Тайный ребёнок от Босса (СИ)

Глава 10. Валерия

Он меня уволил? Он меня уволил! Стою на пустой парковке, к земле прибитая, и не верю в услышанное. И меня переполняет не просто злость. Тихая ярость красной пеленой накрывает.

Развернувшись, чеканя шаг, иду к лифтам. Поднимаюсь на этаж. Меня аж трясёт всю. Не знаю, за что хвататься. Руки сами тянутся к чистому листу и ручке. Пишу размашистое заявление на увольнение. Оставляю прямо на столе Бессонова и, собрав все вещи, торопливо иду вниз.

— Лера! — рявкает Натан, поймав меня в вестибюле. — Мы же в обед решили Калининой заняться. Куда ты бежишь?

— Теперь это не моя проблема! — выпаливаю со злостью. — Твой босс меня уволил!

— Он не имеет права тебя увольнять, — снисходительно улыбается Рахлин.

— Он генеральный, шеф. Имеет полное право. И ладно, не увольнял, но потребовал, чтобы я уволилась сама.

— И ты, естественно, решила показать свою гордость накануне собственной беременности. Не дури, Рыжик, со следующей недели ко мне вернёшься. Мы с тобой вместе вопрос с Саркисовым решим. Что бы ты там ни натворила, за спасение яиц начальства тебя даже премируют.

— Не нужны мне его яйца вместе с премией! — фыркаю и, вырвав конечность, выхожу из офиса.

Натана отвлекает кто-то, и он отстаёт. Беспрепятственно добираюсь до своей машины и выезжаю. Замечаю вышедшего следом шефа, но не торможу. Обида болью в грудь давит. Жар от приливов накрывает с головы до пят. Я буквально задыхаюсь и не хочу, чтобы кто-то меня такой видел. Один уже увидел и решил воспользоваться. А я позволила.

Чуть проехав, останавливаюсь у обочины. Срываю верхнюю одежду, окна настежь открываю и дышу тяжело. В себя прихожу. Восстановившись, просто даю волю слезам. И нет, это уже не побочный эффект. Это мои личные слёзы обиды.

Адреналин схлынивает и мозг включается. Я, дура, нашла момент пойти на поводу у эмоций и уволиться.

Форменная идиотка!

У меня завтра подсадка. Если всё пройдёт удачно, где я буду работу, будучи беременной, искать? И ладно, год как-нибудь на сбережениях и процентах со вкладов протяну. А дальше?

Заставить себя развернуть машину и вернуться просто не могу. Это значит признать поражение. Это значит согласиться стать его любовницей. Такое принять я точно не смогу.

По Трудовому кодексу он не сможет меня сразу уволить. У меня есть две недели законной отработки. А если я к тому времени буду беременной, то могу подать на компанию в суд. Ещё жалобу выкачу на их Саркисова. Если припечёт, и про их махинации с Ланой расскажу. Сам не захочет меня увольнять. А там в декрет уйду на три года и, глядишь, за это время найду другую работу.

Мысленно я составляю просто идеальный план. Хотя в глубине души понимаю: вряд ли всё это будет легко осуществимо. Воевать с генеральным директором огромной корпорации — плохая идея. Тем более я знаю, какие юристы работают в фирме.

Телефон разрывается от звонков. Натан обрывает связь. Отключаю полностью аппарат. Приезжаю домой и, раздевшись, прячусь вместе с котами под одеялом.

Жизнь всё мне даёт через «но». С восемнадцати лет мечтала, грезила и страстно желала жить одна. Потому что семья большая: родители, сестра, два брата. Получила двухкомнатную квартиру, НО в наследство. Бабушка любимая умерла. Замуж вышла, НО без детей. Карьеру сделала, НО брак развалился. И вот, казалось, я уже всё сделала. Прошла всевозможные испытания. Новое «но» появилось…

А таким, как этот Роман, чтоб его, Геннадьевич, всё с легкостью в руки падает. Кресло генеральское, деньги, ребенок…

Ближе к пяти включаю телефон, чтобы написать Павлу. Извиниться перед ним и отказаться от свидания. Целую простыню пишу. Не знаю, что на меня накатывает, но я всю правду вываливаю. И что ребенка нет, я соврала, и что с работы уволилась, и что из меня девушка так себе. Не создана я для отношений.

«Ты просто не встретила своего мужчину. Возможно, наша встреча не случайна, — пишет в ответ инспектор. — Давай адрес. Одно свидание, а после можешь даже не перезванивать».

И я даю ему адрес.

И через час еду с ним на свидание.

Павел привозит меня на каток. На целых два часа я окунаюсь в беззаботное детство. Катаюсь на коньках, держась за руки с мужчиной. Он часто неуклюже падает. Смущаясь, признаётся, что давно не вставал на лёд. Нелепо размахивает руками, смеша меня до упаду.

Замёрзнув и устав окончательно, мы греемся горячим кофе в бумажных стаканчиках. Едим шаурму из вагончика на колёсах. Паша истории разные рассказывает. Курьёзные и не очень. Их у него очень много.

Мужчина провожает меня до подъезда в восьмом часу. Поправляет шарф на шее. Мнётся.

— Спасибо за вечер. Я чудесно провела время, — с улыбкой бормочу. Чувствую себя восемнадцатилетней девушкой.

— И я, — басит Павел. — Мне стоит ждать твоего звонка?

— Всё сложно, Паш, — вздыхаю, одна часть меня хочет дать шанс этому человеку. А вторая… Вторая просто дура.

