Темный орден (Оболенский, том 3)

Глава 21

— Да будет так, — сказала Друзилла, но я заметил, что ее тонкие сухие губы тронула улыбка. — Отныне ты Элевтерий, наш брат. У тебя больше нет прошлого, а твое настоящее и будущее отныне посвящено лишь служению Тьме.

Я ждал, прокомментирует ли сила это пафосное представление. Но нет, Тьма никак не отозвалась. Наоборот, внутри меня все успокоилось и было ровно, как водная гладь в штиль. Словно наконец-то последние шестеренки встали на место, и Тьма просто восприняла это как должное.

— Слава тебе, брат Элевтерий, — тихо, с благоговением, сказал отец Юстиний.

— Слава тебе, — повторила Друзилла.

И лишь Луций не мог выдавить из себя ни слова с того самого момента, как я озвучил имя, которым меня нарекла Тьма. Дисциплинарий выглядел пораженным, напуганным. И мне начало казаться, что он только что здорово пожалел о том, что решил «отмазать» меня от государевых псов.

— Слава тебе, Элевтерий, — наконец выдохнул он под строгим взглядом Друзиллы. — Брат.

Что его так напугало? Почему именно Луций так напрягся? Хотя, если учесть, что именно Луций был здесь единственным, кто не работал на замысел Тьмы, тогда понятно. Насколько я понял, каждое имя что-то значило и несло в себе намек на будущее для человека.

Друзилла — «сильная». Юстиний — «справедливый». Октавиан — «восьмой». А Луций — кажется, «светлый». Точно что-то связано со светом.

Быть может, дисциплинарий все же знал немного больше, чем хотел показать? Или до него наконец-то дошло, что сказки Эребуса — не сказки?

Друзилла приложила палец к губам и посмотрела на меня. Я понял, что с этого момента начался мой обет молчания. Довольно строгий пост. Но в моем случае более болезненным была не необходимость молчать, а голодная диета. Я привык много есть. Впрочем, сейчас никакого голода не чувствовал. Даже странно. Обычно после выброса силы и любого колдовства, в котором приходилось участвовать, на меня нападал волчий жор.

Но сейчас, наоборот, я ощущал странную тяжесть в животе, а к горлу подкатила легкая тошнота, какая бывает, когда переешь. Словно я был заполнен силой настолько, что даже места для еды не осталось.

«Это нормально», — подсказала Тьма. — «Ритуал, хотя и очень прост в исполнении, на самом деле несет в себе большую силу. Только сейчас ты наконец-то в полной мере открылся силе, впустил ее. И вскоре она станет частью тебя. Но для того, чтобы она вошла в тебя правильно и укрепила, а не навредила, нужно соблюсти небольшой пост».

Видимо, думать мне не возбранялось.

Хорошо. А молчать тогда зачем?

«Затем, что слова — это проявление воли. Пока ты на всех уровнях преображаешься, нужно экономить всю волю. Тем более у наделенных силой слова — это не просто слова. Это тоже заклинания, просто люди не обращают на это внимание».

Что ж, не могу сказать, что этот вынужденный детокс меня радовал, но я чувствовал, что кирпичики в моем теле и правда как-то странно задвигались. Очень неоднозначное ощущение: вроде и не больно, но раздражало безумно. Словно зуд, причем шедший изнутри, и источника его я не понимал.

— Осталось еще кое-что, — проговорила Друзилла и вытащила из кармана длинной многослойной юбки какой-то небольшой сверток из черной ткани. — Ты пожертвовал старыми родовыми оберегами и амулетами ради новой жизни. Так что все это отныне станет твоим.

Она осторожно развернула ткань, и я увидел три предмета.

Первый — значок, хотя я бы назвал его брошью. Не самое крупное изделие, но сделанное с впечатляющим мастерством. Брошь представляла собой символ Ордена — крылатое сердце, пронзенное тремя мечами. Мне все было интересно, почему выбрали такой странный символ. Позже я вычитал, что герб означал укрощение чувств, которые символизировало сердце, тремя мечами — разумом, волей и знаниями. Крылья символизировали могущество, силу и способность вознестись за счет темного мастерства.

Сама брошь и мечи были выполнены из серебра, а сердце представляло собой цельный кусок темно-красного камня — не то рубина, не то граната. Крылья были усыпаны мельчайшими сверкающими черными камушками, похожими на марказиты.

