Темный час

ГЛАВА 33

Человек в маске усмехнулся, словно слышал эту фразу уже сотни раз. Он открыл за собой арочную деревянную дверь, ведущую вниз по бетонной лестнице. Единственным источником света были факелы с красным пламенем на мощеной стене. В воздухе повисло тихое безмолвие. С каждым шагом нам все больше казалось, что мы идем в гробницу.

Все, о чем я мог думать — это найти Эннистон. Мужчина снаружи сказал о других девушках. Я знал, что эти мужчины делали с женщинами. Малкольм Хантингтон был готов принести в жертву Братству собственную дочь. Пока что Уинстон Рэдклифф ничем не отличался от них.

Мы дошли до нижней ступеньки лестницы, где мужчина открыл еще одну деревянную дверь, кивнув мне, чтобы я вошел внутрь. Комната была тускло освещена, только красное пламя и пара высоких канделябров. Трое мужчин стояли вдоль задней стены. Они были одеты в одинаковые черные костюмы, но их мантии были сплошь черными, а маски белыми с золотыми бликами вокруг глаз. Эти люди обладали большей властью, чем остальные. Воздух вокруг нас сгустился, как будто даже стены этого святого места могли почувствовать их безбожие.

Мужчина в центре сделал два шага вперед.

— Здравствуй, Чендлер. Мы рады, что ты принял наше приглашение. — Его голос был глубже обычного, замаскированный каким-то фильтрующим устройством. — Твоя Индукция будет состоять из трех этапов: отделение себя, переход и освобождение. Ты пройдешь испытания за пределами своих возможностей. Пройти сквозь тьму и выйти к свету.

Вперед, ублюдки.

— Я шел во тьме всю свою жизнь.

— В таком случае, давайте направим тебя к свету. — С этими словами он отошел назад к двум другим мужчинам, а позади меня зажегся свет.

Лед наполнил мои вены, как только я обернулся. Онемевший. Замороженный. Не в состоянии говорить.

Лео был привязан к деревянному стулу с повязкой на глазах. К верхней части стула, рядом с его головой, с обеих сторон была прикреплена консервная банка.

— Что это за хрень?

Один из мужчин в мантии подошел и остановился рядом со мной.

— Это твое отделение от себя. Теперь твоя верность принадлежит нам. Ты доверяешь нам, — он протянул мне пистолет. — Не беспокойся о пистолете. Настоящим оружием являются банки. Одна из них наполнена обычной содовой. Другая с серной кислотой. Выстрелишь не в ту и… ну… я уверен, что ты сможешь это понять.

Желчь поднялась у меня в горле. Моя кровь похолодела. Ни за что, блядь.

Я сузил глаза на человека, который, как я был почти уверен, был моим отцом. — Пошел ты.

— Чендлер, я знаю, о чем ты думаешь, — прорвался сквозь напряжение голос Лео. Ублюдок звучал совсем не испуганно. — Просто сделай это, чувак. Я доверяю тебе.

Я волновался не за себя.

Первый раз я выстрелил из пистолета в тринадцать лет на озере Крествью вместе с Каспианом и Линкольном. Наши отцы бросили нас в центр очередного из своих поганых ритуалов. В тот день мы все стали мужчинами. Я знал, как взвести курок, и моя интуиция обычно была чертовски точной. Но этим ублюдкам я не доверял ни на секунду. Зная их, обе банки были наполнены кислотой, и я собирался сжечь плоть с лица моего лучшего друга. Возможно, при этом я еще поработаю над его слухом и сделаю его слепым. Нет, блядь, спасибо.

— И ты тоже иди на хуй. Я не буду этого делать, — сказал я Лео, затем повернулся и направил пистолет на человека, стоявшего передо мной. — У тебя, блядь, извращенное представление о преданности.

У меня нет границ. Нет ничего, чего бы я не сделал.

Я был неправ, когда сказал эти слова Эннистон, чертовски неправ. Это дерьмо прямо здесь… это был мой предел.

— Ты всегда можешь уйти, — человек в мантии жестом указал на дверь. — Никто не заставляет тебя оставаться.

