Тернистый путь

НЕУДАЧНЫЙ ЗАПУСК

Последнее время Мике ужасно не везло. Просто катастрофически. Взять хотя бы бизнес с супергуталином и мазью для ращения волос. Все было так хорошо придумано! Казалось, что на этот раз жар-птица коммерческого счастья обязательно угодит в силки, приготовленные для нее ловким и умным Микой. Тем более что реклама по телевидению была запущена самая шикарная — на деньги, которые Мике дала его внучатая бабка, бывшая фрейлина бывшей русской императрицы. Эта зловещая старушенция, похожая на мумию, которую слегка подкрасили и снабдили пружинным заводом, чтобы она могла самостоятельно двигаться, заставила Мику выпить чашу унижения до дна. Прежде чем старая ведьма раскошелилась, пришлось около часа стоять перед ней на коленях, клянчить и хныкать, лобызая дурно пахнущую, жесткую, из одних сухожилий старушечью ручку, холодную, как лягушачья лапка.

Но черт с ними, с унижениями, — деньги были получены и реклама запущена — целых полминуты в эфире! А потом… Ну кто мог ожидать, что компаньон, взявший на себя всю химию и подготовку продукции к продаже, напьется до полного обалдения и все перепутает: в гуталиновые банки упакует мазь для ращения волос, а в банки для мази — супергуталин!

Предприятие лопнуло, как детский воздушный шар, к которому поднесли зажженную спичку. И тогда впавши в меланхолию от бесконечных своих неудач в манящей и волнующей сфере легкого бизнеса, вконец обнищавший Мика решился на крайность: он задумал жениться. И конечно, на миллионерше.

Мике стукнуло сорок восемь. У него была впалая грудь, редкие, плотно прилизанные волосы на бледном аристократическом черепе, мешочки под тусклыми совиными глазками и половина зубов во рту фальшивых. По правде говоря, он слабо соответствовал жениховским кондициям: пожилые одинокие миллионерши требуют за свои деньги настоящий мужской товар. Но у Мики был свой козырь — его титул. Все-таки он был князь Гагарин, настоящий князь, из «тех самых Гагариных». Мика знал, что там, в Советской России, его титул не стоит и ломаного гроша, но здесь, в Америке, это ценность, которую можно продать в трудную минуту. Ведь богатые американки падки на титулы, как осы на варенье, и эта их страсть долговечна и прочна, как граниты Манхэттена.

Проев фамильные запонки с бриллиантами, Мика понял, что роковая трудная минута наступила.

Нашелся комиссионер, который взялся устроить Мике его дело. Сговорились, что процентное вознаграждение с суммы приданого невесты он получит от жениха после оформления брака.

Комиссионер — развязный брюнет, нахально носатый, с тяжелой нижней челюстью — хлопнул Мику по плечу, велел не унывать и ждать хороших вестей. И действительно, через три дня явился и сказал, что невеста имеется. Ею оказалась миссис Элеонора Андерсен, вдова мультимиллионера владельца фирмы, занимавшейся изготовлением и продажей поздравительных открыток.

Похоронив супруга, скончавшегося от старческой непроходимости кишок, миссис Элеонора разослала родственникам и знакомым открытки люкс с изображением красивой дамы в трауре с печатью вечной скорби на бледном лице и с надписью: «Жди меня там, на небе!» — и тут же энергично принялась за поиски нового мужа здесь, на земле Комиссионер уверил Мику, что миссис Андерсен обязательно «клюнет на титул». Приободрившийся Мика побрился, надел свежий костюм, стрельнул у внучатой бабки на такси и поехал знакомиться со своей суженой.

Представляясь миссис Элеоноре, он с удовольствием отметил про себя, что невеста довольно мила и не очень стара. Вот только ножки у любительницы громких титулов, что называется, подгуляли. Наблюдательный Мика решил, что миссис Элеонора может носить мужские туфли сорок третьего размера, как минимум.

Поговорив о погоде, о политике, о киноновинках, Мика скромно удалился, предоставив дальнейшее комиссионеру.

Комиссионер пришел на следующий день несколько смущенный. Мика посмотрел на его бегающие глаза и коротко спросил:

— Лопнуло?

— Не то чтобы лопнуло, мистер Гагарин, — заюлил комиссионер, подыскивая слова, — а… затормозилось… немножко. Титул ваш ее очень интересует, но она сказала, что ваша наружность… как бы это выразиться? — лишена чисто мужского обаяния.

— Скажите пожалуйста, — обиделся Мика Гагарин. — Хочет иметь мужем настоящего князя, да еще чтобы он был Аполлоном Бельведерским! Не слишком ли это жирно… для дамы с ее размером ноги!