Друзилла приколола брошь мне под воротник. Я заметил, что Луций такую не носил, но он точно видел эту «регалию» раньше. Вероятно, брошь была частью парадного облачения.

— Это — знак твоей принадлежности к Тьме, — сказала Друзилла и убрала руки, чтобы осмотреть результат своей работы. Судя по всему, старуха осталась довольна.

Забавно, что она сказала о принадлежности не к Ордену, а к Тьме. Впрочем, все мы и так прекрасно все понимали. Разве что до Луция доходило медленнее.

— Это — то, что обеспечит тебе защиту, — сказала Друзилла и взяла второй предмет.

Им оказался серебряный медальон на тяжелой якорной цепи. Идеально круглый, инкрустированный драгоценными камнями, он был полон странных геометрических символов, значения которых я не знал.

Друзилла что-то сделала, и он раскрылся.

— Это тайник для охранных заклинаний, — пояснила она. — Ты сможешь сделать собственную защиту, о которой никто не будет знать. И это убережет тебя.

Старуха надела мне на шею медальон, и холод металла лег на меня удивительной тяжестью.

— И третий дар, что положен лишь отцам, но тебе он пригодится, — продолжала она. — Этот артефакт поможет тебе концентрировать силу и направлять ее точно, словно стрелу.

Она протянула мне перстень с кроваво-красным камнем. Судя по всему, делался он на женскую руку, или ну на очень миниатюрную мужскую, поскольку налез только на правый мизинец. Сам перстень оказался очень простым, даже смахивал на средневековый. Оправа серебряная — металл был старым, но отполированным. Точно чье-то наследство. Камень был не огранённым, а отполированным, и в его глубине отражались всполохи догоравшего огня в печке.

— Теперь ты готов к свершениям, — Друзилла отступила на шаг, любуясь итогом своей работы. — Да поможет тебе все это в твоем ремесле, брат Элевтерий.

Я кивнул в знак благодарности. Странно, но сейчас и правда вообще не хотелось разговаривать. Более того, на меня начала давить сонливость — сказалось то, что в последние пару дней долго спать не удавалось. Хотя может я просто надышался гари и дыма из печки.

— Нужно возвращаться, — сказал Луций. — Наверняка дознаватели уже прибыли.

— Я сама с ними разберусь, — отрезала Друзилла.

— Позвольте напомнить, что я по долгу службы обязан ведать в законах как орденских, так и мирских, — возразил дисциплинарий. — Дознаватели не отступятся просто так, и я могу быть вам полезен, владея их же оружием.

Друзилла смерила Луция испытующим взглядом, затем уставилась на меня, словно хотела понять, что я об этом думал. Я кивнул. В конце концов, дело сделано. Лазейку мы нашли, и теперь даже Луций не сможет повернуть все вспять, если захочет.

— Тогда идем.

Мы вышли из бани, и я едва устоял на ногах, когда смог глотнуть свежего воздуха. Голова едва не взорвалась. Да уж, едва не угорел, кажется…

Возле дверей уже нетерпеливо пританцовывал Дионисий.

— Господа! Явились государевы ищейки!

— Знаю, — проворчала старуха. — Мы их ждали.

— Они требуют аудиенции Примогена Вергилия. Как вы понимаете, распорядители были вынуждены отказать…

— Я приму их на правах Примы-регента.

Ах вот оно что! Теперь становилось понятно, почему все было так запутанно. Значит, глава совета был консерватором, но его «вице-президент» Друзилла, как я понял, весьма открыто высказывалась за нововведения. Тогда ясно, почему остальные консерваторы ее ненавидели — слишком высоко залетела птичка. Впрочем, это объясняло и то, почему Друзилла смогла обзавестись союзниками. Когда стоишь в шаге от трона, прихлебатели всегда найдутся. Вопрос лишь в их надежности.

Неподалеку переминались с ноги на ногу двое высокоранговых распорядителей — очевидно, ожидали инструкций от Друзиллы. Старуха жестом поманила их.

— Где они?

— Ожидают в приемной Примогена Вергилия, госпожа.

Я удивленно взглянул на Друзиллу. Сдавалось мне, не стоило лишний раз афишировать, что в Ордене не все гладко, и уж тем более приглашать царских ищеек туда, где вчера укокошили Примогена. Неужели всего за ночь там успели настолько хорошо прибраться? Хотя мою спальню после кровопролития вычислили дочиста всего за пару часов… Так что и там могли расстараться.

