстой белой повязкой, из-под которой начинала сочиться кровь, узнала мужчину:

— Фернандо.

Тот повернулся к ней, не узнавая.

— Я Марта, воспитательница Педро.

Фернандо не мог говорить. Он вынул из-под рубашки рисунок и указал на самую маленькую фигурку. Казалось, Марта утратила двигательные рефлексы и не в состоянии ни проглотить комок в горле, ни высказать то, что было у нее в голове. Лицо ее словно провалилось внутрь, и она сумела только издать резкий, пронзительный, неприятный звук, словно ударивший Фернандо в грудь. Это был вопль, не сдерживаемый никакими законами цивилизации. Это было горе в чистом виде, боль, еще не смягченная временем и не приукрашенная поэзией. Это был темный, нутряной, давящий сгусток эмоций.

Фернандо это не смутило. Он сложил рисунок и снова спрятал его под рубашку. Фалькон взял его под руку и провел к четырем маленьким телам. «Скорая» подъезжала задним ходом, остававшихся рядом людей оттеснили. Появились два санитара, у каждого в руках было по два мешка для перевозки трупов. Они действовали быстро, потому что знали: ситуация будет не такой напряженной, если убрать эти печальные свидетельства трагедии. Фалькон придерживал Фернандо за плечи, пока санитары снимали с трупов фартучки, закрывающие лица, и укладывали тела в мешки. Ему пришлось напомнить Фернандо о необходимости дышать. Когда санитары занялись третьим телом, колени Фернандо подогнулись. Фалькон мягко опустил его на землю; он упал на четвереньки и пополз, словно отравленный пес, ищущий, где умереть. Один из санитаров закричал, показывая на появившегося откуда-то сзади телеоператора, снимавшего тела из развалин детского сада. Он повернулся и убежал, прежде чем кто-нибудь успел отреагировать.

«Скорая» отъехала. Толпа людей, похожих на призраков, хлынула было за ней, но потом остановилась и после еще одного общего взрыва горя распалась на группы и разошлась. Женщин, потрясенных несчастьем, поддерживали со всех сторон. К ним пытались пробиться телевизионные репортеры и операторы. Их отталкивали. Фалькон поставил Фернандо на ноги, втолкнул его в здание детского сада, чтобы его не увидели, и отправился искать полицейских, чтобы велеть им отогнать журналистов.

Один из репортеров нашел двадцатилетнего парня с двумя кровавыми царапинами на щеке: он был здесь, когда произошел взрыв. Камеру наставили прямо ему в лицо, она была всего в нескольких сантиметрах: это должно было подчеркнуть срочность репортажа.

— …Сразу после того, как это случилось… ну, после этого грохота… такой громкий звук, просто не верится… у меня даже дыхание перехватило, это было как…

— На что это было похоже? — спросила репортер, энергичная молодая женщина, и снова ткнула микрофон ему под нос. — Расскажите нам. Расскажите всей Испании, на что это было похоже.

— Этот звук точно высосал весь воздух.

— Что вы заметили прежде всего после взрыва, после того, как раздался этот звук?

— Тишина, — ответил он. — Мертвая. И еще… не знаю, может, это было у меня в голове, а может, и на самом деле… Зазвонили колокола.

— Церковные колокола?

— Да, церковные, но они звонили ненормально, невпопад, как будто это взрывная волна в них ударила. Мне тошно было их слушать. Казалось, в мире все пошло наперекосяк и теперь уже никогда ничего не будет как раньше.

Окончание его ответа потонуло в грохоте и стуке вертолетного винта, взбивавшего в воздухе пыль. Вертолет поднялся повыше, чтобы снять весь район катастрофы. Это была та самая аэрофотосъемка, которую заказал Фалькон.

Он поставил полицейского у входа в детский сад, но обнаружил, что Фернандо исчез. Он пересек коридор и заглянул в разрушенный класс. Никого. Пробираясь через обломки мебели, он позвонил Рамиресу.

— Где вы? — спросил Фалькон.

— Только что прибыли. Мы на улице Лос-Ромерос.

— Кристина с вами?

— Мы все здесь. Весь отдел.

— Давайте все к детскому саду, сейчас же.

Он нашел Фернандо у груды мусора и смятых перекрытий. Он набрасывался на нее, как безумный, вырывая из нее обломки бетона, кирпичи, куски оконных рам и швыряя все это за спину.

— …На этой стороне работают спасательные команды, — кричал Рамирес, перекрикивая шум вертолета. — В развалины запустили поисковых собак.

— Идите сюда.

