Тайные убийцы

22

Вчерашняя эмоциональная нагрузка на службе, три вечерние встречи, краткий ночной сон, полет и напряжение, вызванное сомнительностью его миссии, измотали Фалькона. Он лаконично сообщил Пабло, что Якоб согласился на них работать, но не без дополнительных условий, потом упал в свое кресло в реактивном самолете «лир» и мгновенно провалился в сон.

Они приземлились в севильском аэропорту почти в половине третьего дня и разошлись в разные стороны, договорившись встретиться вечером. Вернувшись домой, Фалькон принял душ и переоделся. Экономка оставила ему свежий бифштекс, и он съел его, запив бокалом холодного красного вина. Он позвонил Рамиресу, который сообщил, что на 16.30 намечено очередное большое совещание, и ввел его в курс последних событий, которых было, впрочем, очень немного: самой хорошей новостью было то, что Лурдес, девочка, которую вчера вытащили из развалин, вскоре после полудня на несколько минут пришла в сознание. Видимо, у нее все будет в порядке. Насчет электриков и муниципальных инспекторов новостей не было, разве что Эльвира составил пресс-релиз и об этих людях объявили по телевизору и по радио. Беседы с торговыми представителями «Информатикалидад» не принесли ничего сверхъестественного. В отчете Рамиреса заслуживали внимания только его похвалы судье Кальдерону, которому удалось справиться с очень агрессивно настроенной прессой.

— Вы же знаете, я его не люблю, — сказал Рамирес, — но он проделал отличную работу. После наших вчерашних грандиозных новостей расследование встало, но благодаря Кальдерону мы выглядим толковыми ребятами.

— Если говорить реалистично, когда мы сможем добраться до эпицентра взрыва? — спросил Фалькон.

— Не раньше девяти утра завтрашнего дня, — ответил Рамирес. — Они дорылись до слоя обломков непосредственно над мечетью и теперь будут работать вручную, под наблюдением взрывотехников и экспертов. Это займет много времени, а условия работы, похоже, будут чудовищными. Да они уже чудовищные. Вонь, которая стоит там, внизу, проникает в тебя, как вирус.

— С вероятностью девяносто девять процентов подтвердилось, что один из погибших в мечети был источником КХИ, — сообщил комиссар Эльвира, открывая совещание в половине пятого дня. — Полная уверенность будет, когда образцы его ДНК сравнят с образцами из его квартиры.

— А что он делал в мечети? — спросил Кальдерон.

— Старший инспектор Баррос приготовил отчет, — сказал Эльвира.

— Его зовут Мигель Ботин, испанец, тридцать два года, житель Севильи, — вступил Баррос.

— У Эсперансы, той женщины, что дала комиссару Эльвире список мужчин, которые, видимо, находились в мечети, — у нее был партнер в разрушенном здании, — проговорил Фалькон. — Это был Мигель Ботин?

— Да, — ответил Баррос. — Он перешел в ислам одиннадцать лет назад. Его семья переехала сюда из Мадрида. Его брат потерял ступню во время взрывов одиннадцатого марта. Мигеля Ботина завербовал один из моих агентов в ноябре две тысячи четвертого, а начал он работу больше года назад, в апреле две тысячи пятого.

В здании детского сада слышался только шум переносных систем кондиционирования. Даже ровный рокот техники за окнами смолк, когда Баррос начал читать отчет.

— На протяжении первых восьми месяцев Ботин очень мало что мог нам сообщить. Члены общины, большинство — неиспанского происхождения, все были примерными мусульманами, и никто из них ни в малейшей степени не был радикалом. Все они сочувствовали тому, что случилось с его братом, и все они возмущались взрывами в Лондоне, которые произошли незадолго до того, как он начал активно работать на нас.

Но в январе нынешнего года Ботин впервые начал замечать перемены. Мечеть чаще стали посещать визитеры со стороны. На саму общину это заметного влияния не оказывало, зато, похоже, существенно повлияло на имама Абделькрима Бенабуру. Он был чем-то все время озабочен и, казалось, испытывал давление. Двадцать седьмого апреля мой агент попросил санкции на установку микрофона в комнате имама. Я имел по этому поводу дискуссию с председателем Совета магистратуры Севильи, которого ознакомил с рапортом моего агента. Улики были сочтены незначащими, и в ордере на установку прослушивающего устройства было отказано за недостаточностью веских доказательств.

