Глава 18. Валерия

Я просыпаюсь раньше Ромы. Щурюсь от первых лучей солнца, что пробивается через лёгкий тюль. И разглядываю моего любовника. Сейчас он совершенно расслаблен. Брови красивые не хмурит, челюсть не сжимает. Столько в нём мужественной, хищной красоты. А эти татуировки. Они будто делают его ещё опаснее и греховнее.

Веду по чёрным полосам, идущим прямо за ушком, по шее вниз. Одна из татуировок скрывает шрам, задеваю его. Довольно длинный. Интересно, как он получил его?

Продолжаю свой исследовательский интерес. Совершенно не замечаю, что мужчина проснулся и из-под опущенных ресниц наблюдает за мной. Пальцы спускаются ниже. Очерчивают темные линии. Татуировка уже закончилась. А я продолжаю его трогать. Живот от моих касаний напрягается, вырисовывая рельефные кубики. Вижу, как по коже мурашки бегут. И одеяло, дёрнувшись, приподнимается от кое-чего просыпающегося.

Господи, он точно терминатор!

А ты дура, Ланская.

Аккуратно смахиваю одеяло в сторону. Чтобы что? К очередному сексу я точно не готова. Мне нужна передышка. Просто смотрю, а между ног жаром наполняет, и ноющие от ночных кульбитов стенки инстинктивно сокращаются.

Мужская ладонь по спине проезжается, подушечками пальцев корябает по позвоночнику, запуская и на моём теле мурашек. Поднимаю голову, попадая в плен порочных зеленых глаз.

— Даже и не думай, Бессонов, — сиплю сорванным голосом.

— Что, даже не поцелуешь? — улыбается лукаво.

Поцеловать можно. Тянусь к губам. Мужчина головой качает.

— Его, Ланская, — выдаёт пошляк, перехватывая мои пальцы и накрывая свою плоть.

— Ах так! Не буду вовсе целовать ни тебя, ни дружка твоего!

— Дружка? — хрипло смеётся. — Ладно, я тебя поцелую.

— Что ты… делаешь?! — вскрикнув, судорожно цепляюсь за его конечности.

Рома меня так легко и просто подхватывает под коленкой и тянет на себя, за плечи же, наоборот, отстраняет и вертит. Я оказываюсь вверх тормашками. Волосы собственные выплёвываю и пытаюсь встать. Упираюсь об матрас. И опять вскрикиваю, потому что он меня на себя за ноги тянет.

— Рома! — возмущаюсь, отстраняясь на вытянутых руках. Его член прямо перед моим носом.

— Расслабь булки, Ланская. Тебе понравится, — ягодицу обжигает шлепок.

Оглядываюсь назад и, наконец, понимаю, что он хочет сделать. Чёртов похотливый гад! Меня от предвкушения в жар бросает. Аж дыхание сбивается.

— Ух ты! — выдаёт пошляк и касается пальцами влажной плоти. — Рыжая, я ещё ничего не сделал, а ты уже вся блестишь.

— Иди к чёрту, Бессонов! — огрызаюсь, закрывая лицо водопадом из собственных волос. Я вот совершенно точно не доставлю ему такого удовольствия.

Вздрагиваю, когда меня ещё ближе на себя тянут. И тёплый язык проезжается по складочкам, задевая сокровенный бугорок. Меня всю разряды тока простреливают. Выгибаюсь, губу закусываю и жмурюсь.

Рома раздвигает мои ноги шире, продолжая свой развратный поцелуй. Бьёт по самому центру удовольствий. Топит в желании.

Немного поколебавшись, всё же обхватываю его плоть и провожу языком по головке. Рома нетерпеливо тазом подаётся, требуя взять его глубже. И я подчиняюсь.

Никогда не пробовала знаменитую позу шестьдесят девять. Просто не представляла как. А мне тут наглядно демонстрируют.

Это утро превращается в чувственное неспешное наслаждение. Наши взаимные ласки разносят по венам искры удовольствия. Волны оргазма накрывают. Утренний секс будто вдыхает силы и энергию в уставшее после ночной эквилибристики тело.

— Уже восемь утра, мне укол нужно сделать, — шепчу, поглядывая на часы.

Рома угукает, дремлет, крепко удерживая меня в объятьях. Прижимаюсь ухом к его груди, слушая, как гулко бьётся его сердце.