Фернандо ухватился за стальную решетку разбитого перекрытия. Его ноги попирали обломки. Было видно, как у него напрягаются шейные мышцы, как взбухает веревка сонной артерии. Фалькон оттащил его, и какое-то время они барахтались и кувыркались в пыли и мусоре, пока не стали похожи на каких-то призраков себя самих.

— У вас есть телефон Глории? — прокричал Фалькон.

Они задыхались в удушливой атмосфере, на их потных лицах запеклась серая, белая и бурая пыль, воздух был весь полон пылью, которую вздымали лопасти вертолета.

Услышав вопрос, Фернандо оцепенел. Он слышал сигналы всех этих мобильников, но его мозг был настолько парализован от потрясения, что о своем собственном телефоне он не вспомнил. Теперь он выхватил его из кармана и вдохнул в него жизнь, нажав кнопку включения. Вертолет улетел, оставив после себя глубокую тишину.

Фернандо заморгал; его мозг трепетал, как разорванный флаг, пытаясь отыскать в памяти ПИН-код. Наконец нужные цифры вспомнились, и Фернандо набрал номер Глории. Он встал с колен и двинулся к развалинам. Он шел, подняв руку, словно призывая весь мир к молчанию. Слева донесся слабый металлический звук: мелодия кубинского пианино.

— Это она! — крикнул он, идя на звук. — Она была в той части здания, когда… когда я ее в последний раз видел.

Фалькон поднялся на ноги и сделал тщетную попытку отряхнуться от пыли, когда в полном составе явился его отдел убийств. Он остановил их движением руки и направился туда, откуда доносилось бренчание пианино. Он узнал мелодию: это была песня «Lagrimas negras» — «Черные слезы».

— Она там! — кричал Фернандо. — Она там, внутри!

Баэна, младший детектив из отдела Фалькона, побежал за спасателями и собакой. Спасатели точно установили место, откуда доносился звонок телефона, и сумели узнать у Фернандо, что его жена и дочь находились на пятом этаже. Когда он сообщал им эти сведения, они смотрели на него безучастно. Его лицо так и лучилось надеждой, и никто из них не мог бы найти в себе силы сказать ему, что после такого падения, когда сверху обрушились еще три этажа, им остается только молить о чуде.

— Она внутри, — повторил он, глядя в их застывшие, невозмутимые лица. — Мобильник у нее всегда с собой. Она работает торговым представителем. «Lagrimas negras» — это была ее любимая песня.

Фалькон кивнул Кристине Феррере, и они отвели Фернандо обратно к детскому саду и нашли медсестру, чтобы та привела его в порядок и обработала порезы. Затем Фалькон направился в туалет детского сада, велев подчиненным следовать за ним. Он мыл лицо и руки и смотрел на своих сотрудников в зеркало.

— Это будет самое сложное расследование, какое кто-либо из нас, включая и меня, когда-либо проводил, — сообщил Фалькон. — Дела о терактах не бывают простыми. Мы это знаем по мадридским событиям одиннадцатого марта. Кроме нас, придется привлечь массу народу — сотрудников СНИ,[19] антитеррористического отдела КХИ,[20] команды саперов, и это — только в ходе непосредственного расследования. Мы должны четко уяснить себе, чего мы хотим добиться как отдел расследования убийств. Я уже попросил установить полицейский кордон, чтобы мы могли спокойно работать на месте взрыва.

— Полицейские уже прибыли, — сказал Рамирес — Сейчас они выгоняют журналистов.

Фалькон повернулся к ним, отряхивая мокрые руки.

— Вы уже знаете, что в подвале этого жилого дома была мечеть. Наша работа состоит не в том, чтобы строить догадки о том, что и почему случилось. Наша работа — в том, чтобы узнать, кто вошел в эту мечеть, кто из нее вышел и что происходило внутри в последние двадцать четыре часа, сорок восемь часов и так далее. Мы должны установить это, опрашивая всех потенциальных свидетелей, каких нам удастся найти. Другая наша важнейшая задача — выяснить, какие автомобили находились в этой зоне. Бомба была большая. Ее должны были доставить сюда на машине. Если эта машина еще здесь, мы должны ее разыскать.

Первую задачу сейчас будет трудно выполнить, поскольку всех жителей близлежащих зданий эвакуировали. Поэтому для начала нам следует сосредоточиться на машинах и их владельцах. Хосе Луис разобьет вас на группы, и вы прочешете всю территорию по секторам. Начните с машин, которые находятся ближе всего к разрушенному зданию. Кристина, вы пока остаетесь при мне.

