Темный орден (Оболенский, том 3)

Глава 22

Я с хрустом сжал дорогую бумагу в кулаке.

Проклятье, Леха! Ну зачем все было так усложнять? Да и почему сюда заявился именно брат, а не сам князь?

— Брат Элевтерий, — строгий голос Друзиллы вернул меня к реальности. — Не смей даже думать, чтобы…

Дерьмо. Еще какой-то месяц назад я бы даже не сомневался. Тогда я считал Оболенских чужаками, да и для себя не видел места в этом мире. Тогда меня заботило только то, как выбраться из тюрьмы для аристократишек и затихариться так, чтобы на меня перестали вести охоту. Мне не было дела ни до сурового деда, чья смерть не особо меня и тронула, ни до князя-размазни, ни до княгини, которую я считал неврастеничкой, ни до Алексея, от правильности которого сводило зубы.

Теперь все было иначе. Совсем иначе.

Оболенские, пусть и не были мне истинной родней по крови, стали для меня своими. Я узнал каждого из них чуть лучше и в каждом нашел то, за что этих людей можно было полюбить. Излишняя тревожность княгини компенсировалась всепоглощающей заботой и тонкой эмпатией. Тряпка-князь оказался не таким уж и тряпкой — развернул настолько бурную деятельность, что умудрился быстро сплотить вокруг себя род Оболенских. И раз они все еще оставались живы, значит, князю все хорошо удавалось.

Алексей… Ну, типичный старший брат, и его поведение было обусловлено тяжестью ответственности будущего главы Дома. И все же он не был сволочью. Излишне принципиальным, заносчивым до зубного скрежета — да. Но он всегда был честен и прямолинеен. Возможно, даже слишком.

И это только сами Оболенские. Я невероятно привязался к челяди — поварам, лакеям, Ленке. Феодоре… А Леша поставил вопрос ребром и угрожал лишить меня всего этого.

Черт знает, что в итоге наплели обо мне Оболенским. Непонятно, как все это подали. Но инициатива брата явно была личной. Желай со мной побеседовать князь, он не стал бы давать дознавателям взятки, а явился бы на допрос в компании адвокатов.

«Подумай еще и о том, кому выгоден скандал», — внезапно добавила Тьма. — «Если не брать в расчет твое предназначение Палача, а посмотреть на ситуацию немного шире, с более, скажем так, светской стороны… Думаешь, именно ты, Володя Оболенский, пуп земли?»

Хороший вопрос, кстати. Тьма возвращала меня к мысли о том, что мишенью был не я, а весь Дом Оболенских. Кому было выгодно его падение? Я не знал точного ответа.

«Именно, желающих достаточно. Как внутри Союза потомков Оболеснких, так и за его пределами. Но ты прав, Хрусталев. Мишень — не ты, а весь род. Точнее, то, чем он обладает».

Идиотская ситуация. Но думать нужно здраво. Если я сейчас дам слабину и поддамся порыву эмоций, нарушу обет. Обет, да еще и такой дурацкий, явно не дань традиции. У него есть смысл, и я ощущал происходившие изменения.

Значит, Леша пока что идет лесом. Как минимум до завтрашнего утра.

Я спрятал скомканную записку в карман облачения и уставился на Друзиллу, едва качнув головой.

— Слава Тьме…

Старуха, казалось, не на шутку обеспокоилась. И ее плечи заметно расслабились, когда я не выразил желания нарушать обет молчания.

— Иди к себе, брат Элевтерий, — выдохнула Друзилла. — Твое присутствие не обязательно, только еще сильнее раздразнишь этих дознавателей.

Я молча кивнул и отправился в жилое крыло. Но идти к себе не хотелось. Я дергался как на иголках, сам не понимая, отчего. Что-то меня тревожило, что-то свербело изнутри.

«Успокойся, Хрусталев», — сказала Тьма. — «Ты все сделал правильно».

Правильно, но совесть все равно мучила.

Я хотел, чтобы Оболенские были на моей стороне. В конце концов, я выторговал для них неприкосновенность, место в новом мире. Но примут ли теперь они этот дар, не зная истинного положения вещей?

И если мое обвинение было частью плана по разрушению Дома, то успеют ли они дожить до того будущего, в создание которого я впрягся?

«А ты и правда к ним привязался», — отозвалась сила. — «Надо же. Друзилла провела с тобой куда больше времени и, будем честны, сделала для тебя гораздо больше, но к ней ты подобных чувств не испытываешь. Почему?»

Она что, и правда не понимала?

