Тайные убийцы

8

Автостоянка располагалась непосредственно за разрушенным зданием, рядом с детским садом. Здесь росло несколько деревьев, дававших тень скамейкам близ улицы Бланка-Палома по одну сторону стоянки и пятиэтажному многоквартирному дому — по другую. К стоянке вела единственная дорога. Пока Кальдерон, Эльвира, Фалькон и Рамирес шли к «пежо-партнеру», помощник комиссара Эльвиры подключился к полицейской базе подозреваемых в терроризме и ввел туда персональные данные Мохаммеда Сомайи. Этот человек значился в самой низкой категории риска: иными словами, полиции ничего не было известно о его связях с какими-либо террористическими или радикальными исламскими группировками или отдельными лицами. Он попал в список лишь потому, что идеально подходил под портрет террориста: младше сорока лет, правоверный мусульманин, не женат. Воспользовавшись списком, который дала ему испанка Эсперанса, помощник Эльвиры отработал по этой базе данных фамилии всех мужчин, находившихся в момент взрыва в мечети. Среди них не было Мохаммеда Сомайи. Помощник проверил имена из списка и по базе СНИ — Национального разведывательного управления Испании.

На стоянке работали два автоэвакуатора, убиравшие машины, чьи владельцы были установлены и проверены по базам данных. Большинство машин оказались задеты летящими обломками: разбитые окна, поврежденный корпус. Два задних окна «пежо-партнера» были мутными от растрескавшегося стекла, задние двери были покрыты вмятинами. Но боковые стекла сохранили прозрачность. Осталось нетронутым и ветровое стекло, обращенное в сторону, противоположную направлению распространения ударной волны. На переднем сиденье можно было разглядеть Коран — современное испанское издание. Рядом с машиной стояли два эксперта-криминалиста в белых комбинезонах с капюшоном и перчатках из латекса. Возник спор, нет ли в машине бомбы-ловушки: вот почему вызвали саперов и проводника с собакой. Собака не нашла вокруг автомобиля ничего интересного. Проверили днище и моторный отсек — и установили, что с ними все в порядке. Один из саперов извлек осколки из разбитого заднего окна и внимательно оглядел внутреннее пространство автомобиля. Открыли задние двери, сделали фотографии пустого салона и его пола, покрытого обивкой. Выяснилось, что на полу, занимая площадь примерно тридцать на двадцать сантиметров, рассыпан мелкий белый кристаллический порошок. Собака заволновалась, прыгнула внутрь и тут же села рядом с порошком. Один из экспертов взял ручной пылесос и всосал вещество в прозрачную пластиковую колбу. Затем колбу отсоединили от пылесоса, закрыли и присвоили ей номер как вещественному доказательству.

Обойдя машину, эксперты взяли с сиденья и уложили в мешок новенький, с гладким корешком Коран. В бардачке обнаружился еще один экземпляр Корана — в испанском переводе, потрепанный, с пометками на полях. Оказалось, что это такое же издание, что и найденное на переднем сиденье. Его тоже поместили в пакет, как и лежавшие здесь же документы на машину. Фалькон переписал коды ISBN и штрихкоды обеих книг. Под пассажирским сиденьем нашли пустую бутылку из-под минеральной воды и черный хлопчатобумажный мешок, где лежал тщательно сложенный бело-зеленый кушак, весь испещренный арабскими письменами. Кроме того, здесь же имелась черная маска-капюшон с отверстиями для глаз и рта.

— Давайте не будем слишком радоваться, пока не сделают анализ порошка, который нашли на полу машины, — призвал Кальдерон. — В графе «род занятий» у этого человека стоит «владелец магазина», а значит, это вполне может оказаться сахар.

— Но моя собака сделала на него стойку, — возразил сапер, — а она никогда не ошибается.

— Нам лучше связаться с Мадридом и попросить кого-нибудь посетить дом Мохаммеда Сомайи и место, где он работает, — проговорил Фалькон, и Рамирес тут же отошел в сторону, чтобы позвонить. — Кроме того, нам нужны сведения обо всех его передвижениях за последние сорок восемь часов.

— Вам предстоит серьезная работа, даже просто чтобы разыскать всех людей, из окон которых видна была эта автостоянка, а также фасад и задняя часть разрушенного здания, — сказал Кальдерон. — Как нам сказал этот парень-сапер, бомба была крупная, а значит, сюда привезли много взрывчатки, возможно — небольшими партиями, от нескольких разных поставщиков и в разное время.