— И они требуют юношу к себе… — добавил второй, отметив мое новое облачение. — Полагаю, теперь с этим будут трудности.

— О, я устрою им трудности, — пообещала Друзилла. — Такие, что они навек сюда дорогу забудут.

Луций ее энтузиазма явно не разделял, но перечить не посмел. Субординация.

Друзилла тем временем взмахнула рукой, приглашая всех следовать за ней. Отец Юстиний шел по правую руку от меня.

— Не возражаете, если завтра я зайду проведать вашего питомца? — Спросил он. — Учитывая ваше посвящение, которое, безусловно, будет влиять на восприятие животного, это может быть полезно для дальнейшей работы.

Я коротко кивнул. Точно, Алтаю же придется еще раз ко мне принюхиваться. Я теперь снова буду пахнуть для него иначе. Хорошо, что уже хоть какое-то средство защиты у пса появилось. Пусть и тестовая модель, но всяко лучше, чем ничего.

В этот час во дворце стало многолюдно. Начало десятого — время уже рабочее. Нам встретилась группа из молодых братьев и сестер, которых я прежде здесь не видел. Все почтительно поклонились Друзилле, а парочка даже бросила на меня завистливые взгляды. Должно быть, подумали, что я был принят в официальную свиту Примы, а это было престижно.

Сейчас мы шли по «публичным» дорожкам — вышли в самую ухоженную часть сада, свернули в сторону парадного крыльца. Друзилла не собиралась таиться, ей больше не было смысла меня прятать. Сейчас она была здесь хозяйкой, а я — ее любимым выкормышем, способным подарить ей будущее, о котором она мечтала.

Мне, кстати, все было интересно, а чего желала Друзилла лично для себя? Идеи, убеждения — понятно. Но вот себя она кем видела в новом мире? Ведь в какой-то степени это было печально: старая, пусть еще и энергичная, но все же дряхлеющая женщина, которая растеряла красоту, лишилась возможности построить семью и всю жизнь пропахавшая на Орден, который решила уничтожить. Он рухнет, допустим. Но что ей останется? Вечная жизнь не предусмотрена даже для одаренных, даже для особо одаренных Тьмой. Значит, ей останется провести ну десять лет…

«Кто сказал?» — усмехнулась Тьма?

В смысле?

«Ты делаешь акцент на том, что Друзилла — старуха. Но если ей удастся перехитрить время?»

Вот оно что. Интересно. Значит, Друзилла мечтала о молодости?

«Люди мечтают вернуть молодость по разным причинам. И, поверь, дитя, этой женщине совершенно точно не хочется проживать жизнь в качестве почтенной матери обширного семейства. Молодость — это здоровье и запас времени, не более того».

Что ж, не поспоришь. Даже я, оказавшись в теле юного Оболенского, этому даже обрадовался. Плюс десять лет жизни, полной силы и потенциала. Хотя мне и в свои двадцать шесть было грешно жаловаться. Ни радикулита, ни геморроя, ни простатита.

Мы поднялись по стекавшей к саду лестнице, и стражи распахнули перед нами парадные двери. Нет, все-таки красиво здесь все отгрохали. И правда дворец Тьмы. В холле от нас отделился отец Юстиний, направившись по своим делам. Дионисий тоже дал стрекача, но в его обязанности и не входило постоянное сопровождение моей персоны. Зато проконтролировать уборку, почистить место Алтая и позаботиться о новом прогулочном костюме было в его силах.

Распорядитель с непроницаемой физиономией, которого я видел у кабинета Вергилия, как раз спустился в холл в сопровождении коллег и направился прямиком к старухе.

— Почтеннейшая, — поклонился он. — Визитеры ожидают. Судя по тому, при прибыла довольно большая делегация, они считают вопрос предельно важным.

Друзилла что-то проворчала себе под нос и подняла глаза на слугу.

— Кто явился?

— Некий Кречетников Николай Романович, старший дознаватель следственного управления в должности майора-юстициария. Одаренный. С ним Дулин Максим Игнатьевич, неодаренный, младший сотрудник канцелярии Управления. Также нам пришлось выпроводить на улицу группу сопровождения, которую они привели с собой.