По требованию моего агента Ботин активизировал свою деятельность и начал следить за имамом Абделькримом Бенабурой за пределами мечети. Между вторым мая и датой его рапорта (это было тридцать первое мая, среда) Ботин видел, как имам встречался с тремя парами мужчин — десять раз, в десяти разных местах Севильи. Он не имел представления, о чем говорилось во время этих встреч, но ему удалось сделать несколько фотографий. Только на двух из них четко видны лица людей. На основании этого рапорта, снабженного фотографическими доказательствами, в прошлый четверг, первого июня, в суд был направлен еще один запрос на установку подслушивающих устройств. Мы не получили на него ответ до вчерашнего взрыва.

— Сколько человек четко видны на этих двух снимках? — спросил Фалькон.

— Четверо, — ответил Баррос. — Мадридское управление КХИ прислало нам снимки из квартир, где они вчера провели рейды, и мы смогли опознать двух человек — Джамеля Хаммада и Смаила Сауди. Но мы пока не знаем, кто такие остальные двое, однако эти фото уже переданы в СНИ, «МИ-6» и Интерпол. Конечно, я бы хотел предоставить эту информацию раньше, но…

— А что это за десять разных мест? — Кальдерон оборвал его жалобу. — В них есть что-то особенное? Это где-то возле общественных зданий? Может быть, где-то рядом живут известные люди? Может быть, эти места — часть схемы атаки?

— В пределах ста метров от каждого места встречи имеется значимое здание, но для большого города это неудивительно, — ответил Баррос. — Одна из встреч проходила в ирландском пабе рядом с собором. Неизвестно, то ли это было идеальное прикрытие для трех мусульман, которые не пьют спиртного, то ли их встреча у последнего уцелевшего памятника Альмохадов[69] двенадцатого века имела какое-то особое значение.

— Когда председатель Совета магистратуры отклонил первый запрос на прослушку? — спросил Фалькон.

— В тот же день, когда этот запрос был ему направлен: двадцать седьмого апреля.

— А почему второй запрос не рассмотрели так же быстро?

— Председатель был тогда в Мадриде. Он увидел запрос только в понедельник, пятого июня.

— Как Мигель Ботин описывает душевное состояние имама на протяжении этого месяца, когда он наблюдал его ближе, чем раньше? — спросил Фалькон.

— Растущая озабоченность. Он был не так погружен в дела своей общины, как в прошлом году. Ботину стало известно, что имам принимает какие-то медицинские препараты, но он не смог выяснить, какие именно.

— Мы нашли на его ночном столике тенормин, его прописывают при гипертонии, — сообщил Грегорио из СНИ. — Кроме того, мы обнаружили переполненную аптечку. Его врач говорит, что имам лечился от гипертонии уже восемь лет. Недавно он обращался с жалобами на сердечную аритмию, а кроме того, у него была язва желудка, и он принимал соответствующие препараты.

— Когда мы получим доступ в квартиру имама и к вашим находкам? — поинтересовался Фалькон.

— Не беспокойтесь, старший инспектор, — проговорил Хуан, — мы работаем с командой экспертов-криминалистов с того момента, как открыли входную дверь.

— Тем не менее мы бы тоже хотели туда попасть, — настаивал Фалькон.

— Мы почти закончили, — вставил Грегорио.

— У СНИ есть мнение об информации, которую добыл Ботин и которую получили от врача имама? — спросил Кальдерон.

— И получил ли кто-нибудь доступ к таинственной биографии Бенабуры? — добавил Фалькон.

— Мы все еще ждем, когда нам предоставят допуск, чтобы ознакомиться с его досье, — ответил Грегорио.

— Имам находился под сильным давлением, — сказал Фалькон, прежде чем Кальдерон предпринял очередную атаку на Хуана. — Хаммад и Сауди были известны своим участием в материально-техническом обеспечении терактов. Они встретились с имамом. Побуждали ли они имама к каким-то действиям? Может быть, они вспоминали об услуге, которая когда-то была ему оказана, или обещании, которое он дал в какой-то момент своей биографии, к которой у нас нет доступа? Что, по-вашему, могло бы вызвать при подобных обстоятельствах серьезное душевное напряжение у такого человека, как имам?

