До самого обеда я испытываю терпение Бессонова. Постоянно с ним спорю и треплю нервы. Включаю на максимум режим капризной беременной невесты. Рома рычит, но терпеливо выполняет все мои желания.
А после обеда мы возвращаемся в Петербург. Оставив меня с кучей корзинок с цветами, Бессонов уезжает. Расслабленно выдохнув, плетусь на кухню. Строю планы на остаток дня. Принимаю душ, закидываю стирку, прибираюсь, тискаюсь с котами, расставляю по вазам цветы и обдумываю свою капитуляцию.
Рома, конечно, тот ещё манипулятор. Очень красиво всё обставил, и у меня просто не было шанса отказать. Сама себя убеждаю, что всё дело в обстановке и атмосфере. Я не хотела обижать и унижать мужчину при родных. И нам обязательно нужно поговорить. А мне вернуть кольцо. Пусть оно безумно красивое и я в него почти влюбилась. Как, собственно, и в Бессонова.
От безделья опять составляю список плюсов и минусов скоропостижного брака с боссом моего босса. Графа с минусами перевешивает плюсы. И я настраиваю себя на будущий серьёзный разговор.
Только вот Рома вновь удивляет меня…
Ближе к девяти вечера незваный гость поднимает меня из тёплой постельки. Я нехотя плетусь в прихожую и, не посмотрев в глазок, распахиваю дверь.
— Ты что тут делаешь? — бурчу удивлённо.
— Переезжаю, — хмыкает Бессонов и, подвинув меня, заходит.
На плече объёмная сумка, во второй руке чехлы с костюмами. Пока я обалдело осматриваю его багаж, он ещё и чемодан на колёсиках вкатывает. И дверью громко хлопает, отрезая все попытки выставить его за дверь.
— Мы разве обсуждали сожительство? — скрещиваю руки на груди и стараюсь раньше времени не раздражаться.
— Ты согласилась выйти за меня замуж. Демоверсию показала. Я прошёл проверку на серьёзность своих намерений. И никуда не денусь, Ланская. Как бы сильно ты ни испытывала меня, — заявляет мужчина, разуваясь и стягивая пальто.
У меня просто нет слов от Бессоновской наглости. Пока я глупо таращусь и подбираю выражения, он преспокойно вешает верхнюю одежду во встроенный шкаф, подхватывает вещи и идёт в комнату.
Бегу за ним и останавливаюсь у порога. Рома нашёл исписанный блокнот на комоде и сосредоточенно изучает его. Поднимает на меня голову и бровь выгибает.
— Ты забыла дописать… — вкрадчиво цедит, играя желваками.
Молчу. Губы поджимаю. Мужчина откладывает список плюсов и минусов, в два шага настигает меня и рывком припечатывает к себе. Аж дыхание сбивается. Упираюсь ладонью в грудь и голову выше задираю.
— Ты самая упрямая и несговорчивая женщина, которую я знаю. Ты своевольна, независимая, капризная. Ты свободолюбивая и вредная. Но в то же время ты самая добрая, чуткая и внимательная. Ты страстная, необузданная и безумно сексуальная. И я хочу просыпаться только с тобой. Целовать по утрам тебя сонную в твои пухлые губы. Ездить вместе на работу и зажиматься по углам. Возвращаться вместе домой и засыпать вместе. Хочешь ещё плюсов? — в волосы зарывается, сминает их до лёгкой боли и фиксирует голову. Склоняется ниже, почти задевает губами мои губы и тихо продолжает: — Я отец твоих детей. Я тот, в чьих руках ты воспламеняешься и горишь. Рядом со мной ты настоящая, Лера. Рядом со мной тебе хорошо. И, наконец, я люблю тебя.
Два удара сердца — и на меня обрушивается Бессоновская страсть. Он сминает мои губы, толкается языком глубоко. Напирает и целует неистово и страстно. Будто пытается запечатать во мне собственное признание.
Мне так не хватало его приставаний. Ни в субботу, ни в воскресенье мужчина даже не пытался зажать меня. А я ждала. Ждала, что в сарай потащит. Или в спальне зажмёт.
— Сдавайся, рыжая. Просто поверь в меня… В нас, — шепчет Рома, отрываясь от губ и оставляя цепочку обжигающих поцелуев на шее.
И я сдаюсь… Сдаюсь без боя. Дрожу всем телом и с тихим всхлипом обнимаю. Веду пальцами по контурам татуировки на шее. Расстёгиваю пуговицы на рубашке и с наслаждением корябаю смуглую кожу.
Он такой горячий. А эти мышцы. Стальные канаты.
Я скучала по нему. И я тоже люблю его.
Рома тянет мою пижаму наверх, не сопротивляюсь. Позволяю себя раздеть. Прижимает опять к себе и обхватывает губами вершинку груди.
— А-аа-ах! — дрожу и выгибаюсь от острого наслаждения. Давлю пальцами на плечи, стараюсь удержаться, потому что ноги подгибаются в прямом смысле.
Он ласкает чувствительную грудь. Языком очерчивает ареолу, прикусывает и дует. Топит в контрасте жара и холода.
У меня от него голова кружится. Я пьянею от чувственных ласк. Судорожно раздеваю, желая больше прикосновений кожа к коже. Желая ощутить под пальцами его жар.
Мужчина подхватывает под ягодицы и несёт к кровати. Укладывает меня и нависает. Мы дышим часто-часто. Долго смотрим друг другу в глаза.
— Мне нельзя, — шепчу, облизывая саднящие губы.
— Я помню и буду нежен, — отвечает Бессонов и сползает ниже.
Тянет пижамные штаны вместе с бельём. Полностью меня оголяет и целует в живот. Его язык оставляет влажную дорожку на коже. Царапает зубами, добавляя перчинки.
Бессонов закидывает мои ноги на плечи и касается губами влажных складочек. Языком проводит по чувствительному клитору и всасывает.
— Рома! — меня дугой выгибает и изнутри разрывает.
Мужчина не останавливается, ласкает умело. Подводит к самому краю точки невозврата.
Я теряю связь с реальностью. Есть только его руки, губы, юркий язык и порочное наслаждение, что течёт по венам, концентрируясь между ног.
Он уничтожает меня окончательно с каждым новым поцелуем. Стон в крик превращается и яркий оргазм охватывает всё тело. Я трясусь в его руках с его именем на губах.
— Как же я люблю слышать своё имя в твоём исполнении, рыжая, — шепчет Бессонов, наваливаясь. — Люблю смотреть, как ты кончаешь.
Он продолжает шептать пошлости и крепко обнимает. Утыкается носом в шею и дышит тяжело.