— И, кажется, твои уже проснулись. Нам тоже пора вставать.

— Воскресенье, рыжая, — ворчит мужчина, переворачиваясь на бок и наваливаясь на меня. — Нам можно не вставать до самого обеда.

— Ладно, лежи, только меня выпусти, — вздыхаю.

Это он у себя дома, а я в гостях. И мне не удобно лежать тут, пока там, внизу, гремят посудой и готовят завтрак для всех.

Рома откатывается назад и, ворча что-то себе под нос, поднимается.

— Готовь лекарство, я кипяток принесу, — буркнув, натягивает только брюки на бёдра и выходит из комнаты.

Выглядит раздражённым. А я чувствую себя немного виноватой за то, что выгнала его из постели. Хотя внутренний голос замечает, что мужчина сам вызвался, никто его не просил.

Надеваю его футболку и вытягиваю из сумки небольшую дорожную аптечку. Раскладываю на письменном столе всё необходимое и вынимаю чистые вещи.

Рома возвращается с бокалом кипятка. Окунает ампулу, а мне велит лечь обратно.

Быстро и безболезненно делает укол. Целует прямо в попу и, выкинув использованный шприц куда-то на пол, наваливается. Утягивает на середину кровати, тискает, словно я плюшевая игрушка, и, шумно выдохнув, собирается, кажется, вновь спать.

Мужчина и вправду засыпает буквально через десять минут. Сжимает в ручищах мою грудь и отключается.

Осторожно выбираюсь из его рук, подкладываю вместо себя подушки и, подхватив чистые вещи, выхожу в коридор. Благо ванная комната не так далеко от нашей.

Быстрый горячий душ бодрит и очищает. Переодеваюсь там же и возвращаюсь в спальню. Прибираю немного наш бардак. И отправляюсь вниз.

— Доброе утро, Наталья Юрьевна, — с улыбкой захожу на кухню, замечаю сестру Ромы и ей тоже киваю.

— Привет, чего ты в такую рань-то вскочила? — машет рукой женщина. — Перед работой-то поспала бы хорошенько.

— Выспалась, — вру нагло. Ни фига не выспалась из-за одного кроватного террориста. И, судя по выражению лица Полины, она мне не верит. Очень уж насмешливо смотрит. — Чем вам помочь?

— Ничего не надо, уже всё готово, — отмахивается мама босса и зовёт мужа с близняшками к столу.

Михаил, как и Роман, к нам не присоединяются. Всё еще спят.

Утренний токсикоз именно сегодня решает проявить себя во всей красе. Всё начинается из-за запахов. Вкусных ароматов пышных блинов и выпечки. Я очень стараюсь подавить тошноту, дышу короткими вдохами и ничего не ем. Пью только чай. Гостеприимная Наталья замечает это. И не отстаёт, закручивает мне блины с разными начинками и накладывает на тарелки.

Чтобы не обидеть хозяйку, через силу жую небольшой кусочек. Практически не чувствую вкуса. Лимоном закусываю. Говорят, он останавливает тошноту.

Но всё тщетно. Успеваю лишь пробормотать, что забыла принять витамины, и бегу наверх. Отталкиваю выходящего из ванной Рому и склоняюсь над унитазом.

Мужчина что-то спрашивает. Не слышу. За спиной садится, волосы убирает, чтобы не мешали. И меня, кроме токсикоза, ещё и плаксивость накрывает.

— Ну, тише ты, рыжая, — утешитель из босса так себе. Но он меня обнимает. На себя перетаскивает и, прислонившись к стене, сидит. Укачивает, как маленькую девочку. По волосам гладит и в макушку целует.

— Прости, — носом шмыгаю и в десятый раз извиняюсь.

— Да-да, это всё гормоны, — заканчивает за меня. — Ночью снег выпал, пойдём лучше погуляем. На санках тебя покатаю. Или на члене.

— Рома! — возмущённо дёргаю головой, смотря в эти насмешливые зеленый глаза и в грудь бью.

— Ладно, не покатаю. Мне, как оказалось, передышка нужна. Заездила ты меня, — продолжает улыбаться пошляк и в нос целует. — Всё? Пойдём вниз?

— Кто ещё кого, — буркнув, встаю. — Ты иди, я зубы почищу и спущусь.

