Тень берсерка

ГЛАВА ПЯТАЯ

В моем кабинете Бойко вел себя почти как в салоне Дюка. Только вместо живописной головы на стене тщательно изучал дешевую китайскую пластмассовую подставку для карандашей на письменном столе. Руководитель пресс-группы усиленно исполнял вид: этот процесс гораздо важнее вероятных санкций руководства из-за прохладного отношения к прямым обязанностям.

— Давно ты меня не радовал, Игорек, — пытаюсь отвлечь Бойко от тайных мыслей о неминуемости наказания.

— Разве последняя закупка была неудачной? — одной фразой поднимает свой рейтинг мой подчиненный.

— Кто бы спорил, однако я ожидал большего. По-настоящему ценных работ не так уж много.

— Да? Ну, извини, ты, наверное, на Рембрандта рассчитывал, Врубель уже мало устраивает, — наконец-то пришел в свое обычное состояние Игорь.

— Подумаешь, Рембрандт, тоже еще событие, — услужливо щелкаю «Ронсоном», чтобы Бойко наконец-то решился прикурить мальборину, свисающую с нижней губы. — Я-то надеялся, вы привезете хоть одно по-настоящему ценное полотно. А на деле? Какая-то сахарница, серебряная, правда, но работы почти неизвестного Масленникова, историческое полотно Галле... Вихельмсон с его живописными заскоками по поводу «рыбных дней». Ты хоть помнишь о «рыбных днях»? Золотые времена, ты тогда в газете пахал, под обкомовским игом. Но сейчас другие времена. Не желаешь вернуться к прежней деятельности в ту же газету? Она теперь выходит под эгидой облисполкома, куда направился обком почти в полном составе.

— Можно подумать, ты этого хочешь. Я, конечно, слегка задержался. Однако это не означает, что ты можешь разговаривать со мной как с мальчиком. Если сейчас скажешь, что я нуждаюсь в тебе больше, чем ты во мне, то позволь этому не поверить. Интересно, чем тебя разочаровала последняя закупка?

— Только тем, что среди работ не было самого знаменитого шедевра мировой живописи, принадлежащего кисти мадам Грундиг, — «Манифеста Коммунистической партии», — самым достойным образом отвечаю на вопрос Бойко. — Скажи, Игорь, откуда взялся портрет бородатого купчика? Даже в шутку не допускаю мысли, что он просквозил в салон мимо фирмы...

— Выходит, ко мне по-прежнему полное доверие, — криво усмехнулся Бойко. — Спасибо, родной, век не забуду.

— Ты кончай выступать, а то я докажу тебе делом, кто в ком больше нуждается, — весьма спокойно замечаю в ответ уже на явное проявление наглости. — Говори, что случилось?

— Ты в прошлый раз приказал нам работать с Рябовым? Вот мы и заработали. Твой цербер такой щедрый, дальше некуда... Этот портрет из моего собрания.

— Понял, Игорь. Значит, со мной тебе работать приятнее?

— Несмотря на твой ангельский характер, — выпалил Игорь, сосредоточенно уставился в стенку над моим плечом и ожесточенно затянулся.

Да, с Рябовым он точно переработался. Фраза о моем ангельском характере из Сережкиного лексикона. Только вот, вкалывая с Рябовым, Игорь рассчитывал на вознаграждение в моем стиле. И ошибся. А потом решил меня слегка повоспитывать, когда, вместо того, чтобы явиться на вызов, стал активно крутиться в салоне из-за хронического безденежья. Ничего, сейчас я тебя подлечу надежнее любого доктора, в том числе искусствоведения.

— А чего бы ты хотел, Игорек? Рябов не привык по достоинству оценивать работу интеллектуалов, он все больше со своими спиногрызами крутится, им платит. Конечно, после случившегося я не могу не учесть в следующий раз потери твоей команды из-за некомпетентности коммерческого директора.

После этих слов Бойко мгновенно перестал интересоваться состоянием стен в офисе, погасил сигарету и сосредоточился до такой степени, словно проблемы фирмы волнуют его куда острее, чем грозящий из-за горения на ее благо инсульт. Теперь, уверен, он будет носом землю рыть, лишь бы справиться с очередной высокооплачиваемой задачей как можно лучше. Вот что значит для меня пресловутый человеческий фактор. Дай человеку денег, они лучше любых призывов надавят на его совесть.

— Что нужно делать? — передо мной уже сидело само внимание, облаченное в безукоризненный английский костюм-тройку.

— Вспомнить о былой профессии твоей группы. Вы же творческие люди, в конце концов.

— Кино снимать? — загорелись глаза Бойко.

Да, в прошлый раз на кино он неплохо заработал. Узнай о гонораре Бойко известные режиссеры с нашей дергающейся в предсмертных судорогах киностудии, они осадили бы мой офис куда решительнее, чем восставший пролетариат — Зимний дворец. Фильм получился на загляденье. О героическом прошлом заслуженного генерала Велигурова, расстреливавшего именем народа всех, кто ему в руки попадался. Но кого сегодня заинтересуешь документальной лентой на подобную тему? Надоели народу эти разоблачения, люди зевают от набрыдшей лагерно-вышечной темы, им теперь веселиться хочется. Обычное явление, присущее традиционным пирам во время очередной чумы.