— Возможно, они попросили его совершить что-то, что имело бы весьма печальные последствия, — предположил Кальдерон.

— Но если он верил в «общее дело», то он наверняка был бы только рад помочь? — проговорил Фалькон. — Для радикального фанатика большая честь — когда ему предлагают участвовать в такой миссии.

— Думаете, он испытывал напряжение, потому что ощущал себя недостаточно активным соучастником? — спросил Грегорио.

— Или же напряжение по поводу того, к каким действиям его призывали, — сказал Фалькон. — Это разное напряжение — когда тебя просят неделю-другую подержать у себя неизвестное вещество или же когда предлагают принять активное участие в теракте.

— Нам требуется больше информации о деятельности имама, — заявил Эльвира.

— Пока это не подтверждено, но нам представляется весьма вероятным, что Хаммад и Сауди находились в мечети, когда здание взорвалось, — сказал Фалькон. — Подтверждение мы получим после анализа ДНК. Надо опознать и найти двух других людей с фотографий, которые сделал Мигель Ботин, если мы хотим узнать, в какой степени причастен к делу имам.

— Это вот-вот будет сделано, — ответил Грегорио.

— Я бы хотел поговорить с агентом, который курировал Мигеля Ботина, — произнес Фалькон.

Старший инспектор Баррос кивнул. Комиссар Эльвира попросил кратко изложить ситуацию с электриками и инспекторами муниципалитета. Рамирес дал ему ту же скудную информацию, которой до этого поделился с Фальконом.

— Мы знаем, что антитеррористический отдел КХИ не держал мечеть под наблюдением, — сказал Фалькон. — Кроме того, у нас есть два человека, выдававшие себя за инспекторов и явно желавшие получить доступ в мечеть. У нас есть электрики, которые пришли починить перегоревший предохранитель. Нам надо рассмотреть возможность связи между этими лжеинспекторами и электриками. Не верю, чтобы законопослушный электрик к этому времени не объявился. Очевидное преимущество профессии электрика — в том, что ты можешь пронести в нужное место большое количество оборудования, а свидетели подтверждают, что так оно и было.

— Думаете, это они заложили бомбу? — спросил Баррос.

— Такой вариант надо рассмотреть, — ответил Фалькон. — Мы не должны отвергать его только потому, что он не вписывается в картину тех находок, которые мы успели сделать. Нельзя исключить и возможность того, что в мечети уже имелся склад взрывчатки. Мы должны поговорить с вашим агентом. В каком он сейчас состоянии?

— Не в лучшем. Он молодой парень, чуть постарше Мигеля Ботина. Мы вербовали людей этого возраста, потому что им легче налаживать общение друг с другом. Он очень сблизился с Ботином. В частности, на религиозной почве.

— Они оба были новообращенными мусульманами?

— Нет, мой агент — католик. Но они оба серьезно относились к своей религии. Они уважали друг друга и относились друг к другу с симпатией.

— Мы хотели бы поговорить с ним сейчас же, — сказал Фалькон.

Баррос вышел, чтобы позвонить.

— Экспертам надо связаться с женами и другими родственниками мужчин, которые находились в мечети, — произнес Эльвира. — Они хотят как можно скорее начать собирать образцы ДНК. Женщина, которая их представляет, Эсперанса, заявила, что будет говорить только с вами.

Эльвира дал Фалькону номер ее мобильного телефона. На этом совещание закончилось. Все разошлись. Эльвира задержал Фалькона.

— Мне направляют сюда из Мадрида еще людей, — сообщил он. — Пусть это не задевает вас и ваш отдел: мы с вами знаем, какие серьезные требования предъявляют к этому делу. Вам нужно больше полевых бойцов, а это все опытные инспекторы и старшие инспекторы.

— Я с радостью приму все, что облегчит нагрузку, — ответил Фалькон. — Если только они не будут ничего усложнять.

— Они под моим началом. Вам не нужно будет иметь с ними дело. Их будут направлять туда, где в них возникнет необходимость.

