Темный час

ГЛАВА 13

Клуб Шпилька достался мне в «подарок» от парня, который набрал долгов больше, чем мог выплатить. Я потратил три месяца на его перестройку, а затем превратил его в один из самых элитных клубов для джентльменов в стране. Почти все мои клиенты заказывали Ботл Сервис (прим. Bottle service для гостей бара/клуба/ресторана — это возможность занять определенную зону помещения на весь вечер и получить экстра сервис), а список ожидания из двух страниц состоял из знаменитостей, жаждущих получить VIP-кабинку. Мои родители называли это позором. Я был уверен, что они просто злились, что их не пустили внутрь. «Счастливый час» только начался, и зал был переполнен. Вместо одной главной сцены в центре клуба было семь баров, разбросанных по залу. У каждого бара был свой шест. Верхний свет переливался от красного до фиолетового по белым мраморным столешницам бара. Глубокие басы с чувственным ритмом вибрировали в звуковой системе. VIP-кабинки были выстроены в ряд вдоль задней стены, каждая из них была закрыта красными бархатными шторами для уединения. Я закатал рукава черной рубашки на пуговицах, в которую переоделся, и отдернул штору, чтобы присоединиться к Лео в одной из круглых кабинок. Я позвонил из машины по дороге сюда и попросил его организовать для меня встречу. Мне нужно было кое о чем позаботиться, и я надеялся, что это отвлечет меня от того, что только что произошло с Эннистон.

К тому времени, когда я вошел, он уже наполовину выпил бутылку Blanton's. Одна из моих девушек висела вниз головой, обхватив ногами шест в центре стола. Ее длинные светлые волосы рассыпались по столешнице, а Лео закусил губу и уставился на ее сиськи.

— Она новенькая, — сказал он, наливая еще бурбона в свой стакан.

— Это ее первый день, и я побрею твои яйца тупой бритвой, если ты заставишь ее уволиться.

Лео был тем парнем-сексуальным ботаником, который носил очки и свободно говорил, но трахался как животное. Я сбился со счета, скольких своих девочек я застал за тем, как он душил их своим членом. Они бегали за ним, как утята, а потом увольнялись, когда узнавали, что он трахнул половину моего персонала.

Он усмехнулся.

— Да, сэр, капитан КокБлок (прим. Cockblock, означает обломать кому-то секс), — он подвинул ко мне через стол пустой стакан и бутылку. — Почему ты такой взвинченный? Из-за принцессы у тебя уже синие яйца?

Вообще-то, я только что закончил запихивать свой член ей в горло. Она была именно такой, какой я хотел ее видеть: со слезами на глазах, пока она боролась за воздух вокруг моего члена. Это должно было удовлетворить мою жажду. Я должен был почувствовать себя свободным. Но оказалось, что этого недостаточно. Зверь вошел во вкус, и теперь он хотел большего.

Я наполнил бокал янтарной жидкостью, не обращая на него внимания.

Он сжал кулак, поднес его ко рту, и его глаза расширились: — Вот, дерьмо!

Я выпил бурбон одним глотком. Насыщенный карамельный вкус плавно скользил по моему горлу. Кларисса, новая девушка, перевернулась на правый бок и начала кружиться вокруг шеста.

Лео опустил руку и наклонился ко мне: — Ты хочешь трахнуть ее.

Нет.

Я хотел сделать ей больно. В этом была разница.

Или не была?

Трудно было сказать, поскольку мое представление о сексе не было типичным чувственным дерьмом, к которому привыкло большинство людей. Секс и гнев были двумя сторонами одной медали. Для меня это всегда было так. Возможно, именно поэтому я так отреагировал. Я был зол как черт, и Эннистон была полностью в моей власти. Одна только власть была влажной мечтой любого парня. Я никогда не брал то, что не хотел, но с ней все было по-другому. С ней потребность в контроле поглотила меня. Овладевала мной. Как чертовски иронично, что, пытаясь обрести контроль над ней, я потерял его над собой?