— А еще нам нужно узнать, не была ли мечеть или кто-то из тех, кто находился в ней в момент взрыва, под наблюдением антитеррористического отдела КХИ или разведуправления. А если были, то мы бы хотели получить эту информацию, — продолжал Фалькон. — Кстати, где они? Я не видел на этом совещании никого из КХИ.

— СНИ уже едет сюда, — сообщил Эльвира.

— А КХИ? — спросил Кальдерон.

— Они в карантине, — негромко ответил Эльвира.

— В каком смысле? — поинтересовался Кальдерон.

— Нам это разъяснят, когда сюда прибудет СНИ, — ответил Эльвира.

— Сколько еще ждать, прежде чем пожарные и саперы убедятся, что все эти жилые дома вокруг разрушенного здания не представляют опасности? — спросил Фалькон. — Если люди вернутся в свои дома, мы, по крайней мере, сможем быстро собрать информацию.

— Пожарные и саперы это знают, — откликнулся Эльвира. — Они заверили меня, что разрешат жителям вернуться в ближайшие несколько часов — если не найдут чего-то еще. В газетах, на телевидении и на радио разместили номер контактного телефона, по которому можно сообщать информацию.

— Но об особой важности этого «пежо-партнера» пока никто не знает, — заметил Фалькон. — Мы далеко не продвинемся, пока люди не вернутся в свои квартиры.

Мэр, застрявший в пробке, когда все автомобильное движение в городе замерло, наконец прибыл на автостоянку. Его сопровождали члены андалузского парламента, они только что были в больнице, где под телекамерами беседовали с некоторыми жертвами взрыва. Шумную стаю журналистов пропустили через полицейский кордон, и теперь репортеры собрались вокруг представителей власти, а операторы налаживали и устанавливали свою аппаратуру, готовясь вести съемку на фоне катастрофических разрушений. Эльвира направился к мэру, чтобы доложить обстановку, но по пути комиссара перехватил его собственный помощник. Они поговорили; Эльвира указал ему на Фалькона.

— Только три из двенадцати человек в этом списке значатся в базе данных подозреваемых в терроризме, — сообщил помощник. — И все они — в самой низкой категории риска. Еще пять человек из списка — старше шестидесяти пяти. На утренних молитвах бывает не очень много людей помоложе, большинству надо в это время на работу.

— Не очень похоже на классическое описание террористической ячейки, — произнес Фалькон. — Но мы не знаем, кто еще находился внутри.

— Сколько там было людей младше тридцати пяти? — спросил Кальдерон.

— Четверо, — ответил помощник. — Среди них — двое братьев, один из которых передвигался в инвалидной коляске, а другой был испанским новообращенным по имени Мигель Ботин.

— А остальные трое?

— Четверо, если считать имама: его не было в списке, который дала нам эта женщина. Ему пятьдесят три, остальным троим — за сорок. Двое из них обращались за пособиями к властям после того, как пострадали от несчастных случаев на производстве, а третий — еще один испанец, принявший ислам.

— Слабо напоминает отряд спецназначения, как по-вашему? — спросил Кальдерон.

— Есть один интересный момент. Этот имам проходит по базе подозреваемых в терроризме. Он жил в Испании с сентября две тысячи четвертого, приехал из Туниса.

— А до этого?

— В том-то и дело. У меня нет допуска к информации такого уровня секретности. Возможно, он есть у комиссара, — сказал помощник и вновь присоединился к журналистам, роившимся вокруг мэра.

— Почему человек находится в самой низкой категории риска и при этом информация по его биографии имеет более высокий уровень секретности? — поинтересовался Рамирес.

— Давайте рассматривать то, что нам достоверно или почти достоверно известно, — сказал судья Кальдерон. — Что мы имеем? Взрыв бомбы — с эпицентром, по всей видимости, в мечети, располагавшейся в подвале этого здания. Фургон, принадлежащий Мохаммеду Сомайе, человеку, который значится в самой низкой категории риска в базе данных по террористам и о котором мы не знаем, находился он в момент взрыва в здании или нет. Если верить собаке саперов, в его фургоне имеются следы взрывчатки. Кроме того, у нас есть список из двенадцати человек, которые присутствовали в тот момент в мечети, и мы знаем, что там был и имам. Лишь три человека из списка и имам значатся в базе данных, входя в самую низкую категорию риска. Мы расследуем гибель четырех детей, находившихся в момент взрыва в детском саду, и еще трех человек, находившихся в это время за пределами жилого дома. Что-нибудь еще?