— Гражданской гвардии удалось получить больше информации о маршруте Хаммада и Сауди по пути из Мадрида в Севилью?

— Это требует времени.

Баррос отстранил Фалькона, когда тот выходил.

— Мой агент еще не пришел с обеда, — сообщил он. — Мне перезвонят, как только он будет на месте.

— Уже больше половины пятого, — заметил Фалькон и дал ему номер своего мобильного. — Он немного припозднился, вам не кажется?

Баррос покачал головой и пожал плечами. Для него все складывалось не слишком удачно.

— Как зовут вашего агента?

— Рикардо Гамеро, — ответил Баррос.

Фалькон позвонил Эсперансе, и они договорились встретиться в одном из близлежащих парков. Он попросил разрешения взять с собой женщину-полицейского.

Кристина Феррера ожидала его у детского сада. По пути он кратко ознакомил ее с ситуацией. Эсперанса узнала Фалькона, когда тот выходил из машины. Он познакомил женщин. Они забрались в салон. Эсперанса села рядом с Фальконом, а Феррера — сзади; она смотрела на Эсперансу так, словно где-то встречала ее раньше.

— Как держатся женщины? — спросил Фалькон. — Представляю, как им трудно в этом положении.

— Колеблются между отчаянием и страхом, — ответила Эсперанса. — Они раздавлены потерей близких, а теперь они увидели в новостях все эти погромы. Они почувствовали себя чуть в большей безопасности, после того как ваш комиссар выступил по телевизору и заявил, что насилие против мусульман и акты вандализма против их имущества будут строго караться.

— Вы — их представитель, — произнесла Феррера.

— Они доверяют мне. Я — не одна из них, но они мне доверяют.

— Не одна из них?

— Я не мусульманка, — сказала Эсперанса. — Мой партнер принял ислам. Я знаю их через него.

— Ваш партнер — Мигель Ботин, — проговорил Фалькон.

— Да, — ответила Эсперанса. — Он хочет, чтобы я тоже перешла в ислам, тогда мы сможем пожениться. Я — активная католичка, и мне, как европейскому человеку, трудно принять то, как обращаются с женщиной в исламской традиции. Мигель познакомил меня со всеми женщинами в мечети, чтобы помочь мне понять, помочь избавиться от предрассудков. Но от католичества до ислама путь неблизкий.

— Как вы познакомились с Мигелем? — спросила Феррера.

— Через одного моего старого школьного друга, — сказала Эсперанса. — Примерно год назад я случайно столкнулась с ними обоими, и вскоре после этого мы с Мигелем начали встречаться.

— Как зовут вашего друга? — поинтересовался Фалькон.

— Рикардо Гамеро, — ответила она. — Он служит в полиции, точно не знаю кем. Говорит, что на административной работе.

Севилья — большая деревня, подумалось Фалькону. Он рассказал Эсперансе, что требуется от женщин, и сообщил, что Феррера будет сопровождать ее, собирая и помечая образцы ДНК.

— Нам нужен и образец от Мигеля Ботина, — добавил Фалькон. — Извините.

Эсперанса кивнула, глядя в пространство. У нее было чистое, без косметики лицо. Единственными украшениями были золотой крестик на шее и две крошечные золотые сережки: они становились видны, когда она откидывала свои чуть волнистые черные волосы. У нее были очень прямые брови, и именно они первыми выдали ее смятение, а потом из ее темно-карих глаз начала сочиться влага. Она пожала им руки и вышла из машины. Фалькон быстро посвятил Ферреру в детали участия Рикардо Гамеро в этой истории и попросил выяснить, знала ли Эсперанса о том, чем занимается ее партнер.

— Не волнуйтесь, старший инспектор, — сказала бывшая монахиня. — Мы с Эсперансой узнали друг друга. Когда-то мы шли по одному пути.

Две женщины удалились. Фалькон сидел в кондиционированной прохладе машины и, глубоко дыша, пытался избавиться от напряжения. Он заставлял себя поверить, что время — на его стороне. Террористический аспект взрыва пока был ему недоступен, как и биография имама, но все же продвижение было налицо. Сейчас ему надо сосредоточить усилия на том, чтобы найти связь между фальшивыми инспекторами и электриками. Должны существовать другие свидетели, которые видели инспекторов и электриков, более надежные, чем Меджид Меризак. Фалькон позвонил Феррере и попросил ее выяснить у женщин, знают ли они кого-нибудь еще, кто мог быть в мечети по утрам второго июня, в пятницу, и пятого, в понедельник.