Занавеска отодвинулась, и одна из моих официанток заглянула внутрь: — Извините, мистер Кармайкл, — ее щеки вспыхнули румянцем, когда я встретился с ней взглядом. Ее робкий жар ничего не сделал с моим членом, не то что Эннистон. В отличие от Лео, я никогда не трогал своих сотрудников, как бы они ни старались. — К вам пришел мужчина. Он сказал, что его зовут Джаред.

Тюремный надзиратель.

— Пусть войдет, — сказал я без всякой благодарности. Не было причин заставлять кого-то думать, что я вежлив.

Мгновение спустя Джаред втиснул свои пять футов с небольшим (прим. 160 см), коренастую фигуру в кабину по другую сторону от Лео. Его грязные светлые волосы были коротко стриженые. Он выглядел соответствующим своей профессии.

Я налил еще немного бурбона в свой стакан, затем налил в его: — Рад, что вы смогли встретиться так быстро, — я поставил стакан на стол.

Джаред сделал глоток своего напитка, не сводя глаз с Клариссы.

Она посмотрела на меня, и я кивнул. Она поняла мой сигнал и наклонилась перед ним, проведя руками по задней поверхности бедер, затем между ног.

В жизни есть две вещи, которым мужчины редко говорят нет — это деньги и киска. К счастью, у меня был неограниченный доступ и к тому, и к другому.

— Со дня на день к вам прибудет заключенный по имени Малкольм Хантингтон. Мне нужно, чтобы вы организовали встречу между этим заключенным и моим другом.

Линкольну нужен был тет-а-тет с отцом. Он заслужил это. Что бы он ни решил с этим делать, все зависело от него.

Джаред пристально посмотрел на меня: — Сенатор?

— Да. Ты сможешь это сделать или мне нужно сделать еще один звонок?

Надежный источник сообщил мне, что Джаред не в первый раз окунается в серый, с моральной точки зрения, бассейн. Я бы не стал ему звонить, если бы не был уверен, что он мой парень.

Я отодвинул свой стакан и положил стопку купюр на стол.

— Я здесь не для того, чтобы тратить твое или мое время.

Он взял пачку и изучил ее, взвесив в одной руке, прежде чем потянуться другой к моей.

Никаких словесных подтверждений.

Никакого дальнейшего общения.

Просто негласное соглашение, которое не мог отследить ни один из нас.

Я доверял Лео.

Я доверял своим девушкам. Я не нанимал их без тщательной проверки. Ничто никогда не покидало пределов VIP-кабинки.

И я верил, что Джаред точно знает, где он окажется, если не сыграет свою роль.

Теперь, когда все было готово для Линкольна, пришло время отправиться домой и разобраться с кареглазой брюнеткой, занозой в моем члене.

Я был на полпути к двери, когда одна из моих танцовщиц пробилась сквозь толпу и врезалась мне в грудь. Кровь лилась из ее носа. У нее была разбита губа, а глазница распухла и покрылась синяками. Она сказала, что мужчина подошел к ней сзади, затем ударил ее лицом в кирпичную стену на заднем дворе, а потом засунул ей в кулак лист бумаги. Я уволил охрану до того, как она закончила свой рассказ, за то, что они позволили этому дерьму случиться. Я читал записку, пока она прижималась ко мне и плакала, размазывая кровь по моей гребаной рубашке.

Ты портишь то, что принадлежит мне, я буду портить то, что принадлежит тебе.

Я сфотографировал записку и девушку, затем отправил Каспиану и Грею. Послание было громким и чертовски ясным, и это сделало мою жажду мести почти нестерпимой.

Может, Уинстон Рэдклифф и был королем Айелсвика, но нью-йоркское подполье было моим гребаным королевством, построенным моими собственными безжалостными руками. Любой, кто посягнет на мою империю, будет поставлен на колени. Для меня не имело значения, как я должен был это сделать.