— Слушай, Игорек, а куда подевалась с экранов замечательная юмористическая передача «Розыгрыш», пользовавшаяся, как я понимаю, обалденным рейтингом?

— Куда и другие, — откровенно признался Бойко. — Им со спонсорами не везёт. Один за границу убежал, второй не успел, третьего тоже в подъезде дома расстреляли. Нефартовые они какие-то. Люди стали в последнее время суеверными. Кто после всего этого захочет стать их спонсором?

— Ты.

— Я?!

— Тебе тоже суеверие на мочевой пузырь давит? Сам понимаешь, ты ведь просто будешь платить. Сколько сочтешь нужным. Что до меня, то скупиться ради святого искусства не собираюсь.

После подобной фразы передо мной сидел уже совсем другой человек. Не слегка растерявший свой лоск по поводу дремучих суеверий Игорь, а прямо-таки отважный воитель за народное счастье смотреть всякую белиберду по ящику. Ну как ради этакой метаморфозы жирно не помочь телевидению Страны Чудес? В нормальных странах телевидение платило бы авторам «Розыгрыша» хорошие деньги за продажу права пускать их продукцию в эфир. У нас, конечно, и здесь все поставлено с головы на задницу. Группа, пользующаяся немалым успехом, оплачивает эфирное время, чтобы зрители прикипели к телевизорам. Нормальная схема, меня вполне устраивает. Захочу — дам пятьсот баксов, и телевизионный очерк про Педрилу всунут в эфир без второго слова.

Только подобный очерк мне без особой надобности. Зато очень хочется, чтобы люди обрадовались: юмористическая передача «Розыгрыш» снова появилась на голубых экранах, слегка потеснив некоторых ведущих аналогичного цвета.

— Значит, так, Игорь. Ты теперь спонсор...

— Нет, — твердо ответил несуеверный Бойко, — я могу вести переговоры от имени спонсора. Он человек скромный, хочет помочь талантливым людям...

— ...И, боясь нескромных вопросов налоговой, платит налом, оставаясь в тени, — продолжил я. — Ребята согласятся?

Бойко посмотрел на меня так, словно я сидел не в кабинете руководителя фирмы, а в той самой комнате, где даже потолок обит войлоком.

— Ну а если согласятся, то подскажи им одну идею, — воодушевился я. — Как всегда, ненавязчиво. Чтобы они сами до нее дошли. В Южноморске эта группа примелькалась, люди стали узнавать артистов, им тетерь гораздо тяжелее прикалывать прохожих. А если снять несколько программ в провинции?

— Можно подумать, там телевизоров нет, — толково возразил Бойко. — Их и в деревнях видели. Не все программы, но некоторые — наверняка.

— Ну да, так я тебе и поверил, — позволяю себе не согласиться с дельным замечанием, — вот что они там смотрят вместо телевизора.

Не без удовольствия демонстрирую Бойко кукиш и добавляю:

— Причем в абсолютных потемках. Керосин нынче кусается. Игорек, ты привык к роскошной жизни, когда свет отключают всего на несколько часов в сутки. Зато в провинции его на несколько часов в сутки включают. Я тебя убедил?

Мне бы пришлось удивляться, если бы Бойко стал противиться такому чересчур логическому доводу, покоящемуся на хорошей денежной основе. За свой будущий гонорар Бойко уже готов утверждать: несколько часов электрификации в сутки — чересчур жирно для сельских регионов. Потому что к проклятому будущему нет возврата. Ведь не зря великий вождь высказался: «Коммунизм — это есть советская власть плюс электрификация всей страны». От пути в коммунизм наш паровоз постройки братьев Черепановых отклонился не потому, что советская власть всем по-прежнему заправляет. Капут электрификации страны как нельзя лучше доказывает — путей в прошлое не бывает, и мы опять идем верной дорогой. В другом направлении. Приветствую изо всех сил, и мне подобные — тоже. Мы без света не сидим, нам не то что электрификация всей страны, персональные генераторы — и те по карману.

— Дальше, Игорек. В провинции люди несколько иные, чем в городе, так что и юморок должен быть по-настоящему пуповым.

— Например? — Бойко не решился высказывать свою концепцию будущей передачи, а элементарно ждал, как всегда, ценных указаний руководства. Эх, давало бы руководство страны указания при ценах на труд, как в «Козероге», мы бы Америку точно перегнали, всяких азиатских тигров пинками загнали в страны третьего мира. А так приходится самим в этот мир вгрызаться, лишь бы в четвертый не улететь.

Я прикурил сигарету, немного подумал и ответил:

— Например, идет по улице патруль. Не милицейский, а военный. Во главе с каким-то обер-лейтенантом, все с головы до ног в «Шмайсерах»...

— А может, лучше гестапо? — осмыслил мой план Бойко, как и положено творческому работнику.