— Капюшон, кушак, два экземпляра Корана, — перечислил Рамирес.

— Мы должны показать специалисту пометки на полях Корана, — отметил Кальдерон. — Итак, на какие вопросы мы хотим получить ответ?

— Сам ли Мохаммед Сомайя пригнал сюда этот фургон? А если не он, то кто? Если подтвердится, что порошок, который мы нашли, — взрывчатка, то какого она типа, почему ее поместили именно здесь и по какой причине она сдетонировала? — сказал Фалькон. — Пока мы ждем из Мадрида сведений о Сомайе, нам надо воссоздать картину того, что происходило внутри и вокруг мечети в течение последней недели. Для начала опросим окрестных жителей, помнят ли они, чтобы сюда приезжал этот фургон, сколько человек в нем сидело, видели ли они, чтобы этот фургон разгружали, и тому подобное. Мы можем достать фотографию Сомайи?

Рамирес, уже снова говоривший по телефону, пытаясь найти эксперта, который взглянет на Коран, кивнул и повертел указательным пальцем, чтобы показать, что он уже этим занимается. Женщина-полицейский, работавшая у развалин, подошла к Кальдерону и сообщила, что в разрушенном здании нашли первое тело — пожилую женщину, жившую на восьмом этаже. Все договорились собраться снова часа через два. Рамирес закончил телефонный разговор, как раз когда из детского сада пришла Кристина Феррера.

Было решено, что Рамирес продолжит заниматься опознанием машин вместе с младшими инспекторами Пересом, Серрано и Баэной. Фалькон же и Кристина Феррера попытаются найти жителей пятиэтажного дома, из которого лучше всего видно автостоянку, на которой был оставлен «пежо-партнер». Они двинулись по улице к полицейскому кордону, у которого собралась группа людей, ожидавших, когда можно будет вернуться в свои квартиры.

— В каком состоянии был Фернандо, когда вы от него ушли? — спросил Фалькон. — Я не запомнил его фамилию.

— Фернандо Аланис, — ответила Феррера. — Более-менее под контролем, с учетом того, что с ним произошло. Мы обменялись телефонами.

— У него есть кто-нибудь, к кому он может пойти?

— В Севилье — нет, — ответила она. — Его родители — на севере, им слишком много лет, и они больны. Его сестра живет в Аргентине. А родные его жены не одобряли этот брак.

— Друзья?

— Семья была всей его жизнью, — сказала она.

— Он представляет себе, что намерен делать?

— Я сказала, что он может пожить у меня.

— Этого вам не следовало делать, Кристина. Вы не должны за него отвечать.

— Но вы же знали, что я могу это предложить, старший инспектор? — заметила она. — Если этого потребуют обстоятельства.

— Я собирался поместить его у себя, — сказал Фалькон. — У вас работа, дети… и у вас дома нет для него места.

— Ему надо вернуть ощущение той жизни, которую он утратил, — ответила она. — И потом, кто у вас стал бы за ним присматривать?

— Моя экономка, — сказал Фалькон. — Верьте или нет, но я совершенно не хотел, чтобы вы занимались еще и этим.

— Мы должны действовать вместе, иначе мы дадим им победить, — произнесла она. — И потом, вы всегда выбираете меня для такой работы: бывших монахинь не бывает.

— Не помню, чтобы я это говорил.

— Но вы помните, как об этом думали, — заявила Феррера. — И потом, не вы ли учили нас, что мы не только солдаты, воюющие с преступностью, что мы должны еще и помогать? Мы — андалузские сыщики-крестоносцы.

— Хосе Луис рассмеялся бы вам в лицо, если бы он это от вас услышал, — сказал Фалькон. — И вообще я бы рекомендовал вам очень осторожно употреблять такие слова в этом расследовании.

— Фернандо уже успел обвинить «марокканцев», — сообщила она. — С самого одиннадцатого марта местные жители видели, как они заходят в мечеть или бродят вокруг.

— Так уж в наши дни работает сознание людей, это естественно, — заметил Фалькон. — И людям нравится, когда их подозрения подтверждаются. Но их предвзятое мнение не должно влиять на ход нашего расследования. Мы должны изучать факты и держаться подальше от разных «естественных предположений». Иначе мы начнем совершать такие же ошибки, что и те, кто расследовал теракты в Мадриде и с самого начала обвинил во всем ЭТА. Уже в том, что мы нашли в «пежо-партнере», есть некоторые странности.