Я не удержался и откашлялся, этого мне обет вроде не запрещал. Какое ласковое и тактичное обозначение маски-шоу, которых они притащили, чтобы меня взять. Ну допустим, в этом отряде были одаренные, которые могли бы выпить у меня немного крови. Но зачем так с помпой?

Насколько я знал, знать и Управление каждая со своей стороны не были заинтересованы в предании скандалов и совершенных аристократами преступлений публичной огласке. Тем более одаренные, «цвет нации». Наоборот, старались сделать все тихо, тактично, красиво. Потому как никогда не знаешь, у кого какая «крыша» в высшем свете — можно и погон лишиться, если не головы.

Во многом именно это долгое время позволяло Володеньке Оболенскому продолжать творить всякую дичь. И лишь когда покойного деда это достало, на бесноватого отпрыска наконец начали искать управу.

— И все? — приподняла брови Друзилла. — Только дознаватели и отряд? Что ж, я думала, маскарад будет поинтереснее…

Ну не знаю, чего там ждала Прима. Мне-то как раз казалось, что по всем неписаным правилам сюда, наоборот, должны были отправить небольшую группу. Во-первых, Орден — структура вне юрисдикции, хотя послушники попадали под законодательство. И все же чужаков здесь не жаловали, потому выносить дверь с ноги мало бы кто рискнул.

Разве что за меня всерьез могли зацепиться только из-за связи с Лазарем через Захарию. И раз Самойлов с Великим князем вовсю педалировали эту тему с раскрытием заговора, то мне было нечего рассчитывать на снисхождение. Интересно, чего же им все-таки наболтал Захария? Наверняка же попытался скинуть на меня максимум вины.

Распорядитель покачал головой.

— Боюсь, что нет, госпожа, — ответил он. — С ними гражданские из Дома Оболеснких. Княжич Алексей Владимирович Оболенский с помощницей. Боюсь, ее нам не представили. Они прибыли одновременно с дознавателями, но требуют лишь конфиденциального разговора с… — он взглянул на меня и вовремя поправил формулировку , — темным братом.

У меня упало сердце. Елки-палки, ну Лешу-то зачем сюда понесло?

Вряд ли он прибыл меня спасать. Скорее наоборот, узнав об участии собственного младшего брата и «заказухе», должен был в лучшем случае потребовать объяснений, а в худшем… Ну, и так понятно. Паршивую тварь пристреливают. Но вряд ли он бы явился за этим в Орден — все же слишком круто даже для него, а Алексей мне всегда тем и нравился, что умел включать голову и рассуждать здраво.

Друзилла отмахнулась.

— Исключено. Темный брат Элевтерий сегодня не принимает гостей. Он принял Темный обет и должен неукоснительно соблюдать его во благо Ордена.

Распорядитель достал из кармана ливреи сложенный вчетверо лист бумаги и протянул мне.

— Меня просили передать это вам, брат Элевтерий. От ваших бывших родственников.

— Тебе не стоит…

Друзилла попыталась выхватить у меня из рук записку, но не тут-то было. Я крепче сжал кусок дорогой голландской бумаги и отпрянул, выставив перед собой нечто вроде барьера. Черт! А получилось гораздо легче, я даже не успел об этом подумать, а сила сама выстроилась в нужной конфигурации… Теперь становилось понятнее, почему посвящение играло столь важную роль. И это организм только начал перестраиваться…

— Не береди себе душу! — воскликнула старуха из-за барьера. — Почти все совершают эту ошибку! Но назад дороги нет! Не читай, просто сожги!

Но было поздно. Я уже развернул записку.

«Ты покрыл наш род позором, от которого не отмыться даже моим внукам. У тебя есть только один шанс все исправить — дать честные показания и понести заслуженное наказание. Если ты сделаешь все по совести, род поможет тебе, насколько это будет возможно.

Я выторговал у дознавателей возможность поговорить с тобой перед тем, как тебя возьмут под стражу. Мне нужно знать правду и понять, зачем ты это сделал. Если я пойму и увижу раскаяние, то подниму все связи, чтобы (зачеркнуто „вытащить“) к тебе относились подобающе.

Это единственный шанс наладить отношения с семьей, Владимир. Если ты упустишь его, наш дом отныне закрыт для тебя навсегда.

А.»