— Но вы же знаете размер ее текущего счета, мистер Гагарин! — развел руками комиссионер. — В общем, она сказала, что подумает. Не теряйте надежды!

Неделю спустя после этого разговора Мика Гагарин сидел в маленькой закусочной на Бродвее, жевал горячую «собаку»[1] с горчицей и меланхолически размышлял о своем затянувшемся невезении.

Вдруг с улицы в закусочную ввалился человек в шляпе, сдвинутой на затылок. Лицо у него было возбужденное, красное, в руке зажата скомканная газета.

— Русские опять нас общелкали! — проорал он с порога, размахивая газетой. — Их парень побывал в космосе и вернулся на Землю!

Так Мика Гагарин узнал о подвиге своего советского однофамильца. И тут же, в закусочной, его осенила идея, показавшаяся ему блестящей и многообещающей со всех точек зрения. Одним ловким ударом он поправит свои дела. Все и всяческие! Но нельзя терять ни минуты. Сначала к бабке!

Бывшая фрейлина бывшей русской императрицы, выслушав Мику, пожевала бескровными губами и сказала:

— А знаешь, Мика, вполне возможно, что он наш. Ведь Юрий — это гагаринское имя. Мой двоюродный кузен был, например, князь Юрий. Он учился в пажеском. Летчика могли назвать в честь деда. У Гагариных это принято.

— Отлично! — обрадовался Мика. — Так и напишем: в честь деда… А вы не помните, гранд тант, этот ваш князь Юрий не увлекался астрономией? Ну, разными там звездами… Марсом, Венерой? Это было бы тоже неплохим доказательством.

— Венерой князь Юрий очень увлекался! — тонко усмехнулась мумия с пружинным заводом. — Его даже за границу возили лечиться… Про звезды лучше не надо писать, Мика!..

— Не буду… Вот здесь вам надо подписаться, гранд тант!..

В редакции бойкой распространенной газеты Мику приняли очень любезно, сказали, что его заявление имеет сенсационное политическое значение и что эта сенсация будет «весьма неприятным для коммунистов сюрпризом».

«Сюрприз» опубликовали в вечернем выпуске газеты, снабдив соответствующими комментариями.

Наконец-то Мика Гагарин почувствовал себя Иваном-царевичем, схватившим за хвост жар-птицу долгожданной удачи! Понимая, что железо надо ковать, пока оно горячо, он позвонил по телефону своему комиссионеру и сказал, чтобы тот бросил все другие дела и немедленно ехал бы к миссис Элеоноре Андерсен.

— Покажите ей газету! — кричал Мика в трубку, задыхаясь от волнения. — Я надеюсь, теперь-то она перестанет ломаться!

— О'кей! Еду! — сказал комиссионер и положил трубку

В назначенный день ровно в шесть часов вечера комиссионер вошел в закусочную, где его уже поджидал Мика. Комиссионер как-то странно и нехорошо улыбался.

— Неужели опять… лопнуло? — спросил Мика трагическим голосом.

— Лопнуло, мистер Гагарин! — бодро ответил комиссионер. — И, кажется, окончательно.

— О черт! Неужели на нее не произвело впечатления, что я… «его» какой-то там кузен?

— Но ведь ваша ракета не взлетела, мистер Гагарин, — сказал комиссионер и снова нехорошо улыбнулся. — Вы же наврали. Оказывается, этот русский парень совсем не князь, а сын фермера. Или, как так, в России, говорят, сын колхозника. Весь мир об этом знает. Но дело даже не в этом!

— А в чем же, черт возьми?!

— Видите ли, у меня такое впечатление, что миссис Элеонора сейчас хочет только космонавта. Она решила обождать, пока кто-нибудь из холостых американцев сделает нечто подобное. И тогда она со всеми своими миллионами тут же, так сказать, выйдет на его орбиту!..

Мика опустил голову. Опять жар-птица вырвалась из его рук и улетела. Куда? В космос!..

— Не отчаивайтесь так, мистер Гагарин! — вкрадчиво сказал комиссионер и взял Мику за рукав поношенного пиджачка. — У меня на примете есть для вас еще одна дама. Правда, ей под семьдесят.

Но Мика Гагарин не стал его слушать.

Он шагал по гудящему Бродвею, не замечая ни людей, ни машин, ни весны, которая даже в задымленное нью-йоркское небо ухитрилась забросить свою свежую синеву. Мике было не до весны. Впрочем, и весне было решительно все равно, что творилось в душе потомка сиятельного княжеского рода. Она пришла в мир не для него.