— Взрывчатка, экземпляры Корана, зеленый кушак, черный капюшон, — по-моему, ничего странного, — сказала Феррера.

— Почему два Корана? Новенький, дешевый, и другой — потрепанный и с пометками, но оба — одно и то же испанское издание.

— Новый экземпляр был подарком?

— А зачем оставлять его на виду, на переднем сиденье? В Севилье владельцы машин, уходя, обычно все из них забирают, — отметил Фалькон. — Нам нужно получить больше информации об этих книгах. Выясните, где их купили и как расплачивались — кредитной картой или чеком.

Он вырвал из записной книжки страничку с ISBN и штрихкодами, переписал цифры и отдал вырванный листок Феррере.

— А что мы хотим узнать у жителей этого дома?

— Надо действовать как можно проще. Сейчас все потрясены. Если найдем свидетелей, приведем их на стоянку и спросим, видели ли они, как сюда приезжает «пежо-партнер», как кто-нибудь из него выходит, сколько человек, какого возраста и выгружали ли они что-нибудь из задней части машины.

У полицейского кордона Фалькон громко назвал адрес дома. Вперед вышел старик лет семидесяти и женщина за сорок, с лицом в синяках и рукой в гипсе. Фалькон взял старика, Феррера — женщину. Когда они проходили мимо входа в дом, сапер и пожарный подтвердили, что здание проверено и не опасно. Фалькон показал старику «пежо-партнер» и прошел вместе с ним в его квартиру на третьем этаже. Гостиная и кухня были засыпаны стеклом, жалюзи были разбиты, кресла — перевернуты, на полу лежали упавшие со стен фотографии, а из дыр в растерзанной мягкой мебели торчала бурая набивка.

В момент взрыва старик лежал в своей постели в задней части квартиры. Его сын и невестка уже ушли на работу, взяв с собой детей, которые были уже старше детсадовского возраста, так что никто из них не пострадал. Сейчас старик стоял посреди своего полуразрушенного жилища, тряся левой рукой, и его слезящиеся глаза впитывали в себя всю эту картину.

— Значит, вы весь день один, — сказал Фалькон.

— Жена у меня умерла в ноябре, — сообщил тот.

— Чем вы занимаетесь?

— Чем обычно занимаются старики: почитаю газету, попью кофе, посмотрю, как во дворе детского сада играют ребята. Потом выйду прогуляться, поболтаю с соседями, постараюсь найти подходящее время, чтобы выкурить три сигареты, каждый день себе это позволяю.

Фалькон подошел к окну и сдвинул разбитые жалюзи.

— Вы не помните этот фургон?

— Сейчас везде полно маленьких белых фургонов, — ответил старик. — Так что я не знаю: может, я два раза видел один и тот же, а может, это были разные. По пути в аптеку я увидел фургон в первый раз, он ехал слева направо по Лос-Ромерос, впереди сидели двое. Он въехал на край тротуара у мечети — и все.

— Во сколько?

— Примерно в пол-одиннадцатого, вчера утром.

— А в следующий раз?

— Минут через пятнадцать, когда я шел из аптеки, я увидел, как на стоянку въезжает белый фургон. Но он встал не на это место. Он остановился на другой стороне, капотом от нас, и из него вылез только один человек.

— Вы хорошо разглядели этого человека?

— Смуглый. Похоже, марокканец. У нас тут их полно. Круглая голова, коротко подстрижен, уши торчат.

— Возраст?

— Лет тридцать. По виду — спортивный. На нем была черная футболка в обтяжку, и видно было, какой он мускулистый. Кажется, он был в джинсах и кроссовках. Запер машину и пошел между деревьев в сторону Бланка-Палома.

— Вы видели, как фургон переезжает на то место, где он сейчас?

— Нет. Могу вам только сказать, что к половине седьмого вечера он уже так стоял. Моя невестка припарковалась рядом с ним. А еще я помню, что, когда после обеда я пошел попить кофе, фургона уже не было на той стороне парковки, где он стоял утром. Днем у нас тут не так много машин, кроме воспитательских, но они стоят в ряд перед детским садом. Так что уж не знаю как, но я это заметил. Мы, старики, много чего замечаем у других.

— Но когда он ехал по Лос-Ромерос, в нем сидели двое?

— Потому-то я и не уверен, что это был один и тот же фургон.

— По какую сторону от фургона припарковалась ваша невестка?

— Слева, если смотреть от нас, — ответил старик. — У нее от ветра открылась дверца и в него стукнула.