Он вернулся к своей записной книжке: ему в голову приходило столько мыслей, что мозг уже не мог запомнить все подробности. Первый запрос КХИ на прослушку был подан городскому судье 27 апреля и отклонен в тот же день. Когда «Информатикалидад» купила квартиру? Три месяца назад. Точной даты нет. Он позвонил в агентство недвижимости. Сделка прошла 22 февраля. Чего он ожидал? Что он искал? Он хотел надавить на «Информатикалидад». Он не снимал с них подозрений, несмотря на результаты опросов их торговых представителей. Но он не хотел давить напрямую. Воздействие должно исходить не со стороны отдела убийств, а откуда-то еще. Ему хотелось посмотреть, отреагируют ли они.

Вот если бы ему удалось найти кого-то, кого недавно уволили из «Информатикалидад» или кто «оставил» компанию… Эти люди помнят своих коллег. Может быть, среди уволенных найдутся и те, кто посещал квартиру на Лос-Ромерос? Он нашел списки, которые составил для него Диего Торрес, директор по персоналу. Имена, фамилии, адреса, номера домашних телефонов, даты, когда они покинули компанию. Как ему их найти в это время дня? Он начал с сотрудников, ушедших совсем недавно, предполагая, что они, возможно, до конца лета пробудут без работы. Автоответчик, автоответчик, номер недействителен… и наконец — длинные гудки, которые продолжались довольно долго. Ответил сонный женский голос. Фалькон попросил к телефону Давида Курадо. Абонентка что-то крикнула и отшвырнула трубку; та совершила мягкую посадку. Подошел Курадо. Голос у него был едва живой. Фалькон ввел его в курс дела.

— А то как же, — отозвался Курадо, мгновенно просыпаясь. — Об этих ублюдках я с кем угодно готов потолковать.

Курадо жил в современном многоквартирном доме в Табладилье. Фалькон знал эти места. Три года назад он приезжал сюда для наблюдения за положением заложников, которых держали в здании напротив этого дома. Курадо подошел открыть дверь голым по пояс; на нем были белые шорты, такие же, как у теннисиста Рафаэля Надаля. Как и Надаль, он выглядел так, словно частенько посещал тренажерный зал. На лбу у него выступили капельки пота.

В квартире было жарко. Девушка, которая подходила к телефону, лежала, раскинувшись на кровати; на ней были короткие штаны и крошечная безрукавка. Курадо предложил что-нибудь выпить. Фалькон попросил воды. Девушка со стоном перевернулась, шлепнув руками по матрасу.

— Злится, — пояснил Курадо. — Когда я не зарабатываю, я не включаю днем кондиционер.

— Дави-и-ид, — заныла девушка.

— Но раз вы здесь… — произнес он, вращая глазами.

Он встал и щелкнул выключателем. В щелях кондиционера появился легкий туман. Девица испустила оргиастический крик.

— Сколько времени вы работали в «Информатикалидад»? — спросил Фалькон.

— Год с чем-то. Год и три месяца, где-то так.

— Как вы получили эту работу?

— Меня нашли специалисты по кадрам, но я провел целое исследование, чтобы убедить их это сделать.

— Что за исследование?

— Я пошел в церковь, — ответил Курадо. — Торговым представителям в «Информатикалидад» платят больше, чем их коллегам где бы то ни было, и эти деньги определяются не только процентами с продаж. Они платят хорошую базовую зарплату, около тысячи четырехсот евро в месяц, и ты можешь утроить эту цифру, если будешь по-настоящему пахать. Я тогда вкалывал за тысячу триста в месяц, включая сюда и проценты с продаж. И вот я начал расспрашивать всех вокруг — и выяснилась странная штука: никто не знал, как эта компания набирает себе сотрудников. Я обзвонил все агентства, пролистал всякие журналы, в том числе специальные торговые, порылся в Интернете. Я даже позвонил в «Информатикалидад», но они мне не сказали, как они нанимают на работу. Я попытался сдружиться с торговыми агентами «Информатикалидад», но они меня отшили. Я стал приглядываться к тем, кому они продают свои товары, но, какие бы цены я ни предлагал, у меня никто ничего не покупал. Как только компания начинает покупать у «Информатикалидад», те становятся ее эксклюзивным поставщиком. Вот почему они смогли установить такую высокую базовую зарплату: им не приходилось заботиться о конкуренции. Тогда я попытался сблизиться с отдельными сотрудниками тех компаний, которым они продавали товары. Не удалось.