Оставшись одна, умываюсь холодной водой. Нет, с перепадами настроения и токсикозом нужно что-то делать. Так не может продолжаться. Может, написать Алевтине, антацид какой даст?

Приведя себя в порядок, медленно бреду вниз и останавливаюсь у поворота. Потому что слышу небольшой диалог между родственниками:

— Она беременна, пап, — это Полина выдаёт торжественно, так, будто открыла Америку.

— Поля, бля! — рявкает на неё Роман Геннадьевич.

— Что? — огрызается близкая родственница. — Всё же очевидно.

И как узнала, блин. Нет ведь никаких внешних признаков. Ну, стошнило меня. Мало ли, может, отравилась чем-то. Удивительные детективные способности у этой Поли.

— Радость-то какая! Чего ж вы молчали-то?! — а это Наталья Юрьевна явно решает, что отец Рома, и, судя по скрипу ножек, встаёт, дабы сыночку обнять.

— Свадьба когда? — а вот и Геннадий Викторович подключается и рубит бескомпромиссно.

— Гена! — возмущается мама бестактностью мужа.

— Не лезь, Наташа! — рявкает мужчина.

Плюнув, уверенно шагаю вперёд. Пора спасти босса моего босса. Иначе до добра это не дойдёт.

— Геннадий Викторович, Рома не...

— И ты молчи! — затыкает сурово и громко бьёт кулаком по столу. Вздрогнув, замолкаю. — Ответственность брать собираешься хоть раз в жизни?

— Всю жизнь будешь вспоминать то, что не зависело от меня? — Рома тоже заводится и переходит на повышенный тон.

— Машина была твоя, и девка твоя! Из-за принятых тобой решений девчонка сиротой осталась! Я думал, ты за ум взялся, а нет, всё тем же концом да по тому же месту! Лишь бы испортить кому-нибудь жизнь, да, Роман?!

Что-то знакомое подкорку царапает. Всплывает дело Калининой перед глазами. Я его так долго изучала за этот месяц. Может быть, совпадение какое-то? Ведь про шефа там ни слова нет.

— Так почему не позволил им засадить меня? Пальто белое не запачкал бы! Тебе просто удобно меня винить в том, что ты прогнулся. Испугался и себе на горло наступил! И заметь, я тебя не виню в этом! — распаляется шеф.

Отец семейства челюсть сжимает, играя желваками. Молчит и оседает.

— Гена! — жена к нему бросается, обжигая сына укором.

— Нормально всё, — отмахивается мужчина, хотя выглядит бледновато.

— Молодец, Рома, — выдаёт насмешливо сестра.

— Иди на хер, Поля! — огрызается шеф. — Спасибо за гостеприимство. Нам пора.

— Подожди, Ром! Вы всё неправильно поняли, — вырываю руку из жёсткого захвата.

— Лера, — предупреждающе рычит шеф.

— Я не беременна от Ромы и замуж за него не собираюсь. Я развелась чуть больше полугода назад. И совершенно точно не спешу вновь туда, — говорю уверенно и спокойно.

Распрямляю плечи, смотрю прямо в глаза Геннадия Викторовича. Перевожу взгляд на Полину, которая вот совершенно не верит ни единому моему слову. Живот свой беременный наглаживает и бровь надменно выгибает.

— Зря стараешься, Лер, — цинично усмехается Рома за спиной. — Мне уже вынесен приговор — мудак. Которого плюс ко всему женщина выгораживает. Я прав, отец?

В неестественной тишине я слышу только собственное хриплое дыхание. Всё семейство молчит. Геннадий Викторович поджимает губы, не хочет первым признавать ошибку и что перегнул палку, набросившись на сына.

— Я надеюсь, ты понимаешь степень ответственности, которую взял, когда вступил в отношения с этой женщиной, — намного спокойнее выдаёт мужчина и встаёт.

Шаркая тапочками, медленно проходит мимо и останавливается возле сына. Сжимает плечо и совсем тихо, практически шёпотом выдает:

— Надеюсь, сможешь удержать хоть что-то ценное в своей жизни. Упустив её, другую такую не найдёшь.

Мне бы покраснеть ради приличия. Но я лишь ошеломлённо таращусь на удаляющегося Геннадия. Не ожидала услышать о себе такое. И наверняка это было не для моих ушей, просто стояла очень близко.

Загрузка...