«Человеческие чувства может в полной мере постичь только человек. Признаюсь, некоторые ваши поступки и эмоции до сих пор остаются для меня загадкой. Более того, я считаю их вредоносными. Они замутняют рассудок, не дают действовать конструктивно и в итоге приносят вам же боль и беды. Но вы, словно те мотыльки, продолжаете лететь на пламя и из раза в раз совершаете те же ошибки».

Поднявшись, я остановился перед камином и двумя креслами в холле. А затем, подумав, пошел в другую сторону. Не налево, где располагались ряды апартаментов, а направо — там я еще не бывал.

Эта часть здания оказалась чем-то вроде общественного пространства, в котором, впрочем, не было общества. Длинный коридор, выполненный в уже набившем оскомину готическом стиле пролегал параллельно Лиговскому проспекту. Окна моих апартаментов выходили в сад, а здесь вид был весьма динамичным.

«Что, чувствуешь себя узником?»

Не совсем. Просто я ужасно не любил, когда меня пытались поставить в дурацкое положение путем ультиматумов. Да никто не любит ультиматумы.

Я рассеянно пялился в окно, наблюдая за движением по улице. Летний день выдался не по-питерски жарким: девушки надели легкие платьица, деловые мужчины облачились в льняные костюмы, а звуки проезжающих автомобилей перекликались со стуком каблучков на женских босоножках. Жизнь протекала своим беззаботным чередом, и людям было невдомек, что скоро это изменится.

«Они ничего не почувствуют, если ты этого страшишься. Большинство даже ничего не заметит».

И это тоже почему-то пугало. Слишком уж оптимистичный рисовался сценарий.

Блуждая взглядом по обочине, я заметил знакомый автомобиль. Австрийская легковушка-кабриолет жемчужного цвета. Такая стояла в княжеском гараже. Серия эксклюзивная, такие могла позволить себе только знать. Значит, вот на чем приехал Леша.

Я застыл, ожидая сам не зная чего. Просто хотелось посмотреть одним глазком. Быть может, получится прочитать что-то на лице брата, если, конечно, удастся разглядеть…

Но первым делом мое внимание привлекла делегация, вышедшая из парадных дверей. Двое мужчин в форме — один постарше, второй помоложе, со здоровенной кожаной папкой под мышкой. С ними на крыльцо выплыла Друзилла, а хвост процессии состоял аж из четырех распорядителей.

Слуги остались на ступенях, а вот Друзилла решительно зашагала вслед за дознавателями, и, к моему удивлению… Элегантно подобрав юбки, села к ним в автомобиль. Через полминуты машина тронулась и уехала в сторону Невского.

Что это могло значить?

«Вернется — выясним».

А точно вернется?

«Ты что, первый день знаешь Друзиллу?»

И правда, чего это я? Наверняка Прима решила поджарить пару задниц и напомнить слугам государевым о неприкосновенности Ордена.

Распорядители расступились, и я наконец-то увидел Алексея. Братец шел, опустив голову, но по его походке и чуть сгорбленным плечам я понял, что он был разочарован, опечален и зол. Когда он злился, всегда двигался чуть резче. Чужому глазу это было недоступно, но родовой дар позволял мне замечать чуть больше. И сейчас Алексей Андреевич, определенно, был в ярости.

Я отодвинул шторы пошире, чтобы увидеть его спутницу. И едва слышно охнул, когда увидел ее — в строгом приталенном костюме, на головокружительных шпильках и с тугим узлом смоляных волос на затылке… Феодора.

Господи, ну ее-то он зачем сюда потащил?!

«Уверен, что он ее, а не она — его?» — отозвалась Тьма. — «Феодора знала тебя настоящего лучше всех. По-твоему, она могла бы попытаться уговорить хотя бы Алексея выслушать твою версию?»

Черт. А ведь могла. Но вот только момент она выбрала самый неподходящий.

Феодора задумчиво остановилась возле автомобиля — я заметил, что Алексей проявил галантность и открыл перед ней пассажирскую дверь. А затем внезапно она обернулась, словно почувствовала мое присутствие — и наши взгляды встретились.

Проклятье.

Она плакала. Совсем недавно. Лицо было краснее обычного, глаза блестели, немного потекла подводка…

Лучшего способа заставить меня чувствовать себя козлом придумать было невозможно.

Леша мягко, но настойчиво подтолкнул девушку к салону, и, словно сдавшись, Феодора резко отвернулась и села в автомобиль. Брат тоже уселся и сильно дал по газам. Точно был в ярости, обычно он старался водить аккуратно.