— А после этого фургон еще передвигался?

— Понятия не имею. Когда рядом со мной люди, я перестаю замечать все остальное.

Фалькон записал имя и телефон невестки старика и позвонил ей, спускаясь по лестнице. Он пересказал ей свою беседу с ее свекром и спросил, не посмотрела ли она на фургон, когда в него ударилась дверца ее машины.

— Я проверила, не оставила ли я на ней царапину.

— А в окно машины вы заглянули?

— Кажется, да.

— Вы ничего не заметили на переднем пассажирском сиденье?

— Нет, ничего.

— Вы не видели там книгу?

— Нет, точно нет. Просто пустое темное сиденье.

Когда он повесил трубку, Феррера как раз выходила из квартиры на четвертом этаже. Молча они спустились вниз.

— Твоя свидетельница пострадала при взрыве? — спросил Фалькон.

— Она говорит, что ночью упала на лестнице, но у нее нет синяков на руках и ногах, только на лице, — сердито сказала Феррера. — И она боялась.

— Не вас.

— Нет, меня. Потому что я задаю вопросы, один за другим, и, если об этом прознает ее муж, у него появится еще один повод ее избить.

— Можно помочь лишь тем, кто хочет, чтобы им помогли, — заметил Фалькон.

— Думаю, в эти дни таких людей будет достаточно, — сердито отозвалась Феррера. — Так или иначе, она все-таки видела, как фургон заезжает на то место, где он сейчас. Она работает на фабрике в одну смену с женщиной, которая живет в одном из домов на этой же улице. Они встретились с ней под деревьями на Бланка-Палома и разговаривали. Они прошли мимо фургона в шесть вечера, когда он только приехал. Из него вышли два мужчины. Говорили они по-арабски. Из кузова они ничего не выгружали. Пошли по Лос-Ромерос и повернули направо.

— Описание?

— Обоим под тридцать. Один в футболке, с обритой головой. Другой — не такой круглоголовый, черные волосы, с боков коротко подстрижены, на темени зачесаны назад. Она говорит, что он был очень привлекательный, но с плохими зубами. На нем была выцветшая джинсовая куртка, белая футболка, и еще она запомнила аляповатые кроссовки.

— Она видела, как фургон куда-то сдвигался с этого места?

— Обычно она посматривает на стоянку, ждет, когда приедет муж. Он приехал в девять пятнадцать вечера, и она говорит, что до этого времени фургон не двигался.

Полиция уже пропускала людей через кордон: теперь они могли вернуться домой и начать приводить свои квартиры в порядок. На перекрестке улиц Бланка-Палома и Лос-Ромерос, у аптеки, собралась большая толпа. Люди возмущались тем, что полиция не пускает их в дом, непосредственно прилегающий к разрушенному строению: пока туда было опасно заходить. Фалькон попытался поговорить с ними, но здесь никому не было дела до какого-то «пежо-партнера».

По другую сторону дома заработали отбойные молотки. Фалькон и Феррера перешли улицу Лос-Ромерос, направляясь к другому многоквартирному зданию, стекла в котором были более-менее целы. Квартиры на первых двух этажах по-прежнему пустовали. На третьем этаже дверь Фалькону открыл ребенок и провел его в гостиную, где женщина подметала осколки стекла, валяющиеся вокруг груды картонных коробок. Она въехала сюда в выходные, но перевозочная компания смогла доставить ее вещи только вчера. Он задал ей свой вопрос о белом фургоне и двух мужчинах.

— Думаете, я сижу на балконе и пялюсь на машины, когда у меня не распакована вся эта куча коробок? — возмутилась она. — У меня два рабочих дня пропали из-за того, что они не привезли все вовремя.

— Вы знаете, кто здесь жил до вас?

— Тут никого не было, — ответила она. — Тут три месяца никто не жил. В агентстве на Сен-Ласаро сказали, что мы первые, кто смотрит эту квартиру.

— А когда вы впервые сюда попали, здесь оставалось что-нибудь от прежних жильцов? — спросил Фалькон, глядя с балкона гостиной на улицу Лос-Ромерос и руины дома.

— Мебели тут не было, если вы об этом, — сказала она. — На кухне стоял мешок с мусором.

— С какого рода мусором?

— Погибли люди. Погибли дети, — проговорила она, боязливо прижимая к себе собственного ребенка. — А вы меня спрашиваете, какой мусор тут был, когда мы въехали.