И помните, все здесь страдают, независимо от того, потеряли они близких или только видели чужие раны, лишились они своего жилья или же у них просто выбило окна. Вам предстоит тяжелая работа, и вы постоянно будете испытывать сильное давление, даже если за вашей спиной не будут тесниться журналисты. Вы сможете получить больше информации, если проявите больше сочувствия и понимания, чем при обычном расследовании. Все вы — хорошие люди, вот почему вы работаете в отделе расследования убийств. А теперь отправляйтесь и выясните, что произошло.

Они разошлись. Феррера осталась за его спиной. Фалькон вымыл голову под краном и вытер лицо и руки.

— Его зовут Фернандо. В разрушенном здании у него были жена и дочь, а его сын — среди тех детей, которые погибли в детском саду при взрыве. Узнайте, нет ли у него других родственников или хотя бы близких друзей. Здесь подойдет не каждый. После завтрака он вышел из дома, а через полчаса узнал, что потерял все. Когда он как следует это осознает, он может сойти с ума.

— Хотите, чтобы я побыла с ним?

— Я не могу себе это позволить. Проследите, чтобы его благополучно передали в руки психологов, они вот-вот должны приехать. Нужно, чтобы кто-то объяснил им, что с ним случилось, потому что он потерял способность внятно говорить. Он захочет остаться здесь, пока не найдут тела. Но не теряйте его из виду. Я хочу знать, куда он в конце концов попадет.

Они вышли из туалета. Саперы медленно продвигались по разрушенному классу, словно палеонтологи в поисках редких окаменелостей. Они наполняли пластиковые мешки своими находками. Еще две группы в бешеном темпе работали снаружи: им надо было побыстрее все закончить, чтобы в дело могла вступить техника, которая начнет разбирать завалы и поможет искать выживших.

Кристина Феррера вошла в класс, где медсестра только что закончила бинтовать порезы Фернандо. Она понимала, почему Фалькон поручил это задание именно ей. Медсестра старалась как могла, но Фернандо никак не реагировал: в голове у него, словно большие темные рыбины, ворочались совсем другие мысли. Медсестра завершила свою работу и собрала вещи. Кристина попросила ее как можно скорее прислать сюда кого-нибудь из психологов. Потом она села на стул у доски, на некотором расстоянии от Фернандо. Она не хотела подавлять его своим присутствием, хотя было ясно, что он сейчас настолько погружен в себя, что окружающий мир для него не существует. Его лицо то темнело от горя, то озарялось надеждой: так тени облаков проходят над полем.

— А вы кто? — спросил он спустя несколько минут, словно заметив ее впервые.

— Я из полиции. Меня зовут Кристина Феррера.

— Тут раньше был мужчина. Он где?

— Это мой шеф, Хавьер Фалькон. Старший инспектор отдела по расследованию убийств.

— Похоже, он свое дело знает.

— Он хороший человек, — сказала Феррера. — Необычный человек. Он докопается до самой сути.

— Но мы же все знаем, кто это сделал, разве не так?

— Пока нет.

— Марокканцы.

— Об этом пока рано судить.

— А вы поспрашивайте у тех, кто тут живет. Мы все про это думали. С самого одиннадцатого марта мы смотрели, как они туда заходят, и ждали.

— Вы хотите сказать — в мечеть? Ту, что в подвале?

— Точно.

— Знаете, мечети посещают не только марокканцы. Многие испанцы принимают ислам.

— Я работаю на стройке, — сказал он, не обратив никакого внимания на ее взвешенную фразу. — Делаю такие же здания, как это. И гораздо лучше, чем это. Я работаю со сталью.

— В Севилье?

— Да, строю квартиры для богатых молодых специалистов… по крайней мере, так мне говорят.

Голова у Фернандо была вывернута, и теперь он пытался разобраться, как стоит мебель. Внезапно он осознал пустоту этой мебели, и это вновь погрузило его в пучину тоски, заставило вспомнить об утрате. Он пытался рассказывать о своей работе на стройке, но перед его глазами то и дело появлялись его жена и дочь, падающие сквозь сталь и бетон. Ему хотелось выбраться из себя самого, из своего тела и головы… но куда? Где его ум сможет получить передышку? Вертолет, молотивший лопастями воздух, повернул его мысли в другое русло.

— У вас есть дети? — спросил он.

— Мальчик и девочка, — ответила она.

— Сколько лет?

— Сыну шестнадцать. Дочери четырнадцать.

— Хорошие дети, — сказал он, не столько спрашивая, сколько выражая надежду.

— Сейчас с ними трудно, — заметила она. — Три года назад умер их отец. Им нелегко было это пережить.

— Извините, — сказал он. Но он хотел, чтобы ее несчастье хотя бы на время заглушило его собственное. — Как он умер?

— Он умер от редкой разновидности рака.