«Вот это меня в вас и удивляет», — шепнула Тьма. — «Ты сейчас сам как тот мотылек. Знал, что это не причинит тебе ничего, кроме боли, но все равно пошел смотреть в это окно. Мог отвести взгляд, мог отправиться к себе и наконец-то нормально выспаться. Но вместо этого ты предпочел мучение».

Да пошла ты.

Когда вернулась Друзилла, я толком не знал. Прима передо мной не отчитывалась, хотя мне было интересно узнать, какого рожна она сама поперлась к дознавателям. И все же передо мной стояли более насущные задачи: выдержать пост, обет молчания, не поубивать никого от голода и проверить, работал ли артефакт отца Юстиния на Алтае.

Собственно, первым делом я проверил пса. Едва я вошел в апартаменты, он уже был возле двери — охранял территорию. Я ожидал, что он шарахнется от меня или, наоборот, попытается напасть, почуяв изменившийся запах, но…

Алтай коротко гавкнул, обошел меня кругом, внимательно обнюхивая, затем что-то проворчал на своем собачьем и плюхнулся на лежанку.

Что ж, неплохо. Могло быть и хуже.

Колдовать при нем я не стал — во-первых, еще недостаточно восстановился, а во-вторых, решил, что для первого теста с Алтая будет достаточно.

И с учетом того, что эти сутки должны были быть наполнены одной лишь аскезой, а решил заняться единственным доступным и эффективным занятием — завалился спать.

Проснулся лишь под вечер, к ужину. Организм наконец-то потребовал еды, но вместо нее я предложил ему пищу для ума. Быстро выгуляв пса, до полуночи изучал книжки, и с одной из них и уснул в кресле.

На этот раз утро началось все-таки с кофе.

Я вздрогнул, когда Дионисий осторожно забрал книгу из моих рук.

— Совсем вы заучились вчера, господин, — широко улыбнулся парень. — Вам пока нельзя говорить, сутки не прошли.

Спасибо, что предупредил. Правда, есть, видимо, тоже еще было нельзя.

Я с тоской взглянул на мешок собачьего корма и поймал себя на мысли, что был готов наброситься на миску Алтая.

— Восемь утра, господин, — сказал Дионисий. — Предлагаю вам совершить прогулку, а к тому времени, глядишь, уже и трапезничать можно будет.

Хороший план. Я кивнул, сменил церемониальную «пижаму», которую забыл переодеть накануне, и облачился в барахло попроще. Только на этот раз Дионисий все-таки всучил мне все черное. Дескать, ты теперь темный брат Элевтерий, а не какой-то там княжич опальный, будь любезен соответствовать.

Друзилла появилась неожиданно. Алтай как раз нагулял «большие дела», пять минут крутился на выбранной поляне, пристраивая свою мохнатую задницу, и только пристроился… Как явилась Прима.

— Здравствуй, брат Элевтерий.

Я кивнул, жестом умоляя Алтая на этот раз закончить начатое. Пес сжалился, и я принялся убирать за ним. Забавно, что сейчас он даже не оскалился на Друзиллу. Вряд ли привык — он уже несколько раз встречался с Примой, но каждый раз выражал неудовольствие ее обществом. Сейчас пес просто отошел от нее подальше, но агрессии не проявлял.

Друзилла взглянула на часы.

— Срок почти вышел. Потерпи еще немного. Ты не срывался?

Я покачал головой.

— Замечательно. Та записка… Я поговорила с Лешей. Постаралась ему все объяснить, но не уверена, что он понял. Боюсь, семья сейчас настолько шокирована, что им нужно время. У меня есть новости. Много новостей. Если твой пес готов, давай продолжим у тебя в комнатах.

Я жестом подозвал Алтая, и все вместе мы вернулись во дворец.

Дионисий уже накрывал на стол и считал минуты до боя часов. Ровно в девять мой обет должен был закончиться. Казалось, слуга переживал за меня больше, чем я сам.

Я как раз закончил вытирать Алтаю лапы, когда часы конец-то пробили девять.

— Поздравляю, господин! — улыбнулся Дионисий. — Прошу к столу.

Ну очаровашка же. Друзилла отпустила его и вызвалась сама разлить кофе по чашкам. В этот раз чашек оказалось две — значит, успела его предупредить.

Старуха придвинула ко мне чашку ароматной кафы и внимательно уставилась мне в глаза.

— Как ощущения?

— Словно воздух вокруг меня изменился. Непонятно, необъяснимо, но все как-то иначе.

Прима кивнула.

— Так и должно быть. Привыкнешь. К хорошему быстро привыкаешь.

— Зачем вы поехали вместе с дознавателями.