— Вполне допустимо, — легко соглашаюсь на гестапо, а вовсе не бьюсь в судорогах, что это никак не укладывается в концепцию спонсора. — Значит, идет по улице оберштурмфюрер... Только не говори мне о полиции! Я уже согласен. Можешь даже обер-лейтенанта разжаловать в ротвахмистра полиции. Главное, чтобы патруль был вооружен до зубов и приставал к прохожим с вопросами. Естественно, на любимом нашими зрителями наречии оккупантов: «Матка, где есть штаб?.. Цюрюк! Хальт! Ти есть русски партизан! Их бин комиссар... Зольдатен...».

— Не тужься, — улыбнулся Бойко, — ты уже почти весь лексикон перечислил. Я все понял. Другие приколы должны быть аналогичными? То есть, как я понял, все они в той или иной мере должны быть связаны с оружием.

— Не только. Пиротехника нас тоже устроит.

— Нас-то устроит. Но ты же знаешь, начнутся рассказы про творческий поиск, видение передачи, вдобавок с оружием будут ходить артисты.

— И пусть ходят. Что до творческих поисков, так спонсор для начала отстегивает пятьдесят штук. Только не вздумай их переполовинить.

Бойко аж подпрыгнул в кресле, как будто я обвинил его в измене родине по безналичному расчету.

— Успокойся, Игорь. Значит, так. Возле них будет крутиться представитель спонсора — это раз. Дальше. Творческая группа, само собой, без изменений, но вот ее обеспечение — костюмеры, осветители... там их наверняка всех вместе человек двадцать наберется. Из них пять-шесть, ну, скажем, гример...

— Не годится. У них — свой, — безапелляционно заявляет Игорь, словно он уже нанялся работать председателем профкома «Розыгрыша».

— Это хорошо. Только, подозреваю, у него много свободного времени. Наверняка, будь у нас настоящая зима, чтобы навыки не потерять, сейчас бы снежных баб гримировал, если бы он на морковку мог заработать. Ладно, пусть будет их гример. Но, повторяю, пять-шесть человек кого угодно, хоть третьего помощника второго осветителя...

— Понял. Киностудия попросит предоставить кое-кому работу, когда даст напрокат «Розыгрышу» форму и оружие. Это моя задача, — блеснул высокой производительностью интеллектуального труда Бойко.

— Нет, это твоя работа. Интересная и высокооплачиваемая, — не позволяю руководителю пресс-группы повышать самомнение за мой счет.

— Кто представитель спонсора? — немного напрягся Бойко.

— Не переживай, не Рябов. Но из его службы.

— Андрей, что ли?

— А чем тебе Воха не угодил? Он что, тоже жадный?

— Ты его глаза видел? — выпалил Игорь. — Это же не человек, а какой-то робот-костолом! Еще идеальнее для убийства, чем белая акула.

— Это оттого, что акула по суше не ползает. Но скажи, Игорек, разве может быть другим представитель щедрого в наши-то дни спонсора, который платит кэшем?

Бойко не принялся вздыхать от реалий жизни, тем более, что я открыл сейф.

— Пятьдесят тысяч, Игорь. И еще десять. Пять будем считать премией за предыдущую операцию, когда ты работал с Зажимконторой Рябовым, а пять — аванс твоему Босягину.

— Что он должен делать?

— Быть у меня сегодня к концу дня. Нет, Игорь, о недоверии речи нет. Ему предстоит очень деликатная командировка, о которой я не имею права распространяться.

— Никому? — попытался поддеть меня Бойко и достиг своей цели. Я вздохнул и вполне откровенно ответил:

— Естественно, кроме коммерческого директора фирмы.

Бойко аккуратнейшим образом пересчитал купюры, сложил их в свой «дипломат» и с присущим интеллигентному человеку достоинством оставил меня в ожидании Рябова.

Стоило слегка расслабиться, как о своем существовании принялся напоминать козлобородый бухгалтер, постоянно вооруженный кипой бумаг под мышкой и валидолом в нагрудном кармане. В кабинет ему пробиться не удалось благодаря бдительности Марины, с помощью телефона бухгалтер до меня не добрался, однако хитрый старикан решил проблему дешево и сердито, использовав сотовую связь.

— Мне надо срочно тебя видеть! — без предисловий пошел в наступление маг цифири.

— Извини, обращайся к Голубенко. Я в отпуске, — решительно прерываю возможную агрессию козлобородого специалиста, в сравнении с которым немецкий патруль на провинциальной улице может показаться Божьей благодатью.

Отключив связь, я бесцельно покрутил в руках телефон. Вместо того, чтобы спрятать его в боковом кармане пиджака, погружаю свою экстренную связь в недра необъятного, согласно последнему воплю моды, пальто, которым при желании можно накрыть целый патруль.

Насчет патруля — неплохая идея, подчеркивающая верность выбора натурных съемок. Ну где еще могут быть партизаны, кроме лесов? И как привычно для наших киностудий снимать боевые действия среди сохранившихся с тридцатых годов развалин храмов.