Так я ничего и не добился, пока одну из сотрудниц такой компании не уволили. Она-то мне и рассказала, как это делается: вам надо прийти в церковь, и при этом вы не должны быть женщиной. Так что по одному параметру я уже проходил, но я не был в церкви пятнадцать лет. Они пользовались тремя храмами: Иглесиа-де-ла-Магдалена, Санта-Мария-ла-Бланка и Сан-Маркос. Я купил себе черный костюм и отправился в церковь. Не прошло и пары месяцев, как меня взяли.

— И вот вы получили работу, деньги, неплохую квартиру, — заключил Фалькон. — Что пошло не так?

— Почти сразу же они начали урезать мне свободное время. Нас отправляли на курсы — тренинги по продажам, информация о продуктах… Обычная вещь. Только вот это было почти каждые выходные, плюс в нас постоянно вдалбливали эти чертовы правила корпоративной этики, да к тому же еще и всякие религиозные штуки, причем одно от другого не всегда легко было отличить. И это еще не все. Они приставляли к тебе старшего, который проработал в компании уже два-три года, и он делался твоим наставником. Если тебе не везло и ты попадал на «серьезного» старшего, то он забивал тебе голову дополнительными порциями корпоративной лабуды. Я видел людей, которых взяли одновременно со мной и которые попросту растворились.

— Растворились?

— Потеряли свою индивидуальность. Они становились «людьми «Информатикалидад», со стеклянным взглядом и мозгами, которые у них у всех настроены на одну частоту. Меня от этого в дрожь бросало. Да еще от того… — Курадо заговорщически наклонился к нему, — что во всем отделе продаж не было ни одной женщины. То есть ни единой…

— Как у вас складывались отношения с вашим наставником?

— С Марко? Он был хороший мужик. Я даже время от времени с ним болтаю, хотя служащим «Информатикалидад» запрещено общаться с бывшими сотрудниками.

— Почему вы ушли?

— Кроме нехватки женщин и вечного промывания мозгов, — сказал Курадо, — было еще вот что: они не допускали меня туда, где у них делаются большие деньги. Как я уже говорил, при продаже компаниям у них не было конкурентов, поэтому вы получали хорошую базовую зарплату. Но если вы хотели получать большие проценты, вам надо было обязательно научиться переориентировать новые области рынка под «Информатикалидад». После такой переориентации вы начинали получать проценты от всех товаров, которые поставляются этой компании.

— И как это делалось?

— Я так и не понял. Я не продвинулся дальше самого нижнего звена в отделе продаж. У меня было не то сознание, — ответил он, постукивая пальцами по лбу. — В конце концов они меня решили выжить скукой. Я заполнял формы и служил рассыльным. Принимал указания и передавал их «поставщикам». Так от вас и избавляются в «Информатикалидад».

В этот момент Фалькону позвонил старший инспектор Баррос.

— Я направляюсь в квартиру на улице Бутрон, — сообщил Баррос. — Хорошо бы вам тоже приехать.

— Я провожу беседу, — раздраженно ответил Фалькон.

— Рикардо Гамеро действительно задержался на обеде, и я послал другого своего агента к нему на квартиру. На звонок в дверь никто не ответил. Его впустила в дом женщина, которая живет внизу. Она сказала, что видела, как Гамеро встал, но не видела, чтобы он уходил. Агент перезвонил мне, и я велел ему проникнуть в квартиру, чего бы это ни стоило, и тут раздался крик этой женщины. В доме есть внутренний двор. Она открыла окно, чтобы окликнуть верхнего жильца. И увидела, что тот свешивается из окна своей спальни.