Друзилла сделала глоток кофе и приподняла брови.

— Шпионил, значит?

— Случайно увидел.

— Что ж, мне, как твоей покровительнице, было необходимо выяснить все детали дела, которое тебе шьют. Разговорить дознавателей было легко, но они не могли знать всей подоплеки. Поэтому я отправилась к их руководству и разговорила Самойлова. Благо у меня совершенно случайно оказался ключ к его защитному амулету, который для полковника создавал уже известный тебе отец Юстиний… С Захарией было сложнее всего, но и я не зря столько лет практиковала.

Я поперхнулся горячим напитком. Значит, Самойлову уже полковника дали. Неплохо.

— Вы вот так просто применили способности на должностном лице? — опешил я. — За такое по головке не погладят.

— Ну пусть попробуют настучать по моей голове, я на это посмотрю, — проворчала Друзилла. — Кроме того, он ничего не понял. Ключ работает незаметно. Просто на время снимает защиту. И то, что я выяснила, гораздо интереснее потенциальных рисков. Слушай внимательно, дитя. У нашей семьи большие проблемы.

Это я и так понял. Но было странно слышать из уст Друзиллы словосочетание «наша семья». Мне казалось, она давно отдалилась от Оболенских и лишь изредка использовала связи в своих интересах.

— Что происходит?

— Заговор, сынок. Кое-кто из наших дальних родственников планомерно и весьма успешно топит Оболенских. Ведутся попытки разрушить репутацию, разорить род, чтобы, как я понимаю, скупить все по дешёвке. Я давно подозревала, что дело там нечисто, а когда ты… Володя разбился, и вовсе в этом убедилась. Только смотрела я немного не в ту сторону. Искала кого-то среди Союза потомков, а крыса оказалась среди нашей новообретенной родни. Это действительно заговор младших сыновей, только не тех, на кого подумали.

— Я не понимаю…

— Я тоже не понимала, но наконец-то смогла все сложить. У твоего отца тоже есть младший брат, если ты забыл.

— Владимир Николаевич, — рассеянно кивнул я. — В Москве… Но он вроде никогда не предъявлял притязаний…

— Много ты знаешь, дух призванный! Твой тезка в юности тоже тем еще колобродом был. Дед его потому и отправил в Москву, чтобы светился поменьше. Женил на Лариске Долгоруковой, самой симпатичной из сестер, дал имение и пару дел в управу в надежде, что Володька остепенится. Ну он и остепенился. Тоже стал тише воды ниже травы. Только вот зря дед твой расслабился. Зря отдалил от себя. Чуяла же я, что эта сучка Долгорукова попытается свои культяпки в наше добро сунуть…

Я слушал ее, позабыв и о кофе, и о еде, и даже о том, что отрекся от рода. Черт возьми, вот оно что было…

— Вот он, младший сын, что вступил в заговор, брат княжий, — выдохнула Друзилла. —Тебя, точнее, Володеньку-младшего втянули, чтобы отвести глаза. Наплели с три короба, посулили богатства и титул. Удобно повесить собак на такого дурачка, согласись? Володя, идиот, сам на все это пошел, только не знал, что он — ослик, перед которым размахивали морковкой.

Я бессильно откинулся на спинку стула.

— Что ж, теперь кое-что становится ясно. Про дядю Владимира я даже не думал. Отец отзывался о нем как о надежном человеке, даже Лешу к нему отправил за помощью…

Старуха непечатно выругалась.

— Ага. На смерть он его отправил. Почти что. Кабы у Леши не проснулись дары наследника, лежать бы ему на кладбище рядом с дедом. Только он думает все на тебя. А на самом деле убрать должны были вас обоих. Вам повезло, живучие оказались. Что один, что другой…

Вот теперь складывалось. Значит, не Володя тогда подложил ту куклу. Первым должны были устранить Лешу, но именно Володя-младший, выходит, спас брата, сам того не зная. А сейчас, когда основная ветвь Оболенских ослабела, дядюшка решил нанести окончательный удар?

«О чем я и говорила», — усмехнулась Тьма. — «Ты просто не туда смотрел».

А раньше предупредить было никак?!

— Значит, Долгорукие, — выдохнул я.

Прима кивнула.

— Долгорукие. Как пить дать приберут наше добро к рукам, еще и фамилию заберут. Уверена, Лариска со временем от мужа попытается избавиться. А там перевести основное добро в их фонды — дело техники. А я все гадала, зачем к тебе тогда, еще на остров, приезжал Федя Долгоруков. Полагаю, я знаю, за какие ниточки можно дернуть.