— Тяжело вашим детям. В этом возрасте отец очень нужен, — проговорил он. — А то они выливают все на мать, чтобы набраться смелости и восстать против мира. Так мне объясняла Глория. А отец нужен, чтобы показать им, что бунтовать не так просто, как им кажется.

— Может быть, вы и правы.

— Глория говорит, я хороший отец.

— Ваша жена…

— Да, моя жена, — ответил он.

— Можете мне рассказать о ваших детях? — попросила она.

Но он не мог. У него не было для этого слов. Подняв руку над полом, он показывал их рост, потом он указал на окно разрушенного дома и в конце концов вытащил из-под рубашки рисунок. И рисунок все сказал за него: палочки, треугольнички, высокий прямоугольник с окнами, круглое зеленое дерево, а за ним — громадное оранжевое солнце в синем небе.

Прибыл бульдозер, а за ним — огромный кран: они расчистили участок между разрушенным жилым домом и детским садом. Позади крана начали маневрировать два самосвала; экскаватор стал грузить в их кузова мусор и обломки. На расчищенной площадке кран встал на свои опоры, и группа рабочих в желтых касках начала готовить стрелу.

На улицу Лос-Ромерос, по другую сторону здания, привезли из управления полиции сменную одежду для Фалькона. Остальные сотрудники отдела убийств сейчас работали с местной полицией, идентифицируя машины и их владельцев. Явился, в полной форме, комиссар Эльвира; шеф пожарных провел его по зоне взрыва. Пока длился этот обход, помощник комиссара созывал руководителей всех групп, задействованных в операции, на совещание, которое должно было пройти в одном из классов детского сада. Когда комиссар и его сопровождающие уже подходили к детскому саду, к Эльвире приблизилась женщина и подала ему список из двенадцати фамилий.

— Кто эти люди? — спросил Эльвира.

— Это все мужчины, которые были в мечети во время взрыва, тут не указан только имам, Абделькрим Бенабура, — ответила она. — Меня зовут Эсперанса. Я испанка. Мой партнер — тоже испанец. Он был в этой мечети. Я выступаю от имени жен, матерей и подруг этих мужчин. Сейчас мы скрываемся. Женщины, особенно марокканки, боятся, что люди могут подумать, будто наши мужья и сыновья имеют какое-то отношение к тому, что случилось. На обороте списка — номер мобильного. Мы хотим попросить вас позвонить, как только будут какие-то новости об их… хоть о чем-нибудь.

Она ушла, и недостаток времени и людей помешал Эльвире послать кого-то вслед за ней. Сквозь толпу к Фалькону пробился Кальдерон.

— Я даже сначала тебя не узнал, Хавьер, — сказал он, тряся его руку. — Где это ты так?

— Мне пришлось остановить одного человека, он бросался на обломки, чтобы найти жену и дочь.

— Да, мощная штука, — проговорил Кальдерон, не дав себе труда прислушаться к словам Фалькона. — Все-таки это и с нами случилось.

Они дошли до детского сада, где были представлены все: полиция, суд, пожарные, саперы, спасатели, психологи, врачи и специалисты по разбору завалов. Эльвира ясно дал понять, что никому не разрешается произносить ни слова, пока он не объявит план действий. Чтобы привлечь всеобщее внимание, он попросил начальника саперного подразделения кратко изложить результаты первоначального анализа фрагментов, оставшихся на месте взрыва. Этот анализ показал, что жилой многоквартирный дом был разрушен бомбой чрезвычайно большой мощности, размещенной, скорее всего, в подвале непосредственно под ним. При этом была использована, скорее всего, взрывчатка боевого, а не промышленного класса. Это экспертное мнение погрузило собравшихся в абсолютное молчание, и Эльвире удалось выработать план совместных действий меньше чем за сорок минут.

После совещания Рамирес проводил Фалькона, направлявшегося в туалет, чтобы сменить одежду.

— У нас кое-что есть, — доложил он.

— Рассказывай, пока я буду переодеваться.

Облачившись, Фалькон тут же разыскал комиссара Эльвиру и судью Кальдерона и попросил Рамиреса повторить им то, что он только что ему сообщил.

— В непосредственной близости от разрушенного здания, если не считать автомобилей, погребенных под обломками, мы нашли три угнанные машины, а кроме того, фургон, — сказал Рамирес. — Он припаркован около этого детского сада. «Пежо-партнер», с мадридскими номерами. На переднем сиденье обнаружено издание Корана. Что сзади, не видно, так как это фургон закрытого типа и задние стекла у него разбиты вдребезги, но известно, что владелец машины — некто Мохаммед Сомайя.