— Я всё же подожду. Вдруг разберешься, — подмигивает мужчина. Легко так склоняется и, оставив поцелуй на губах, уходит к своей машине.

Стою возле подъезда довольно долго. Авто дпсника давно уехало. А мне подниматься в пустую квартиру впервые не хочется.

Медленно бреду к лифтам. Поднимаюсь на свой этаж. Ещё медленнее роюсь в сумочке в поисках ключей.

— Шевели конечностями, Ланская. У тебя укол по графику, — раздаётся за спиной мрачный голос мерзавца-начальника.

— Какого чёрта?! — держась за сердце, разворачиваюсь. И вправду босс моего босса. Сидит на ступенях возле лифтов. Весь такой суровый, в чёрном пальто, с какой-то бумажкой в руке. — А вы что тут делаете?!

— К тебе приехал. Открывай давай, — приказывает мужчина и поднимается. Нетерпеливо отбирает из пальцев связку ключей и сам открывает.

— Если вы рассчитываете на секс, то его совершенно точно не будет, — упираюсь ладонями в грудь и не даю открыть собственную дверь. — Вы слышите меня, Роман Геннадьевич? Езжайте-ка домой.

Этот увалень одной рукой меня поднимает, второй распахивает дверь и совершенно спокойно заходит. Как к себе домой, блин!

Ставит меня изумленную и потерявшую дар речи. Вручает смятый лист бумаги и раздевается. Распрямляю документ. Это моё заявление на увольнение. Поднимаю взгляд на шефа.

— Никто тебя не увольняет, Ланская. Я просто сорвался, — цедит сквозь зубы «извинения». — Посчитал, что ты со мной играешь.

— Почему? — разрываю на всякий случай бумагу на несколько частей. Мало ли, вдруг опять передумает.

— Уже неважно. Иди чайник ставь и оголяйся, — отмахивается Рома.

— Я вас не понимаю, — бурчу себе под нос и, снимая сапоги, иду на кухню. Укол всё же важнее будет, чем выяснения отношений.

— Я считал тебя любовницей Рахлина, — нехотя выдаёт мужчина, хлопаю себя по лбу.

— Ладно, женский коллектив верит, но вы-то! — аж разворачиваюсь возмущённо.

— Не был убеждён, пока ты с ним по подсобкам да курилкам зажиматься не начала, — огрызается шеф и, отодвинув меня, идёт к раковине мыть руки.

— И вы только ради этого приехали ко мне? — прищуриваюсь недоверчиво, щёлкая кнопкой включения на электрическом чайнике.

— Слушай, я не умею извиняться. Просто забудем сегодняшний разговор. Увольнять тебя из-за отказа спать со мной не буду. Но предложение ещё в силе.

— Предложение?

— Давай по-честному. Секс у нас с тобой просто крышесносный. Мы идеально подходим в горизонтальной плоскости и по темпераменту. Вот и совместим приятное с полезным. На работе никто ни о чём не узнает.

Приплыли, Ланская.

Один тебе отношения романтические предлагает. Со свиданиями под луной.

А второй — просто секс без обязательств.

И вот даже не знаешь, что выбрать.

Можно вариант три, где я выбираю себя?

— Замечательное предложение, Роман Геннадьевич. И я, возможно, согласилась бы. Только у меня завтра подсадка. А у вас невеста, — в последний момент прикусываю язык, чтобы лишнего об их ребенке не сболтнуть и себя не сдать. Отворачиваюсь, чтобы достать ампулу и досаду свою скрыть.

— Ты про Милану? Она такая же мне невеста, как Рахлин — твой любовник, — хмыкает мужчина и подбирается ближе. — Не знаю, что она там тебе наговорила, но между нами был только секс, который закончился месяц назад. На этом всё. Я свободен, рыжая.

Свободен… А завтра будешь и бездетен, как только девчонку на аборт отвезешь.

И меня не должно это касаться. Нельзя свои взгляды навязывать другому человеку. И осуждать за то, что он не хочет детей. Сама ведь с лихвой получила осуждения за желание завести ребенка без мужа.

Пока я в облаках витаю, Рома уверенно вторгается в личное пространство. Забирает из рук ампулу, суёт в чашку с кипятком и, притянув к себе, целует в губы.

Уверенно, нагло, дерзко. Ломает и сносит все мои барьеры и щиты.

— Решайся, Ланская, — шепчет, жаром тело наполняя.

— Мне нужно подумать, — выдыхаю, запрокидывая голову и подставляя шею под его горячие губы.

— Подумай, пока я доведу тебя до парочки оргазмов, — мурлычет, и его пальцы заползают под пояс брюк.

— Стой. Нет. Мне вправду нельзя перед подсадкой. Никаких контактов.

Рома замирает и отступает.

— И после подсадки около месяца полный половой покой, — облизываю губы, себя обнимаю, потому что замерзаю, потеряв тепло его тела. — А если всё же забеременею, врач может запретить полностью любые контакты. Не уверена, что ты захочешь ждать.

— Начнём с малого, — вдруг выдает мужчина. — Делай свою подсадку. Остальное будем решать по мере поступления. А сейчас повернись, спусти штанишки и нагнись.

— Господи, Бессонов! — прыскаю громко, глаза закатив. — Уверена, ты почти всем своим бабам такое предлагаешь.

— Только избранным, Ланская. И вместо иглы они получали кое-что побольше и потолще, — хмыкает он, набирая раствор в шприц.