Я начал было передавать ему пистолет и выходить, когда в памяти промелькнуло ее лицо, ее нестройное пение и танцы на кухне, то, как она выглядела в этом платье, то, как она, блядь, пахла после того, как кончила на свои пальцы. Невозможно было сказать, что они делали с ней прямо в эту минуту. Если я сейчас уйду, то, скорее всего, никогда не узнаю.

Блять! Блять. Блять, блять, блять, блять.

Я провел рукой по волосам, потянув их за корни, и издал вой, который отскочил от стен.

— Просто выстрели в эту гребаную банку, ты, киска, — крикнул мне в ответ Лео.

— Нет, черт бы тебя побрал, — я посмотрел на человека в мантии. — Должен быть другой способ.

Он молча смотрел на меня.

Твою мать, я хотел убить его. Я хотел убить их всех троих.

— Стреляй в банку, — крикнул Лео.

Его голос звенел у меня в ушах, отдаваясь эхом в крошечной комнатке.

— Нет, — крикнул я в ответ.

— Сделай это.

Я представил себе невинные круглые глаза Эннистон.

— Стреляй в банку, Чендлер, — грудь Лео вздымалась с каждым вдохом.

Я провел рукой по глазам и по лицу.

— Стреляй. В банку, — повторил он.

Моя рука, потная, но неподвижная, сжалась вокруг пистолета. Палец лег на спусковой крючок. Казалось, время остановилось, и все погрузилось в тишину. Звон в ушах затих до шепота. Я выдохнул и выстрелил, наблюдая, как пуля пролетела сквозь воздух в замедленной съемке. Банка взорвалась, выплеснув коричневую жидкость на стену и лицо Лео.

Он напрягся на мгновение, затем выдохнул. Его плечи опустились, когда комнату наполнил глубокий, искренний смех.

— Я знал, что ты сможешь это сделать, ублюдок. — Он продолжал смеяться. — Я, блядь, знал, что у тебя где-то есть стальные яйца.

— Теперь стреляй в другую банку, — сказал мужчина рядом со мной своим глубоким, лишенным эмоций голосом.

Я замер.

Лео перестал смеяться.

— Что, блять, ты только что сказал? — Спросил я его.

— Стреляй во вторую банку.

— Нет. Нет, блять. Это не было частью сделки, — я покачал головой, неверие перехватило дыхание и заставило мое горло сжаться. — Я выстрелил в банку, теперь вытащи его из чертова кресла.

— Боюсь, это так не работает.

— Кто сказал? Ты? — Я изогнул бровь и помахал пистолетом в воздухе. — Или человек, который держит пистолет?

Позади себя я услышал знакомый щелчок магазина, заряжаемого в пистолет.

Лео, должно быть, тоже услышал.

— Сделай это, Си (прим. Chandler в сокращение C). Если ты не сделаешь этого, то сделают они, и ты, блядь, это знаешь. — Он тяжело сглотнул. — Я бы предпочел, чтобы это был ты. Эти пиздюки наверняка промахнутся и вышибут мне мозги на хрен.

За всю свою жалкую жизнь я не пролил ни одной слезинки, но в этот момент я обнаружил, что мне приходится их смахивать.

Я покачал головой: — Я не могу.

— Ты должен.

Я выдохнул.

— Да кого вообще волнует красивое лицо? Я могу завалить кучу телок своим членом.

Пусть этот ублюдок думает о киске прямо сейчас.

— Ты мудак, ты знаешь это?

— Да, как и ты. — Его пальцы сжались на подлокотнике кресла, как будто он собирался с силами. — Нажми на курок, чтобы я мог убраться отсюда нахуй. Здесь пахнет мочой.

Я откинул голову назад и уставился в потолок, зная, что по другую сторону бетона есть фреска Иисуса, ангелы и святые. Я сомневался, что Бог когда-нибудь простит меня за все, что я сделал, но я надеялся, что Лео сможет. В одном он был прав. Если я не сделаю этого, то сделают эти люди. И им будет все равно, куда целиться.

Я опустил голову и сосредоточился на своем лучшем друге, вбирая в себя то, как он выглядел сейчас, запоминая его неискаженное лицо.

— Мне так чертовски жаль.

Одинокая слеза скатилась по моей щеке, когда я снова нажал на курок.