— Работа полиции иногда кажется непонятной, — сказал Фалькон, — но если вы вспомните что-то, что вы заметили, это может нам помочь.

— Когда я нашла этот мешок, я его завязала и выкинула. Помню, что в нем была картонная коробка из-под пиццы, пара пивных банок, окурки, пепел, пустые пакеты и газета — кажется, «АВС». Еще что-нибудь?

— Очень хорошо. Теперь мы знаем, что, хотя квартира вроде бы три месяца стояла пустой, здесь кто-то жил, по крайней мере — проводил здесь какое-то время. Это может нам пригодиться.

Он пересек лестничную площадку. В квартире напротив жила женщина за шестьдесят.

— Ваша новая соседка сообщила мне, что ее квартира три месяца простояла пустой, — сказал он.

— Не совсем пустой, — возразила она. — Предыдущая семья съехала оттуда месяца четыре назад, но потом раза три-четыре сюда приходили несколько очень бойких деловых людей. А месяца три назад приехал фургончик, и из него выгрузили кровать, два стула и стол. Больше ничего. После этого здесь стали появляться молодые мужчины, парами, и каждая пара проводила здесь по три-четыре часа в день, уж не знаю, чем они тут занимались. На ночь они никогда не оставались, но от рассвета до сумерек в этой квартире обязательно кто-нибудь был.

— Кто-нибудь из них приходил по нескольку раз — или они все время менялись?

— Мне кажется, всего их было не меньше двадцати.

— Они что-нибудь с собой приносили?

— Портфели, газеты, продукты.

— Вы когда-нибудь с ними разговаривали?

— Конечно. Спрашивала, что они тут делают, а они отвечали, что у них тут проходят встречи, — сказала она. — Я не очень-то беспокоилась. На наркоманов они не были похожи. Они не включали громкую музыку, не устраивали вечеринок, скорее наоборот.

— За эти месяцы их распорядок дня как-то менялся?

— На Страстной неделе и во время Ферии[21] никто не приходил.

— Вы когда-нибудь заглядывали в квартиру, когда они были там?

— В самом начале я предложила было им поесть, но они очень вежливо отказались. Внутрь они меня ни разу не пускали.

— И они ни разу не обмолвились, что за встречи у них проходят?

— Это были такие серьезные, консервативные молодые люди. Я думаю, это была какая-то религиозная община.

— А что произошло после их исчезновения?

— Приехал фургон и увез мебель. И все.

— Когда это было?

— В пятницу… второго июня.

Фалькон позвонил Феррере и попросил продолжать обход квартир, а сам отправился в агентство недвижимости, которое располагалось рядом, на улице Сен-Ласаро.

В агентстве он поговорил с женщиной, которая три месяца назад занималась продажей этой квартиры, а в конце прошлой неделе сдала ее внаем. Квартиру приобрело не частное лицо, а некая компьютерная компания «Информатикалидад». Все переговоры она вела с финансовым директором компании Педро Платой.

Фалькон записал адрес. Когда он шел обратно по Лос-Ромерос к разрушенному зданию, ему позвонил Рамирес.

— Комиссар Эльвира только что сообщил, что мадридская полиция взяла Мохаммеда Сомайю в его магазине, — сказал Рамирес. — Недавно он одолжил свой грузовик племяннику. Удивлялся, что машина оказалась в Севилье. Племянник говорил ему, что собирается использовать фургон для местных перевозок. Сейчас они разыскивают племянника. Его зовут Трабелси Амар.

— Они пришлют нам его фотографии?

— Мы их попросили, — ответил Рамирес. — Кстати, к управлению полиции прикрепили переводчика с арабского — после того, как мы получили больше десяти звонков от наших друзей по ту сторону Средиземного моря. Все звонящие говорят одно и то же. Перевод — такой: «Мы не успокоимся, пока Андалузия не вернется в лоно ислама».

— Ты когда-нибудь слышал о такой компании — «Информатикалидад»? — спросил Фалькон.

— Не слышал, — ответил Рамирес, совершенно не заинтересовавшись. — И вот вам еще новость. Идентифицировали вещество, которое мы нашли в кузове «пежо-партнера». Это циклотриметилентринитрамин.

— И что это такое?

— Так называемое НИВВ, «научно-исследовательское взрывчатое вещество», — произнес Рамирес с вибрирующим английским акцентом. — Его называют также «циклонит» и «гексоген». Это армейская взрывчатка высшего класса, ею начиняют, например, артиллерийские снаряды.